Полное собрание стихотворений

Христос Воскрес

поэма

1

В глухихСудьбинах,В земныхГлубинах,В веках,В народах,В сплошныхСинеродахНебес– Да пребудетВесть:– «ХристосВоскрес!» —Есть.Было.Будет.

2

Перегорающее страданиеСияниемОмолнилоЛик,Как алмаз, —– Когда что-то,Блеснувши неимоверно,Преисполнило этого человека,Простирающего дланиОт века и до века – За нас.– Когда что-тоЗареялоИз вне-времени,Пронизывая Его от темениДо пяты…И провеялоВ ухоВострубленнойБурею Духа: —– «Сын,Возлюбленный —Ты!»ЗареяОгромными зорями,В небеПрорезалась Назарея…Жребий —Был брошен.

3

Толпы народаНа ИорданеУвидели явственно: дваКрыла.СияниемПреисполнилисьДланиЭтого человека…И перегорающим страданиемВекаОмолниласьГолова.И по толпамНародаЖелтымМаревом,Как заревом,Запрядала разорванная мгла, —Над, как дым,Сквозною головоюВеющеюВероюКропя Его слова. —Из лазоревой окрестности,В зеленеющиеМестностиОпускалось что-то световоюАтмосферою…Прорезывался лучВ Новозаветные лета…И помавая кровавыми главамиТуч,НазареяПрорезывалась славамиСвета.

4

После Он простерМертвеющие, посинелые от мукиРукиИ взор —В пустыеТверди…РукиПовисли,Как жерди,В густыеМраки…Измученное, перекрученноеТелоВиселоБез мысли.КровавилисьЗнаки,Как красные раны,На изодранных ладоняхПолутрупа.Глаз остеклелою впадиноюУставился пустоИ тупоВ туманыИ мраки,Нависшие густо.А воины в бронях,Поблескивая шлемами,Проходили под перекладиною.

5

ГоловаОкровавленного,ЛохматогоРазбойника,Распятого —– Как и Он —ХохотомНасмешливо приветствовала:– «Господи,ПриемлиНовоявленногоСына Твоего!»И тяжелым грохотомОтветствовалиЗемли.

6

В опрокинутое мировое дно,Где не было никакого солнца, котороеНа ИорданиСлетело,НизринутоеВ это телоПерстное и преисполненное бремени —Какое-то ужасное Оно,С мотающимися перепутанными волосами,УгасаяИ простирая рваныеИзраненныеДлани, —В девятый часХрипло крикнуло из темениНа нас:– «Или… Сафахвани!»

7

Деревянное телоС темными пятнами впадинПровалившихся странноГлазДеревенеющего Лика, —Проволокли, —Точно желтую палку,ЗабинтованнуюВ шелестящие пелены —ПроволоклиВ ей уготованныеГлубины.Без словИ без верыВ воскресение…ПроволоклиВ пещеры —В тусклом освещенииКрасных факелов.

8

От огромной скорбиГосподнейУпадали ударыИз преисподней —В тяжелый,СтарыйШар.Обрушились сушиИ горы,ИзгорбилисьБурей озера…И изгорбились долы…Разламывались холмы…А души —Душа за душою —Валились в глухие тьмы.Проступали в туманыНеясныеПастиЧудовищной глубины…ОбнажалисьОбманыИ ужасныеСтрастиВыбежавшего на белый светСатаны.В землетрясениях и пожарахРазрывалисьСтарые шарыПланет.

9

По огромной,По темнойВселенной,Шатаясь,Таскался мир.Облекаясь,Как в саван тленный,В разлагающийся эфир.Было видно, как два вампира,С гримасою красных губ,Волокли по дорогам мираЗабинтованный труп.

10

Нам желтея,В нас без мыслиПодымаясь, как вопрос, —Эти проткнутые ребра,Перекрученные руки,Препоясанные чресла —В девятнадцатом столетии провисли:– «Господи,И этоБыл —Христос?»Но это —Воскресло…

11

Снова там —ТерновыеВенцы.Снова нам —ПровислиМертвецыПод двумя столбами с перекладиною,Хриплыми глухими голосами,Перепутанными волосами,Остеклелой впадиноюГлаз —Угрожая, мертвенныеМыслиОстро, грозно, мертвенноПрорезываются в нас.

12

РазбойникиИ насильники —Мы.Мы над телом ПокойникаПосыпаем пеплом власыИ погашаемСветильники.В прежней безднеБезверияМы. —Не понимая,Что именно в эти дни и часы —СовершаетсяМироваяМистерия…

13

Мы забыли: —Из темныхРасколовВ пещеру, где труп лежал,С раскаленных,ОгромныхПрестоловПреисподний пламеньБежал.Отбросило старый камень;Сорваны пелены:Тело,От почвы оторванное.СлетелоСквозь землюВ разъятые глубины.

14

Труп из вне-времениЛазурей,Пронизанный от темениДо пятыБурейВострубленнойВытянулся от земли до эфира…И грянуло в ухоМира:– «Сын,Возлюбленный —Ты!»Пресуществленные божественноПелены,Как порфира,Расширенная без меры,Пронизывали мировое пространство,Выструиваясь из земли.Пресуществленное невещественноТело —В пространствоРазвеяло атмосферы,Которые сияюще протекли.Из пустыниВне-времениПреисполнилось светамиМировое дно, —Как оно —ТелоСолнечного Человека,Сияющее Новозаветными летамиИ ставшее отнынеИ до века —Телом земли.Вспыхнула ВселеннойГолова,И нетленноПростертые дланиОт Запада до Востока, —Как дваКрыла.Орла,Сияющие издалека.

15

Страна мояЕстьМогила,ПростершаяБледныйКрест, —В суровые сводыНебаИ —В неизвестностиМест.Обвили убогиеМестностиБедный,Убогий Крест —В сухие,СтрогиеКолосья хлеба,Вытарачивающие окрест.Святое,ПустоеМесто, —В святынеТвои сыны!Россия,Ты нынеНевеста…ПриемлиВестьВесны…Земли,ПрордейтеЦветамиИ прозеленейтеБерезами:Есть —Воскресение…С нами —Спасение…Исходит огромными розамиПрорастающий Крест!

16

ЖелезнодорожнаяЛиния…Красные, зеленые, синиеОгонькиИ взлетающиеСтрелки, —Всё, всё, всёСулитНевозможное…ТвердятГолосящиеВдали паровики,УбегающиеПо линии:«Да здравствует ТретийИнтернационал».МелкийДождичек стрекочетИ твердит:«ТретийИнтернационал».Выкидывает телеграфная лента:«Интернационал»…ЖелезнодорожнаяЛиния,Убегающая в сетиТуманов, —Голосит свисткамираспропагандированногоПаровикаПро невозможное.И раскидывает свои блески —За ветвями зеленеющего тополя…Раздаются сухие трескиРевольверных переливов.

17

А из пушечного гулаСутулоПросунулась спинаОчкастого, расслабленногоинтеллигента.Видна, —Мохнатая голова,ПроизносящаяНегодующиеСловаО значенииКонстантинополяИ проливов, —В дующиеПространстваИ в сухие трескиРевольверных взрывов…На мгновениеВодворяется страннаяТишина, —В которую произносятся словаРасслабленногоИнтеллигента.

18

БраунингКрасным хохотомРазрывается в воздух, —Тело окровавленногоЖелезнодорожникаПадает под грохотом.Подымают егоДва безбожникаПод забором…На кого-то напали…На крик и на слезы —Ответствуют паровозы,Да хоромПоют о братстве народов…Знамена ответствуютЛепетом.И воробьи с пригородных огородовПриветствуютЩебетом —Падающих покойников.

19

Обороняясь от кого-то,Заваливает дровами воротаВесь домовой комитет.Под железными воротами —Кто-то…Злая, лающая тьмаПрилегла —НападаетПулеметамиНа дома, —И на членов домового комитета.ОбнимаетСтранными туманамиТела, —Злая, лающая тьмаНападаетИз вне-времени —Пулеметами…

20

Из раздробленногоТемени,С переломленнойРуки —Хлещут краснымиФонтанамиРучьи…И какое-то ужасное ОноС мотающимися перекрученнымиРукамиИ неяснымиПятнами впадинГлаз —СтремительноПроволокли —Точно желтую забинтованнуюПалку, —Под ослепительныйАлмазСтоящего вдалиАвтомобиля.

21

Это жалкое, желтое телоПятнами впадинГлаз, —Провисая между двух перекладин,Из тьмыВперяетсяВ нас.Это жалкое, желтое телоПроволакиваем:Мы —– В себя —Во тьмыИ в пещерыБезверия, —Не понимая,Что эта мистерияСовершается нами —– в нас.Наше жалкое, желтое телоПятнами впадинГлаз, —Провисая меж двух перекладин,Из тьмыВперяетсяВ нас.

22

А вестьПрогремела Осанной.ЕстьСтранныйПламеньВ пещере безверия, —Когда озаряетсяМглаИ от насОтваливаютсяТела, —Как падающий камень.

23

Россия,Страна моя —Ты – та самая,Облеченная солнцем Жена,К которойВозносятсяВзоры…Вижу явственно я:Россия,Моя, —Богоносица,Побеждающая Змия…Народы,Населяющие Тебя,Из дымаПростерлиДланиВ Твои пространства, —Преисполненные пенияИ огняСлетающего Серафима.И что-то в горлеУ меняСжимается от умиления.

24

Я знаю: огромная атмосфераСияниемОпускаетсяНа каждого из нас, —Перегорающим страданиемВекаОмолнитсяГоловаКаждого человека.И Слово,Стоящее нынеПо серединеСердца,Бурями вострубленнойВесны,ПростерлоГласящие глубиныИз огненного горла:– «СыныВозлюбленные, —Христос Воскрес!»

Апрель 1918

Москва

Первое свидание

поэма

Предисловие

Киркою рудокопный гномСогласных хрусты рушит в томы…Я – стилистический прием,Языковые идиомы!Я – хрустом тухнущая пещь, —Пеку прием: стихи – в начинку;Давно поломанная вещь,Давно пора меня в починку.Висок – винтящая мигрень…Душа – кутящая…И – что же?..Я в веселящий Духов деньСклонен перед тобою. Боже!Язык, запрядай тайным сном!Как жизнь, восстань и радуй: в смерти!Встань – в жерди: пучимым листом!Встань – тучей, горностаем: в тверди!Язык, запрядай вновь и вновь!Как бык, обрадуй зыком плоти:Как лев, текущий рыком в кровь,О сердце, взмахами милоти!Орел: тобой пересекусь…Ты плоти – жест, ты знанью – числа…«Ха» с «И» в «Же» – «Жизнь»:Христос Иисус —Знак начертательного смысла…Ты в слове Слова – богослов:О, осиянная ОсаннаМатфея, Марка, Иоанна —Язык!.. Запрядай: тайной слов!О, не понять вам, гномы, гномы:В инструментаций гранный треск —Огонь, вам странно незнакомый,Святой огонь взвивает блеск.

1

Взойди, звезда воспоминанья;Года, пережитые вновь:Поэма – первое свиданье,Поэма – первая любовь.Я вижу – дующие зовы.Я вижу – дующие тьмы:Войны поток краснобагровый,В котором захлебнулись мы…Но, нет «вчера» и нет «сегодня»:Всё прошлое озарено,Лишь песня, ласточка господня,Горюче взвизгнула в окно…Блести, звезда моя, из дали!В пути года, как версты, стали:По ним, как некий пилигрим,Бреду перед собой самим…Как зыби, зыблемые в ветры,Промчите дни былой весны, —Свои ликующие метры,Свои целующие сны…Год – девятьсотый: зори, зори!..Вопросы, брошенные в зори…Меня пленяет Гольбер Гент…[21]И я – не гимназист: студент…Сюртук – зеленый, с белым кантом;Перчатка белая в руке;Я – меланхолик, я – в тоске,Но выгляжу немного франтом;Я, Майей мира полонен,В волнах летаю котильона,Вдыхая запах «poudre Simon»,Влюбляясь в розы Аткинсона.[22]Но, тексты чтя Упанишад,Хочу восстать Анупадакой,[23]Глаза таращу на закатИ плачу над больной собакой;Меня оденет рой Ананд[24]Венцом таинственного дара:Великий духом Даинанд,[25]Великий делом Дармотарра…[26]Передо мною мир стоитМифологической проблемой:Мне Менделеев говоритПериодической системой;Соединяет разум мойЗаконы Бойля, Ван-дер-Вальса —Со снами веющего вальса,С богами зреющею тьмой:Я вижу огненное мореКипящих веществом существ;Сижу в дыму лабораторийНад разложением веществ;Кристаллизуются растворыСредь колб, горелок и реторт…Готово: порошок растерт…Бывало, – затеваю споры…Пред всеми развиваю яСвои смесительные мысли;И вот – над бездной бытияТуманы темные повисли…– «Откуда этот ералаш?» —Рассердится товарищ наш,Беспечный франт и вечный скептик:– «Скажи, а ты не эпилептик?»Меня, бывало, перебьетИ миф о мире разовьет…Жил бородатый, грубоватыйБогов белоголовый рой:Клокочил бороды из ваты;И – обморочил нас игрой.В метафорические хмуриОн бросил бедные мозги,Лия лазуревые дуриНа наши мысленные зги;Аллегорическую копоть,Раздувши в купол голубой,Он дружно принимался хлопатьНа нас, как пушками, судьбой;Бросался облачной тропою,От злобы лопаясь, – на нас,Пустоголовою толпою,Ругая нас… В вечерний час, —Из тучи выставив трезубцы,Вниз, по закатным янтарям,Бывало, боги-женолюбцыСходили к нашим матерям…Теперь переменились роли;И больше нет метаморфоз;И вырастает жизнь из соли;И движим паром паровоз;И Гревса Зевс – не переладит;И физик – посреди небес;И ненароком Брюсов адит;И гадость сделает Гадес;И пролетарий – горний летчик;И – просиявший золотарь;И переводчик – переплетчик;И в настоящем – та же старь!Из зыбей зыблемой лазури,Когда отвеяна лазурь, —Сверкай в незыблемые хмури,О, месяц, одуванчик бурь!Там – обесславленные богиИсчезли в явленную ширь:Туда серебряные роги,Туда, о месяц, протопырь!Взирай оттуда, мертвый взорич,Взирай, повешенный, и стынь, —О, злая, бешеная горечь,О, оскорбленная ледынь!О, тень моя: о тихий братец,У ног ты – вот, как черный кот:Обманешь взрывами невнятиц;Восстанешь взрывами пустот.Но верю: ныне очертилиЭмблемы вещей глубины —Мифологические были,Теологические сны,Сплетаясь в вязи аллегорий:Фантомный бес, атомный вес,Горюче вспыхнувшие зориИ символов дремучий лес,Неясных образов законы,Огромных космосов волна…Так шумом молодым, зеленым, —Меня овеяла весна;Так в голове моей фонтаномВзыграл, заколобродил смысл;Так вьются бисерным туманомНад прудом крылья коромысл;Так мысли, легкие стрекозы,Летят над небом, стрекоча;Так белоствольные березыДрожат, невнятицей шепча;Так звуки слова «дар Валдая»Балды, над партою болтая, —Переболтают в «дарвалдая»…Ах, много, много «дарвалдаев» – Невнятиц этих у меня.И мой отец, декан Летаев,Руками в воздух разведя:«Да, мой голубчик, – ухо вянет:Такую, право, порешь чушь!»И в глазках крошечных проглянетМатематическая сушь.Широконосый и раскосыйС жестковолосой бородойРасставит в воздухе вопросы:Вопрос – один; вопрос – другой;Неразрешимые вопросы…Так над синеющим цветком,Танцуя в воздухе немом,Жужжат оранжевые осы.И было: много, много дум;И метафизики, и шумов…И строгой физикой мой умПереполнял: профессор Умов.[27]Над мглой космической он пел,Развив власы и выгнув выю,Что парадоксами Максвелл[28]Уничтожает энтропию,Что взрывы, полные игры,Таят томсоновские вихри,[29]И что огромные мирыВ атомных силах не утихли,Что мысль, как динамит, летитСмелей, прикидчивей и прытче,Что опыт – новый…– «Мир – взлетит!» —Сказал, взрываясь, Фридрих Нитче…Мир – рвался в опытах КюриАтомной, лопнувшею бомбойНа электронные струиНевоплощенной гекатомбой;Я – сын эфира. Человек, —Свиваю со стези надмирнойСвоей порфирою эфирнойЗа миром мир, за веком век.Из непотухнувшего гулаВзметая брызги, взвой огня,Волною музыки меняСтихия жизни оплеснула:Из летаргического снаВ разрыв трагической культуры,Где бездна гибельна (без дна!), —Я, ахнув, рухнул в сумрак хмурый, —– Как Далай-лама молодойС белоголовых Гималаев, —Передробляемый звездой,На зыби, зыблемые Майей…В душе, органом проиграв,Дни, как орнамент, полетели,Взвиваясь запахами трав,Взвиваясь запахом метели.И веял Май – взвивной метой;Июнь – серьгою бирюзовой;Сентябрь – листвою золотой;Декабрь – пургой белоголовой.О лазулитовая лень,О меланитовые очи!Ты, колокольчик белый, – день!Ты, колокольчик синий, – ночи!Дышал граненый мой флакон;Меня онежили уайт-розы,[30]Зеленосладкие, как сон,Зеленогорькие, как слезы.В мои строфические дниИ в симфонические игры,Багрея, зрели из зариДионисические тигры…Перчатка белая в руке;Сюртук – зеленый: с бельм кантом…В меня лобзавшем ветеркеЯ выглядел немного франтом,Умея дам интриговатьСвоим резвящимся рассудкомИ мысли легкие пускать,Как мотыльки по незабудкам;Вопросов комариный ройУмел развеять в быстротечность,И – озадачить вдруг игрой, —Улыбкой, брошенною… в вечность…Духовный, негреховный свет, —– Как нежный свет снегов нездешних.Как духовеющий завет,Как поцелуи зовов нежных,Как струи слова Заратустр, —Вставал из ночи темнолонной…Я помню: переливы люстр;Я помню: зал белоколонныйЗвучит Бетховеном, волной;И Благородное собранье,[31] —Как мир – родной (как мир весной),Как старой драмы замиранье,Как то, что смеет жизнь пропеть,Как то, что веет в детской вере…

2

На серой вычищенной двериЛитая, чищеная медь…Бывало: пламенная вьюга;И в ней – прослеженная стезь;Томя предчувствиями юга,Бывало, всё взревает здесь;В глазах полутеней и светов,Мне лепестящих, нежных цветовЯснеет снежистая смесь;Следя перемокревшим снегом,Озябший, заметенный весь,Бывало, я звонился здесьОтдаться пиршественным негам.Михал Сергеич Соловьев,Дверь отворивши мне без слов,Худой и бледный, кроя плэдомДавно простуженную грудь,Лучистым золотистым следомСвечи указывал мне путь,Качаясь мерною походкой,Золотохохлой головой,Золотохохлою бородкой, —Прищурый, слабый, но живой.Сутуловатый, малорослыйИ бледноносый – подойдет,И я почувствую, что – взрослый,Что мне идет двадцатый год;И вот, конфузясь и дичая,За круглым ласковым столомХлебну крепчающего чаяС ароматическим душком;Михал Сергеич повернетсяКо мне из кресла цвета «бискр»;Стекло пенснэйное проснется,Переплеснется блеском искр;Развеяв веером вопросы,Он чубуком из янтаря, —Дымит струями папиросы,Голубоглазит на меня;И ароматом странной верыОкурит каждый мой вопрос;И, мне навеяв атмосферы,В дымки просовывает нос,Переложив на ногу ногу,Перетрясая пепел свой…Он – длань, протянутая к БогуСквозь нежный ветер пурговой!Бывало, сбрасывает повязьС груди – переливной, родной:Глаза – готическая прорезь;Рассудок – розблеск искряной!Он видит в жизни пустоглазойРои лелеемых эмблем,Интересуясь новой фазойКосмологических проблем,Переплетая теоремыС ангелологией Фомы;И – да: его за эти темыУжасно уважаем мы;Он книголюб: любитель фабул,Знаток, быть может, инкунабул,Слагатель не случайных слов,Случайно не вещавших миру,Которым следовать готовОдин Владимир Соловьев…Я полюбил укромный кров —Гостеприимную квартиру…Зимой, в пурговые раскатыЗвучало здесь: «Навек одно!»Весною – красные закатыПылали в красное окно.На кружевные занавескиЛия литые янтари;Любил египетские фрескиНа выцветающих драпри,Седую мебель, тюли, дажеЛюбил обои цвета «бискр», – Рассказы смазанных пейзажей,Рассказы красочные искр.Казалось: милая квартираТаила летописи мира.О. М., жена его, – мой друг,Художница —– (в глухую осеньЯ с ней… Позвольте – да: лет восемьПо вечерам делил досуг) —Молилась на Четьи-Минеи,Переводила де Виньи;Ее пленяли Пиренеи,Кармен, Барбье д'Оревильи,Цветы и тюлевые шали —Всё переписывалась с «Алей»,Которой сын писал стихи,Которого по воле рокаПослал мне жизни бурелом;Так имя Александра БлокаПроизносилось за столом«Сережей», сыном их: он – мистик,Голубоглазый гимназистик:О Логосе мы спорим с ним,Не соглашаясь с Трубецким,Но соглашаясь с новым словом,Провозглашенным СоловьевымО «Деве Радужных Ворот»,[32]О деве, что на нас сойдет,Овеяв бирюзовым зовом,Всегда таимая средь нас:Взирала из любимых глаз.«Сережа Соловьев» – ребенок,Живой смышленый ангеленок,Над детской комнаткой своейВосставший рано из пеленок, —Роднею соловьевской всейОн встречен был, как Моисей:Две бабушки, четыре дяди,И, кажется, шестнадцать тетьЕго выращивали пяди,Но сохранил его Господь;Трех лет, ну право же-с, ей-богу-с, —Трех лет (скажу без липших слов),Трех лет ему открылся Логос,Шести – Григорий Богослов,Семи – словарь французских слов;Перелагать свои святыниУже с четырнадцати летУмея в звучные латыни,Он – вот, провидец и поэт,Ключарь небес, матерый мистик,Голубоглазый гимназистик, —Взирает в очи Сони Н-ой,Огромный заклокочив клочень;Мне блещут очи – очень, очень —Надежды Львовны Зариной.Так соглашаясь с Соловьевым,Провидим Тайную весной:Он – Сонечку, живую зовом;Я – Заревую: в Зариной…Она!.. Мы в ней души не чаем…Но кто она?.. Сидим за чаем:Под хохот громкий пурговойВопрос решаем роковой.Часы летят… Не замечаем…– «Скажи, тобой увлеченаНадежда Львовна Зарина?..»– «Не знаю я…»– «Быть может?»– «А?!»Михал Сергеич повернетсяКо мне из кресла цвета «бискр»;Стекло пенснэйное проснется,Переплеснется блеском искр;Его он сбрасывает кроткоЗолотохохлой головойС золотохохлою бородкой,Прищурый, слабый, но живой;И клонит кончик носа сноваВ судьбу вопроса рокового:– «Надежда Львовна Зарина!Как?!. Воплощение Софии?..»«В ней мне пророчески яснаСудьба священная России:Она есть Львовна дочка Льва;Лев – символический, Иудин…»– «Зарин, Лев Львович, – пошлый франт?Безусый, лысый коммерсант?»«Вопрос гностически не труден:Серапис, или Апис, – бык,Таящий неба громкий зык,Есть только символ чрезвычайныйКакой-то сокровенной тайны…»– «Ну, хорошо, а что есть Лев?»– «Иудин Лев – веков напев»………………….Высокий, бледный и сутулый,Ты где, Сережа, милый брат;Глаза – пророческие гулы,Глаза, вперенные в закат:Выходишь в Вечность… на Арбат;[33]Бывало: бродишь ты без речи;И мне ясней слышна, видна:Арбата юная весна,Твоя сутулая спина,Твои приподнятые плечи,Бульваров первая трава,И вдруг: как на зеркальной зыбкеПройдут пузыриками рыбки, —Меж вами умные словаИ вовсе детские улыбки.И разговор о сем, о том,О бесконечности, о Браме,О Вечности, огромной даме,Перерастают толстый том;И на Арбате мчатся в Вечность:Пролеток черных быстротечность,Рабочий, гимназист, кадет…Проходят, ветер взвив одежды,Глупцы, ученые, невежды;Зарозовеет тихий светС зеленой вывески «Надежды»[34]Над далью дней и далью лет…Смутяся уличною давкой,Смутясь колониальной лавкой,Я упраздняю это всё:«Мир – представление мое!»Ты – пламенный, в крылатке серойСредь зданий, каменных пустынь:Глаза, открытые без меры, —В междупланетную ледынь,Свои расширенные синиБросают, как немой вопрос,Под шапкой пепельных волос.Бывало: за Девичьим ПолемПроходит клиник белый рой,Мы тайну сладостную волим,Вздыхаем радостной игрой:В волнах лyчиcтoгo эфираЧитаем летописи мира.Из перегаров красных травВ золотокарей пыли летней,Порывом пыли плащ взорвав,Шуршат мистические сплетни…Проходит за городом: лесКачнется в небе бирюзовом;Проснется зов «Воанергес!»Пахнёт: Иоанном Богословом…И – возникает в небе ширьНоводевичий монастырь.Огромный розовый соборПодъемлет купол златозор;А небо – камень амиант —Бросает первый бриллиант;Забирюзевший легкий пруд,Переливаясь в изумруд,Дробим зеркальною волной,И – столб летает искряной…Там небо бледное, упав,Перетянулось в пояс трав;Там бездна – вверх, и бездна – вниз:Из бледных воздухов и риз;Там в берега плеснет волной —Молниеносною блесной…Из мира, суетной тюрьмы, —В ограду молча входим мы…Крестов протянутая теньВ густую душную сирень,Где ходит в зелени сыройМонашек рясофорный рой,Где облак розовый сквозит,Где нежный воздух бирюзит;Здесь, сердце вещее, – измлейВ печаль белеющих лилей;В лилово-розовый левкойУсопших, Боже, упокой…Присел захожий старичок,Склонись на палку… В ветерок —Слетают скорбные листы;Подъемлют сохлые крестыПлач переблеклых огоньковИ клянч фарфоровых венков.Ты, сердце, – неумолчный стриж —Кого зовешь, о чем визжишь?Кроваво-красная лунаУже печальна и бледна…Из церкви в зелени сыройПроходит в кельи черный рой;Рукопростертые крестыСтолпились в ночь… Приди же. Ты, —Из прежних дней, из прежних лет!..В часовне – цветоблеклый свет:В часовне житель гробовойК стеклу прижался головой;И в стекла красные глядит,И в стекла красные стучит.Чуть фософреющий из трав,Сквозною головою встав, —Подъемлет инок неживойНад аналоем куколь свой………………………………………О, незабвенные прогулки,О, незабвенные мечты,Москвы кривые переулки…Промчалось всё: где, юность, ты!..Перемелькали наши взлетыНа крыльях дружбы и враждыВ неотрывные миголеты,В неотразимые судьбы,Чтоб из сумятицы несвязной,И из невнятиц бытияВ тиски подагры неотвязнойСклонился лысиною я.Зальются слабнущие светыПод мараморохом[35] зимыПереливной струею Леты,Незаливной струею тьмы…Рассудку, рухнувшему, больно, —Рассудку, тухнущему в ночь…И возникают сны невольно,Которых мне не превозмочь…………………….Да, – и опора в детской вере,И Провидения рука —На этой вычищенной двериЛитая, медная доска:Михал Сергеич Соловьев(С таких-то до таких часов).………………….Здесь возникал салон московский,Где – из далекой мне земли, —Ключевский, Брюсов, МережковскийВпервые предо мной прошли.Бывало —– снеговая стая —Сплошное белое пятно —Бросает крик, слетая, тая —В запорошенное окно;Поет под небо белый гейзер:Так заливается свирель;Так на эстраде Гольденвейзер[36]Берет уверенную трель.Бывало: в вой седоволосыйПройдет из Вечности самойСнегами строящий вопросыЧерноволосою космой, —Захохотавший в вой софистик,Восставший шубой в вечный зов, —Пройдет «Володя», вечный мистик,Или – Владимир Соловьев…Я не люблю характеристик,Но все-таки… —– Сквозной фантом,Как бы согнувшийся с ходулей,Войдет, и – вспыхнувшим зрачкомВ сердца ударится, как пулей;Трясем рукопожатьем мыЕго беспомощные кисти,Как ветром неживой зимыКогда-то свеянные листья;Над чернокосмой бородой,Клокоча виснущие космыИ желчно дующей губойРаздувши к чаю макрокосмы,С подпотолочной вышиныСквозь мараморохи и сныОн рухнет в эмпирию кресла, —Над чайной чашкою склонен,Сердит, убит и возмущенТем, что природа не воскресла,Что сеют те же господаАтомистические бредни,Что декаденты – да, да, да! —Свершают черные обедни(Они – пустое решето:Козлят не с Музой с сатирессой,И увенчает их за тоПатриотическая пресса),Что над Россией – тайный враг(Чума, монголы, эфиопы),Что земли портящий оврагГрызет юго-восток Европы;Стащивши пару крендельковС вопросом: «Ну и что ж в итоге?»Свои переплетает ногиГрохочет парой каблуков.Судьба трагическая дышитАтмосферическим дымком,И в «Новом времени» о томДемчинский знает, но не пишет:– «В сознанье нашем кавардак:Атмосферических явленийСвечении зорь нельзя никакПонять с научной точки зрении».Он – угрожает нам бедой,Подбросит огненные очи;И – запророчит к полуночи,Тряхнув священной бородой!..Так в ночи вспыхивает магний;Бьет электрический магнит;И над поклонниками Агни,Взлетев, из джунглей заогнит;Так погромыхивает в тучеТолпа прохожих громарей;Так плещут в зыбине летучей,Сребрея, сети рыбарей.За ним вдогонку – следом, следом,Михал Сергеич делит путь,Безмолвный, ровный, кроя плэдомДавно простуженную грудь,Потея в вязаной рубашке,Со столика приняв поднос,На столике расставив шашки,Над столиком поставив нос;И скажет в пепел папиросВ ответ на новости такие:– «Под дымкой – всё; и всюду – тень…Но не скудеет Мирликия…[37]Однако ж… будет: Духов день!»Свой мякиш разжевавши хлеба,Сережа Соловьев под небоВоскликнет – твердый, как кремень:– «Не оскудела Мирликия!..А ну-ка все, кому не лень,В ответ на дерзости такие, —В Москве устроим Духов день!»Но Соловьев, не отвечая,Снедаем мировой борьбой,Проглотит молча чашку чая,Рукой бросаясь, как на бой,На доску: он уткнется в шашки;И поражают худобойЕго обтянутые ляжки;Бывало, он пройдет к шинели:В меха шинели кроет взор;И – удаляется в метели:Седою головой в бобер;А вихри свистами софистикВсклокочут бледный кругозор!Привзвизгнут: «Вот великий мистик!»И – пересвищут за забор!А мы молчим, одним объяты;В веках – одно: навек одно…А перезвоны, перекатыСнежат, как призраки, в окно;А лампа бросит в занавескиСвои литые янтари;Молчат египетские фрескиНа выцветающих драпри.Михал Сергеич повернетсяКо мне из кресла цвета «бискр»;Стекло пенснэйное проснется,Переплеснется блеском искр…Он – канул в Вечность: без возврата;Прошел в восторг нездешних мест:В монастыре, в волнах заката, —Рукопростертый, белый крестСтоит, как память дорогая;Бывало, он, – оснежен весь,Светлеет, огоньком мигая;Бывало, все взревает здесь:Играет скатерть парчовая,Снегами воздухи взвивая;И в ней – прослеженная стезь;Хрустя перемокревшим снегом,Бегу сюда отдаться негам,Озябший, заметенный весь.Так всякий: поживет, и – помер,И – принят под такой-то номер.