bannerbanner
Полное собрание стихотворений
Полное собрание стихотворенийполная версия

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
33 из 38

Порознь! – даже сцепясь в кулак —

Порознь! – на языке двузначном —

Поздно и порознь – вот наш брак!


Но и постарше еще обида

Есть: амазонку подмяв как лев —

Так разминулися: сын Фетиды

С дщерью Аресовой: Ахиллес


С Пенфезилеей.

О вспомни – снизу

Взгляд ее! сбитого седока

Взгляд! не с Олимпа уже, – из жижи

Взгляд ее – все ж еще свысока!


Что ж из того, что отсель одна в нем

Ревность: женою урвать у тьмы.

Не суждено, чтобы равный – с равным…

...................................…………………


Так разминовываемся – мы.


3 июля 1924

3. “В мире, где всяк…”

В мире, где всяк

Сгорблен и взмылен,

Знаю – один

Мне равносилен.


В мире, где столь

Многого хощем,

Знаю – один

Мне равномощен.


В мире, где всё —

Плесень и плющ,

Знаю: один

Ты – равносущ


Мне.


3 июля 1924

Octpob

Остров есть. Толчком подземным

Выхвачен у Нереид.

Девственник. Еще никем не

Выслежен и не открыт.


Папоротником бьет и в пене

Прячется. – Маршрут? Тариф?

Знаю лишь: еще нигде не

Числится, кроме твоих


Глаз Колумбовых. Две пальмы:

Явственно! – Пропали. – Взмах

Кондора…

(В вагоне спальном

– Полноте! – об островах!)


Час, а может быть – неделя

Плаванья (упрусь – так год!)

Знаю лишь: еще нигде не

Числится, кроме широт


Будущего…


5 июля 1924

Под шалью

1. “Над колыбелью твоею – где ты…”

Над колыбелью твоею – где ты? —

Много, ох много же, будет пето.


Где за работой швея и мать —

Басен и песен не занимать!


Над колыбелью твоею нищей

Многое, многое с Бога взыщем:


Сроков и соков и лет и зим —

Много! а больше еще – простим.


Над колыбелью твоей бесправной

Многое, многое станет явным,


Гласным: прошедшая сквозь тела

….…. – чем стала и чем была!


Над колыбелью твоею скромной

Многое, многое Богу вспомним!


– Повести, спящие под замком, —

Много! а больше еще – сглотнем.


Лишь бы дождаться тебя, да лишь бы…

Многое, многое станет лишним,


Выветрившимся – чумацкий дым!

...........................……………

Всё недававшееся – моим!


5 августа 1924

2. “Запечатленный, как рот оракула…”

Запечатленный, как рот оракула —

Рот твой, гадавший многим.

Женщина, что от дозору спрятала

Меж языком и нёбом?


Уж не глазами, а в вечность дырами

Очи, котлом ведёрным!

Женщина, яму какую вырыла

И заложила дёрном?


Располагающий ста кумирнями

Идол – не столь заносчив.

Женщина, что у пожара вырвала

Нег и страстей двунощных?


Женщина, в тайнах, как в шалях, ширишься,

В шалях, как в тайнах, длишься.

Отъединенная – как счастливица-

Ель на вершине мглистой.


Точно усопшую вопрошаю,

Душу, к корням пригубившую…

Женщина, что у тебя под шалью?

– Будущее!


8 ноября 1924

3. “Так – только Елена глядит над кровлями…”

Так – только Елена глядит над кровлями

Троянскими! В столбняке зрачков

Четыре провинции обескровлено

И обезнадежено сто веков.


Так – только Елена над брачной бойнею,

В сознании: наготой моей

Четыре Аравии обеззноено

И обезжемчужено пять морей.


Tак только Елена – не жди заломленных

Рук! – диву дается на этот рой

Престолонаследников обездомленных

И родоначальников, мчащих в бой.


Так только Елена – не жди взывания

Уст! – диву дается на этот ров

Престолонаследниками заваленный:

На обессыновленность ста родов.


Но нет, не Елена! Не та двубрачная

Грабительница, моровой сквозняк.

Какая сокровищница растрачена

Тобою, что в очи нам смотришь – так,


Как даже Елене за красным ужином

В глаза не дерзалось своим рабам:

Богам. – “Чужеземкою обезмуженный

Край! Всё еще гусеницей – к ногам!”


11 ноября 1924

“Пела как стрелы и как морены…”

Пела как стрелы и как морены,

Мчащие из-под ног

С звуком рвущегося атласа.

– Пела! – и целой стеной матрасной

Остановить не мог

Мир меня.

Ибо единый вырвала

Дар у богов: бег!


Пела как стрелы.

Тело?

Мне нету дела!


8 ноября 1924

Попытка ревности

Как живется вам с другою, —

Проще ведь? – Удар весла! —

Линией береговою

Скоро ль память отошла


Обо мне, плавучем острове

о небу – не по водам!)

Души, души! быть вам сестрами,

Не любовницами – вам!


Как живется вам с простою

Женщиною? Без божеств?

Государыню с престола

Свергши (с оного сошед),


Как живется вам – хлопочется —

Ежится? Встается – как?

С пошлиной бессмертной пошлости

Как справляетесь, бедняк?


“Судорог да перебоев —

Хватит! Дом себе найму”.

Как живется вам с любою —

Избранному моему!


Свойственнее и съедобнее —

Снедь? Приестся – не пеняй…

Как живется вам с подобием —

Вам, поправшему Синай!


Как живется вам с чужою,

Здешнею? Ребром – люба?

Стыд Зевесовой вожжою

Не охлестывает лба?


Как живется вам – здоровится —

Можется? Поется – как?

С язвою бессмертной совести

Как справляетесь, бедняк?


Как живется вам с товаром

Рыночным? Оброк – крутой?

После мраморов Каррары

Как живется вам с трухой


Гипсовой? (Из глыбы высечен

Бог – и начисто разбит!)

Как живется вам с сто-тысячной —

Вам, познавшему Лилит!


Рыночною новизною

Сыты ли? К волшбам остыв,

Как живется вам с земною

Женщиною, без шестых


Чувств?

Ну, за голову: счастливы?

Нет? В провале без глубин —

Как живется, милый? Тяжче ли —

Так же ли – как мне с другим?


19 ноября 1924

“Вьюга наметает в полы…”

Вьюга наметает в полы.

Всё разрывы да расколы! —


И на шарф цветной веселый —

Слезы острого рассола,

Жемчуг крупного размола.


19 ноября 1924

Сон

1. “Врылась, забылась – и вот как с тысяче…”

Врылась, забылась – и вот как с тысяче-

футовой лестницы без перил.

С хищностью следователя и сыщика

Все мои тайны – сон перерыл.


Сопки – казалось бы прочно замерли —

Не доверяйте смертям страстей!

Зорко – как следователь по камере

Сердца – расхаживает Морфей.


Вы! собирательное убожество!

Не обрывающиеся с крыш!

Знали бы, как на перинах лёжачи

Преображаешься и паришь!


Рухаешь! Как скорлупою треснувшей —

Жизнь с ее грузом мужей и жен.

Зорко как летчик над вражьей местностью

Спящею – над душою сон.


Тело, что все свои двери заперло —

Тщетно! – уж ядра поют вдоль жил.

С точностью сбирра и оператора

Все мои раны – сон перерыл!


Вскрыта! ни щелки в райке, под куполом,

Где бы укрыться от вещих глаз

Собственных. Духовником подкупленным

Все мои тайны – сон перетряс!


24 ноября 1924

2. “В мозгу ухаб пролёжан…”

В мозгу ухаб пролёжан, —

Три века до весны!

В постель иду, как в ложу:

Затем, чтоб видеть сны:


Сновидеть: рай Давидов

Зреть и Ахиллов шлем

Священный, – стен не видеть!

В постель иду – затем.


Разведены с Мартыном

Задекою – не все!

Не доверяй перинам:

С сугробами в родстве!


Занежат, – лести женской

Пух, рук и ног захват.

Как женщина младенца

Трехдневного заспят.


Спать! Потолок как короб

Снять! Синевой запить!

В постель иду как в прорубь:

Вас, – не себя топить!


Заокеанских тропик

Прель, Индостана – ил…

В постель иду как в пропасть:

Перины – безперил!


26 ноября 1924

Приметы

Точно гору несла в подоле —

Всего тела боль!

Я любовь узнаю по боли

Всего тела вдоль.


Точно поле во мне разъяли

Для любой грозы.

Я любовь узнаю по дали

Всех и вся вблизи.


Точно нору во мне прорыли

До основ, где смоль.

Я любовь узнаю по жиле,

Bcero тела вдоль


Стонущей. Сквозняком как гривой

Овеваясь гунн:

Я любовь узнаю по срыву

Самых верных струн


Горловых, – горловых ущелий

Ржавь, живая соль.

Я любовь узнаю по щели,

Нет! – по трели

Всего тела вдоль!


29 ноября 1924

“Ятаган? Огонь…”

Ятаган? Огонь?

Поскромнее, – куда как громко!


Боль, знакомая, как глазам – ладонь,

Как губам —

Имя собственного ребенка.


1 декабря 1924

“Живу – не трогаю…”

Живу – не трогаю.

Горы не срыть.

Спроси безногого,

Ответит: жить.


Не наша – Богова

Гора – Еговова!

Котел да логово, —

Живем без многого.


1 декабря 1924

Полотерская

Колотёры-молотёры,

Полотёры-полодёры,

Кумашный стан,

Бахромчатый штан.


Что Степан у вас, что Осип —

Ни приметы, ни следа.

– Нас нелегкая приносит,

Полотеров, завсегда.


Без вины навязчивые,

Мы полы наващиваем.

По паркетам вз’ахивая,

Мы молей вымахиваем.


Кулик краснопер,

Пляши, полотер!


Колотилы-громыхалы,

Нам все комнаты тесны.

Кольцо бабкино пропало —

Полотеры унесли.


Нажариваем.

Накаливаем.

…Пошариваем!

…Пошаливаем!


С полотеров взятки гладки:

Катай вдоль да поперек!

Как подкатимся вприсядку:

“Пожалуйте на чаёк!”


Не мастикой ясеневы

Вам полы намасливаем.

Потом-кровью ясеневы

Вам полы наласниваем:


Вощи до-бела!

Трещи, мебеля!


Тише сажи, мягче замши…

Полотеров взявши в дом —

Плачь! Того гляди, плясамши,

Нос богине отобьем.


Та богиня – мраморная,

Нарядить – от Ламановой,

Не гляди, что мраморная —

Всем бока наламываем!


Гол, бос.

Чтоб жглось!


Полотерско дело вредно:

Пляши, в пот себя вогнав!

Оттого и ликом бледны,

Что вся кровь у нас в ногах.


Ногой пишем,

Ногой пашем.

Кто повыше —

Тому пляшем.


О пяти корявых пальцах —

Как и барская нога!

Из прихожей – через зальце —

Вот и вся вам недолга!


Знай, откалывай

До кола в груди!

… Шестипалого

Полотера жди.


Нам балы давать не внове!

Двери – все ли на ключе?

А кумач затем – что крови

Не видать на кумаче!


Нашей ли, вашей ли —

Ляжь да не спрашивай.


Как господско дело грязью

Следить, лоску не жалеть —

Полотерско дело – мазью

Те следочки затереть.


А уж мазь хороша!

– Занялась пороша! —


Полодёры-полодралы,

Полотёры-пролеталы,

Разлет-штаны,

Паны-шаркуны,


Из перинки прасоловой

Не клопов вытрясываем,

По паркетам взгаркивая —

Мы господ вышаркиваем!


Страсть-дела,

Жар-дела,

Красная гвардия!

Поспешайте, сержанты резвые!

Полотеры купца зарезали.


Получайте, чего не грезили:

Полотеры купца заездили.


18 декабря 1924

“Ёмче органа и звонче бубна…”

Ёмче органа и звонче бубна

Молвь – и одна для всех:

Ох, когда трудно, и ах, когда чудно,

А не дается – эх!


Ах с Эмпиреев и ох вдоль пахот,

И повинись, поэт,

Что ничего кроме этих ахов,

Охов, у Музы нет.


Наинасыщеннейшая рифма

Недр, наинизший тон.

Так, перед вспыхнувшей Суламифью —

Ахнувший Соломон.


Ах: разрывающееся сердце,

Слог, на котором мрут.

Ах, это занавес – вдруг – разверстый.

Ох: ломовой хомут.


Словоискатель, словесный хахаль,

Слов неприкрытый кран,

Эх, слуханул бы разок – как ахал

В ночь половецкий стан!


И пригибался, и зверем прядал…

В мхах, в звуковом меху:

Ах – да ведь это ж цыганский табор

– Весь! – и с луной вверху!


Се жеребец, на аршин ощерясь,

Ржет, предвкушая бег.

Се, напоровшись на конский череп,

Песнь заказал Олег —


Пушкину. И – раскалясь в полете —

В прабогатырских тьмах —

Неодолимые возгласы плоти:

Ох! – эх! – ах!


23 декабря 1924

Жизни

1. “Не возьмешь моего румянца…”

Не возьмешь моего румянца —

Сильного – как разливы рек!

Ты охотник, но я не дамся,

Ты погоня, но я есмь бег.


Не возьмешь мою душу живу!

Так, на полном скаку погонь —

Пригибающийся – и жилу

Перекусывающий конь


Аравийский.


25 декабря 1924

2. “Не возьмешь мою душу живу…”

Не возьмешь мою душу живу,

Не дающуюся как пух.

Жизнь, ты часто рифмуешь с: лживо, —

Безошибочен певчий слух!


Не задумана старожилом!

Отпусти к берегам чужим!

Жизнь, ты явно рифмуешь с жиром:

Жизнь: держи его! жизнь: нажим.


Жестоки у ножных костяшек

Кольца, в кость проникает ржа!

Жизнь: ножи, на которых пляшет

Любящая.

– Заждалась ножа!


28 декабря 1924

“Пела рана в груди у князя…”

Пела рана в груди у князя.

Или в ране его – стрела


Пела? – к милому не поспеть мол,

Пела, милого не отпеть —

Пела. Та, что летела степью

Сизою. – Или просто степь

Пела, белое омывая

Тело… “Лебедь мой дикий гусь”,

Пела… Та, что с синя-Дуная

К Дону тянется…

Или Русь

Пела?


30 декабря 1924

Крестины

Воды не перетеплил

В чану, зазнобил – как надобно —

Тот поп, что меня крестил.

В ковше плоскодонном свадебном


Вина не пересластил —

Душа да не шутит брашнами!

Тот поп, что меня крестил

На трудное дело брачное:


Тот поп, что меня венчал.

(Ожжясь, поняла танцовщица,

Что сок твоего, Анчар,

Плода в плоскодонном ковшике


Вкусила…)

– На вечный пыл

В пещи смоляной поэтовой

Крестил – кто меня крестил

Водою неподогретою


Речною, – на свыше сил

Дела, не вершимы женами —

Крестил – кто меня крестил

Бедою неподслащенною:


Беспримесным тем вином.

Когда поперхнусь – напомните!

Каким опалюсь огнем?

Все страсти водою комнатной


Мне кажутся. Трижды прав

Тот поп, что меня обкарнывал.

Каких убоюсь отрав?

Все яды – водой отварною


Мне чудятся. Что мне рок

С его родовыми страхами —

Раз собственные, вдоль щек,

Мне слезы – водою сахарной!


А ты, что меня крестил

Водой исступленной Савловой

(Так Савл, занеся костыль,

Забывчивых останавливал) —


Молись, чтоб тебя простил —

Бог.


1 января 1925

“Жив, а не умер…”

Жив, а не умер

Демон во мне!

В теле как в трюме,

В себе как в тюрьме.


Мир – это стены.

Выход – топор.

(“Мир – это сцена”,

Лепечет актер).


И не слукавил,

Шут колченогий.

В теле – как в славе.

В теле – как в тоге.


Многие лета!

Жив – дорожи!

(Только поэты

В кости – как во лжи!)


Нет, не гулять нам,

Певчая братья,

В теле как в ватном

Отчем халате.


Лучшего стоим.

Чахнем в тепле.

В теле – как в стойле.

В себе – как в котле.


Бренных не копим

Великолепий.

В теле – как в топи,

В теле – как в склепе,


В теле – как в крайней

Ссылке. – Зачах!

В теле – как в тайне,

В висках – как в тисках


Маски железной.


5 января 1925

“Существования котловиною…”

Существования котловиною

Сдавленная, в столбняке глушизн,

Погребенная заживо под лавиною

Дней – как каторгу избываю жизнь.


Гробовое, глухое мое зимовье.

Смерти: инея на уста-красны —

Никакого иного себе здоровья

Не желаю от Бога и от весны.


11 января 1925

“Что, Муза моя! Жива ли еще…”

Что, Муза моя! Жива ли еще?

Так узник стучит к товарищу

В слух, в ямку, перстом продолбленную

– Что Муза моя? Надолго ли ей?


Соседки, сердцами спутанные.

Тюремное перестукиванье.


Что Муза моя? Жива ли еще?

Глазами не знать желающими,

Усмешкою правду кроющими,

Соседскими, справа-коечными


– Что, братец? Часочек выиграли?

Больничное перемигиванье.


Эх, дело мое! Эх, марлевое!

Так небо боев над Армиями,

Зарницами вкось исчёрканное,

Ресничное пересвёркиванье.


В воронке дымка рассеянного —

Солдатское пересмеиванье.


Ну, Муза моя! Хоть рифму еще!

Щекой – Илионом вспыхнувшею

К щеке: “Не крушись! Расковывает

Смерть – узы мои! До скорого ведь?”


Предсмертного ложа свадебного —

Последнее перетрагиванье.


15 января 1925

“Не колесо громовое…”

Не колесо громовое —

Взглядами перекинулись двое.


Не Вавилон обрушен —

Силою переведались души.


Не ураган на Тихом —

Стрелами перекинулись скифы.


16 января 1925

“Дней сползающие слизни…”

Дней сползающие слизни,

…Строк поденная швея…

Что до собственной мне жизни?

Не моя, раз не твоя.


И до бед мне мало дела

Собственных… – Еда? Спанье?

Что до смертного мне тела?

Не мое, раз не твое.


Январь 1925

“В седину – висок…”

В седину – висок,

В колею – солдат,

– Небо! – морем в тебя окрашиваюсь.

Как на каждый слог —

Что на тайный взгляд

Оборачиваюсь,

Охорашиваюсь.


В перестрелку – скиф,

В христопляску – хлыст,

– Море! – небом в тебя отваживаюсь.

Как на каждый стих —

Что на тайный свист

Останавливаюсь,

Настораживаюсь.


В каждой строчке: стой!

В каждой точке – клад.

– Око! – светом в тебя расслаиваюсь,

Расхожусь. Тоской

На гитарный лад

Перестраиваюсь,

Перекраиваюсь.


Не в пуху – в пере

Лебедином – брак!

Браки розные есть, разные есть!

Как на знак тире —

Что на тайный знак

Брови вздрагивают —

Заподазриваешь?


Не в чаю спитом

Славы – дух мой креп.

И казна моя – немалая есть!

Под твоим перстом

Что Господень хлеб

Перемалываюсь,

Переламываюсь.


22 января 1925

“Променявши на стремя…”

Променявши на стремя —

Поминайте коня ворона!

Невозвратна как время,

Но возвратна как вы, времена


Года, с первым из встречных

Предающая дело родни,

Равнодушна как вечность,

Но пристрастна как первые дни


Весен… собственным пеньем

Опьяняясь как ночь – соловьем,

Невозвратна как племя

Вымирающее (о нем


Гейне пел, – брак мой тайный:

Слаще гостя и ближе, чем брат…)

Невозвратна как Рейна

Сновиденный убиственный клад.


Чиста-злата – нержавый,

Чиста-серебра – Вагнер? – нырни!

Невозвратна как слава

Наша русская…


19 февраля 1925

“Рас – стояние: версты, мили…”

Рас – стояние: версты, мили…

Нас рас – ставили, рас – садили,

Чтобы тихо себя вели

По двум разным концам земли.


Рас – стояние: версты, дали…

Нас расклеили, распаяли,

В две руки развели, распяв,

И не знали, что это – сплав


Вдохновений и сухожилий…

Не рассорили – рассорили,

Расслоили…

Стена да ров.

Расселили нас как орлов-


Заговорщиков: версты, дали…

Не расстроили – растеряли.

По трущобам земных широт

Рассовали нас как сирот.


Который уж, ну который – март?!

Разбили нас – как колоду карт!


24 марта 1925

“Русской ржи от меня поклон…”

Русской ржи от меня поклон,

Ниве, где баба застится.

Друг! Дожди за моим окном,

Беды и блажи на сердце…


Ты, в погудке дождей и бед

То ж, что Гомер – в гекзаметре,

Дай мне руку – на весь тот свет!

Здесь – мои обе заняты.


Прага, 7 мая 1925

“Высокомерье – каста…”

Высокомерье – каста.

Чем недохват – отказ.

Что говорить: не часто!

В тысячелетье – раз.


Всё, что сказала – крайний

Крик морякам знаком!

А остальное – тайна:

Вырежут с языком.


16 мая 1925

“Слава падает так, как слива…”

Слава падает так, как слива:

На голову, в подол.

Быть красивой и быть счастливой!

(А не плохой глагол —


Быть? Без всякого приставного —

Быть и точка. За ней простор.)

Слава падает так, как слово

Милости на топор


Плахи, или же как на плиты

Храма – полдень сухим дождем.

Быть счастливой и знаменитой?

Меньшего обождем


Часа. Или же так, как целый

Рим – на розовые кусты.

– Слава! – Я тебя не хотела:

Я б тебя не сумела нести.


17 мая 1925

“От родимых сёл, сёл…”

От родимых сёл, сёл!

– Наваждений! Новоявленностей!

Чтобы поезд шел, шел,

Чтоб нигде не останавливался,


Никуда не приходил.

В вековое! Незастроенное!

Чтобы ветер бил, бил,

Выбивалкою соломенною


Просвежил бы мозг, мозг

– Всё осевшее и плесенное! —

Чтобы поезд нёс, нёс,

Быстрей лебедя, как в песенке…


Сухопутный шквал, шквал!

Низвержений! Невоздержанностей!

Чтобы поезд мчал, мчал,

Чтобы только не задерживался.


Чтобы только не срастись!

Не поклясться! не насытиться бы!

Чтобы только – свист, свист

Над проклятою действительностью.


Феодальных нив! Глыб

Первозданных! незахватанностей!

Чтобы поезд шиб, шиб,

Чтобы только не засматривался


На родимых мест, мест

Августейшие засушенности!

Всё едино: Пешт, – Брест —

Чтобы только не заслушивался.


Никогда не спать! Спать?!

Грех последний, неоправданнейший…

Птиц, летящих вспять, вспять

По пятам деревьев падающих!


Чтоб не ночь, не две! – две?! —

На страницу:
33 из 38