Полное собрание стихотворений

* * *

Когда над городом сквозь пыль поютГлухие сны лимонного заката,И торсы дряблые сквозь тень снуют, —В зачахлом сквере жалкая заплата.Вновь ненавистны мне и дом и труд,Мечта опять знакомой злобой сжата;Над дряхлым миром я вершу свой суд,И боль моя – за ряд веков расплата.

1920

Бунт

В огне ночном мне некий дух предрек:«Что значит бунт? – Начало жизни новой.Объято небо полосой багровой,Кровь метит волны возмущенных рек.Великим днем в века пройдет наш век,Крушит он яро скрепы и основы,Разверзта даль; принять венец готовый,В сиянье братства входит человек.Дни просияют маем небывалым,Жизнь будет песней; севом злато-алымНа всех могилах прорастут цветы.Пусть пашни черны; веет ветер горний;Поют, поют в земле святые корни, —Но первой жатвы не увидишь ты!»

1920

* * *

Мечта, внимай! Здесь, в полночи бездонной,Где изнемог мрак, пологи стеля,Как враг врагу, как другу брат влюбленный,Тебе кричит, верша свой круг, Земля:«Довольно, люди, грозных распрь! усталаЯ дым вдыхать, кровь телом всем впивать!Иль вам убийств, слав, дележей – все мало?К оливе мира длань – вас молит мать.Взрыт океан огнем эскадр бродячих,Поля пальбой дрожат до тучных недр,Пожаров буйный блеск слепит незрячих…Смиритесь, дети! дар мой будет щедр.Грызите грудь мне остро-тяжким плугом,Вдвигайте в чрево камни стройных стен, —Но пусть с востоком запад, север с югомПризнают вновь мой дружественный плен!»– Нет, мать-Земля, молчи! ты миллиардыВеков жила, чтоб встретить этот век;Рождались черви, ящеры и парды,Но смысл твоих рождений – человек!Теперь он встал, чтоб жизнь твою осмыслить,Твои дела венчать своим венцом.Он смеет ныне мыслить, мерить, числить,Он во вселенной хочет стать творцом.Гул наших битв есть бой святой, последний,Чтоб земли все связать в единый жгут,Все силы слить в один порыв, победнейВзнести над миром мудро-дружный труд.Земля, смотри! упор единой выиВвысь всюду взводит светлый ряд аркад:Рабы нам воды, ветры, все стихии,Ты вся – эдем, ты вся – поющий сад.Мы челны шлем путем междупланетным,Мы учим правде звездных мудрецов,Твой мир несем мы, именем заветнымТвоим крестим мы жизнь иных миров.Тебе, Земля, путь устрояем новый,Твой, мощью знаний, оживляем прах,Жуть вечных далей одолев, готовыОт солнца к солнцу плыть в эфирных днях!

<1920>

* * *

Когда стоишь ты в звездном свете,Смотря на небо, не забудь,Что эти звезды, блестки этиИ те, что слиты в Млечный Путь, —Все это – солнца огневые,Как наше солнце, и кругомПлывут шары земель, – такие,Как шар земной, где мы живем.В просторном океане неба,Как в жизни нашей, – тот же круг;Там тот же бодрый труд для хлеба,Та ж радость песен и наук!

1920

* * *

Современность грохочет, грозит, негодует,Взрезом молний браздит наш уклончивый путь,Сон грядущего в зорких зарницах рисует,Валит слабых и сильных стремится столкнуть.Но ведь ярусы розы по-прежнему красны,Пестры бабочки в поле, легки облака,Камни мертвых строений упруго-бесстрастны.Быстро миги летят, собираясь в века.Так стройте призрак жизни новойИз старых камней давних стен.Меня ж всегда закат багровыйВлечет, как узника, в свой плен.Пройдут века, над вашим домомВоздвигнут новые дома, —Но будут жечь огнем знакомымВсе тот же блеск, все та же тьма.Еще священней и чудеснейЗа ночью ночь воздвигнет храм,Чтоб в нем по зову Песни ПеснейКлонили зной уста к устам!

<1920>

* * *

Не довольно ль вы прошлое нежили,К былому льнули, как дети?Не прекрасней ли мир нынешний, нежелиМертвый хлам изжитых столетий?Иль незримо не скрещены радио,Чтоб кричать о вселенской правде,Над дворцами, что строил Палладио,Над твоими стенами, Клавдий!Не жужжат монопланы пропеллером,Не гремят крылом цеппелины.Над старым Ауэрбах-келлером,Где пел дьявол под звон мандолины?На дорогах, изогнутых змеями,Авто не хохочут ли пьяноНад застывшими в зное Помпеями,Над черным сном Геркулана?А там на просторе, гляньте-ка,Вспенены китами ль пучины?Под флотами стонет Атлантика,Взрезают глубь субмарины!

<1920>

* * *

С тех пор как я долго в немом ожидании,В тихом веселии,Качался над пропастью смерти, —Мне стали мучительны повествованияО невинной Офелии,О честном Лаэрте,И много таких же золотоволосыхИсторийО любви и о горе.Волны у взморийСтыдливо рокочут;На зеленых откосахКузнечики сладко стрекочут;Розы в стразовых росахВлюбленным пророчат,И та же луна(О которой пела Ассирия),«Царица сна»(И лунатичек),Льет с высотыСвои древние, дряхлые чарыНа круг неизменных привычек,На новый, но старый,Ах, старый по-прежнему свет.Да, та же лунаГлядит с высоты,Луна, о которой пела Ассирия,Нет!Иной красотыЖажду в миреЯ.

<1920>

* * *

Снова сумрак леса зелен,Солнце жгуче, ветер чист;В яме, вдоль ее расселин,Тянут травы тонкий лист.Сквозь хвою недвижных елейПолдень реет, как туман.Вот он, царь земных веселий,Древний бог, великий Пан!Здравствуй, старый, мы знакомы,Много раз я чтил тебя.Вновь пришел, мечтой влекомый,Веря, радуясь, любя.Я ль не славил, в вещей песне,Запах листьев, ширь полян, —Жажду петь еще чудесней:Милый Пан! я счастьем пьян.Старый, мудрый, стародавний,Ты поймешь ли в этот день,Что восторг любви – державной,Чем высоких сосен тень?Что лишь в час, когда ликуемМы от новых страстных ран,Сладко метить поцелуемШерсть твою, Великий Пан!

<1920>

Всадник в городе

Дух наших дней свое величествоЯвлял торжественно и зло:Горело дерзко электричествоИ в высоте, и сквозь стекло;Людей несметное количествоПо тротуарам вдоль текло;Как звери, в мире не случайные,Авто неслись – глаза в огне;Рисуя сны необычайные,Горели кино в вышине;И за углом звонки трамвайныеТерялись в черной глубине.И вот, как гость иного времени,Красивый всадник врезан в свет;Носки он твердо держит в стремени,Изящно, но пестро одет:Ботфорты, хлыст, берет на темени,Былой охотничий жакет.Как этот конь исполнен грации!Его копыт как звучен звон!Он весь подобен иллюстрацииК роману рыцарских времен.Но как неверны декорации,Восставшие со всех сторон.Здесь, где шумит толпа столичная,Полна всесилья своего,Здесь, где, дымя, труба фабричнаяСтоит – немое божество, —Где стук машин – игра привычная,Ты, выходец, искал чего!Ты нарушаешь тон торжественныйВсей современности. Гляди:Толпа, смеясь, на зов естественный,Играя, мчится впереди.Что ж! как кентавр, как миф божественный,В былых преданьях пропади!

1920

В вагоне

Душно, тесно, в окна валитДымный жар, горячий дым,Весь вагон дыханьем залитЖарким, потным и живым.За окном свершают сосныДикий танец круговой.Дали яркостью несносны,Солнце – уголь огневой.Тело к телу, всем досадно,Все, как мухи, к стеклам льнут,Ветер бега ловят жадно,Пыль воздушную жуют.Лица к лицам, перебранка,Грубость брани, визглый крик,Чахлый облик полустанка,В дым окутанный, возник.Свет надежды; там, быть может,Ковш воды, студен и чист!Нет, напрасно не треножитПаровоза машинист!Прежний дым и грохот старый,Духота, что раньше, та ж,Караван в песках Сахары,Быстро зыблемый мираж.Все песок, пески, песчаник,Путь ведет в песках, в песках.Сон иль явь, ах, бедный странник,Да хранит тебя Аллах!

1920

Болезнь

Демон сумрачной болезниСел на грудь мою и жмет.Все бесплодней, бесполезнейДней бесцветных долгий счет.Ночью сумрак мучит думы,Утром светы множат грусть,.За окном все гулы, шумыЗнаю, помню наизусть.То, что прежде так страшило,Стало близким и простым:Скоро новая могилаВстанет – с именем моим.Что ж! Порвать давно готов яЖизни спутанную нить,Кончив повесть, послесловья,Всем понятного, не длить.Только жаль, мне не дождатьсяДо конца тех бурь слепых,Что гудят, летят, крутятсяНад судьбой племен земных.Словно бывши на спектакле,Пятый акт не досмотретьИ уйти… куда? – во мрак ли,В свет ли яркий?.. Мысль, ответь!

1920

Возвращаясь

Возвращаясь, мечтать, что завтра,В той комнате, где свалены книги,Этих строк непризнанный авторОпять будет длить повторенные мигиИ, склоняясь у печки к остывающим трубам,Следить, как полудетские губы«Нет» неверно твердят,Как лукавые веки упорноПрикрывают наивно-обманный взгляд,А около,Из-под шапочки черной,Вьются два маленьких локона.Возвращаясь, мечтать, что сноваЗавтра, под снежным дождем,Как в повести старой,Мы пройдем вдоль Страстного бульвараВдвоем,Говоря о причудах маркиза де Сада,Об том, что мудро таит Кама-Шутра,Об чем исступленно кричал Захер-Мазах, —И будет все равно – вечер, день или утро,Так как вечность будет идти рядом,Та вечность, где живыКаждый лепет счастливыйИ каждый вздох.Возвращаясь, мечтать о простом,Об том,Что завтра, маленьким чудом,Я снова буду, – я буду! —Тем же и с ней же!Смейся, февраль, колючий и свежий,В лицо мне,С насмешкой тверди о моем вчера!Ничего не хочу я помнить!В памяти, умирая, простертыВсе прежние дни и ночи,И возле,Окоченели и мертвы,Все утра и все вечера.Февраль! Чего ж ты хохочешь,«А после?» твердя ледяным языком!Что будет после,Подумаем после об том.

14 февраля 1921

* * *

Дни для меня незамысловатые фокусы,В них стройность математического уравнения.Пусть звездятся по водам безжизненные лилий,Но и ало пылают бесстыдные крокусы.Лишь взвихренный атом космической пыли я,Но тем не менееЭти прожитые годы(Точка в вечности вечной природы)Так же полны значения,Как f (x, у) = 0.Богомольно сгибало страдание страсти,К золотым островам уводили наркотики,Гулы борьбы оглушали симфонией,В безмерные далиПровал разверзали,Шелестя сцепленьями слов, библиотеки.Но с горькой иронией,АнализируяПеременные мигов и лет,Вижу, что миру яБыл кем-то назначен,Как назначены эллипсы солнц и планет.И когда, умиленным безумьем охваченИль кротко покорен судьбе,Я целую чье-то дрожащее веко,Это – к формуле некойДобавляю я «а» или «b».

26 февраля 1921

* * *

Еще раз, может быть, в последний,Дороги выбор мне дарован,На высях жизни, здесь, где воздухПрозрачной ясностью окован,Где жуть волшебной, заповедней,Где часто на порфирных скалахВ сны без надежд проснуться – роздыхСклоняет путников усталых.Высок бесстрастно купол синий,Внизу, как змей извивы, тучи,Под ними грива острых сосен,Чу! водопад с соседней кручи…Я ль не над миром, на вершине?И ропщет ветер с лживой лаской;Усни! Довольно зим и весен,Путь завершен, стань вечной сказкой!Не верю! Посох мой не сломан,И тропы вьют к иным высотам,Чрез новый лог, былых – огромней,Где шумен пчел разлет по сотам,Где легких птиц певучий гомон,Где высь безмерней, даль бескрайней,Где, может быть, припасть дано мнеК твоей, Любовь, предельной тайне!

28 февраля 1921

* * *

В священной бездне мглы архангел мне предстал,В его зрачках сверкал карбункул и опал.И вестник вечности сказал мне строго: «Следуй!»Я встал и шел за ним. Все стало сродно бреду.Мы понеслись, как вихрь, меж огненных светил,Внизу, у ног, желтел водой священный Нил,Где ныне барка Ра уже не гнет папирус;Потом меж гибких пальм Ганг многоводный выросНо спал на берегу осмеянный факир;Мелькнул тот кругозор, где буйный триумвирБежал от Августа, в бою палим любовью;И арки, давшие мечту средневековью,Веселье, что творил свободный Рафаэль,Конкистадоров гром и вдохновенный хмель,Маркиз нарядных сон, под звуки менуэта,Когда была вся жизнь беспечностью одета;Кровавый блеск, где был нож гильотин взнесен,Твой пламенный пожар меж битв, Наполеон,Разгары новых войн и мятежей, стихии,Зажегшие векам огни Ресеферии.Все в диком хаосе взметалось подо мной,И голос слышал я, катившийся волной:«Внемли! Изведал я все таинства Изиды,И то, как, бросив храм разящей Артемиды,Бежали эллины туда, где деял чары Вакх;Как возбуждал вражду в квиритах смелый Гракх,Как с гибеллинами боролись яро гвельфыВ лесах, где при луне играли резво эльфы;Как, океан браздя, Колумб едва не сгиб,Как молча созерцал аутодафе Филипп,И был Эскуриал весь дымами окутан,Как в яблоке закон миров провидел НьютонИ в лагере постиг сознанья смысл Декарт.Как в дождевой апрель (по-старому – был март),В светлице, где сидел недавно сторож царский,Стихам Гюго внимал с улыбкой Луначарский».Внимая, я дрожал, а вестник мне: «Гляди!»И хартии тогда раскрылись впереди.Гласила первая: я – истина Биона,Чрез меру – ничего! вот правило закона!Вторая: не забудь – я мыслю, ergo sum[67].Но слишком много слов запутают и ум.А третья: сам Гюго сказал: мне рек Всевышний —Искусство в том, чтоб все зачеркивать, что лишне.

3 апреля 1921

* * *

Эй, рабочие мира! ложь – все то сладкопенье!Держите к ружьям примкнуты штыки!Лишь в день, когда лопнет земное терпенье,С ним цепь милитаризма разлетится в куски.Чем орды гудели, даль тряся, при Саргоне,Чем ухали пушки под топот Аттил, —Нам вчера звенело с аппаратов Маркони,Сегодня говор газет подхватил.И бои, где за греком стоит англичанин, —Перезвон под набатом исторических дат:Что и сотый век на земле не причаленИ к войне против войн вызван красный солдат.

Сентябрь 1922

А. К. Глазунову

Слава – властителю звуков! творцу вдохновенному —слава!Звуками нас ты прославил, мы звуками славного славим!Стелется вольное Море;раскинулся Лес на раздольи;Веет Весна по просторам;по Волге плывет Стенька Разин;Чу! Трубадура припевы;чу! стук костяков, – Пляска Смерти;Нет, то Мазурка топочет!нет, это – Славянская Свадьба!Западный марш, честь Чикаго…Причудливость Грез о Востоке...Радостен взлет Саломеи;но Песня Судьбы беспощадна.Звуками мир ты прославил, мы звуками славного славим!Слава – властителю звуков, творцу вдохновенному —слава!

12 октября 1922

* * *

Странствующий рыцарь, Дон Кихот!Чуден был, был вдумчив твой приход.Двадцать пять столетий ждали мы;Вдруг пробил Сервантес толщу тьмы.С толстым Санчо Панса на осле,Тощий, ты поехал по землеИз родной Ламанчи вдаль и вдаль.Ты поныне едешь, и едва льЕхать перестанешь где-нибудь.Странствующий рыцарь, здесь побудь!

<1922>

* * *

Быть может, у египетских жрецовУчился ты; кой-что познал, быть может,Из тайн халдейских; споры в синагогахТы слушал; в строки Библии вникалИ много думал о вопросах вечных.Твой ум был остр, но тесен кругозорИ замкнут гранью тесной Палестины.Тир и Сидон, с их роскошью увядшей,Тебе казались образцом богатств,Лишь по бродячим греческим купцамТы знал Элладу, глух к стихам Гомера,К виденьям Фидия, к мечтам Платона;Рим – по солдатам, что привел Пилат,Да по монетам, где представлен «Кесарь».Шел грозный век, империя творилась,В горниле римском плавились культуры,А ты в глуши своих родных пустынь,Сын плотника, в затишьи Назарета,Мечтал восстать учителем земли…Земли?.. быть может… может быть, и нет.Как разгадать мечты твои в пустыне,Где Дьяволом ты искушаем был!Ты вышел как соперник Иоанна,Чтоб скромно поучать родной народ.Но рыбаки со скал Генисаретских, —Простой и грубый, неученый люд, —Твоим словам восторженно дивилисьИ ужасались мудрости твоей.Ты их учил – и представал пророком;Ты исцелял – казался чудотворцем,И вот, успехом легким опьянен, —Сначала тайно, после все открытей,Ты дерзко объявлял себя Мессией,И рыбаки поверили тебе…Свою мечту запечатлел ты смертью,Как тысячи пророков, и пошлаМолва глухая о тебе по свету…И все бы кончилось глухой молвой.

<1922>

* * *

Люблю в закатном замираньиЛуча, над блестками зыбей,На миг немое трепетаньеПугливых, сизых голубей;Они в предчувствии утратыДня, осенявшего их дрожь,Скользят, – и вот уже трикратыЯ прошептал: «Снов не тревожь!»Те сны! как паутинной нитьюОни над памятью давно,Кружась, легли, и по наитьюЯ сам вертел веретено.Вот черный волос, вот багряный,Зеленый, синий… света сны!В клубке дыханья нитей пряны,И ими полночи пьяны.Но здесь, у плахи солнца! в силахЕще я крикнуть вслух: убей!Чтоб глубь дрожанья отразилаПугливых сизых голубей.

17 января 1923

Ультиматум весны

Каждогодно все так же, из миллионолетия в новые,В срочный день объявляет весна ультиматум,Под широтами дальними на время основываяЦарство, где оборона отдана ароматам.И поэты все так же, новаторы и старые,Клянутся, что не могут «устоять при встрече»,И церемониймейстер, с мебели бархат снега спарывая,Расстилает парчу зелени вдоль поречий.Каждое эхо, напролет не сутки ли,Слушает клятвы возобновленных влюбленных,Даже, глядя на город, в каменной сутолокеОко синего неба становится ослепленным.В этот век – черед мой; по жребию назначенный,Должен я отмечать маятник мая,{Повторять} в строфах, где переиначены,Может быть, славословья Атлантиды и Майи.Служить не стыдясь Весне, ее величеству,Слагаю вновь, мимоходом, в миллионолетиях – году,С травами, зеленью, небом, со всем, что приличествуетПридворному поэту, – очередную оду.

28 марта 1923

Республика последних снов

Республика последних снов на грани,Где шелест нив и шум лесной к пустынеПриносят гул надбрежных обмираний!Предельные, где скат песков, святыни!Убогий храм, прямь пальмовой колонны,И нить бойниц, в простом, но тесном тыне.Там, на крыльце, твой светлый лик, наклонныйК окну, где свет от светочей Кибелы;Чу! хоры жриц – мне омен благосклонный!Там, сзади, край, где, в битвах огрубелы,Ввысь вызов мечут журавлям пигмеи,Где склоны гор костями странных – белы;Там тяжек путь, пустых ночей немее,Самумов зов, за сушью сдвиг миража, —А здесь, а здесь! твой взор, – черты камеи!Был долог срок – искать возврат. Пора жеВ тень памяти швырнуть Край Носорогов.Слышней наш топот; копья взносит стража.Миг, разве миг? Я, пыльный, на порогах,Мечта, стой здесь! Мечта, в день не гляди ты!Что, кроме влажных губ к губам! С отроговПоследних снов диск ранней Афродиты.

11 июня 1923

* * *

Развертывается скатерть, как в рассказе о Савле,Десятилетия и страны последних эпох;Что ни год, он сраженьем промочен, прославлен,Что ни дюйм, след оставил солдатский сапог.Война на Филиппинах; война в Трансваале;Русско-японская драма; гром на сцене Балкан;Наконец, в грозном хоре, – был трагичней едва ли,Всеевропейский, всемирный кровавый канкан!Но всхлип народов напрасен: «поторговать бы мирно!»Вот Деникин, вот Врангель, вот Колчак, вот поляк;Вот и треск турецких пулеметов под Смирной,А за турком, таясь, снял француз шапокляк.Жизнь, косясь в лихорадке, множит подсчетыБроненосцев, бипланов, мортир, субмарин…Человечество – Фауст! иль в музеях еще тыНе развесил вдосталь батальных картин?Так было, так есть… неужели так будет?«Марш!» и «пли!» – как молитва! Первенствуй, капитал!Навсегда ль гулы армий – музыка будней?Красный сок не довольно ль поля пропитал?Пацифисты лепечут, в сюртуках и во фраках;Их умильные речи – с клюквой сладкий сироп…Но за рынками гонка – покрепче арака.Хмельны взоры Америк, пьяны лапы Европ!

<1923>

Шарманка

Не запела, застонала,Заскрипела то, что знала,И забыла, – быль иль сон?Песня – вздохи, пляска – стон.Скорбный вопль за блеском бальным,Вальс в напеве погребальном…Вздрогнет, охнув, ржавый вал,Кашель старческий обронит, —И мазуркой вновь хоронит,Плачем правит карнавал.Наших бабушек приманка,Как ты, шамкая, шарманка,До трамваев дожила?Краска с ящика сошла,Доски гнилы, слева, справа;Лишь на створке – немец бравый,В шляпе длинное перо.Петь ты хочешь дряхлым хрипом,Но, под полинялым трипом,Ох, скрипит, болит нутро!Звуки, словно в стужу, дрогнут.А старик, над старой согнут,Вертит, вертит рукоять…Эй, бедняк! чего стоять!Все – кто в кино, кто на даче…Или ты не ждешь подачи,Нищий мейстер? – что пятак!Только б стоном удлиненнымЖить в былом, в похороненном:Плакать можно ведь и так!

1923

Германии

1923

Кошмар! Кошмар опять! Один из многих,Историей являемых в бреду:Сонм пауков, огромных, восьминогих,Сосущих кровь близ мертвых клумб в саду.Германия! Да, ты в былом повиннаЗа страшное, но – страшен твой расчет!Раздавлена низринутой лавиной,Ты знала казнь, вновь казнь, и казнь еще!Нет ничего: ни стран – манить под тропик,Ни стимеров – дробить в морях стекло,Ни фоккеров – кричать, что век торопит,Ни шахт, копивших уголь и тепло,Ни золота, ни хлеба… Да! свидетельВесь мир, как рок смеялся и казнил:Твои богатства рвали все, а детямНет молока, и в школах нет чернил!И тщетно те, кто зиждил этоБогатство, те, чей подвиг – труд,Встают, чтоб мышцами атлетаОткрыть блистанье лучших руд:Им против – свой земляк-предатель,Им против – звон чужих монет…На Шпрее зажечься ль новой дате?Мечтаешь: да! быть может: нет…От Сен и Тибров до МиссурейСледит строй мировых владык,И, веря в помощь, твердо в РуреСтоит француз, примкнув свой штык.А те? – Веселятся и пляшут, ведь раныИх бойни избытой – не им;И золото, золото, – пряно, багряно, —Поет им оркестром немым.Им весело, весело, – золото в башниСлагать, вить второй Вавилон.Что день, их восторг удалей, бесшабашней:Весь мир им достался в полон.Там черный, там желтый, там парий, там кули:Всех – в копи, к станкам, на завод!«Недаром же в Руре штыки мы примкнули!» —Поют, выводя свой гавот.«Враг сломлен, мы вместе, теперь мы посмеем»,«Нам власть над землей с этих пор!»«Над толпами станем, пропляшем по змеям»,«А в фасках фашистов – топор!»Те пляшут, та исходит кровью,Мир глухо ропщет под пятой…Но с трона вдруг поводит бровьюПугливо идол золотой.На миг в рядах поющих смута,И мысль, прожженная огнем,Кричит невольно и кому-то:«Не надо вспоминать об нем!»А он, у грани их веселий,С земли всходя до звездных сфер,Стоит; и тучи вниз осели,Чтоб людям вскрыть СССР.Да, так. Старуха Клио хмурееГлядит, как точит кровь земля;Но внове ль ей? все ж от ЛемурииБыл путь до Красного Кремля.И все равно, опять прольются лиТакие ж токи в тайну тьмы:Из бурь войны, из революцииМир стал двойным: они и мы.Иных нет сил…

<1923>

На смерть вождя

Пред гробом Вождя преклоняя колени,Мы славим, мы славим того, кто был ЛенинКто громко воззвал, указуя вперед:«Вставай, подымайся, рабочий народ!»Сюда, под знаменем Советов,Борцы из армии Труда!Пусть умер он: его заветовМы не забудем никогда!Он повел нас в последнийИ решительный бой,И к победе мы, Ленин,Смело шли за тобой!Мысль твоя твердо знала,Где наш путь и какой:С ИнтернационаломВоспрянет род людской!Мы стали вольны, стали сильны,Нас к торжеству ведет судьба,И мы кладем на прах могильныйБорца – его призыв: Борьба!Он громко воззвал, указуя вперед:«Вставай, подымайся, рабочий народ!»Пред гробом Вождя преклоняя колени,Мы славим, мы славим того, кто был Ленин!

1924

Реквием

На смерть В. И. Ленина

(Музыка Моцарта)

Все голоса.

Горе! горе! умер Ленин.Вот лежит он, скорбно тленен.Вспоминайте горе снова!Горе! горе! умер Ленин!Вот лежит он, скорбно тленен.Вспоминайте снова, снова!Ныне наше строго слово:С новой силой, силой строй сомкни!Вечно память сохрани!

Сопрано, тенор, бас.

Вечно память, памятьвечно —

Альт.

Вечно памятьЛенина —

Сопрано, тенор, бас.

Сохрани!

Альт.

Храни!

Все голоса.

Память!

24 января 1924

* * *

Свет обмер, тени наклонились,Пространней запах слитых лип;Последний звон заходит, силясьВо тьме сдержать надгробный всхлип.И стала ночь, и снова сталоПустынно-тихо. Грезит луг,Спят люди, не вернется стадо,Реке дано катиться вслух.Века, века, века училиЗемное ночью никнуть в сон,Мять думы дня в слепом точиле,Закрыв глаза, пить небосклон.Шныряют совы; шум летучихМышей; лет легких мотыльков…Все это – искры звезд падучих,Чей мертвый мир был далеко.Нам солнца ждать! Нам тьма – граница,Нам тишь – черта меж гулов дней.Наш мозг в дыханьях трав гранится,Нам в снах вся явь борьбы видней.

18 мая 1924

* * *

Трава весенняя допелаСвою живую зелень. ЗнойСпалил сны мая, и КапеллаКропит июньской белизной.Вот ночи полночь, полдень года,Вот вечер жизни, но, во мгле,Вот утро, жгучий луч восхода,Не к вышине, а по земле!Зари, еще не возвещенной,Вино пьяно, и я, взамен,Готов, заранее прощенный,Для всех безумств, для всех измен.Пусть вечер! он же – полдень! – Где-тоЦветам процвесть, их пчелам пить, —И стебли чьих-то рук воздеты,Чтоб вечный полюс торопить.Пусть август будет. Плод налитыйСпадет в корзину, мертв и жив.За десять лет замшеют плиты,Недавний гроб не обнажив…Но нынче ночь. Кротка Капелла,Кропя июньской белизной;Трава сны зелени допела,И всюду – только свет и зной!

1924

Dolce far niente[68]

Под столетним кедром тени…

Tertia Vigilia, 1900 г.И после долгих, сложных, трудныхЛет, – блеск полуденных долин,Свод сосен, сизо-изумрудных,В чернь кипарисов, в желчь маслин;И дали моря, зыбь цветная,Всех синих красок полукруг,Где томно тонет сонь дневная,Зовя уснуть – не вслух, не вдруг…Расплавлен полдень; гор аркады,Приблизясь, шлют ручьи огня…Но здесь трещат, как встарь, цикады,И древний кедр признал меня,Щекой припасть к коре шершавой,Вобрать в глаза дрожанья вод…Чу! скрипнул ключ, издавна ржавый,Дверь вскрыта в сон былой, – и вот,Пока там, в море, льются ленты,Пока здесь, в уши, бьет прибой,Пью снова doice far nienteЯ, в юность возвращен судьбой.

Алупка