Полное собрание стихотворений

Серебряный Колодезь

Променад

Красотка летит вдоль аллеив карете своей золоченой.Стоят на запятках лакеив чулках и в ливрее зеленой.На кружевах бархатной робывсё ценные камни сияют.И знатные очень особыпред ней треуголку снимают.Карета запряжена цугом…У лошади в челке эгреткаВ карете испытанным другомс ней рядом уселась левретка.На лошади взмыленно снежнойкрасавец наездник промчался,он, ветку акации нежнойсорвав на скаку, улыбался.Стрельнул в нее взором нескромно…В час тайно условленной встречи,напудренно-бледный и томный, —шепнул ей любовные речиВ восторге сидит онемелом…Карета на запад катится…На фоне небес бледно-беломсветящийся пурпур струитсяЕй грезится жар поцелуя…Вдали очертаньем неяснымстоит неподвижно статуя,охвачена заревом красным.

1903

Серебряный Колодезь

Ссора

Посвящается М.И. Балтрушайтис

Заплели косицы змейкойграфа старого две дочки.Поливая клумбы, лейкойводу черпают из бочки.Вот садятся на скамейку,подобрав жеманно юбки,на песок поставив лейкуи сложив сердечком губки.Но лишь скроется в окошкеобраз строгий гувернантки, —возникают перебранкии друг другу кажут рожки.Замелькали юбки, ножки,кудри, сглаженные гребнем…Утрамбованы дорожкимелким гравием и щебнем.Всюду жизнь и трепет вешний,дух идет от лепесточков,от голубеньких цветочков,от белеющей черешни.И в разгаре перебранкиязыки друг Другу кажут…Строгий возглас гувернантки:«Злые дети, вас накажут!..»Вечер. Дом, газон, кусточектонут в полосах тумана.«Стонет сизый голубочек», —льется звонкое сопрано.И субтильные девицы,подобрав жеманно юбки,как нахохленные птицы,в дом идут, надувши губки.

Апрель 1903

Москва

Заброшенный дом

Заброшенный дом.Кустарник колючий, но редкий.Грущу о былом:«Ах, где вы – любезные предки?»Из каменных трещин торчатпроросшие мхи, как полипы.Дуплистые липынад домом шумят.И лист за листом,тоскуя о неге вчерашней,кружится под тусклым окномразрушенной башни.Как стерся изогнутый серпсредь нежно белеющих лилий —облупленный гербдворянских фамилий.Былое, как дым…И жалко.Охрипшая галкаглумится над горем моим.Посмотришь в окно —часы из фарфора с китайцем.В углу полотнос углем нарисованным зайцем.Старинная мебель в пыли,да люстры в чехлах, да гардины…И вдаль отойдешь… А вдали —равнины, равнины.Среди многоверстных равнинскирды золотистого хлеба.И небо…Один.Внимаешь с тоскойобвеянный жизнию давней,как шепчется ветер с листвой,как хлопает сорванной ставней.

Июнь 1903

Серебряный Колодезь

Сельская картина

М. А. Эртелю

Сквозь зелень воздушность оделаих пологом солнечных пятен.Старушка несмелошепнула: «День зноен, приятен…»Девицаклубнику варила средь летнего жара.Их лицаомыло струею душистого пара.В морщинах у старой змеиласькак будто усмешка…В жаровне искрилась,дымя, головешка.Зефир пролетел тиховейный…Кудрявенький мальчикв пикейнойматроске к лазури протягивал пальчик:«Куда полетела со стен ты,зеленая мушка?»Чепца серебристого ленты,вспотев, распускала старушка.Чирикнула птица.В порыве бескрыломдевицагрустила о милом.Тяжелые косы,томясь, через плечи она перекинула разом.Звенящие, желтые осыкружились над стынущим тазом.Девица за ласточкой вольнойследила завистливым оком,грустила невольноо том, что разлучены роком.Вдруг что-то ей щечку ужалило больно —она зарыдала,сорвавши передник…И щечка распухла.Варенье убрали на ледник,жаровня потухла.Диск солнца пропал над лесною опушкой,ребенка лучом искрометным целуя.Ребенок гонялсяза мушкойсредь кашек.Метался,танцуя,над ним столб букашек.И вот дуновеньеструило прохладуволною.Тоскливое пеньезвучало из тихого саду.С распухшей щекоюбродила мечтательно дева.Вдали над ложбиной —печальный, печальный —туман поднимался к нам призраком длинным.Из птичьего зевазабил над куртинойфонтанчик хрустальный,пронизанный златом рубинным.Средь розовых шапок левкоястарушка тонула забытым мечтаньем.И липы былоепочтили вздыханьем.Шепталастарушка: «Как вечер приятен!»И вот одевалазаря ее пологом огненных пятен.

1904

Москва

Воспоминание

Посвящается Л.Д. Блок

Задумчивый вид:Сквозь ветви сиренисухая известка блеститзапущенных барских строений.Всё те же стоят у воротчугунные тумбы.И нынешний годвсё так же разбитые клумбы.На старом балкончике хмельпо ветру качается сонный,да шмельжужжит у колонны.Весна.На кресле протертом из ситцастарушка глядит из окна.Ей молодость снится.Всё помнит себя молодой —как цветиком ясным, лилейнымгуляла веснойвся в белом, в кисейном.Он шел позади,шепча комплименты.Пылали в грудиее сантименты.Садилась, стыдясь,она вон за те клавикорды.Ей в очи, смеясь,глядел он, счастливый и гордый.Зарей потянуло в окно.Вздохнула старушка:«Всё это уж было давно!..»Стенная кукушка,хрипя,кричала.А время, грустя,над домом бежало, бежало…Задумчивый хмелькачался, как сонный,да бархатный шмельжужжал у колонны.

1903

Москва

Отставной военный

Вот к дому, катя по аллеям,с нахмуренным Яшкой —с лакеем,подъехал старик, отставной генерал с деревяшкой.Семейство,чтя русскийобычай, вело генерала для винного действак закуске.Претолстый помещик, куривший сигару,напяливший в полдень поддевку,средь жарупил с гостем вишневку.Опять вдохновенный,рассказывал, в скатерть рассеянно тыча окурок,военныйпро турок:«Приехали в Яссы…Приблизились к Турции…»Вились вкруг террасыцветы золотые настурции.Взираяна девку блондинку,на хлеб полагаясардинку,кричалгенерал:«И под хохот громовыйпроснувшейся пушкиложились костьми батальоны…»В кленовойаллее носились унылые стоныкукушки.Про душную страдув полях где-то пелитак звонко.Мальчишки из садусквозь ели,крича, выгоняли теленка.«Не тот, так другойпогибал,умножалисьмогилы», —кричал,от вина огневой.Наливалисьна лбу его синие жилы.«Нам страх был неведом…Еще на Кавказе сжигали аул за аулом…»С коричневым пледоми стуломв аллее стоял,дожидаясь,надутый лакей его, Яшка.Спускаясьс террасы, военный по ветхим ступеням стучалдеревяшкой.

1904

Москва

Незнакомый друг

Посвящается П.Н. Батюшкову

I

Мелькают прохожие, санки…Идет обыватель из лавкивесь бритый, старинной осанки…Должно быть, военный в отставке.Калошей стучит по панели,мальчишкам мигает со смехомв своей необъятной шинели,отделанной выцветшим мехом.

II

Он всюду, где жизнь, – и намедниЯ встретил его у обедни.По церкви ходил он с тарелкой…Деньгою позвякивал мелкой…Все знают про замысел вражий,он мастер рассказывать страсти…Дьячки с ним дружатся – и дажеквартальные Пресненской части.В мясной ему все без прибавки —Не то что другим – отпускают…И с ним о войне рассуждаютхозяева ситцевой лавки…Приходит, садится у оконс улыбкой, приветливо ясный…В огромный фулярово-красныйсморкается громко платок он.«Китаец дерется с японцем…В газетах об этом писали…Ох, что ни творится под солнцем…Недавно… купца обокрали»…

III

Холодная, зимняя вьюга.Безрадостно-темные дали.Ищу незнакомого друга,исполненный вечной печали…Вот яростно с крыши железнойрукав серебристый взметнулся,как будто для жалобы слезнойнезримый в хаосе проснулся, —как будто далекие трубыОставленный всеми, как инок,стоит он средь бледных снежинок,подняв воротник своей шубы…

IV

Как часто средь белой метели,детей провожая со смехом,бродил он в старинной шинели,отделанной выцветшим мехом…

1903

Москва

Весна

Всё подсохло И почки уж есть.Зацветут скоро ландыши, кашки.Вот плывут облачка, как барашки.Громче, громче весенняя весть.Я встревожен назойливым писком:Подткнувшись, ворчливая Фекла,нависая над улицей с риском,протирает оконные стекла.Тут известку счищают ножом…Тут стаканчики с ядом… Тут вата…Грудь апрельским восторгом объята.Ветер пылью крутит за окном.Окна настежь – и крик, разговоры,и цветочный качается стебель,и выходят на двор полотерыбосиком выколачивать мебель.Выполз кот и сидит у корытца,умывается бархатной лапкой.Вот мальчишка в рубашке из ситца,пробежав, запустил в него бабкой.В небе свет предвечерних огней.Чувства снова, как прежде, огнисты.Небеса все синей и синей,Облачка, как барашки, волнисты.В синих далях блуждает мой взор.Все земные стремленья так жалки…Мужичонка в опорках на дворс громом ввозит тяжелые балки.

1903

Москва

Из окна

Гляжу из окна я вдоль окон:здесь – голос мне слышится пылкийи вижу распущенный локон…Там вижу в окне я бутылки…В бутылках натыкана верба.Торчат ее голые прутья.На дворике сохнут лоскутья…И голос болгара иль сербагортанный протяжно рыдает…И слышится. «Шум на Марица…»Сбежались А сверху девицас деньгою бумажку бросает.Утешены очень ребятапрыжками цепной обезьянки.Из вечно плаксивой Травьятымучительный скрежет шарманки.Посмотришь на даль – огородымелькнут перед взором рядами,заводы, заводы, заводы!..Заводы блестят уж огнями.Собравшись пред старым забором,портные расселись в воротах.Забыв о тяжелых заботах,орут под гармонику хором.

1903

Свидание

На мотив из Брюсова

Время плетется лениво.Всё тебя нету да нет.Час простоял терпеливо.Или больна ты, мой свет?День-то весь спину мы гнули,а к девяти я был здесь…Иль про меня что шепнули?..Тоже не пил праздник весь…Трубы гремят на бульваре.Пыль золотая летит.Франтик в истрепанной паре,знать, на гулянье бежит.Там престарелый извозчикпарня в участок везет.Здесь оборванец разносчикдули и квас продает.Как я устал, поджидая!..Злая, опять не пришла…Тучи бледнеют, сгорая,Стелется пыльная мгла.Вечер Бреду одиноко.Тускло горят фонари.Там… над домами… далекоузкая лента зари.Сердце сжимается больно.Конка протяжно звенит.Там… вдалеке… колокольняобразом темным торчит.

1902

Кошмар среди бела дня

Солнце жжет Вдоль тротуарапод эскортом пепиньероквот идет за парой парабледных, хмурых пансионерок.Цепью вытянулись длинной,идут медленно и чинно —в скромных, черненьких ботинках,в снежно-белых пелеринках…Шляпки круглые, простые,заплетенные косицы —точно все не молодые,точно старые девицы.Глазки вылупили глупо,спины вытянули прямо.Взглядом мертвым, как у трупа,смотрит классная их дама.«Mademoisell Nadine, tenez voueDroit»[1]… И хмурит брови строже.Внемлет скучному напевуобернувшийся прохожий…Покачает головою,удивленно улыбаясь…Пансион ползет, змееюмежду улиц извиваясь.

1903

Москва

На окраине города

Был праздник: из мглынеслись крики пьяниц.Домов огибая углы,бесшумно скользил оборванец.Зловещий и черный,таская короткую лесенку,забегал фонарщик проворный,мурлыча веселую песенку.Багрец золотых вечеровзакрыли фабричные трубыда пепельно-черных домовзастывшие клубы.

1904

Образы

Великан

1

«Поздно уж, милая, поздно усни:это обман…Может быть, выпадут лучшие дни.Мы не увидим их… Поздно… усни…Это – обман».Ветер холодный призывно шумит,холодно нам…Кто-то, огромный, в тумане бежит…Тихо смеется. Рукою манит.Кто это там?Сел за рекою. Седой бородойнам закивали запахнулся в туман голубой.Ах, это, верно, был призрак ночной…Вот он пропал.Сонные волны бегут на реке.Месяц встает.Ветер холодный шумит в тростнике.Кто-то, бездомный, поет вдалеке,сонный поет.«Всё это бредни… Мы в поле одни.Влажный туманнас, как младенцев, укроет в тени…Поздно уж, милая, поздно. Усни.Это – обман…»

Март 1901

Москва

2

Сергею Михайловичу Соловьеву

Бедные дети устали:сладко заснули.Сонные тополи в далигорько вздохнули,мучимы вечным обманом,скучным и бедным…Ветер занес их туманоммертвенно-бледным.Там великан одинокий,низко согнувшись,шествовал к цели далекой,в плащ запахнувшись.Как он, блуждая, смеялсяв эти минуты…Как его плащ развевался,ветром надутый.Тополи горько вздохнули…Абрис могучий,вдруг набежав, затянулибледные тучи.

3

Средь туманного дня,созерцая минувшие грезы,близ речного ручьявеликан отдыхал у березы.Над печальной странойпротянулись ненастные тучи.Бесприютной главойон прижался к березе плакучей.Горевал исполин.На челе были складки кручины.Он кричал, что один,что он стар, что немые годинынадоели ему…Лишь заслышат громовые речи, —точно встретив чуму,все бегут и дрожат после встречи.Он – почтенный старик,а еще не видал теплой ласки.Ах, он только велик…Ах, он видит туманные сказки.Облака разнеслиэтот жалобный крик великана.Говорили вдали:«Это ветер шумит средь тумана».Проходили века.Разражались ненастные грозы.На щеках стариказаблистали алмазные слезы.

4

Потянуло грозой.Горизонт затянулся.И над знойной странойего плащ растянулся.Полетели, клубясь,грозно вздутые скалы.Замелькал нам, искрясь,из-за тучи платок его алый.Вот плеснул из ведра,грозно ухнув на нас для потехи:«Затопить вас пора…А ужо всем влетит на орехи!»Вот нога его грузным столбомгде-то близко от нас опустилась,и потомвновь лазурь просветилась.«До свиданья! – кричал. —Мы увидимся летними днями…»В глубину побежал,нам махнув своей шляпой с полями.

5

В час зари на небосклоне,скрывши лик хитоном белым,он стоит в своей коронезамком грозно-онемелым.Солнце сядет. Всё притихнет.Он пойдет на нас сердито.Ветром дунет, гневом вспыхнет,сетью проволок повитыйизумрудно-золотистых,фиолетово-пурпурных.И верхи дубов ветвистыхзашумят в движеньях бурных.Не успев нас сжечь огнями,оглушить громовым ревом,разорвется облакамив небе темно-бирюзовом.

1902

Не страшно

Боль сердечных ран,и тоска растет.На полях – туманСкоро ночь сойдет.Ты уйдешь, а ябуду вновь один…И пройдет, грозя,меж лесных вершинвеликан седой:закачает лес,склон ночных небесзатенит бедой.Страшен мрак ночной,коли нет огня…Посиди со мной,не оставь меня!..Буйный ветер спит.Ночь летит на нас…Сквозь туман горитпара красных глаз —страшен мрак ночной,коли нет огня…Посиди со мной,не оставь меня!Мне не страшно, нет…Ты как сон… как луч…Брызжет ровный светиз далеких туч…Надо спать… Всё спит…Я во сне……Вон тамвеликан стоити кивает нам.

Май 1900

Москва

Поединок

Посвящается Эллису

1

Из дали грозной Тор воинственныйгрохочет в тучах.Пронес огонь – огонь таинственныйна сизых кручах.Согбенный викинг встал над скатами,над темным бором,горел сияющими латамии спорил с Тором.Бродил по облачному городу,трубил тревогу.Вцепился в огненную бородуон Тору-богу.И ухнул Тор громовым молотом,по латам медным,обсыпав шлем пернатый золотомвоздушно-бледным:«Швырну расплавленные гири яс туманных башен…»Вот мчится в пламени валькирия.Ей бой не страшен.На бедрах острый меч нащупала.С протяжным крикомпомчалась с облачного купола,сияя ликом.

2

Ослепший викинг встал над скалами,спаленный богом.Трубит печально над проваламизагнутым рогом.Сердитый Тор за белым глетчеромукрылся в туче.Леса пылают ясным вечеромна дальней круче.Извивы лапчатого пламени,танцуя, блещут:так клочья палевого знаменив лазури плещут.

Октябрь 1903

Москва

Битва

В лазури проходит толпа исполинов на битву.Ужасен их облик, всклокоченный, каменно-белый.Сурово поют исполины седые молитву.Бросают по воздуху красно-пурпурные стрелы.Порою товарищ, всплеснув мировыми руками,бессильно шатается, дружеских ищет объятий:порою, закрывшись от стрел дымовыми плащами,над телом склоняются медленно гибнущих братий!..

…………………………

Дрожала в испуге земля от тяжелых ударов.Метались в лазури бород снегоблещущих клоки– и нет их. пронизанный тканью червонных пожаров,плывет многобашенный город, туманно-далекий.

Июль 1903

Серебряный Колодезь

Пригвожденный ужас

Давно я здесь в лесу – искатель счастья.В душе моей столетние печали.Я весь исполнен ужасом ненастья.На холм взошел, чтоб лучше видеть дали.Глядит с руин в пурпурном карлик вещийс худым лицом, обросшим белым мохом.Торчит изломом горб его зловещий.Сложив уста, он ветру вторит вздохом.Так горестно, так жалобно взывает:«Усни, мечтатель жалкий, – поздно, поздно»…Вампир пищит, как ласточка, шныряетвокруг него безжизненно и грозно.Ревут вершины в ликованье бурном.Погасли в тучах горние пожары.Горбун торчит во мгле пятном пурпурным.На горб к нему уселся филин старый…Молился я… И сердце билось, билось.С вампирным карлом бой казался труден…Был час четвертый Небо просветилось.И горизонт стал бледно-изумруден.Я заклинал, и верил я заклятью.Молил творца о счастии безбурном.Увидел вдруг – к высокому распятьюбыл пригвожден седой вампир в пурпурном.Я возопил восторженно и страстно:«Заря, заря!… Вновь ужас обессилен!..»И мне внимал распятый безучастно.Вцепившись в крест, заплакал старый филин.

1903

На горах

Горы в брачных венцах.Я в восторге и молод.У меня на торахочистительный холод.Вот ко мне на утеспритащился горбун седовласый.Мне в подарок принесиз подземных теплиц ананасы.Он в малиново-ярком плясал,прославляя лазурь.Бородою взметалвихрь метельно-серебряных бурь.Голосилнизким басом.В небеса запустилананасом.И, дугу описав,озаряя окрестность,ананас ниспадал, просияв,в неизвестность,золотую росуизлучая столбами червонца.Говорили внизу:«Это – диск пламезарного солнца…»Низвергались, звеня,омывали утесызолотые фонтаны огня —хрусталязаалевшего росы.Я в бокалы вина нацедили, подкравшися боком,горбуна окатилсветопенным потоком.

1903

Москва

Вечность

Шумит, шумит знакомым перезвономдалекий зов, из Вечности возникший.Безмирнобледная, увитая хитономвоздушночерным, с головой поникшейи с урной на плечах, глухим порывомона скользит бесстрашно над обрывом.Поток вспененный мчитсясеребряной каймой.И ей все то же снитсянад бездной роковой.Провалы, кручи, гротынедвижимы, как сон.Суровые пролетытоскующих времен.Все ближе голос Вечности сердитой…Оцепенев, с улыбкою безбурной,с душой больной над жизнию разбитой —над старой, опрокинутою урной —она стоит у пропасти туманнойвиденьем черным, сказкою обманной.

1902

Маг

В. Я. Брюсову

Я в свите временных потоков,мой черный плащ мятежно рвущих.Зову людей, ищу пророков,о тайне неба вопиющих.Иду вперед я быстрым шагом,И вот – утес, и вы стоитев венце из звезд упорным магом,с улыбкой вещею глядите.У ног веков нестройный рокот,катясь, бунтует в вечном сне.И голос ваш – орлиный клекот —растет в холодной вышине.В венце огня над царством скуки,над временем вознесены —застывший маг, сложивший руки,пророк безвременной весны.

1903

Кентавр

Посвящается В.В. Владимирову

Был страшен и холоден сумрак ночной,когда тебя встретил я, брат дорогой.В отчаянье грозном я розы срывали в чаще сосновой призывно кричал:«О где ты, кентавр, мой исчезнувший брат —с тобой, лишь с тобою я встретиться рад!..Напрасен призыв одичалой души:Ведь ты не придешь из сосновой глуши».И тени сгустились… И тени прошли…Блеснуло кровавое пламя вдали…Со светочем кто-то на слезы бежал,копытами землю сырую взрывал.Лукаво подмигивал. Взором блеснули длинные руки ко мне протянул:«Здорово, товарищ… Я слышал твой зов…К тебе я примчался из бездны веков».Страданье былое, как сон, пронеслось.Над лесом огнистое солнце зажглось.Меж старых камней засиял ручеек.Из красной гвоздики надел я венок.Веселый кентавр средь лазурного днядождем незабудок осыпал меня.Весь день старый в золоте солнца играл,зеленые ветви рукой раздвигал,а ночью туманной простился со мнойи с факелом красным ушел в мир иной.Я счастья не мог позабыть своего:всё слышал раскатистый хохот его.

Июль 1901

Серебряный Колодезь

Игры кентавров

Кентавр бородатый,мохнатыйи голыйна стражеу леса стоит.С дубиной тяжелойот зависти вражьейжену и детей сторожит.В пещере кентавриха кормит ребенкапьянящимсвоим молоком.Шутливо трубят молодые кентавры над звонкошумящимручьем.Вскочивши один на другого,копытами стиснувши спину,кусают друг друга, заржав.Согретые жаром тепла золотого,другие глядят на картину,а третьи валяются, ноги задрав.Тревожно зафыркал старик, дубиной корнистойвзмахнув.В лес пасмурно-мглистыйумчался, хвостом поседевшим вильнув.И вмиг присмирели кентавры, оставив затеи,и скопом,испуганно вытянув шеи,к пещере помчались галопом.

1903

Битва кентавров

Холодная буря шумит.Проносится ревом победным.Зарница беззвучно дрожитмерцаньем серебряно-бледным.И вижу – в молчанье немомсквозь зелень лепечущих лавровна выступе мшистом, крутомнемой поединок кентавров.Один у обрыва упал,в крови весь, на грунте изрытом.Над ним победитель заржали бьет его мощным копытом.Не внемлет упорной мольбе,горит весь огнем неприязни.Сраженный, покорный судьбе,зажмурил глаза и ждет казни.Сам вызвал врага и не могосилить стремительный приступ.Под ними вспененный потокшумит, разбиваясь о выступ…Воздушно-серебряный блескпотух. Все во мраке пропало.Я слышал лишь крики да всплеск,как будто что в воду упало.……………….Холодная буря шумит.Проносится ревом победным.И снова зарница дрожитмерцаньем серебряно-бледным.Смотрю – колыхается лавр…За ним удаленным контуромнад пенною бездной кентаврстоит изваянием хмурым.Под ним серебрится река.Он взором блистает орлиным.Он хлещет крутые бокаи спину хвостом лошадиным.Он сбросил врага, и в потокбессильное тело слетело.И враг больше выплыть не мог,и пена реки заалела.Он поднял обломок скалы,Чтоб кинуть в седую пучину.…………………..И нет ничего среди мглы,объявшей немую картину.Кругом только капли стучат.Вздыхаешь об утре лазурном.И слышишь, как лавры шумятв веселье неслыханно бурном.

Апрель 1902

Москва

Песнь кентавра

Над речкой кентавр полусонный поет.Мечтательным взором кого-то зовет.На таре играет И струны звенят.В безумных глазах будто искры горят.В морщинах чела притаилась гроза.На бледных щеках застывает слеза.Вдали – точно Вечность. Все то же вдали.Туманы синеют Леса залегли.Уснет и проснется порыв буревой,и кто-то заблещет, бездонно-немой.Над речкой кентавр полусонный стоит.В тревоге главу опустил и молчит.Мечтатель со дна приподнялся реки,раздвинув дрожащей рукой тростники.И шепчет чуть слышно: «Я понял тебя…Тоскую, как ты, я Тоскую, любя…Безумно люблю и зову, но кого?Не вижу, как ты, пред собой никого.Учитель, учитель, мы оба в тоске —бездомные волны на шумной реке…Как ты, одинок я Ты робок, как я.Учитель, учитель! Я понял тебя»…Уснул и проснулся порыв буревой.В волнах захлебнулся мечтатель речной.Кентавр – хоть бы слово: в затишье гроза.На бледных щеках застывает слеза.Над речкой кентавр возмущенный зовет.Уставшую землю копытами бьет.Он вытянул шею. Он лиру разбил.Он руки в безумстве своем заломил.И крик его – дикое ржанье коня.И взор его – бездна тоски и огня.В волнах набегающих машет рукойДвойник, опрокинутый вниз головой.

1902

Утро

1

Грядой пурпурнойпроходят облачка все той же сменой.В них дышит пламень.Отхлынет прочь волна, разбившись бурнойшипучей пенойо камень.Из чащи вышедший погреться, фавн лесной,смешнойи бородатый,копытом бьетна валунеПоетв волынку гимн весне,наморщив лоб рогатый.У ног его вздохнетволна и моетсяОн вдаль бросает взгляды.То плечи, то рука играющей наядымеж волн блеснети скроется…

2

В небе туча горит янтарем.Мглой курится.На туманном утесе забила крыломбелоснежная птица.Водяная поет.Волоса распускает.Скоро солнце взойдет,и она, будто сказка, растает.И невольно грустит.И в алмазах ресницы.Кто-то, милый, кричит.Это голос восторженной птицы.Над морскими сапфирами рыбьим хвостомстарец старый трясет, грозовой и сердитый.Скоро весь он рассеется призрачным сном,желто-розовой пеной покрытый.Солнце тучу перстомогнезарным пронзило.И опять серебристым крыломэта птица забила.

1902

Москва

Пир

Поставил вина изумрудного кубки.Накрыл я приборы Мои стол разукрашен.Табачный угар из гигантовой трубкина небе застыл в виде облачных башен.Я чую поблизости поступь гиганта.К себе всех зову я с весельем и злостью.На пир пригласил горбуна-музыканта.Он бьет в барабан пожелтевшею костью.На мшистой лужайке танцуют скелетыв могильных покровах неистовый танец.Деревья листвой золотою одеты.Меж листьев блистает закатный багрянец.Пахучей гвоздикой мой стол разукрашен.Закат догорел среди облачных башен.Сгущается мрак… Не сидеть нам во мгле ведь?Поставил на стол я светильников девять.Пришел, нацепив ярко-огненный бант,мастито присев на какой-то обрубок,от бремени лет полысевший гиганти тянет вина изумрудного кубок.

1902

Москва

Старинный друг

Посвящается Э.К. Метнеру

1

Старинный друг, к тебе я возвращался,весь поседев от вековых скитаний.Ты шел ко мне В твоей простертой дланипунцовый свет испуганно качался.Ты говорил: «А если гном могильныйиз мрака лет нас разлучить вернется?»А я в ответ «Суровый и бессильный,уснул на веки Больше не проснется»…К тебе я вновь вернулся после битвы.Ты нежно снял с меня мой шлем двурогий.Ты пел слова божественной молитвы.Ты вел меня торжественно в чертоги.Надев одежды пышно-золотые,мы, старики, от счастья цепенели.Вперив друг в друга очи голубые,у очага за чашами сидели.Холодный ветер раздувал мятежнопунцовый жар и шелковое пламя.Спокойно грелись… Затрепался нежноодежды край, как золотое знамя.Вдруг видим – лошади в уборе жалкомк чертогу тащат два железных гроба.Воскресший гном кричит за катафалком:«Уйдете вы в свои могилы оба»…В очах сверкнул огонь смертельной муки.Коротко было расставанье наше.Мы осуши та праздничные чаши.Мы побрели в гроба, сложивши руки.