Стихотворения

Андрей Белый

Стихотворения

Посвящаю эту книгу дорогой матери

Золото в лазури

Бальмонту

1В золотистой далиоблака, как рубины, —облака, как рубины, прошли,как тяжелые, красные льдины.Но зеркальную гладьпелена из туманов закрыла,и душа неземную печатьтех огней – сохранила.И, закрытые тьмой,горизонтов сомкнулись объятья.Ты сказал: «Океан голубойеще с нами, о братья!»Не бояся луны,прожигавшей туманные сети,улыбались – священной веснывсе задумчиво грустные дети.Древний хаос, как встарь,в душу крался смятеньем неясным.И луна, как фонарь,озаряла нас отсветом красным.Но ты руку воздел к небесами тонул в ликовании мира.И заластился к намголубеющий бархат эфира.Апрель 1903Москва2Огонечки небесных свечейснова борются с горестным мраком.И ручейчуть сверкает серебряным знаком.О поэт – говорио неслышном полете столетий.Голубые восторги твоиловят дети.Говори о безумье миров,завертевшихся в танцах,о смеющейся грусти веков,о пьянящих багрянцах.Говорио полете столетий.Голубые восторги твоичутко слышат притихшие дети.Говори…Май 1903Москва3Поэт, – ты не понят людьми.В глазах не сияет беспечность.Глаза к небесам подними:с тобой бирюзовая Вечность.С тобой, над тобою она,ласкает, целует беззвучно.Омыта лазурью, веснанад ухом звенит однозвучно.С тобой, над тобою она.Ласкает, целует беззвучно.Хоть те же всё люди кругом,ты – вечный, свободный, могучий.О, смейся и плачь: в голубом,как бисер, рассыпаны тучи.Закат догорел полосой,огонь там для сердца не нужен:там матовой, узкой каймойпротянута нитка жемчужин.Там матовой, узкой каймойпротянута нитка жемчужин.1903Москва

Золотое руно

Посвящено Э.К. Метнеру

1Золотея, эфир просветитсяи в восторге сгорит.А над морем садитсяускользающий, солнечный щит.И на море от солнцазолотые дрожат языки.Всюду отблеск червонцасреди всплесков тоски.Встали груди утесовсредь трепещущей, солнечной ткани.Солнце село. Рыданийполон крик альбатросов:«Дети солнца, вновь холод бесстрастья!Закатилось оно —золотое, старинное счастье —золотое руно!»Нет сиянья червонца.Меркнут светочи дня.Но везде вместо солнцаослепительный пурпур огня.Апрель 1903Москва2Пожаром склон неба объят…И вот аргонавты нам в рог отлетанийтрубят…Внимайте, внимайте…Довольно страданий!Броню надевайтеиз солнечной ткани!Зовет за собоюстарик аргонавт,взываеттрубойзолотою:«За солнцем, за солнцем, свободу любя,умчимся в эфирголубой!..»Старик аргонавт призывает на солнечный пир,трубяв золотеющий мир.Все небо в рубинах.Шар солнца почил.Все небо в рубинахнад нами.На горных вершинахнаш Арго,наш Арго,готовясь лететь, золотыми крыламизабил.Земля отлегает…Виномировоепылаетпожаромопять:то огненным шаромблистатьвыплываетрунозолотое,искрясь.И, блеском объятый,светило дневное,что факелом вновь зажжено,несясь,настигаетнаш Арго крылатый.Опять настигаетсвое золотоеруно…Октябрь 1903Москва

Солнце

Автору «Будем как Солнце»

Солнцем сердце зажжено.Солнце – к вечному стремительность.Солнце – вечное окнов золотую ослепительность.Роза в золоте кудрей.Роза нежно колыхается.В розах золото лучейкрасным жаром разливается.В сердце бедном много зласожжено и перемолото.Наши души – зеркала,отражающие золото.1903Серебряный Колодезь

Закаты

1Даль – без конца. Качается лениво,шумит овес.И сердце ждет опять нетерпеливовсе тех же грез.В печали бледной, виннозолотистой,закрывшись тучейи окаймив дутой ее огнистой,сребристо жгучей,садится солнце красно-золотое…И вновь летитвдоль желтых нив волнение святое,овсом шумит:«Душа, смирись: средь пира золотогоскончался день.И на полях гуманного былоголожится тень.Уставший мир в покое засыпает,и впередивесны давно никто не ожидает.И ты не жди.Нет ничего… И ничего не будет…И ты умрешь…Исчезнет мир, и Бог его забудет.Чего ж ты ждешь?»В дали зеркальной, огненно-лучистой,закрывшись тучейи окаймив дугой ее огнистой,пунцово-жгучей,огромный шар, склонясь, горит над нивойбагрянцем роз.Ложится тень. Качается лениво,шумит овес.Июль 1902Серебряный Колодезь2Я шел домой согбенный и усталый,главу склонив.Я различал далекий, запоздалыйродной призыв.Звучало мне: «Пройдет твоя кручина,умчится сном».Я вдаль смотрел – тянулась паутинана голубомиз золотых и лучезарных ниток…Звучало мне:«И времена свиваются, как свиток…И всё – во сне…Для чистых слез, для радости духовной,для бытия,мой падший сын, мой сын единокровный,зову тебя…»Так я стоял счастливый, безответный.Из пыльных тучнад далью нив вознесся златосветныйянтарный луч.Июнь 1902Серебряный Колодезь3Шатаясь, склоняется колос.Прохладой вечерней пахнёт.Вдали замирающий голосв безвременье грустно зовет.Зовет он тревожно, невнятнотуда, где воздушный чертог,а тучек скользящие пятнанад нивой плывут на восток.Закат полосою багрянойбледнеет в дали за горой.Шумит в лучезарности пьянойвкруг нас океан золотой.И мир, догорая, пирует,и мир славословит Отца,а ветер ласкает, целует.Целует меня без конца.Март 1902Москва

За солнцем

Пожаром закат златомирный пылает,лучистой воздушностью мир пронизав,над нивою мирной кресты зажигаети дальние абрисы глав.Порывом свободным воздушные тканив пространствах лазурных влачася, шумят,обвив нас холодным атласом лобзаний,с востока на запад летят.Горячее солнце – кольцо золотое —твой контур, вонзившийся в тучу, погас.Горячее солнце – кольцо золотое —ушло в неизвестность от нас.Летим к горизонту: там занавес красныйсквозит беззакатностыо вечного дня.Скорей к горизонту! Там занавес красныйвесь соткан из грез и огня.1903

Вечный зов

Д.С. Мережковскому

1Пронизала вершины деревжелто-бархатным светом заря.И звучит этот вечный напев:«Объявись – зацелую тебя…»Старина, в пламенеющий часобуявшая нас мировым, —старина, окружившая нас,водопадом летит голубым.И веков струевой водопад,вечно грустной спадая волной,не замоет к былому возврат,навсегда засквозив стариной.Песнь всё ту же поет старина,душит тем же восторгом нас мир.Точно выплеснут кубок вина,напоившего вечным эфир.Обращенный лицом к старине,я склонился с мольбою за всех.Страстно тянутся ветви ко мнезолотых, лучезарных дерев.И сквозь вихрь непрерывных вековчто-то снова коснулось меня, —тот же грустно задумчивый зов:«Объявись – зацелую тебя…»2Проповедуя скорый конец,я предстал, словно новый Христос,возложивши терновый венец,разукрашенный пламенем роз.В небе гас золотистый пожар.Я смеялся фонарным огням.Запрудив вкруг меня тротуар,удивленно внимали речам.Хохотали они надо мной,над безумно-смешным лжехристом.Капля крови огнистой слезойзастывала, дрожа над челом.Гром пролеток и крики, и стук,ход бесшумный резиновых шин…Липкой грязью окаченный вдруг,побледневший утих арлекин.Яркогазовым залит лучом,я поник, зарыдав как дитя.Потащили в смирительный дом,погоняя пинками меня.3Я сижу под окном.Прижимаюсь к решетке, молясь.В голубомвсё застыло, искрясь.И звучит из дали:«Я так близко от вас,мои бедные дети земли,в золотой, янтареющий час…»И под тусклым окномза решеткой тюрьмыей машу колпаком:«Скоро, скоро увидимся мы…»С лучезарных крестовнити золота тешат меня…Тот же грустно задумчивый зов:«Объявись – зацелую тебя…»Полный радостных мук,утихает дурак.Тихо падает на пол из руксумасшедший колпак.Июнь 1903Серебряный Колодезь

Гроза на закате

Вижу на западе волны яоблачно-грозных твердынь.Вижу – мгновенная молнияблещет над далью пустынь.Грохот небесного молота.Что-то, крича, унеслось.Море вечернего золотав небе опять разлилось.Плачу и жду несказанного,плачу в порывах безмирных.Образ колосса туманногоблещет в зарницах сапфирных.Держит лампаду пурпурнуюМашет венцом он зубчатым.Ветер одежду лазурнуюрвет очертаньем крылатым.Молньи рубинно-сапфирные.Грохот тяжелого молота.Волны лазури эфирные.Море вечернего золота.Июнь, 1903Серебряный Колодезь

Три стихотворения

1Всё тот же раскинулся своднад нами лазурно-безмирный,и тот же на сердце растетвосторг одиночества пирный.Опять золотое винона склоне небес потухает.И грудь мою слово однознакомою грустью сжимает.Опять заражаюсь мечтой,печалью восторженно-пьяной…Вдали горизонт золотойподернулся дымкой багряной.Смеюсь – и мой смех серебрист,и плачу сквозь смех поневоле.Зачем этот воздух лучист?Зачем светозарен… до боли?Апрель 1902Москва2Поет облетающий леснам голосом старого барда.У склона воздушных небеспротянута шкура гепарда.Не веришь, что ясен так день,что прежнее счастье возможно.С востока приблизилась теньтревожно.Венок возложил я, любя,из роз – и он вспыхнул огнями.И вот я смотрю на тебя,смотрю, зачарованный снами.И мнится – я этой мечтойвсю бездну восторга измерю.Ты скажешь – восторг тот святой…Не верю!Поет облетающий леснам голосом старого барда.На склоне воздушных небессожженная шкура гепарда.Апрель 1902Москва3Звон вечерний гудит, уносясьв вышину. Я молчу, я доволен.Светозарные волны, искрясь,зажигают кресты колоколен.В тучу прячется солнечный дискЯрко блещет чуть видный остаток.Над сверкнувшим крестом дружный визгбелогрудых счастливых касаток.Пусть туманна огнистая даль —посмотри, как все чисто над нами.Пронизал голубую эмальогневеющий пурпур снопами.О, что значат печали мои!В чистом небе так ясно, так ясно…Белоснежный кусок кисеизагорелся мечтой виннокрасной.Там касатки кричат, уносясь.Ах, полет их свободен и волен…Светозарные волны, искрясь,озаряют кресты колоколен.1902

Путь к невозможному

Мы былое окинули взглядом,но его не вернуть.И мучительным ядомсожаленья отравлена грудь.Не вздыхай… Позабудь…Мы летим к невозможному рядом.Наш серебряный путьзашумел временным водопадом.Ах, и зло, и доброутонуло в прохладе манящей!Серебро, сереброомывает струей нас звенящей.Это – к Вечности мыустремились желанной.Засиял после тьмыярче свет первозданный.Глуше вопли зимы.Дальше хаос туманный…Это к Вечности мыполетели желанной.1903

Не тот

В.Я. Брюсову

IСомненье, как луна, взошло опять,и помысл злойстоит, как тать, —осенней мглой.Над тополем, и в небе, и в водегорит кровавый рог.О, где Ты, где,великий Бог!..Откройся нам, священное дитя…О, долго ль ждать,шутить, грустя,и умирать?Над тополем погас кровавый рог.В тумане Назарет.Великий Бог!..Ответа нет.IIВосседает меж белых камнейна лугу с лучезарностью кроткойнезнакомец с лазурью очей,с золотою бородкой.Мглой задернут восток…Дальний крик пролетающих галок…И плетет себе белый венокиз душистых фиалок.На лице его тени легли.Он поет – его голос так звонок.Поклонился ему до земли.Стал он гладить меня, как ребенок.Горбуны из пещеры пришли,повинуясь закону.Горбуны поднеслизолотую корону.«Засиял ты, как встарь…Мое сердце тебя не забудет.В твоем взоре, о царь,все, что было, что есть и что будет.И береза, вершиной скользяв глубь тумана, ликует…Кто-то, Вечный, тебязацелует!»Но в туман удаляться он стал.К людям шел разгонять сон их жалкий.И сказал,прижимая, как скипетр, фиалки:«Побеждаеши сим!»Развевалась его багряница.Закружилась над ним,глухо каркая, черная птица.IIIОн – букет белых роз.Чаша он мировинного зелья.Он, как новый Христос,просиявший учитель веселья.И любя, и грустя,всех дарит лучезарностью кроткой.Вот стоит, как дитя,с золотисто-янтарной бородкой.«О, народы мои,приходите, идите ко мне.Песнь о новой любвия расслышал так ясно во сне.Приходите ко мне.Мы воздвигнем наш храм.Я грядущей веснесвое жаркое сердце отдам.Приношу в этот час,как вечернюю жертву, себя…Я погибну за вас,беззаветно смеясь и любя…Ах, лазурью очейя омою вас всех.Белизною моейуспокою ваш огненный грех»…IVИ он на троне золотом,весь просиявший, восседая,волшебно-пламенным виномнас всех безумно опьяняя,ускорил ужас роковой.И хаос встал, давно забытый.И голос бури мировойдля всех раздался вдруг, сердитый.И на щеках заледенелвдруг поцелуй желанных губок.И с тяжким звоном полетелего вина червонный кубок.И тени грозные леглиот стран далекого Востока.Мы все увидели вдалиседобородого пророка.Пророк с волненьем грозовымсказал: «Антихрист объявился»…И хаос бредом роковымвкруг нас опять зашевелился.И с трона грустный царь сошел,в тот час повитый тучей злою.Корону сняв, во тьму пошелот нас с опущенной главою.VАх, запахнувшись в цветные тоги,восторг пьянящий из кубка пили.Мы восхищались, и жизнь, как боги,познаньем новым озолотили.Венки засохли, и тоги сняты,дрожащий светоч едва светится.Бежим куда-то, тоской объяты,и мрак окрестный бедой грозится.И кто-то плачет, охвачен дрожью,охвачен страхом слепым: «Ужеливсе оказалось безумством, ложью,что нас манило к высокой цели?»Приют роскошный – волшебств обитель,где восхищались мы знаньем новым, —спалил нежданно разящий мстительв час полуночи мечом багровым.И вот бежим мы, бежим, как тати,во тьме кромешной, куда – не знаем,тихонько ропщем, перечисляемнедостающих отсталых братий.VIО, мой царь!Ты запуган и жалок.Ты, как встарь,притаился средь белых фиалок.На закате блеск вечной свечи,красный отсвет страданий —золотистой парчипламезарные ткани.Ты взываешь, грустя,как болотная птица…О, дитя,вся в лохмотьях твоя багряница.Затуманены сномнаплывающей ночина лице снеговомголубые безумные очи.О, мой царь,о, бесцарственно-жалкий,ты, как встарь,на лугу собираешь фиалки.Июнь 1903Серебряный Колодезь

Во храме

Толпа, войдя во храм, задумчивей и строже…Лампад пунцовых блеск и тихий возглас:«Боже…»И снова я молюсь, сомненьями томим.Угодники со стен грозят перстом сухим,лицо суровое чернеет из киотада потемневшая с веками позолота.Забил поток лучей расплавленных в окно…Всё просветилось вдруг, всё солнцем зажжено:и «Свете тихий» с клиросов воззвали,и лики золотом пунцовым заблистали.Восторгом солнечным зажженный иерей,повитый ладаном, выходит из дверей.Июнь 1903Серебряный Колодезь

Старец

Исчезает долинбеспокойная тень,и средь дымных вершинразгорается день.Бесконечно могучдивный старец стоитна востоке средь тучи призывно кричит:«Друг, ко мне! Мы пойдемв бесконечную даль.Там развеется сноми болезнь, и печаль»…Его риза в огне…И, как снег, седина.И над ним в вышинеголубая весна.И слова его – гром,потрясающий мирнеразгаданным сном…Он стоит, как кумир,как весенний пророк,осиянный мечтой.И кадит на восток,на восток золотой.И все ярче рассветзолотого огня.И все ближе приветбеззакатного дня.Сентябрь 1900

Образ Вечности

Бетховену

Образ возлюбленной – Вечности —встретил меня на горах.Сердце в беспечности.Гул, прозвучавший в веках.В жизни загубленнойобраз возлюбленной,образ возлюбленной – Вечности,с ясной улыбкой на милых устах.Там стоит,там манит рукой…И летитмир предо мной —вихрь крутитсерых облак рой.Полосы солнечных струй златотканыев облачной стае горят…Чьи-то призывы желанные,чей-то задумчивый взгляд.Я стар – сребритсямой ус и темя,но радость снится.Река, что время:летит – кружится…Мой челн сквозь время,сквозь мир помчится.И умчусь сквозь века в лучесветную даль…И в очах старикане увидишь печаль.Жизни не жальмне загубленной.Сердце полно несказанной беспечности —образ возлюбленной,образ возлюбленной —– Вечности!..Апрель 1903

Усмиренный

Молчит усмиренный, стоящий над кручей отвесной,любовно охваченный старым пьянящим эфиром,в венке серебристом и в мантии бледнонебесной,простерший свои онемевшие руки над миром.Когда-то у ног его вечные бури хлестали.Но тихое время смирило вселенские бури.Промчались столетья. Яснеют безбурные дали.Крылатое время блаженно утонет в лазури.Задумчивый мир напоило немеркнущим светомвеликое солнце в печали янтарно-закатной.Мечтой лебединой, прощальным вечерним приветомсидит, умирая, с улыбкой своей невозвратной.Вселенная гаснет… Лицо приложив восковоек холодным ногам, обнимая руками колени…Во взоре потухшем волненье безумно-немое,какая-то грусть мировых, окрыленных молений.1903

Последнее свидание

Она улыбнулась, а иглы мучительных тернийей голову сжали горячим, колючим венцом —сквозь боль улыбнулась, в эфир отлетая вечерний…Сидит – улыбнулась бескровно-туманным лицом.Вдали – бирюзовость… А ветер тоскующий гонитлисты потускневшие в медленно гаснущий час.Жених побледнел. В фиолетовом трауре тонет,с невесты не сводит осенних, задумчивых глаз.Над ними струятся пространства, лазурны и чисты.Тихонько ей шепчет: «Моя дорогая, усни…Закатится время. Промчатся, как лист золотистый,последние в мире, безвременьем смытые дни».Склонился – и в воздухе ясном звучат поцелуи.Она улыбнулась, закрыла глаза, чуть дыша.Над ними лазурней сверкнули последние струи,над ними помчались последние листья, шурша.1903Серебряный Колодезь

Таинство

Мне слышались обрывки слов святых.Пылала кровь в сосудах золотых.Возликовав, согбенный старый жрецпред жертвой снял сверкающий венец.Кадильницей взмахнул, и фимиамдыханьем голубым наполнил храм.Молельщикам раздал венки из роз.Пал ниц и проливал потоки слез.Прощальным сном, нетленною мечтойпогас огонь небесно-золотой.В цветных лампадах засиял чертог.Заговорил у жертвенника рог.Возликовав, согбенный старый жрециз чаш пролил сверкающий багрец.Средь пряных трав, средь нежных чайных розпал ниц и проливал потоки слез.1901

Вестники

В безысходности нивонемелый овесдремлет, колос склонив,средь несбыточных грез…Тишину возмутив,весть безумно пронесзолотой перелив,что идет к нам Христос.Закивал, возопив,исступленный овес.Тихий звон. Сельский храмполон ропота, слез.Не внимая мольбамголос, полный угроз,все твердит: «Горе вам!»Кто-то свечи принеси сказал беднякам:«Вот Спаситель-Христосприближается к нам»…Среди вздохов и слезпотянулись к дверям.1903

В полях

Солнца контур старинный,золотой, огневой,апельсинный и винныйнад червонной рекой.От воздушного пьянстваонемела земля.Золотые пространства,золотые поля.Озаренный лучом, яспускаюсь в овраг.Чернопыльные комьязамедляют мой шаг.От всего золотогок ручейку убегу —холод ветра ночногона зеленом лугу.Солнца контур старинный,золотой, огневой,апельсинный и винныйубежал на покой.Убежал в неизвестность.Над полями легла,заливая окрестность,бледно-синяя мгла.Жизнь в безвременье мчитсяпересохшим ключом:все земное нам снитсяутомительным сном.1904

Священный рыцарь

Посвящается «бедным рыцарям»

Я нарезал алмазным мечомсебе полосы солнечных бликов.Я броню из них сделал потоми восстал среди криков.Да избавит Царица меняот руки палачей!Золотая кольчуга мояиз горячих, воздушных лучей.Белых тучек нарвал средь лазури,приковал к мирозлатному шлему.Пели ясные бурииз пространств дорогую поэму.Вызывал я на бойослепленных заразой неверья.Холодеющий вихрь, золотой,затрепал мои белые перья.1903

Душа мира

Вечнойтучкой несется,улыбкойбеспечной,улыбкой зыбкойсмеется.Грядой серебристойлетит над водою —– лучисто —волнистойгрядою.Чистая,словно мир,вся лучистая —золотая заря,мировая душа.За тобою бежишь,весьгоря,как на пир,как на пирспеша.Травой шелестишь:«Я здесь,где цветы…Мирвам…»И бежишь,как на пир,но ты —Там…Пронесясьветерком,ты зелень чуть тронешь,ты пахнёшьхолодкоми смеясьвмигв лазури утонешь,улетишь на крыльях стрекозовых.С гвоздикмалиновых,с бледно-розовыхкашек —ты рубиновыхгонишьбукашек.1902

Прежде и теперь

Опала

Посвящается А.А. Блоку

Блестящие ходят персоны,повсюду фаянс и фарфор,расписаны нежно плафоны,музыка приветствует с хор.А в окнах для взора угодный,прилежно разбитый цветник.В своем кабинете дородныйи статный сидит временщик.В расшитом камзоле, при шпаге,в андреевском ордене он.Придворный, принесший бумаги,отвесил глубокий поклон, —Приветливый, ясный, речистый,отдавшийся важным делам.Сановник платочек душистыйкусает, прижавши к устам.Докладам внимает он мудро,Вдруг перстнем ударил о стол.И с буклей посыпалась пудрана золотом шитый камзол.«Для вас, государь мой, не тайна,что можете вы пострадать:и вот я прошу чрезвычайносию неисправность изъять…»Лицо утонуло средь кружев.Кричит, раскрасневшись: «Ну что ж!..Татищев, Шувалов, Бестужев —у нас есть немало вельмож —Коль вы не исправны, законыблюсти я доверю другим…Повсюду, повсюду препонымоим начинаньям благим!..»И, гневно поднявшись, отвагиисполненный, быстро исчез.Блеснул его перстень и шпагиукрашенный пышно эфес.Идет побледневший придворный…Напудренный щеголь в лорнетглядит – любопытный, притворный:«Что с вами? Лица на вас нет…В опале?.. Назначен Бестужев?»Главу опустил – и молчит.Вкруг море камзолов и кружев,волнуясь, докучно шумит.Блестящие ходят персоны,музыка приветствует с хор,окраскою нежной плафоныласкают пресыщенный взор.Апрель 1903Москва

Объяснение в любви

Посвящается дорогой матери

Сияет роса на листочках.И солнце над прудом горит.Красавица с мушкой на щечках,как пышная роза, сидит.Любезная сердцу картина!Вся в белых, сквозных кружевах,мечтает под звук клавесина…Горит в золотистых лучахпод вешнею лаской фортуныи хмелью обвитый карниз,и стены. Прекрасный и юный,пред нею склонился маркизв привычно заученной роли,в волнисто-седом парике,в лазурно-атласном камзоле,с малиновой розой в руке.«Я вас обожаю, кузина!Извольте цветок сей принять…»Смеется под звук клавесинаи хочет кузину обнять.Уже вдоль газонов росистыхтуман бледно-белый ползет.В волнах фиолетово-мглистыхлуна золотая плывет.Март 1903Москва

Менуэт

Вельможа встречает гостью.Он рад соседке.Вертя драгоценною тростью,стоит у беседки.На белом атласе сапфиры.На дочках – кисейные шарфы.Подули зефиры —воздушный аккордЭоловой арфы.Любезен, но горд,готовит изящный сонетстарик.Глядит в глубь аллеи, приставив лорнет,надев треуголку на белый парик.Вот… негры вдали показались —все в красном – лакеи…Идет в глубь аллеипо старому парку.Под шепот алмазных фонтановпроходят сквозь арку.Вельможа идет для встречи.Он снял треуголку.Готовит любезные речи.Шуршит от шелку.Март 1903Москва

Прощание

Посвящается Эллису

Красавец Огюст,на стол уронив табакерку,задев этажерку,обнявши подругу за талью, склонилсяна бюст.«Вы – радости, коиФортуна несла – далеки!..»На клумбах левкои.Над ними кружат мотыльки.«Прости, мое щастье:уйдет твой Огюст…»Взирает на них без участьяхолодный и мраморный бюст.На бюсте сем глянец…«Ах, щастье верну!..Коль будет противник, его, как гишпанец,с отвагою, шпагой проткну…Ответишь в день оный,коль, сердце, забудешь меня».Сверкают попонылихого коня.Вот свистнул по воздуху хлыстик.Помчалсяи вдаль улетел.И к листику листикприжался:то хладный зефир прошумел.«Ах, где ты, гишпанец мой храбрый?Ах, где ты, Огюст?»Забыта лежит табакерка…Приходят зажечь канделябры…В огнях этажеркаи мраморный бюст.Апрель 1903Москва

Полунощницы

Посвящается А.А. Блоку

На столике зеркало, пудра, флаконы,что держат в руках купидоны,белила,румяна…Затянута туго корсетом,в кисейном девица в ладоши забила,вертясь пред своим туалетом:«Ушла… И так рано!..Заснет и уж нас не разгонит…Ах, котик!..»И к котику клонитсвой носик и ротик…Щебечет другаянежнее картинки:«Ma chere, дорогая —сережки, корсажи, ботинки!..Уедем в Париж мы…Там спросим о ценах…»Блистаютим свечи.Мелькаютна стенахих фижмыи букли, и плечи…«Мы молоды были…Мы тоже мечтали,но кости заныли,прощайте!..» —старушка графиня сказала им басом…И все восклицали:«Нет, вы погадайте…»И все приседали,шуршали атласом…«Ведь вас обучал Калиостро…»– «Ну, карты давайте…»Графиня гадает, и голос звучит ее трубный,очами сверкает так остро:«Вот трефы, вот бубны…»На стенах портреты…Столпились девицы с ужимками кошки.Звенят их браслеты,горят их сережки…Трясется чепец, и колышатся лопасти кофты.И голос звучит ее трубный:«Беги женихов ты…Любовь тебя свяжет и сетью опутает вервий.Гаси сантимента сердечного жар ты…Опять те же карты:Вот бубны,вот черви…»Вопросы… Ответы…И слушают чутко…Взирают со стен равнодушно портреты…Зажегся взор шустрый…Темно в переходахи жутко…И в залах на сводахпогашены люстры…И в горнице тени трепещут…И шепчутся: «Тише,вот папауслышит, что дочки ладонями плещут,что возятся ночью, как мыши,и тешат свой норов…Вот папапришлет к нам лакея «арапа».Притихли, но поздно:в дали коридоровсо светом в руках приближаются грозно…Шатаются мраки…Арапы идут и – о Боже! —вот шарканье туфель доносится грубо,смеются их черные рожи,алеют их губы,мелькают пунцовые фраки…1903Серебряный Колодезь

Променад

Красотка летит вдоль аллеив карете своей золоченой.Стоят на запятках лакеив чулках и в ливрее зеленой.На кружевах бархатной робывсё ценные камни сияют.И знатные очень особыпред ней треуголку снимают.Карета запряжена цугом…У лошади в челке эгретка.В карете испытанным другомс ней рядом уселась левретка.На лошади взмыленно снежнойкрасавец наездник промчался;он, ветку акации нежнойсорвав на скаку, улыбался.Стрельнул в нее взором нескромно…В час тайно условленной встречи,напудренно-бледный и томный, —шепнул ей любовные речи…В восторге сидит онемелом…Карета на запад катится…На фоне небес бледно-беломсветящийся пурпур струится.Ей грезится жар поцелуя…Вдали очертаньем неяснымстоит неподвижно статуя,охвачена заревом красным.1903Серебряный Колодезь

Ссора

Посвящается М.И. Балтрушайтису

Заплели косицы змейкойграфа старого две дочки.Поливая клумбы, лейкойводу черпают из бочки.Вот садятся на скамейку,подобрав жеманно юбки,на песок поставив лейкуи сложив сердечком губки.Но лишь скроется в окошкеобраз строгий гувернантки, —возникают перебранкии друг другу кажут рожки.Замелькали юбки, ножки,кудри, сглаженные гребнем…Утрамбованы дорожкимелким гравием и щебнем.Всюду жизнь и трепет вешний,дух идет от лепесточков,от голубеньких цветочков,от белеющей черешни.И в разгаре перебранкиязыки друг другу кажут…Строгий возглас гувернантки:«Злые дети, вас накажут!..»Вечер. Дом, газон, кусточектонут в полосах тумана.«Стонет сизый голубочек», —льется звонкое сопрано.И субтильные девицы,подобрав жеманно юбки,как нахохленные птицы,в дом идут, надувши губки.Апрель 1903Москва