В преддверии Храма

Наконец последняя истина: «Ученик не может стоять в присутствии Учителя, пока стопы его не омыты кровью сердца». Подобно тому, как слезы обозначают влагу жизни, так и кровь сердца обозначает самую жизнь: кровь сердца, омывающая стопы ученика, это – жизнь ученика, от которой он отказывается, чтобы отдать ее всему миру. Жизнь – самое ценное достояние человека, и потому он должен отказаться от нее, чтобы иметь право стоять перед лицом Тех, Кто все отдали. Перед Их лицом он может предстать лишь тогда, когда он погасил желание жизни для себя, желание рождения и каких-нибудь личных переживаний: он омыл стопы свои кровью собственного сердца и отдал свою жизнь на благо человечества, на служение. Эту истину можно вполне постигнуть лишь в Храме, ибо такое полное отречение от жизни, такое освобождение от всех желаний, это есть совершенство тех, кто стоят на пороге последнего посвящения, это торжество архата,[9] познавшего все, что можно познать, но важно знать, что такова истина, и потому она начертана уже в Притворе.

Разобрав эти ступени и стадии, ведущие к порогу Храма, мы начинаем понимать, чем станут те, кто стоит перед Вратами, готовясь переступить через порог; многое и в них есть еще несовершенного, много остается им проработать и осуществить, чтобы достигнуть высот Посвященных. Но стоящие здесь – люди убежденные, с определенным характером, с очищенной жизнью, с потухшими или угасающими страстями, с самообладанием, с стремлением к служению, к чистоте, к высочайшему благородству жизни. Стоя на пороге, дерзнем ли мы на мгновение взглянуть вперед, чтобы понять ожидающее нас грядущее, понять, почему в Преддверии так много требуется от ученика? Четыре Тропы, или четыре Ступени, виднеются в самом Храме, и каждая имеет свои собственные Врата, Врата великих Посвящений. В «Голосе Безмолвия» и в некоторых других книгах получающий первое Посвящение именуется «вступивши в Поток». Так называется тот, кто перешагнул пороги вошел в Храм, из которого никто уже не выходит.

«Вступление в Поток» есть определенный шаг. Перед вступившими лежит еще семь жизней. Редко человек, вступивший в поток, достигает цели во время одной и той же жизни; обыкновенно ему остается прожить семь жизней раньше, чем он может сделать последний шаг. Но все эти выражения не надо понимать буквально, ибо жизни суть результаты, их нельзя всегда измерять земными рождениями и смертями: они не столько жизни, сколько известные этапы на пути эволюции, которые не всегда измеряются промежутком между колыбелью и могилой. Эти стадии следуют друг за другом непрерывно и без перерыва самосознания.

За этими первыми Вратами стоят вторые, иными словами, второе Посвящение, в котором последние слабости человеческой природы отпадают одна за другой, ибо все должно отныне осуществляться в совершенстве. По мере того как ученик подвигается, оковы его, последние слабости, падают, и он близится к совершенству, к полному проявлению божественного в человеке.

Сказано, что после второго Посвящения человек принимает только еще одно рождение. Только раз должен он еще вернуться, а затем его принудительный круг рождений и смертей закончен. Он может снова вернуться к воплощению, но это будет по свободному желанию служения, а не в силу вращения колеса рождений и смертей. Достигнув этой стадии, он подходит к третьим Вратам. После третьего Посвящения он становится тем, кому не суждено больше принимать рождений; в течение своего воплощения он пройдет четвертую стадию, которая приведет его к порогу нирваны, где нет больше принудительного для души закона. Четвертая стадия – ступень архата, на которой сбрасываются последние оставшиеся оковы.

Можно ли какими бы то ни было земными словами изобразить эти последние ступени, эти четыре Посвящения? Доступно ли нам понимание всего труда, который открывает эти Врата и подготовляет жизнь по ту сторону? Мы уже знаем, что неофит еще далеко не совершенен. В книгах, озаренных лучами из Храма, говорится, что должны еще пасть десять оков человеческих слабостей. Почему же так строги требования к тем, кто готовится переступить порог? Почему так много должно быть осуществлено раньше, чем будет дано разрешение войти в Храм и держащие ключи раскроют Врата? Потому что часть разобранных нами условий должна быть налицо еще до этой минуты. Каждый шаг по ту сторону порога дает большую и большую власть человеку. В Храме глаза раскрываются и человек действует и живет так, как здесь невозможно. Новое зрение, слух и делание делают из него человека, отличного от окружающих, владеющего неведомыми им силами; среди людей он только отчасти с ними; участвуя в общей жизни, он живет особой жизнью. Понятно, что раньше, чем ему можно доверить власть, он действительно должен стать иным человеком, чтобы данная ему власть не оказалась опасной для других. Если бы такой человек все еще имел общие слабости, если бы он легко раздражался недостатками окружающих, легко терял равновесие под влиянием событий дня, легко приходил в гнев; если бы его сострадание не росло, а сочувствие было бы недостаточно глубоко, так что в минуту обиды он ощущал бы гнев, а не жалость, раздражение, а не всепрощение, если бы он не обладал ни терпимостью, ни терпением, то подумайте, какие бы могли быть результаты при обладании, хотя бы еще и в малой степени, сверхчеловеческими силами. Не явилась ли бы страшная опасность, что эти свойственные обыкновенному человеку малые недостатки могли бы привести к своего рода катастрофам? Не стал ли бы человек при новых своих силах источником опасности для тех, на которых направлены эти силы? Как выдержал бы такой нетерпимый и не обретший сочувствия человек, как он выдержал бы свое положение, став способным читать мысли людей и видеть в их ауре обнаженным то, что обыкновенно окутывается в благообразную видимость, видя постоянно людей такими, каковы они в действительности, а не такими, каковы они кажутся во внешнем мире? Только тому может быть дана такая сила, кто, помня свои собственные недостатки и борьбу, научился не гневаться и не осуждать, а сострадать и помогать слабым. Вот почему предъявляются суровые требования неофиту, стоящему на пороге Храма, в котором место лишь помощникам и слугам человечества. Стоящая перед ним задача так велика, что прежде, чем к ней прикоснуться, он должен сильно подвинуться: он должен быть свободен от человеческой слабости, обрести все знание, доступное в пределах нашей системы, и развить способности познавания настолько, что в любой момент, куда бы он ни обратил свое внимание, он мог бы воспринять все, что может быть познанным. Ибо таковы способности Посвященного. Адепт есть «тот, которому не осталось ничему учиться»; он стоит на последней ступени в Храме и совершает такую великую божественную работу, что она казалась бы невозможной, если бы мы не знали, что люди ее уже совершали. Какой прогресс должна совершить душа в несколько кратких жизней, чтобы подняться с того сравнительно невысокого уровня, на котором ее застало первое Посвящение, до тех головокружительных высот, на которых стоят совершенные Адепты, цвет человеческой эволюции? Раз такая могучая задача предстоит неофиту и ему суждено отбросить последние призраки человеческих слабостей и неведения, то понятно, что ему надо нести колоссальную работу: ставить твердые и могучие устои тому зданию, которое затем ему суждено возвести. Когда глаза открываются, величие задачи выступает ярче, чем в дни, когда они были сомкнуты; вступившему на Путь, Путь кажется выше и длиннее, чем тем, которые видят его сквозь отуманенные очи по ту сторону Врат; вступившие видят более ясно Тех, Кто впереди, и точнее измеряют отделяющее от Них пространство. В свете этой славы как бледны подвиги ученика! Как ничтожно и слабо все его делание в свете Их совершенной силы; как почти безгранично его неведение в свете Их совершенного знания, а между тем, только четыре ступени еще отделяют его от Них. Но условия в Храме будут совсем иные; то, что казалось трудным, становится легким, и, что казалось невозможным, осуществляется там. Прежде всего большая перемена в том, что люди в Храме «понимают». Помните слова, на которых я нарочно остановилась, приведя возглас торжества, сорвавшийся с уст Будды, когда Он провозгласил конец рабства и обретение свободы? Этот возглас говорил стоящим в мире не только о причине страдания, но и о прекращении страдания, прекращении, рождающемся от понимания действительности.

«О вы, что страдаете! Знайте:

Вы страдаете от самих себя. Никто иной не принуждает.

Никто иной не заставляет вас жить и умирать».

Переступивший порог знает, что это правда. Люди страдают от самих себя; они не скованы. Как только человек это понял, весь Путь, со всеми его терниями, преобразится в его глазах; он понимает, что мир страдает по неведению, что если люди страдают, то это потому, что они мало растут и не знают, что переходят из жизни в жизнь; колесо рождений и смертей, к которому они привязаны, держит их так крепко, потому что они не знают о своей свободе. Когда впервые сознание человека, переступившего порог, озаряется этим пониманием, он знает, смотря на мир со всеми его плачущими очами и надрывающимися сердцами, что есть конец страданию, что оно прекратится вместе с неведением. И таким образом, раздирающая мука сердца отошла: возможна еще скорбь, пока человек ее не перерос, но не может быть более отчаяния и утери надежды. В ученике является уверенность, что заря взойдет и солнце встанет. Но кроме того, переступив порог, он обретает непрерывное сознание, над которым смерть не будет больше иметь власти; рождение не родит более забвения. На все последующие жизни при нем будет это непрерывное сознание, навсегда обретенное самосознание, которое утерять больше он не может. В сущности, раз родившись в человеке, оно никогда больше утерянным не может быть, но око не отпечатлевается в низшем сознании в течение тех жизней, которые лежат по эту сторону Храма. Вступив в Храм, душа обретает непрерывное самосознание, она может оглянуться назад, заглянуть вперед и чувствовать себя сильной в познании своей бессмертной Сути. Как это должно преобразить жизнь! Ибо какие самые большие неизбежные страдания для человека? Самые тяжелые – это разлука и смерть: разлука, созданная пространством, когда нас от друга отделяют сотни и тысячи верст, и разлука, созданная переменой условий и состояния, когда покрывало смерти падает между воплощенной душой и развоплощенной. Но разлука и смерть не существуют для того, кто переступил порог. До известной степени он их еще чувствует: пока не спали все оковы, разлука и смерть еще рождают муку в его сердце, но они не могут затуманить его сознания; разлука существует для него только во плоти, а он может уже по желанию выходить из своего тела и направляться туда, где больше не имеют власти ни время, ни пространство. Итак, эти два больших источника страдания для него больше не существуют. Друг не может быть для него утерян, смерть не может оторвать от него тех, кто связан с ним душою. Для него разлука и смерть не имеют больше реального бытия; это зло прошлого, их страшные образы исчезли навсегда.

Но и это еще не все. Не только он обрел непрерывное сознание, которое не дает ему возможности быть от кого бы то ни было оторванным, но он также знает, что и в грядущих жизнях он уже никогда не будет чувствовать, как прежде; он больше не вернется в мир бессознательным, чтобы истратить полжизни в поисках, не зная, чего он ищет; он больше не придет в мир в полном незнании, ослепленный окутывающей его материей. Он вернется со знанием, с раскрывшимися возможностями к прогрессу, и если он не двинется вперед, то это будет его собственная вина. Он обрел то сознание, при котором прогресс ускоряется; всякая задержка будет идти уже не от жизни, а от него самого.

Его состояние изменится также и вследствие своего вступления в новое братство, которому чужды облака сомнения, колебаний, это братство пребывает над всеми туманами земли, тучи не имеют в нем места и не могут больше нарушить покой души. Ибо вступив в Храм, он узрел великих Учителей, и соприкосновение с Ними изменило всю его жизнь. Он соприкоснулся с непреходящим, и временное не может больше потрясти его, как в те дни, когда он не знал Вечного. Его ноги встали на скалу, и волны не могут его смести с нее, заставляя плыть по бурному морю. Таким образом, как ни величественна работа в Храме, условия насколько переменились, что она уже не кажется невозможной, Стезя делается, несмотря на свое величие, доступной. Она поднимает душу на высочайшие вершины; но эволюция душевная ускоряется невыразимо при раскрывающихся новых силах, когда мрак разошелся и свет стал виден.

По мере того, как душа поднимается на высшие ступени, скидывая одну за другой последние свои оковы, человеческая слабость исчезает и душа начинает сиять во всей своей силе, покое и чистоте. Иллюзия «низшего я» спадает, и душа видит всех людей в слиянии с истинным, «Единым Я». Сомнение заменяется знанием; познавая реальную Суть вещей, душа делается неспособной к сомнении. И всякая надежда на преходящее внешнее оставит такую душу; ибо в живом общении с реальностями все внешнее должно принять свои настоящие размеры и душа познает как призраки те вещи, которые разделяют людей. Она познает, что все религии, превосходство одного культа над другим, что все экзотерические обряды и церемонии суть только призрачные стены, воздвигнутые между человеческими душами; зги призрачные оковы спадут с просветленной души, и эти следы человеческой слабости отлетят. Внутренние силы души раскроются; зрение, слух и знание, о которых и мечтать трудно, вливаются со всех сторон в восприимчивую, раскрывшуюся душу. Это уже не то внешними чувствами ограниченное знание, исключающее почти всю вселенную и освещающее лишь ничтожную точку земли, а знание, вливающееся со всех сторон и как бы заливающее душу, так что приобретение знания скорее походит на процесс непрерывно растущей жизни. А затем душа освобождается от последних, тончайших желаний своих, от последнего прикосновения земной жизни и ее ига.

Но подходя к последнему Посвящению, к тому, которое создает архата, мы чувствуем, что не в силах понять, какие еще могут быть оковы в таком высоком состоянии. Сказано, что «состояние архата столь же трудно понять, как переживание птицы в воздухе»; как она, Он не оставляет следов, как она, Он переносится в высотах, свободный от оков, не касаясь земли, и от этих горных вершин к нам слегка слетает глубокий мир, который ничто не может нарушить. Ничто, никакие бури земли не могут потрясти архата: он пребывает в мире нерушимом, в светлой ясности и тишине, которую ничто не может затуманить. Знающие писали об этом состоянии, но слова могут передать только слабый отблеск таких переживаний. Сказано:

«Терпимый, как земля, как молот Индры, он подобен озеру без тины; ему не предстоит больше рождение. Его мысль тиха; тихи его слова и дела, когда он истинным знанием обрел свободу, когда он стал таким человеком».[10]

От этой тишины и на нас исходит ясный, светлый, глубокий мир, и мы понимаем, почему об архате сказано:

«Нет страдания для закончившего путь и освободившегося от скорби, ибо он скинул с себя все оковы».[11]

Таков стоящий на вершине Стези архат. Ему остается сделать лишь последний шаг, чтобы познать все, что возможно познать. Такова цель, таков Путь, на который могут встать все. Таков конец борьбы, конец ее – совершенный мир.

Рисуя ступени предварительного Пути, а затем уже и Стези за Златыми Вратами, может быть, я слишком сгустила краски, и Путь показался страшным? Если так, то вина не Пути, а моя. Ибо, как бы велики ни были борьба, затруднение и страдание на Пути, но вступившие в Преддверие уже не вернулись бы назад ни за какие сокровища земли; какие радости могла бы дать земля тем, кто переступил порог, чтобы заставить их раз оглянуться назад? Страдание на Пути восхождения лучше радостей земли, выше всех ее наград. Если бы вложить в одну краткую жизнь все радости, которые в состоянии дать земля, если ее исполнить наслаждениями и способностью непрерывно вкушать наслаждение, увенчать ее всеми чувственными и интеллектуальными радостями, избавив ее от всякого прикосновения страдания и усталости, так, чтобы это с точки зрения земной была совершенно идеальная жизнь, то в сравнении с суровыми ступенями Стези, эта земная жизнь сплошной радости была бы бледная, скучная и тусклая, музыка звучала бы как дисгармония в сравнении с мелодиями Вершин. Ибо на этом Пути каждый шаг делается навсегда и каждое страдание встречается с приветом, потому что оно дает урок. По мере того, как душа подвигается по Стезе, она делается все радостнее, ибо неведение ее уменьшается, она все более исполняется миром, а слабости ее постепенно исчезают; она все растет в свете по мере того, как вибрации земли теряют способность нарушать ее тишину. Только Те, Которые закончили Путь, могут сказать о Его конечной цели. Но и те, которые только начали восхождение, знают, что горе, встречаемое на Пути, есть радость в сравнении с земным счастьем и самые малые его цветы краше самых дорогих и драгоценных камней земли. В свете одного Луча, озаряющего Путь и становящегося все ярче с каждым шагом вперед, весь солнечный свет земли погасает и становится мраком. Ступающие по Стезе знают мир неизреченный, радость, которую не могут нарушить никакие земные потрясения, покой на скале незыблемой, которую не могут потрясти землетрясения, то место в самом Храме, где Мир обретается вовеки.

Примечания

1

Катха упанишада, II, 20.

2

Голос безмолвия.

3

Голос безмолвия.

4

III, iv, 1.

5

2 Посл. к Коринф., 3:18.

6

Священные Писания

7

Бхагавадгита, III песнь.

8

Эдвин Арнольд.

9

Высокая ступень посвящения.

10

Из «Дхаммапады».

11

Из «Дхаммапады».