Советская республика и капиталистический мир. Часть I. Первоначальный период организации сил

Среди тех многочисленных цитат из моих заявлений, на которые ссылается г. представитель киевской Рады, отсутствует одна, имеющая серьезнейшее значение для данного вопроса.

Я заявил тогда же, без какого-либо протеста со стороны представительства киевской Рады, что именно ввиду неопределенности положения Украинской Республики, прежде всего в смысле установления ее границ, по всем спорным вопросам необходимо соглашение обеих представленных здесь делегаций. Это заявление, само собою разумеется, предполагало и обратный отрицательный вывод, а именно, что всякое соглашение между делегацией киевской Рады и центральными империями, – соглашение, в силу неопределенности границ этих государств вызывающее возражения со стороны российской делегации, тем самым лишается своего значения. Все ссылки на внутренние перемены в политической жизни украинского народа, разумеется, не могут иметь решающего юридического значения, – это мы готовы признать, – но именно вследствие отсутствия определенного положения и юридической оформленности в интересующем нас вопросе, мы неизбежно должны подойти к нему с практической точки зрения. Только поэтому я позволил себе сослаться на фактические отношения, явившиеся результатом борьбы двух организаций, претендующих на государственную власть на Украине. Вопрос, стоящий на очереди, – вопрос исторический. Центральные империи, как и другие государства, заинтересованы в определении своего отношения к Украине по существу; они также заинтересованы в том, чтобы не принимать мнимых величин за действительные. Именно поэтому я должен указать на то, что в некоторых кругах имеется, быть может, тенденция к переоценке силы и значения сепаратистских стремлений, существующих в революционной России. В разных областях России, в особенности на ее периферии, сепаратистские тенденции проявляют в настоящий момент те именно классы или группы населения, которые до революции являлись носителями самого беспощадного централизма. В этом сепаратизме нельзя видеть длительной исторической тенденции; это только временное орудие самообороны определенных слоев населения, опасающихся революционной власти. По мере утверждения власти Советов во всей стране, имущие группы переносят свои сепаратистские стремления все дальше и дальше на окраины, и для освещения вопроса крупное значение имеет тот факт, что наиболее яркие проявления сепаратизма замечаются в настоящее время в помещичьих верхах казачества, т.-е. в тех именно группах, которые в прошлом являлись носителями принципа железного централизма. Если мы на минуту допустим победу этих групп в нынешней России, то для всякого реально мыслящего политика ясно, что они снова станут носителями централизма.

Я полагаю, что именно поэтому тем правительствам, которые желают считаться с реальными, а не с мнимыми величинами, следовало бы сделать необходимый вывод при определении своих отношений к Российской Республике, принимая во внимание при этом не те или иные формулировки, искусственно построенные на оглашенных здесь заявлениях, но реальные отношения, как они складываются в нынешней России. Я не думаю, разумеется, что г. г. представители Четверного Союза могут взять на себя роль третейского судьи в вопросе о внутренних отношениях в России или на Украине. Я счел только нужным добросовестно обрисовать действительное положение вещей. Наше правительство по-прежнему стоит на точке зрения, формулированной мною в тот момент, когда этот вопрос встал перед нами впервые. До тех пор, пока делегация киевской Рады сохраняет свой мандат, мы не возражаем против ее самостоятельного участия в переговорах, но теперь, когда в состав нашей делегации вошли представители Украинского Исполнительного Комитета, мы с удвоенной настойчивостью повторяем, что войти в силу могут только те соглашения с Украинской Радой, которые получат и наше признание.

После выступления от имени укр. делегации Любинского,[83] который отрицает за советской украинской делегацией право представлять Украину и настаивает на правомочности делегации УНР., Чернин от имени делегаций Четверного Союза делает заявление о том, что они признают УНР, «как свободное суверенное государство, вполне правомочное вступать в международные сношения», указывая при этом на будто бы изменившуюся точку зрения делегации РСФСР.

Троцкий. Я еще раз должен отметить, что ссылка на наше изменившееся отношение к Украинской Раде совершенно неправильна. Я уже дважды цитировал относящееся сюда место моего заявления. Мои слова не допускают никаких перетолкований. Во всяком случае, независимо от позиции, занятой в настоящий момент Четверным Союзом по отношению к Украине, нет никакого сомнения в том, что заинтересованные правительства затрудняются указать, не говоря уже обо всем прочем, каковы именно географические границы той независимой республики, которую они только что признали. А так как в мирных переговорах границы государства являются вопросом далеко не безразличным, то заявление мое о необходимости совместного с нашей делегацией решения этого вопроса, в силу логики вещей, сохраняет свое полное значение.

Кюльман запрашивает, «является ли декларация, оглашенная украинским членом российской делегации, также и официальным сообщением российского правительства».

Троцкий. Разумеется, мы несем за эту декларацию полную ответственность постольку, поскольку она непосредственно касается хода мирных переговоров, и поскольку взгляды украинской делегации совпадают с точкой зрения российской делегации. Полагаю, что только в таких пределах декларация эта и может подлежать рассмотрению.

(Л. Троцкий.) ДЕКЛАРАЦИЯ[84] УПОЛНОМОЧЕННЫХ НАРОДНОГО СЕКРЕТАРИАТА УКРАИНСКОГО ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО КОМИТЕТА, ОГЛАШЕННАЯ ТОВ. МЕДВЕДЕВЫМ (ПЛЕНАРНОЕ ЗАСЕДАНИЕ МИРНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ)

(1 февраля 1918 г.)

Севрюк (новый председатель делегации УНР вместо Голубовича), опровергая в длинной речи доводы тов. Троцкого в его выступлениях на предыдущем заседании, вручает ноту о провозглашении УНР и предлагает признать ее, «как совершенно самостоятельное и независимое государство».

Медведев. Уважаемое собрание! Великая русская революция сбросила ярмо царского гнета, национальной неволи и господства помещиков и капиталистов, передала крестьянам землю, поставила рабочего во главе предприятий и на III Съезде Советов учредила Великую Российскую Федеративную Рабочую и Крестьянскую Республику – свободный союз свободных народов – Республику Советов Рабочих и Крестьянских Депутатов.

Здесь, в Брест-Литовске, от имени Народной Украинской Республики выступала до настоящего времени делегация киевской Рады.

Украинские Советы, единственная власть, которую признает трудящийся народ нашей страны, не были здесь представлены. Украинский Исполнительный Комитет, суверенный орган украинского народа, с самого начала не признавал за киевской Радой права говорить от его имени. Чувствуя свою слабость и оторванность от трудящегося населения Украины, делегация киевской Рады повела переговоры за спиной украинского народа тайно, в четырех стенах, отдельно от российской делегации. Весть об этих переговорах вызвала глубокий протест трудящихся масс украинского народа и окончательно подорвала устои власти киевской Рады. Украинский народ хочет скорейшего мира. Но этот мир он хочет заключить совместно со всей Российской Федеративной Республикой, в братском единении с ее трудящимся населением. Глубоко ошибаются те, кто полагают, что только цепи царизма связывали Россию с Украиной. Эти цепи пали, но глубокая экономическая и культурная связь между братскими народами осталась, и в настоящее время эта связь закрепляется на основах свободного соглашения. Мы считаем своим долгом предупредить народы Австро-Венгрии и Германии, что всякие попытки противопоставить Украину России и на этом противопоставлении построить дело мира покоятся на ложном основании и потому обречены с самого начала на крушение. Киевская Рада встала на путь такой именно политики, и на судьбе киевской Рады всякий дальновидный государственный деятель может убедиться в том, что политика заключения мира с отдельными частями Российской Федеративной Республики ложна в самом своем основании. Кто ищет не минутных успехов, а прочных мирных отношений на долгие годы, тот должен вести переговоры о мире всеобщем со всеми народностями России, связанными общими экономическими, культурными и государственно-федеративными интересами.

Мы, уполномоченные Народного Секретариата Украинского Исполнительного Комитета, входящего в состав российской мирной делегации, заявляем:

Народный Секретариат стремится к созданию таких условий, при которых весь украинский народ, живущий на Украине, в Галиции, Буковине и Венгрии, независимо от разрезающих его ныне на части государственных границ, мог бы жить как одно целое, причем вопрос о дальнейшем государственном положении Украины в ряду других государств должен разрешиться путем свободного голосования всего объединенного украинского народа. Нам известно отношение к этому вопросу правительства Австро-Венгрии, не допускающего рассмотрения общеукраинского вопроса на настоящих мирных переговорах.[85] Но мы выражаем свою глубокую уверенность в конечной победе демократических принципов, – победе, которая обеспечит в ближайшем будущем многострадальному украинскому народу единство и свободное братское единение со всеми соседними народами.

Что касается нынешних мирных переговоров, то Народный Секретариат Украинской Республики целиком и полностью придерживается принципов демократического мира, провозглашенных российской революцией и подтвержденных Украинскими Советами – мира без аннексий и контрибуций, – мира, обеспечивающего народам право на самоопределение.

В отношении оккупированных областей мы присоединяемся целиком к выставленному здесь российской делегацией положению, согласно которому заинтересованные народности сами должны решать свою судьбу путем народного голосования, которому должен предшествовать вывод чужеземных войск.

В заключение, мы еще раз и со всей категоричностью заявляем, что соглашения и договоры с киевской Радой войдут в жизнь и получат признание украинского народа лишь в случае их одобрения и признания делегацией Российской Советской Федеративной Республики, в состав которой мы входим.

ПРЕНИЯ О ДЕКЛАРАЦИИ (ПЛЕНАРНОЕ ЗАСЕДАНИЕ МИРНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ)

(1 февраля 1918 г.)

Троцкий. Совершенно неоспоримо заявление российской делегации, что те конфликты, которые имелись и имеются у правительства Совета Народных Комиссаров с киевской Радой, ни в каком смысле не ограничивают нашего признания независимости Украинской Республики. Но приходится с самого начала указать на то смешение понятий, которое заключается в отождествлении самостоятельности страны с признанием того или иного ее правительства. Никто здесь не сомневается в независимости Российской Республики, но всем известно, что правительство Совета Народных Комиссаров еще не признано целым рядом государств. Финляндия признана целым рядом правительств, как независимая республика, но, по последним сведениям, правительство независимой Финляндской Республики, получившее признание держав, сменилось новым правительством финляндских рабочих и крестьян.[86] Финляндское правительство, немедленно после признания независимости Финляндии, изъявило притязание на участие в мирных переговорах. Мы, с своей стороны, не усматривали никаких препятствий к такому участию, и, насколько мы осведомлены, со стороны держав Четверного Союза также не было против этого возражений. Само собою разумеется, что смена правительств в Финляндии ничего не изменяет в международно-правовом положении Финляндской Республики. Когда перед нами встал практически вопрос о признании делегации киевского Секретариата, процесс самоопределения Украинской Республики далеко еще не закончился; эта неопределенность положения Украины нашла себе подтверждение в отказе г. г. представителей Четверного Союза от немедленного признания независимой Украинской Республики и в сохранении за собой права определить свое окончательное отношение к этому вопросу, в соответствии со смыслом и подписанием мирного договора. В какой мере международно-правовые отношения и государственное положение Украины еще не определились, видно также из того, что мы сегодня из уст г. председателя украинской делегации узнали о новом, в высшей степени важном принципиальном изменении, которое вносится киевской Радой в определение международного положения Украинской Республики, а именно, что киевская Рада отказывается от участия в Республиканской Российской Федерации, и это в тот момент, когда на III Всероссийском Съезде Советов, при прямом участии представителей украинских советов, российское государство признано Федеративной Республикой, в состав которой входит Республика Украинская.

Среди тех многочисленных цитат из моих заявлений, на которые ссылается г. представитель киевской Рады, отсутствует одна, имеющая серьезнейшее значение для данного вопроса.

Я заявил тогда же, без какого-либо протеста со стороны представительства киевской Рады, что именно ввиду неопределенности положения Украинской Республики, прежде всего в смысле установления ее границ, по всем спорным вопросам необходимо соглашение обеих представленных здесь делегаций. Это заявление, само собою разумеется, предполагало и обратный отрицательный вывод, а именно, что всякое соглашение между делегацией киевской Рады и центральными империями, – соглашение, в силу неопределенности границ этих государств вызывающее возражения со стороны российской делегации, тем самым лишается своего значения. Все ссылки на внутренние перемены в политической жизни украинского народа, разумеется, не могут иметь решающего юридического значения, – это мы готовы признать, – но именно вследствие отсутствия определенного положения и юридической оформленности в интересующем нас вопросе, мы неизбежно должны подойти к нему с практической точки зрения. Только поэтому я позволил себе сослаться на фактические отношения, явившиеся результатом борьбы двух организаций, претендующих на государственную власть на Украине. Вопрос, стоящий на очереди, – вопрос исторический. Центральные империи, как и другие государства, заинтересованы в определении своего отношения к Украине по существу; они также заинтересованы в том, чтобы не принимать мнимых величин за действительные. Именно поэтому я должен указать на то, что в некоторых кругах имеется, быть может, тенденция к переоценке силы и значения сепаратистских стремлений, существующих в революционной России. В разных областях России, в особенности на ее периферии, сепаратистские тенденции проявляют в настоящий момент те именно классы или группы населения, которые до революции являлись носителями самого беспощадного централизма. В этом сепаратизме нельзя видеть длительной исторической тенденции; это только временное орудие самообороны определенных слоев населения, опасающихся революционной власти. По мере утверждения власти Советов во всей стране, имущие группы переносят свои сепаратистские стремления все дальше и дальше на окраины, и для освещения вопроса крупное значение имеет тот факт, что наиболее яркие проявления сепаратизма замечаются в настоящее время в помещичьих верхах казачества, т.-е. в тех именно группах, которые в прошлом являлись носителями принципа железного централизма. Если мы на минуту допустим победу этих групп в нынешней России, то для всякого реально мыслящего политика ясно, что они снова станут носителями централизма.

Я полагаю, что именно поэтому тем правительствам, которые желают считаться с реальными, а не с мнимыми величинами, следовало бы сделать необходимый вывод при определении своих отношений к Российской Республике, принимая во внимание при этом не те или иные формулировки, искусственно построенные на оглашенных здесь заявлениях, но реальные отношения, как они складываются в нынешней России. Я не думаю, разумеется, что г. г. представители Четверного Союза могут взять на себя роль третейского судьи в вопросе о внутренних отношениях в России или на Украине. Я счел только нужным добросовестно обрисовать действительное положение вещей. Наше правительство по-прежнему стоит на точке зрения, формулированной мною в тот момент, когда этот вопрос встал перед нами впервые. До тех пор, пока делегация киевской Рады сохраняет свой мандат, мы не возражаем против ее самостоятельного участия в переговорах, но теперь, когда в состав нашей делегации вошли представители Украинского Исполнительного Комитета, мы с удвоенной настойчивостью повторяем, что войти в силу могут только те соглашения с Украинской Радой, которые получат и наше признание.

После выступления от имени укр. делегации Любинского,[87] который отрицает за советской украинской делегацией право представлять Украину и настаивает на правомочности делегации УНР., Чернин от имени делегаций Четверного Союза делает заявление о том, что они признают УНР, «как свободное суверенное государство, вполне правомочное вступать в международные сношения», указывая при этом на будто бы изменившуюся точку зрения делегации РСФСР.

Троцкий. Я еще раз должен отметить, что ссылка на наше изменившееся отношение к Украинской Раде совершенно неправильна. Я уже дважды цитировал относящееся сюда место моего заявления. Мои слова не допускают никаких перетолкований. Во всяком случае, независимо от позиции, занятой в настоящий момент Четверным Союзом по отношению к Украине, нет никакого сомнения в том, что заинтересованные правительства затрудняются указать, не говоря уже обо всем прочем, каковы именно географические границы той независимой республики, которую они только что признали. А так как в мирных переговорах границы государства являются вопросом далеко не безразличным, то заявление мое о необходимости совместного с нашей делегацией решения этого вопроса, в силу логики вещей, сохраняет свое полное значение.

Кюльман запрашивает, «является ли декларация, оглашенная украинским членом российской делегации, также и официальным сообщением российского правительства».

Троцкий. Разумеется, мы несем за эту декларацию полную ответственность постольку, поскольку она непосредственно касается хода мирных переговоров, и поскольку взгляды украинской делегации совпадают с точкой зрения российской делегации. Полагаю, что только в таких пределах декларация эта и может подлежать рассмотрению.

Л. Троцкий. ЗАСЕДАНИЯ РУССКОЙ, ГЕРМАНСКОЙ И АВСТРО-ВЕНГЕРСКОЙ ДЕЛЕГАЦИЙ (ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОМИССИЯ)

I. Заседание 31 января 1918 г

Троцкий. Разрешите предложить еще один вопрос. Я узнал из газет, что г. статс-секретарь в своем письме на имя председателя польского министерства Кухаржевского[88] обещал возбудить вопрос о приглашении представителя этого министерства для участия в мирных переговорах. Можно ли ожидать, что этот вопрос будет поднят в одном из ближайших заседаний?

Кюльман. «Мы поставим этот вопрос на обсуждение тогда, когда сочтем это нужным».

Троцкий. Я хотел, отнюдь не стесняя г. статс-секретаря в выборе удобного для него времени, лишь устранить возможность недоразумения относительно того, будто с нашей стороны встречаются затруднения продвинуть этот вопрос вперед. Наоборот, мы заинтересованы в том, чтобы вопрос этот был поставлен как можно скорей, так как то освещение нашей позиции, которое дано в упомянутом письме, находится в решительном противоречии с нашей действительной точкой зрения.

Кюльман заявляет, что из выступлений тов. Троцкого по вопросу об Украине явствует, будто точка зрения российской делегации по вопросу об оккупированных областях подверглась изменению, которое он и приветствует.

Троцкий. Я пока ничего не говорил об изменении нашей точки зрения, я только хотел сказать, что наша точка зрения подверглась изменению в изложении г. статс-секретаря.

II. Заседание 3 февраля 1918 г

Кюльман, сообщая, что точка зрения делегаций Четверного Союза на приглашение представителей пограничных западных областей не подверглась никаким изменениям, предлагает российской делегации высказаться по этому поводу.

Троцкий. Из недавно опубликованного письма г. статс-секретаря к польскому министру-президенту Кухаржевскому я понял, что г. председатель германской делегации заявил польскому министру-президенту, что он берет на себя инициативу в этом вопросе после возобновления наших переговоров в Брест-Литовске. Весьма возможно, что печать не совсем точно передала содержание этого письма, – печать вообще сейчас, во время войны, не отличается точностью, – но, не встречая опровержений, смею предполагать, что дело обстоит именно так. Я придерживаюсь того мнения, что указанные в письме мотивы недопущения делегации польского министерства, с ссылкой на точку зрения российской делегации, ни на чем не основаны. Считаю необходимым прежде всего установить следующие факты: ни германская, ни австро-венгерская делегации не возбуждали вопроса о привлечении к переговорам представителей польского правительства, как представителей самостоятельного польского государства. Вопрос этот возник лишь тогда, когда российская делегация указала противной стороне на полное противоречие в ее отношении к вопросу, на то, что германское и австро-венгерское правительства, признавая на словах суверенные права польского государства, вместе с тем не поднимают вопроса о привлечении польского правительства к переговорам о судьбе Польши. Только когда вопрос был поднят нами, противная сторона заявила, что раз мы вносим такое предложение, то она готова подвергнуть его благожелательному рассмотрению. Таким образом очень важно подчеркнуть еще раз, что германская и австро-венгерская делегации явились на переговоры без предварительного решения своих правительств о привлечении польского правительства к переговорам; между тем, если бы они относились к польскому министерству, как к правительству независимого государства, это являлось бы неизбежным следствием их точки зрения.

Со своей стороны, мы целиком и без всяких ограничений признаем независимость польского народа и польского государства, вопреки утверждениям этого письма. Но для нас очевидно, что эта независимость остается призрачной до тех пор, пока Польша находится под режимом военной оккупации. Именно вследствие нашего признания независимости польского народа и польского государства, мы не можем, не покушаясь на эту независимость, считать полномочными представителями польского народа лиц, назначенных оккупационными властями. Мы могли бы временно признать, в качестве правомочного представительства для самостоятельного участия в мирных переговорах, только такое представительство Польши, которое получило бы санкцию авторитетных органов самого польского народа. Принимая во внимание, что польский народ богат политическим опытом и что его социальные и национальные стремления нашли себе выражение в сильных и устойчивых политических партиях, мы высказываем нашу уверенность в том, что временное представительство независимой Польши для участия в мирных переговорах могло бы быть создано немедленно путем свободного соглашения польских политических партий, опирающихся на народные массы и, в частности, на рабочий класс. Мы, со своей стороны, готовы признать такое полномочное представительство целиком, без всяких ограничений. Наконец, поскольку польская Рада, созданная согласно желанию центральных держав, намерена участвовать в мирных переговорах, мы полагаем, что идущие, по-видимому, навстречу этому желанию делегации центральных империй (те самые делегации, которые заявляли нам, что польское министерство действует в рамках, указываемых оккупационными германскими и австро-венгерскими властями) могли бы создать соответствующие условия и для участия польского министерства в настоящих переговорах. Это отвечало бы только фактическому положению вещей.

Я позволю себе напомнить, что при возникновении здесь вопроса о признании делегации украинской Рады, мы не потребовали от противной стороны признания Украинской Республики до момента заключения мирного договора. Мы считали, что, ввиду неопределенности положения, отношения определятся в процессе самих переговоров. Мы, со своей стороны, только приветствовали бы такое участие польской Рады в переговорах, так как оно дало бы ей возможность открыто, перед лицом польского народа, высказаться по таким вопросам, как очищение польской территории от чужеземных войск и «исправление» границ за счет независимого польского народа. Заявления и требования делегации министерства Кухаржевского получили бы здесь тем более полную и всестороннюю оценку, что в состав нашей делегации входит представитель трудящихся масс Польши.[89]

В заключение позволю себе еще раз обратить внимание г. г. присутствующих на часто возникающее в наших переговорах логическое недоразумение, будто то или иное наше отношение к правительству определяет также наше отношение к народу и государству. Если мы не считаем министерство Кухаржевского, на основании имеющихся у нас данных, полномочным правительством польского народа, то это отнюдь не означает, что мы не признаем независимости польского государства и польского народа. Так, мне пока неизвестно, чтобы германское правительство успело признать новое финляндское правительство, но я думаю, что самый факт существования нового финляндского правительства не может мешать германскому правительству впредь признавать независимость Финляндской Республики.[90]