Державный плотник

Тень от здания библиотеки растет и тянется все дальше, дальше. Бьет восемь часов.

Кто ж это смотрит так величаво на задумавшуюся седую бороду? Это она, великая Семирамида Севера. Во весь свой царственный рост выступает она из золотой рамы. Величаво поставил ее на своем полотне даровитый художник. Около нее жертвенник с горящим над ним огнем. Около нее книги, следы ее царственных работ и дум. Атласное тяжелое белое платье, кажется, скрипит у нее на высокой груди от дыхания. Горностаевая мантия небрежно спущена с плеч и тянется по ковру.

Что выражает ее неуловимая улыбка? А то, что она умнее всех, могущественнее и, как женщина, хитрее. Значит, была хитра, коль одурачила этого мраморного старика, этого злюку, ядовитого язычка которого боялась вся Европа. Храповицкий наивно записал в своем «Дневнике» эту ее ловкую проделку под 6 февраля 1791 года. «Австрийцы за нас не вступятся, – говорила Семирамида Севера Храповицкому в то время, когда тот занимался „до поту перлюстрацией“, – им обещан Белград от пруссаков, кои с согласия Англии берут себе Данциг и Торунь. Я послала письмо к Циммерману в Ганновер по почте, через Берлин, дабы через то дать знать прусскому королю, что турок спасти он не может. Я таким образом сменила Шуазеля, переписываясь с Вольтером»[16].

Чисто женская проделка! Ловкая Семирамида знала, что и Фридрих-Вильгельм Прусский занимается в Берлине, как и она сама в Петербурге, «перлюстрацией» чужих писем и непременно прочитает ее коварное письмо к Циммерману, как и в Париже, прежде, читали ее письма к Вольтеру. А мудрый философ думал, что она пишет ему лично: нет, ей хотелось свалить Шуазеля этим письмом, и она свалила его.

В другом месте, под 5 августа того же года, у Храповицкого записано: «В продолжение разговора я напоминал государыне о смене Шуазеля перепискою с Вольтером и что ныне по корреспонденции с Циммерманом сменили Герцберга. „И впрямь так, – изволили сказать, – я и забыла“.

Где же помнить всех, кого вы провели и вывели!

Седая борода постояла перед портретом, постояла, покачала задумчиво головой и снова присела к столу, где лежала большая старая книга с жесткими пожелтевшими листами. И опять та же невозмутимая могильная тишина и те же слабо доносящиеся извне отзвуки жизни, замирающий стук экипажей, замирающий в воздухе глухой звон далекого колокола.

Вечерний звон, вечерний звон!Как много дум наводит он...

Далекою стариною, молодостью повеяло от этого стиха, словно от засохшего и полинялого лепестка розы в пожелтевшем от времени альбоме.

А эти книги на полках, массы книг, это же засохшие лепестки жизни, следы дум, страданий, счастья: это стоят на полках высушенные человеческие головы, сердца и остовы покойников.

Седая борода, отодвинув от себя книгу, откинулась на спинку кресла и задумалась. Ни над чем так хорошо не думается, как над умной книгой.

Но что это, как будто стукнуло там, в той половине залы, где сидит мраморный старик? Нет, это не так, это треснул на полке где-то пересохший переплет книги.

Стук повторился. Как будто скрипнула шашка паркета, другая: и паркет пересох, как кожаный переплет книги.

Слышатся как будто шаги в «Россике». Но это, конечно, сторож. Нет, сторож спит.

Что же это? Шаги приближаются, медленные тяжелые шаги. Да, кто-то идет.

Седая борода оглядывается туда, откуда приближаются шаги. Что же это такое! Происходит что-то непостижимое, страшное...

Это идет мраморный старик, что сидит в мраморном кресле. Не может быть, чтобы это был он – мрамор не может ходить. Но нет, он идет: полы мраморной мантии шевелятся; ноги в мраморных сандалиях передвигаются мерно и медленно, как старческие ноги вообще; голова старика заметно трясется, плотно сжатые губы беззвучно шевелятся и безжизненно-мраморные глаза светятся жизнью – они устремлены вперед, туда, где в золоченой раме стоит у пылающего жертвенника Семирамида Севера с опустившеюся с плеч горностаевою мантией.

Что же это такое? Не бред ли расстроенного воображения? Не сон ли? Нет, вон голуби по-прежнему воркуют за окном и шуршат о карниз крыльями, с Невского доносится глухой гул удаляющихся экипажей – все тот же вечерний звон доносится издалека и точно тает в воздухе.

Зашуршало что-то вправо, и словно стена дрогнула. Это дрогнула золотая рама, задрожало полотно и от него медленно, неслышно отделилась женщина в горностаевой мантии: она вышла из полотна и как тень сошла на пол, шурша складками атласного платья

Вот она двигается, волоча за собою горностаевую мантию. На лице все та же приветливая, но загадочная улыбка.

И мраморный старик, и женщина в горностаевой мантии сближаются, идут навстречу друг другу. И лицо мраморного старика скривилось улыбкой. Опущенные руки поднимаются и почтительно складываются у сердца, дрожащая голова низко наклоняется.

– Ah! C’est vous, mon philosophy[17], – слышится тихий ласкающий голос.

– C’est moi, madame! C’est moi, qui salue la grande Semiramis du Nord[18], – шепчут мраморные губы.

– Какая счастливая встреча! Что привело вас в мое скромное царство? А меня еще так огорчило было ваше письмо к князю Голицыну, в котором вы писали обо мне: «Оu est le temps, que e n’avais que soixante et dix ans? ‘aurais couru l’admirer! Оu est le temps que ‘avais encore de la voix! e l’aurais chantee sur tout le chemin du pied des Alpes a la mer d’Archan-gel!»[19]. А теперь вы пришли ко мне, как я рада!

– Да, государыня, я пришел к вам, несмотря на мои годы: меня давно манила к себе великая северная звезда... Я имел счастье писать вашему величеству: «C’est maintenant vers l’etoile du nord qu’il faut que tous les yeux se tournent. Votre maeste imperiale a trouve un chemin vers la gloire inconnue avant elle a tout les autres souverains!»[20]. И вот я у ваших ног.

Что-то захрустело, вроде костей, и мраморный старик опустился на колени.

– О! Встаньте! Не вам склонять передо мной ваши достойные колени: весь мир должен склониться перед вашим гением.

И она тихо положила руку на мраморное плечо старика.

– Встаньте!

И старик, стуча костями и мрамором, встал.

– Я повинуюсь вашему величеству. Но вспомните, что я писал вам, когда вы любезно приглашали меня на ваш карусель: «La reine Falestrice ne donna amais de carouzel, elle alia caoler Alexandre le Grand, mais Alexandre serait venu vous faire la cour»[21].

– И вы пришли вместо него? Это очень любезно с вашей стороны.

– Смею ли я, государыня, так думать! Я, скромный отшельник Фернея, жалкий старик.

– Не говорите так! Весь мир вам рукоплещет...

– Рукоплескал, государыня... Теперь мир рукоплещет только вам!

– Oh! vous me caolez, mon philosophe[22].

– Non, madame, tout le monde, tout L’univers vous caole![23]

– О! Вы непобедимы...

– На словах, государыня, только... А вы...

– Что я! Слабая женщина... Не будь у меня друзей таких, как вы, я была бы ничто... Помните, я писала вам по поводу ваших слов об Александре Македонском: «Поистине, государь мой, я более дорожу вашими сочинениями, чем всеми подвигами Александра, и ваши письма доставляют мне более удовольствия, чем угодливость, которую бы мне оказал этот государь».

– Вы слишком милостивы, государыня, – осклабляется беззубый рот.

– О нет! Я только справедлива. Вы же ко мне действительно более чем милостивы.

– Чем же, ваше величество?

– А хоть бы вашими письмами к князю Голицыну.

– А разве он давал их читать вам, государыня?

По лицу вопрошаемой скользнула неуловимая тень и спряталась в глазах.

– Да, показывал.

Но лицо ее говорило не то, что говорили уста. В ее тонкой улыбке сквозила картина, перенесшая ее в прошлое, в ее кабинет: у окна стоит Левушка Нарышкин и ловит муху, а в стороне, у особого столика, сидит Храповицкий и, утирая фуляром красное вспотевшее лицо, перлюстрирует письмо Вольтера к князю Голицыну; сама же она сидит за своим письменным столом и пишет тайное послание Фридриху Прусскому о разделе Польши: «Tout cela, monsieur mon frere, me confirme dans le sentiment que pour aller a eu sur, il sera plus conve-nable – de rendre mon parti en Pologne superieur par une somme considerable – pour a cheter cet etat qui n’attende que des marchands pour se vendre»[24].

– Да, – повторила она с тою же загадочной улыбкой, – я читала ваши письма к князю Голицыну. Еще в одном вы обращаетесь к поэту Томасу...

– Помню, помню, государыня.

– И говорите: «М-r Thomas! vous qui etes eune et qui avez meilleure voix que moi, vous avez dea celebre Pierre 1 en trois chants, e vous en demende un quatrieme pour Catherine Seconde»[25].

– Это правда, государыня.

– Но я продолжаю утверждать, что вы больше приписываете мне, чем я заслужила. Вы пишете Голицыну: «Le titre de mere de la patri restera a rimperatrice malgre elle Pour moi, si elle vtent a tout d’inspirer la tolerance aux autres princes, e 1’appellerai fa biefaitrice du genre humain»[26].

– Oui, madame, c’est vrai[27], – лукаво улыбается старик.

– Нет, это слишком много. Вы даже говорите там, что «lе merite des francais est qu’ob celebre mes loungesdans leur langue qui est devenue, e ue saiscomment,celle de l'Europe»[28].

– Но это правда, государыня, – улыбается лукавый старик.

– Нет, нет! Из угождения мне вы унижаете Францию и весь Запад. Когда я вас спрашивала, сожжена ли книга аббата Базена, вы отвечали, что еще нет, и прибавили, будто бы во Франции подозревают, что книга написана в России, ибо истина, как вы выразились, приходит с Севера, с Запада же только безделушки; «La ve ite vient du Nord, comme les colifichets vient – de Toccident»[29].

– И здесь я не преувеличил, государыня.

– О, вы слишком добры к нам, северным варварам.

– Mais non, madame![30] Я повторяю ваши слова: я только справедлив.

– Даже тогда, – с ярко блеснувшим взором перебила она его, – когда предсказывали, что мои подданные будут ставить мне храмы, как божеству?

– Даже и тогда, государыня.

– А помните, что я отвечала вам на это?

– Простите, всемилостивейшая государыня, забыл, ведь я так стар.

– Так я напомню вам. Я отвечала: «От всякого другого, кроме вас и ваших достойных друзей, я не желала бы быть поставленною в число тех, которых так давно боготворило человечество». В самом деле, как ни мало во мне самолюбия...

На этом слове она точно поперхнулась, а старик закашлялся...

– Но, – продолжала она, – поразмыслив, невозможно желать видеть себя приравненною лотосам, луковицам, кошкам, телятам, шкурам зверей, змеям, крокодилам и всякого рода животным. После такого исчисления какой человек пожелает храмов! Нет, лучше остаться здесь на земле, я лучше хочу получать ваши и ваших друзей письма – Даламберов, Дидеротов и других энциклопедистов...

В этот момент в «Россике» что-то зашуршало. Из какого-то шкафа тихо вылезла человеческая фигура в форменном камзоле и в парике. Ба! Да это старый знакомый, добрейший Степан Иванович Шешковский. Услыхав слово «энциклопедисты», он сейчас догадался, что ему, верно, предстоит «дело» – кого-нибудь «взять и допросить». Он спрятался за сторожа и выжидал удобной минуты. Но он жестоко ошибся, услыхав последующий разговор женщины в горностаевой мантии с мраморным стариком.

– Двигается ли дело с печатанием энциклопедии? – спросила первая.

– Нет, государыня.

– Почему же?

– Не позволяют продолжать.

– О, какая жестокая несправедливость! Поверьте мне: все чудеса на свете не в состоянии смыть пятна от помешательства печатанию энциклопедии[31].

– Что делать, государыня! Не все так смотрят на печать, как вы, либеральнейшая и мудрейшая из владык мира.

– Правда, государь мой, я глубоко убеждена, что свобода печати великое благо народов.

– К сожалению, государыня, не все так думают.

– Да, истинно жаль... И энциклопедисты преследуются?

– Преследуются, государыня.

– Oh, malheur aux persecuteurs![32] – воскликнула она страстно.

Шешковский вздрогнул и побледнел.

– Malheur aux persecuteurs! – повторила женщина в мантии, – они заслуживают того, чтоб их поместили в разряд тех божеств, о которых я говорила – змей, крокодилов и диких зверей: вот их истинное место[33].

При последних словах Шешковский, бледный как полотно, снова скрылся в шкаф.

У ног женщины в горностаевой мантии послышался шорох. Она оглянулась. У подола ее, шурша атласным платьем и выгибая пушистую спинку, терся и ласково мурлыкал котик царя Алексея Михайловича.

– А, это ты, киця! – ласково сказала женщина в мантии.

Мраморный старик скорчил лукавую улыбку.

– Даже звери несут дань удивления вашему величеству.

Она нагнулась, чтобы погладить котика.

– Кисынька! Кисынька! – позвала она.

– Кисынька! Кисынька! – злобно сверкнув глазами, отвечал ей кот человеческим голосом и, распушив хвост, прыгнул в свою витрину.

В этот момент из-за полотна в золотой раме тихо выдвинулись две человеческие тени и стали подвигаться к женщине в горностаевой мантии. Но она не видела их, стоя лицом к востоку.

– Malheur aux persecuteurs! – повторил как бы про себя мраморный старик.

– Malheur! Malheur! Malheur aux persecuteurs! – откликнулись на его слова двигавшиеся к нему тени.

Женщина в мантии вздрогнула и обернулась.

– Новиков и Радищев! – чуть слышно прошептала она.

Затем, гордо подняв голову и сделав повелительный жест рукою, громко сказала:

– Шешковский!

Степан Иванович как из земли вырос.

– Что прикажете, ваше императорское величество?

Она жестом указала на вытянувшиеся против нее тени и, не взглянув на стоящего сзади мраморного старика, величественно вошла в свою золотую раму.

Огонь на жертвеннике вспыхнул ярко, освещая корчившиеся в пламени листы каких-то книг, на крышке одной из которых ясно вырисовывались слова: «Путешествие из С.-Петербурга в Москву».

Мраморный старик задумчиво воротился в свое мраморное кресло и снова окаменел.

* * *

– Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! – раздался голос сторожа.

– Что! Что такое? – очнулась седая борода.

– Звонят-с, пора уходить, девять часов, сичас запрут библиотеку.

– А-а! А мне казалось...

Примечания

СИДЕНИЕ РАСКОЛЬНИКОВ В СОЛОВКАХ

...весна 1674 года... – автор сознательно использует анахронизм: современное летоисчисление от Рождества Христова было принято в 1700 году. В то время – это «весна 7182 г. от сотворения мира».

Титлы – знаки, указывающие на сокращенное написание слова в письменности Древней Руси и Византии.

Стегно – часть ноги от таза до колена.

Запись в летописи о жизни великого князя Московского Василия III (1479—1533).

Скуфейка – остроконечная шапочка черного или фиолетового цвета, которую носят монахи.

...у Стеньки... – у Степана Тимофеевича Разина.

...восьмиконечный крест... – старообрядческий, отличается наличием двух перекладин: вверху – титло (с видом распятого Христа) и внизу – подножие.

...двумя персты... – возведенный на патриарший престол Никон (Минов Никита, 1605—1681) в 1653—1656 годах провел церковную реформу. Суть преобразований сводилась к исправлению неточностей, вкравшихся в тексты богослужебных книг при многократных переписках, и к сближению русской церкви с греческим ортодоксальным православием. Вместо двух перстов вменялось креститься тремя; в символе веры – изложении основ христианской догматики – исключались слова «истинного» и «аз»; три раза («трегубая»), а не два («сугубая») должно было произносить «аллилуйя».

...черкасский городех... – украинских городах.

...етман польской стороны, Петрушка Дорошонок... – Дорошенко Петр Дорофеевич (1627—1698) – гетман Правобережной Украины. При поддержке Турции и Крымского ханства пытался овладеть Левобережной Украиной, воссоединившейся с Россией в 1654 году. Сдался в плен русским войскам в 1676 году.

Аер (аэр) – воздух.

Зосим – Савватий! Соловецки! – Савватий – монах Валаамского монастыря, основоположник Соловецкого монастыря (1429), Зосима – первый его настоятель. В 1435 году Савватий, в 1478 году Зосима были причислены к лику святых.

..братию, рядовую и больничную, монастырских служек и трудников, служилых людей, усольцев... – Кроме черной братии, были насельники монастыря, выполнявшие трудовые повинности, но не принявшие монашества, в частности, перечисленные: ухаживающие за больными, прислуга, трудники – давшие обет трудиться в монастыре, воины, засольщики рыбы.

Пищали затинные – устанавливавшиеся на стенах небольшие пушки.

...из схименных конурок... – монахи-схимники, принявшие схиму– монашеский чин, налагавший самые строгие посты и лишения, жили уединенно.

Мурин – эфиоп, чернокожий.

...великого князя Василия Ивановича... – Речь идет о Василии III, великом князе Московском с 1505 года.

...галанский немец. – Русские всех европейцев германского происхождения звали немцами; в данном случае – голландец.

Амбурх-град – Гамбург.

Саввин монастырь – Саввино-Сторожевский монастырь под Звенигородом, мужской, основан в 1398—1399 годах князем Юрием Дмитриевичем и Саввой – учеником Сергия Радонежского.

Шелепы – плети, нагайки.

Бурмицким жемчугом... – название жемчуга лучшего качества, добываемого в Персидском заливе.

Иоаникий Галятовский (?—1688) – украинский литературный и церковный деятель. Учился в Киево-Могилянском коллегиуме. С 1668 г. игумен, а затем архимандрит черниговского Елецкого монастыря. Автор сборника проповедей «Ключ разумения» (1659), направленных против унии (объединения с католической церковью).

Шпынь – насмешник, балагур, шут.

Бурак – кузов, короб.

Полукафтанье – коро, в обтяжку, запашной кафтан, надеваемый под верхнюю одежду

...летораслей... – годовых побегов дерева.

Огневица – горячка, лихорадка.

Клобук – головной убор у монахов в виде цилиндра с покрывалом, черный у простых монахов и архиереев, белый – у митрополитов и патриарха.

Литургисания – обедня.

...Память мучеников Маккавеев. 1 августа.. – замученных в 166 году до н. э. Антиохом Епифаном: Авима, Антонина, Гурия, Елеазара, Евсевона, Алима и Маркелла, матери их Соломонии и учителя их Елеазара.

Брашно – еда.

...разрешение вина и елея... – разрешение праздничной пищи после воздержания, святкам предшествует строгий пост.

Приполье – подпол.

Худог – художник, изограф.

...в поварне «вавилония» идет... – т. е. вавилонское столпотворение, суматоха и сумятица.

...«жезл Ааронов расцвете».... – здесь насмешливое истолкование библейской притчи, согласно которой жезл первосвященника Аарона, по воле Бога, расцвел, что указало на богоизбранность его владельца (Книга Чисел, 17).

Светец – подставка, в которую вставлялась лучина.

Зернь – игра в кости.

Кафизм (кафизма) – название каждого из 20 разделов Псалтыри, во время чтения которых разрешалось сидеть.

Несутерпчивое сердце – нетерпеливое.

Косная лодочка – легкая, для переездов, а не для промысла и перевозки тяжестей.

...зерна... гурмышски... – бурмицкие (см. примеч. к с. 28)

Камка – китайская шелковая ткань с разводами.

Кармазин– ярко-красный.

...крушчатых и травных... – с рисунком кружками и с растительным орнаментом.

Адамашки – дамасские.

Черленый – темно-красный.

Таусинный – темно-синий.

Рытый бархат – тисненый, с выдавленным рисунком.

Объярь – шелковая ткань с золотой или серебряной нитью.

Зуфь – род камлота, суровой шерстяной ткани.

Шарлат сукно – скарлат, род бархата; сукно высокого качества.

Лундыш – английское сукно (от: Лондон).

Отжени... – от «отженути»: заставить уйти, изгнать или отказать.

Кустодия – покрытие над печатью, для предохранения ее от порчи.

Дароносица – сосуд в виде ковчега для хранения и переноса святых даров.

...во сте восемьдесят во втором году... – в 7182 году от сотворения мира.

Хиротония – рукоположение священника в должность (совершается в алтаре).

...харатейные книги... – пергаментные.

Черные попы – монахи, рукоположенные в сан священников.

Гунька кабацкая – ветхая одежонка, даваемая в кабаке вместо пропитой.

Беспоповщина – одно из течений старообрядчества: отправление службы без священника.

Онучка-поворозка – портянка, обвязка.

...московские чудотворцы: Петр, Лексей, Иона и Филипп...

Петр, Алексей и Иона – русские митрополиты XIV—XV веков, способствовали укреплению Московского государства и церкви. Филипп (1507—1569) – игумен Соловецкого монастыря, затем всероссийский митрополит; осуждал деспотизм царя Ивана Грозного, был задушен Малютой Скуратовым, впоследствии, как и три первых, – канонизирован церковью.

...Пересвет (Александр?) и Ослябя (Родион?) – монахи Троице-Сергиева монастыря, участники Куликовской битвы. Поединок Пересвета с богатырем Темир-мурзой, в котором оба погибли, стал началом сражения. Ослябя впоследствии упоминается в составе русского посольства 1398 г. в Византию.

Крины сельнии – дикие лилии.

Папушник – калач сдобной выпечки.

Вороп – приступ.

...за мной есть государево слово и дело. – На этой формуле строилась система политического сыска в России XVII—XVIII веков. Каждый российский подданный под страхом смерти обязан был донести в приказ, если знал об умыслах против царствующего дома, оскорблении царского имени и титула, измене государству, сказав при этом: «слово и дело».

Хрептуги – ряднина, грубое полотно, мешковина, привязанная растянутым пологом для кормления лошадей овсом.

Варнак – вор, каторжник.

...в красной касандрийской рубахе... – Касандрейка, или александрейка – красная бумажная полоска на рубахе в виде кокетки.

...в ...канаусовой рубахе... – из шелка-сырца или полусырца, плотной шелковой ткани.

ДЕРЖАВНЫЙ ПЛОТНИК

Эпиграф – из стихотворения А.С. Пушкина «Стансы» (1826).

...денщик его, Павлуша Ягужинский... – Павел Иванович Ягужинский (1683—1736). Сын органиста лютеранской церкви, один из ближайших сподвижников Петра I, в конце жизни генерал-прокурор сената.

Баркалоны – суда для Азовского флота итальянского образца, строились с 1698 по 1700 год.

Барварские суда (берберские) – турецкого образца, строившиеся в подвластных Турции североафриканских провинциях.

...в Преображенский приказ, к князь-кесарю... – то есть к Ромодановскому Федору Юрьевичу (ок. 1640—1717), ведавшему делами по политическим преступлениям.

...ссылками на Ефрема Сирина об антихристе, на «Апокалипсис», на «Маргерит».

Ефрем Сирин (умер в 373 году) – церковный писатель, книга его «Поучений» была издана в Москве в 1647 году.

Апокалипсис – Откровение Иоанна Богослова (последняя книга Нового завета), книга пророчеств.

Маргерит – книга избранных бесед Иоанна Златоуста, византийского церковного деятеля и писателя IV—V вв.

...для... похода под Азов... – имеется в виду поход 1696 года, закончившийся взятием этой турецкой крепости.

...Наш отечественный Торквемадо... – Торквемада Томас (ок. 1420—1498) – глава испанской инквизиции (великий инквизитор). Инициатор изгнания евреев из Испании (1492).

Боярин князь Иван Иванович Хованской... из «тараруевцев»... – «Тараруем» (пустомелей) называли князя Ивана Андреевича Хованского (?—1682), отца героя. В 1682 году, будучи во главе Стрелецкого приказа, во время московского восстания стрельцов выступил против правительства Софьи; был казнен.

Распоп – поп-расстрига, с которого снят священнический сан.

Батырщик – типографский работник, печатник.

Бармы – драгоценное оплечье, украшавшее великокняжеское или царское платье. С XV века – одна из необходимых регалий при короновании.

Аналой – высокий столик с наклонным верхом для богослужебных книг и икон.

...Павловы-де твои уста – апостола Павла, ученика Иисуса Христа, по церковному преданию, «страждущего в оковах».

родитель мой короводился с Никоном... – патриарх Никон пользовался особым расположением царя Алексея Михайловича, до опалы назывался «собинным другом».

С. 159.Стефан Яворский (1658—1722) – русский церковный деятель, писатель. С 1700 по 1721 год – местоблюститель патриаршего престола. Написал полемическое сочинение против лютеранства «Камень веры».

Епифаний Словенецкий (Славинецкий) (?—1675) – русский и украинский писатель и ученый, составитель словарей, переводчик духовных песен и проповедей.

Киево-Могилевская коллегия – существовала в 1632—1817 годах (с 1701 г. – академия). Основана Петром Могилой, митрополитом Киевским и Галицким, – первое высшее учебное заведение на Украине, центр образованности и книжности украинцев, русских и белорусов.

Симеон Полоцкий (в миру Самуил Емельянович Петровский-Ситнианович) (1629—1680) – белорусский и русский церковный деятель, писатель. Полемизировал со сторонниками старой веры («Жезл православия», «Новая Скрижаль»). Наставник царских детей, преподавал в школе Заиконоспасского монастыря. Один из организаторов Славяно-греко-латинской академии в Москве. Зачинатель российского силлабического стихосложения.