Семейство Холмских. Часть шестая

"Кажется теперь можно надѣяться, что Лизанька будетъ спокойна и счастлива" – сказала Софья мужу своему, оставшись съ нимъ наединѣ. – "Переломъ былъ ужасный, потрясеніе такъ сильно, что она была на волосокъ отъ смерти, но за то послѣдствія благотворны." – Дай Богъ, чтобы ты не ошиблась въ своемъ ожиданіи, добрая, милая женщина! – сказалъ Пронскій, цѣлуя съ чувствомъ ея руки. – Съ какимъ удовольствіемъ смотрѣлъ я на твое лицо во время примиренія ихъ! Какая радость сіяла въ твоихъ глазахъ! мнѣ кажется, что ты была счастлива не менѣе самой сестры твоей. Ты и всегда мила, какъ нельзя больше, a въ это время была точно, какъ говоритъ тетушка Прасковья Васильевна, совершенная красавица! – «А ты развѣ не таковъ-же былъ? Будто я не замѣтила, что ты, отвернувшись, утиралъ слезы платкомъ? И этѣ-то, тихонь-ко обтертыя слезы увеличили замѣченное тобою счастіе на моемъ лицѣ! – отвѣчала Софья. – Однакожъ, скажи, пожалуста, отъ чего-же ты опасаешься, что я, можетъ быть, ошибаюсь на счетъ сестры?» – Укрѣпи ее Богъ! Вотъ все, что я могу сказать. Только, кажется мнѣ, что доживъ уже до нѣкоторыхъ лѣтъ безъ размышленія, безъ строжайшаго и внимательнаго наблюденія за самимъ собою, тяжело передѣлывать себя. Впрочемъ, съ помощію Божіею, до всего достигнуть можно. По крайней мѣръ, такого важнаго неудовольствія между ними, по всѣмъ вѣроятностямъ, уже ожидать нельзя. Будутъ кой-когда маленькія перепалки, но – это такъ и быть! A coвѣтовалъ-бы я тебѣ, другъ мой, стараться обратить все вниманіе сестры на дочь ея, возбудить и подкрѣпить въ ней своими совѣтами чувства материнской любви, которая такъ внезапно и такъ сильно открылась въ ней и произвела чудеса. Повѣрь, что если-бы не дочь, то всѣ наши краснорѣчивыя убѣжденія остались-бы безуспѣшны, Знаешь-ли? Съ женщинами такого рода надобно иногда подыматься на хитрости. Предложи ты ей установить съ тобою, какъ можно чаще, переписку о воспитаніи ея дочери; постарайся возбудить въ ней самолюбіе; попроси, чтобы она сообщала тебѣ наблюденія надъ постепеннымъ развитіемъ характера и способностей ея малютки; постарайся доказать ей, что нравственное воспитаніе ребенка должно начинаться съ самыхъ пеленокъ, и что несправедливо умствованіе, будто-бы надобно дать свободу рости ребенку, и не заниматься до нѣкоторыхъ лѣтъ нравственнымъ его образованіемъ. Неправда! Еще повторяю: оно должно начинаться почти съ самыхъ пеленокъ. Впрочемъ само собою разумѣется, что оно должно быть принаровлено и соразмѣрно возрасту и способностямъ ребенка. Точно также смѣшно учить пятилѣтняго младенца высшей Геометріи, или Астрономіи, какъ 60-лѣтняго человѣка заставлять играть въ куклы. Я не знаю, хорошо-ли я объяснилъ тебѣ образъ моихъ мыслей, но ежели ты понимаешь меня, то постарайся передать все это и сестрѣ. Попроси ее, какъ будто для себя, потому что и ты готовишься быть матерью, сообщать тебѣ нравственныя наблюденія надъ ея дочерью. Повѣрь, что переписка такого рода сдѣлаетъ ей большую пользу, нечувствительно будетъ способствовать къ собственному ея, моральному усовершенствованію, и тѣмъ болѣе, что ты въ отвѣтахъ своихъ будешь подкрѣплять ее. Занятія такого рода отвлекутъ ее отъ разсѣянія и отъ скуки, которая есть основаніе всѣхъ нашихъ неудовольствій. Согласна-ли ты со мною? – прибавилъ Пронскій. – Я могу ошибаться – скажи мнѣ откровенно твое мнѣніе, и мы вмѣстѣ придумаемъ, какъ лучше устроить все это дѣло. – «Очень тебя понимаю, и совершенно согласна. Не далѣе, какъ завтра, передамъ Лизанькѣ».

– Да скажи, пожалуста – продолжалъ Пронскій – что это за компаньонка Миссъ Клокъ, и на что она надобна? Учиться сестрѣ по Англійски, кажется, нѣтъ никакой нужды. Да и къ чему компаньонка для замужней женщины? Мужъ и дѣти – вотъ настоящіе компаньоны ея. Признаюсь тебѣ, мнѣ кажется, такого рода паразитки, Англичанки, a пуще всего Француженки, живущія y молодыхъ женщинъ, для компаніи, угодливостію своею фантазіямъ ихъ, потворствомъ и согласіемъ своимъ на всякій вздоръ, который придетъ имъ въ голову, имѣютъ чрезвычайно вредное вліяніе на ихъ нравственность, нечувствительно вкореняютъ въ нихъ своевольство, капризы, упрямство, и пріучаютъ къ лѣни. При томъ-же я гроша не держу, ежели эту миссъ хорошенько спросить, то, можетъ быть, откроется, что Жокондовъ по совѣту ея написалъ письмо къ Княгинѣ, и къ счастію еще, что имѣлъ глупость послать по почтѣ. Весьма вѣроятно, что она взялась-бы передать ему отвѣтъ, хлопотать за него, и со временемъ, когда-бы открылась настоящая интрига между ними, она, за нѣсколько сотъ рублей, взяла-бы роль посредницы и любовнаго Меркурія. Много есть такихъ примѣровъ! Очень-бы хорошо ты сдѣлала, если-бы постаралась удалить ее отъ сестры. – «Кажется, что Миссъ Клокъ не такова» – отвѣчала Софья. – "Она жила долго y насъ въ домѣ, для Англійскаго языка, когда мы были всѣ не замужемъ, и послѣ замужства Елисаветы, съ которою она болѣе всѣхъ была дружна, переѣхала она къ ней, и живетъ теперь за самую дешевую цѣну. Но, Богъ знаетъ! Отвѣчать ни за что нельзя. Мнѣ самой давно казалось, что она подбивала Елвсавету противъ мужа, или, по крайней мѣръ, часто вмѣстѣ подсмѣивалась надъ нимъ. Да и одно то, что онѣ разговариваютъ въ присутствіи его на такомъ языкѣ, котораго онъ не понимаетъ, можетъ возбудить въ немъ подозрѣніе, что онѣ или смѣются, или замышляютъ что нибудь противъ него. Правда твоя – я поговорю сестрѣ, чтобы она отпустила ее, и тѣмъ болѣе еще представлю ей, что на этѣ деньги, которыя ей платитъ, можетъ она взять хорошую и опрятную Нѣмку, въ няни къ дочери. Надобно правду сказать: въ дѣтской y нея чрезвычайная нечистота, и ребенка водятъ неопрятно; я постараюсь доказать ей, что это весьма вредно для здоровья дитяти.

Подобное же сужденіе было въ дѣвичей, между Аннушкою Софьи и двоюродною сестрою ея, Машею, отданною въ приданое за Елисаветою. "Долго-ли будетъ господамъ вашимъ ссориться между собою? – сказала Аннушка. – Право, вчужѣ смотрѣть на нихъ тошно. Какъ это, когда къ вамъ ни пріѣдешь, все одно и тоже – весь домъ верхъ дномъ. Чтобы имъ жить, какъ наши молодые! Никогда непріятнаго слова другъ другу не скажутъ; сердце радуется, смотря на нихъ." – Какая разница! – отвѣчала Маша. – Софья Васильевна ваша – ангелъ во плоти, a наша барыня – Богъ знаетъ что такое! Чортомъ ее назвать нельзя; она часто бываетъ добра и разговорчива, a иногда подступиться къ ней нельзя – все не по ней, ничѣмъ ей не угодишь! И молодаго вашего барина хвалятъ люди его, a нашъ-то куда своебычливъ, и золъ иногда, особливо-же когда поссорится съ барынею. Тутъ не попадайся ему никто подъ руку – всѣхъ бьетъ и колошматитъ до полу-смерти; бѣдному Ѳедюшкѣ, камардину его, пуще всѣхъ тогда достается. Онъ, бѣдный, отъ пинковъ, пощечинъ и тычковъ въ зубы и уши, почти совсѣмъ оглохъ. Барыня еще – славу Богу – не такъ дерзка на руку, и сама никогда не дерется. Но ужъ и y нея, въ то время, когда поссорится она съ Княземъ, держи ухо востро: то ей подай, другое принеси, и все ей тогда не въ угоду, за все бранится и ворчитъ, такъ, что хоть бѣжать бы изъ дому на ту пору.

"Да за что они перебранились теперь?" – продолжала Аннушка. "Видно, что дѣло было не на шутку: ты сказывала, что они кричали во все горло, на весь домъ, и даже молодую вашу Княжну разбудили и испугали, a потомъ барыня упала на полъ, и вы безъ чувствъ отнесли ее на постелю." – Видишь-ли ты, говорятъ, Князь перехватилъ какое-то письмо изъ Москвы, отъ этого чорта – какъ-бишь зовутъ его…. все забываю…. вотъ отъ этого сосѣда…. Руской что-ли онъ, или Нѣмецъ, Богъ его знаетъ – только онъ болтаетъ все не по нашему. Я давно говорила: быть изъ этого бѣдѣ! Повадился сюда таскаться всякій день! Давай ему самыхъ густыхъ сливокъ; меду не наготовятся на него – бутылки по три выпивалъ въ день! Все сидитъ, бывало, съ барынею, лопочутъ Богъ знаетъ по-каковски, и пѣшкомъ ходятъ и гулять ѣздятъ – все вмѣстѣ! Баринъ уже давно искоса посматривалъ на него; слова, бывало, не промолвить съ нимъ въ ладъ; но нѣтъ, этотъ бѣсъ ни на что не смотрѣлъ: такъ присушило его къ нашему дому, что ни чѣмъ Князь отвадить его не могъ.

"Ну! теперь, слава Богу! наши Господа помирили ихъ" – сказала Аннушка. "Авось теперь будетъ y васъ тишь, да гладь, да Божья благодать".

– Да, пока, дай Богъ, здоровья вашимъ Господамъ, они поладили, и мы поуспокоились: да надолго-ли? Вѣдь это не въ первой. A я всегда говорю: покуда эта подколодная змѣя, Агличанка – Клочокъ, или волчокъ – будетъ жить y насъ, то не бывать покоя въ нашемъ домъ. – Всѣ домашніе называли Миссъ Клокъ, иные Волчокъ, другіе клочокъ, и терпѣть ее не могли, какъ-то бываетъ почти во всѣхъ господскихъ домахъ, гдѣ живутъ иностранцы. Нашъ православный народъ, особенно-же въ дальнихъ провинціяхъ, сохранилъ еще до сего времени нѣкоторое предубѣжденіе противъ иностранцевъ. Хорошій человѣкъ, a жаль, что Нѣмецъ, говорятъ еще тамъ многіе, и имена иностранныя вообще всѣ выговариваютъ на выворотъ. – Эта злодѣйка Волчокъ настраиваетъ барыню на все дурное – продолжала Маша. – Она перенощица, и все мутитъ, да кутитъ въ домѣ. Не даромъ замѣтила я, что этотъ полу-Ньмецъ сосѣдъ, который надѣлалъ всю кутерьму, часто съ нею, одинъ наединѣ, разговаривали, и онъ о чемъ-то съ поклонами ее упрашивалъ. Она, потихоньку отъ барыни, получала отъ него и сама отправляла къ нему нѣсколько писемъ. Ужь не замышляетъ-ли она обокрасть барыню, да бѣжать? отъ нея все станется! – Собесѣдницы остановились на этой мысли, и, по долгомъ разсужденіи, согласились, что вѣрно Волчокъ намѣрена обворовать Княгиню и уйдти. Въ общемъ совѣтѣ положено было, что-бы Аннушка сказала объ этомъ своей Генеральшѣ.

Очень пріятно провели Пронскіе цѣлую недѣлю y примирившихся супруговъ. Софья, по совѣту мужа своего, старалась укрѣпить въ Елисаветѣ чувства материнской любви къ дочери, и она согласилась на предложенную ей переписку о воспитаніи – "но за чѣмъ," сказала Елисавета "чтобы мнѣ учиться y тебя, не только воспитанію, a всему. Тебя маменька не даромъ называетъ колдуньею; со всѣми успѣла ты поладить, всѣмъ угодить, всѣ тебя любятъ, и ни съ кѣмъ во всю жизнь не имѣла ты непріятности: научи меня, какъ ты успѣла все это сдѣлать, открой мнѣ колдовство свое, милая Соничка?" – Что касается до миссъ Клокъ, то, безъ всякаго затрудненія согласилась Елисавета отпустить ее. A когда узнала отъ Софьи, по словамъ Маши, которыя ей были переданы Аннушкою, что Миссъ тайно переписывалась съ Жокондовымъ, то взбѣсилась до такой степени, что хотѣла выгнать ее въ тотъ-же день, пѣшкомъ, изъ дома. Насилу могла уговорить ее Софья показывать видъ, что она ничего не знаетъ, и отпустить безъ всякой непріятности, за тѣмъ, чтобы не сдѣлать гласной исторіи, которая, по обыкновенію, могла-бы распространиться и подать поводъ къ разнымъ толкамъ.

Князь Рамирскій былъ чрезвычайно доволенъ отъѣздомъ Миссъ Клокъ; онъ давно ее не жаловалъ, и подозрѣвалъ, что не только она, вмѣстѣ съ женою его и съ Жокондовымъ, смѣется надъ нимъ и дурачитъ его, но что готова и помогать этому волокитѣ въ любовныхъ его замыслахъ. Самымъ событіемъ открылось, что подозрѣніе его было основательно. Онъ также съ удовольствіемъ согласился на желаніе жены своей взять къ дочери Нѣмку. Вообще, въ продолженіе всего этого времени, Князь Рамирскій былъ очень милъ, внимателенъ, ласковъ къ женѣ своей, и она, съ своей стороны, соотвѣтствовала ему; особенно-же вниманіе ихъ другъ къ другу увеличивалось, когда была съ ними маленькая ихъ Наташа. Елисавета безъ ужаса не могла вспомнить, что предстояло ея дочери, если-бы она была не признана и отвергнута отцомъ. Теперь съ восторгомъ смотрѣла на нее Елисавета, воображая, что малютка Наташа ея выростетъ, будеть прекрасно воспитана, богата, выйдетъ за хорошаго жениха, и она подъ старость найдетъ спокойствіе и утѣшеніе въ будущемъ ея семействѣ. Все это, при пылкости воображенія Елисаветы, уже мечталось ей, и она относилась съ признательностію къ Богу, что угрожавшее ей бѣдствіе миновалось такъ благополучно. Нѣсколько разъ, со слезами, благодарила она Пронскаго, и однажды, въ сердечномъ изліяніи, насильно схватила и поцѣловала его руку. Софья не могла равнодушно видѣть сего душевнаго движенія Елисаветы; она сама называла мужа своего ангеломъ, и, не удерживая слезъ радости своей, цѣловала его въ глаза, губы, щеки, приговаривая: "А этотъ ангелъ – мой мужъ, мои собственный Николинька, мой другъ, мое сокровище! Вотъ такъ-то мнѣ досталось отъ маменьки, въ Петербургѣ, при нашей помолвкѣ. Терпи и ты! Я свое взяла – отмстила ей, и непремѣнно напишу къ ней объ этомъ. Однакожъ, еще мы не квиты. Ты такъ изволишь вести себя, что еще часто будетъ тебѣ доставаться тоже." Пронскій былъ счастливъ въ полной мѣрѣ. – Постой-же, голубушка, – сказалъ онъ – Да, ежели ты со мною такъ поступаешь, то и я не буду въ долгу! – Онъ началъ также цѣловать Софью, приговаривая: A вотъ это мой ангелъ, моя собственная Соничка, мой другъ, мое сокровище!.. Что взяла? Видишь-ли, что y меня мстительный характеръ? Не думай, чтобы и я также не написалъ къ маменькѣ объ этомъ. – Елисавета, бывшая свидѣтельницею истинной, супружеской любви, тяжело вздохнула, думая, что она не умѣла быть также счастливою, какъ Софья, вспомнивъ при томъ, что въ первое время супружества своего точно также могла-бы она пріобрѣсть и утвердитъ на вѣкъ привязанность къ себѣ мужа. Онъ страстно былъ влюбленъ въ нее, a она, напротивъ, часто отвергала ласки его, съ неудовольствіемъ….

Князь Рамирскій повторялъ также нѣсколько разъ благодарность свою Пронскому. По многимъ причинамъ былъ онъ чрезвычайно радъ примиренію съ женою. Гласный разводъ съ нею, за невѣрность ея, былъ слишкомъ тяжелъ для его самолюбія потому, что мужъ-рогоносецъ, во всякомъ случаѣ, и смѣшенъ и жалокъ. При томъ-же, исторія его могла-бъ быть поводомъ къ разнымъ толкамъ, не въ его пользу. Чувство привязанности къ женъ точно таилось въ его сердцѣ, a всего вѣроятнѣе, что и эгоизмъ много дѣйствовалъ въ этомъ случаѣ. Оставшись одинъ, послѣ ссоры съ женою, онъ съ ужасомъ представилъ себѣ, какая несносная тоска будетъ ему въ обширномъ его домѣ! Взять къ себѣ любовницу свою, Лезбосову, было противно не только благоприлично, но и нравственнымъ его чувствамъ. Что касается до малютки дочери, ему только въ то время, когда онъ рѣшился разстаться съ нею, открылось, въ какой степени былъ онъ къ ней привязанъ. Прежде и въ голову не приходило ему, что онъ такъ сильно любитъ этого ребенка. Сверхъ того, взятая имъ на себя обязанность – давать женѣ 10 т. въ годъ, по скупости его, была ему также весьма тягостна.

Наканунѣ дня, назначеннаго Пронскими для ихъ отъѣзда, получили они съ нарочнымъ письма изъ деревни своей. Мачиха увѣдомляла ихъ, что она, и всѣ въ домѣ, здоровы, и прислала письма, полученныя въ ихъ отсутствіе. Распечатавъ первый пакетъ, Пронскій, къ общему удивленію, перекрестился, и сказалъ: "Слава Богу!" – Начальникъ города, гдѣ содержался Аглаевъ въ тюрьмѣ, увѣдомлялъ его, что онъ скончался, исполнивъ всѣ обязанности Христіянина; приобщаясь Св. Таинъ, соборовался масломъ, и умеръ съ чистымъ покаяніемъ. – Изъ тысячи рублей, оставленныхъ ему Пронскимъ, около 200 рублей истрачено было на содержаніе его во время болѣзни и на похороны, остальныя за тѣмъ присланы были обратно. Всѣ согласились, что смерть его, особенно-же съ чистымъ покаяніемъ, есть истинное милосердіе Божіе.

Прочитавъ другое письмо, Пронскій улыбнулся, и подалъ его женъ своей. Молчалинъ, компаньонъ Графа Клешнина, "имѣлъ честь увѣдомить Его Превосходительство Николая Дмитріевича, и Ея Превосходительство супругу его, Софью Васильевну, что сестрица ихъ, Ея Сіятельство, Графиня Наталья Васильевна изволила благополучно разрѣшиться отъ бремени, и что новорожденный Графъ Ѳедоръ Ѳедоровичъ, благодаря Всевышняго, находится въ вожделѣнномъ здравіи." Молчалинъ сообщалъ однакожъ, что Графъ Ѳедоръ Стѣпановичъ въ отлучкѣ, въ отъѣзжемъ полъ, съ собаками, и что онъ пишетъ по приказанію Графини, которая разрѣшилась отъ бремени въ отсутствіе своего супруга, и что "хотя Ея Сіятельство, послѣ родовъ, еще очень слаба, и сама писать не можетъ; но желая сообщить скорѣе свою радость, возложила на него столь пріятное порученіе." Сама Наталья приписывала слабою рукою, что маленькій ея Графъ Ѳединька очень миль, и, по возвращеніи мужа ея, будутъ крестить его Князь Антонъ Александровичь Чванкинъ и Графиня Вѣра Степановна старшая ея золовка.

Пронскій смѣялся такому церемоніяльному извѣщенію, о прибытіи въ здѣшній свѣтъ важной особы, сына Графа Клешнина. Софья оскорбилась холодностію и поступкомъ совсѣмъ не родственнымъ, a Елисавета не шутя разсердилась. "Такъ-ли должна писать родная сестра?" сказала она. – "И какъ имѣть духъ поручить увѣдомленіе, о такомъ пріятномъ событіи, постороннему человѣку? И кому-же? Какому-то Молчалину! Ежели она была въ силахъ написать: маленькій Графъ Ѳединька, крестить его будутъ Кн. Ан. Ал. Чванкинъ, и прочій вздоръ, то, кажется, гораздо-бы легче ей было написать прямо отъ сердца: «Милая Сестра! я родила благополучно сына Ѳединьку.» Ей меньше-бъ было труда написать эти пять, или шесть словъ и она поступила бы какъ должно родной сестрѣ. Я на вашемъ мѣстѣ" – прибавила Елисавета – «послѣ этого, просто, не поѣхала-бы къ нимъ никогда. Что за чванство? И чѣмъ вы хуже ея?» – Почему-жъ намъ не ѣхать? – отвѣчалъ Пронскій. – Какъ вы находите ея поступокъ? Очень гадкимъ и не родственнымъ? За чѣмъ-же вы намъ совѣтуете поступить и съ нею также, не по родственному? Ежели одинъ не хорошо сдѣлалъ, то почему и другой обязанъ быть противъ него также дуренъ? Мы поступимъ какъ должно роднымъ: поѣдемъ провѣдать, поздравить и насладиться лицезрѣніемъ Его Сіятельства, Графа Ѳедора Ѳедоровича.

На другой день отправились Пронскіе въ Москву, съ тѣмъ, чтобы пробыть нѣсколько дней y Свіяжской, и потомъ ѣхать къ Клешнинымъ.

Глава V

Liebe un d'Tugend, miteimander zu verbinden. Sie beide zugleich zu genieseen. O! das wurde erst vollqommene Glückseligkeit seyn.

Wieland.

Соединить вмѣстѣ любовь и добродѣтель, и обѣими вмѣстѣ наслаждаться – вотъ совершенное счастіе.

Виландъ

Они пріѣхали прямо въ домъ къ Свіяжской. Описывать взаимную радость и пріемъ, сдѣланный хозяйкою, было-бы безполезно. Намъ извѣстно, что Пронскіе уважали и любили ее, какъ родную мать, а она всегда говорила, что не знаетъ, могла-ли-бы она любить собственныхъ дѣтей своихъ такъ сильно, какъ Софью, потому, что ежели бы y нея была дочь, то все имѣла-бы она хотя какое-нибудь безпокойство и непріятность, иди въ совершенныхъ лѣтахъ, или при ея воспитаніи. Но отъ Софьи, во всю жизнь свою, ничего, кромѣ утѣшенія и радости, она не чувствовала. Она называла ее душевною своею дочерью, и со слезами ее цѣловала; мужа ея называла Свіяжская своимъ собственнымъ красавцемъ, и теперь находила, что онъ еще больше похорошѣлъ.

Воспитанницу Свіяжской, Княгиню Фольгину, нашли Пронскіе въ самомъ жалкомъ положеніи. Ея здоровье совершенно разстроилось. Доктора, на консиліумахъ, рѣшительно объявили, что ей надобно ѣхать въ чужіе края, пользоваться минеральными водами, то есть, какъ обыкновенно водится, желали сбыть ее съ рукъ, и отпустить умереть гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ, a не въ Moсквѣ.

"Я не знаю, что и дѣлать съ нею!" сказала Свіяжская Софьѣ, оставшись съ нею наединѣ. "Она совсѣмъ меня измучила. Въ чужіе края ѣхать не соглашается; говоритъ, что ей тяжело разстаться надолго съ дѣтьми; но мнѣ извѣстна настоящая причина: она деликатится, боится, что ея путешествіе и содержаніе въ чужихъ краяхъ будутъ мнѣ дорого стоить; но, вы меня знаете: неужели я что-нибудь пожалѣю для нея? Я хотѣла тебя допросить, милая Соничка, поговорить съ нею, чтобы она не дурачилась, и оставила неумѣстную свою щекотливость. Можно-бы употреблять и здѣшнія, искуственныя минеральныя воды; но онъ, вмѣсто пользы, должны сдѣлать ей большой вредъ: она ежедневно встрѣчалась-бы на нихъ съ своимъ мужемъ. Совсѣмъ здоровый, онъ ѣздитъ на воды всякій день, любезничать и волочиться за больными женщинами. На Кавказъ далеко; она не вынесетъ такой дальней дороги. Право, ума не приложу, что мнѣ съ нею, бѣдною, дѣлать!" – Да какія воды совѣтуютъ ей: не укрѣпительныя-ли, имѣющія желѣзныя частицы? – спросила торопливо Софья. «Именно такія воды и такія ванны велѣно ей употреблять,» отвѣчала Свіяжская. – Такъ, знаете-ли, тетушка…. Но вдругъ, Софья остановилась. «Что такое?» – ничего, тетушка! Я хотѣла только спросить y васъ, какія воды должно ей пить – отвѣчала Софья, покраснѣла, и начала разговоръ о другомъ. Свіяжская догадывалась, что она хотѣла предложить, но не настаивала и не требовала дальнѣйшаго объясненія.

"Я давича сдѣлала было, безъ тебя, большую вѣтренность," сказала Софья, оставшись наединѣ съ своимъ мужемъ. "Княгинѣ Фольгиной должно употреблять минеральныя воды. Тетушка въ большомъ затрудненіи; я хотѣла предложить ей пріѣхать къ намъ весною. Липецкъ отъ насъ такъ близко; тамошнія воды имѣютъ именно тѣ качества, которыя Княгинѣ надобны. Мы могли-бы тамъ все приготовить для нихъ. Мнѣ очень-бы этого хотѣлось, и я увѣрена, что тетушка и Княгиня, вѣрно, съ удовольствіемъ приняли-бы мое преложеніе – пріѣхать прежде къ намъ, при началъ весны, и отъ насъ переселиться на лѣто въ Липецкъ; мы имѣли-бы удовольствіе часто видаться съ ними. Все это сорвалось было y меня съ языка, въ разговорѣ съ тетушкою; но вспомнивъ, что безъ совѣта твоего не имѣю я права и не должна ничего дѣлать, и что, можетъ быть, тебѣ этого не захочется, вдругъ остановилась и смѣшалась. Къ счастію, тетушка не замѣтила моего смущенія. A ты, какъ думаешь объ этомъ, милый другъ мой?" прибавила Софья.

– Какъ тебѣ, въ голову пришло сомнѣваться, чтобы я не одобрилъ такого предложенія? Да, ежели-бы мнѣ это и не такъ было пріятно, то для того, чтобы сдѣлать тебѣ удовольствіе – ты сама знаешь – я на все готовъ. A въ этомъ случаѣ, ты и придумала очень хорошо – отвѣчалъ Пронскій. – Такъ, постой-же, голубушка! Ежели ты во мнѣ осмѣлилась сомнѣваться, такъ я тебѣ отплачу – прибавилъ онъ. "Что-же ты хочешь сдѣлать?" – Ничего, ничего! Вотъ ты увидишь. – "Сдѣлай милость, скажи!" – Ага! и женское любопытство появилось на сцену! Такъ, вотъ нѣть! не скажу! – "Я давно тебѣ объявила, что имѣю всѣ женскія слабости, и просила о снисхожденіи; теперь о томъ-же упрашиваю моего отца и командира. Скажи, сдѣлай милость, что ты думаешь?" – Ну, такъ знай-же, мать и командирша: ты хотѣла предложить тетушкѣ и Княгинѣ, чтобы онѣ весною, на проѣздѣ въ Липецкъ, заѣхали къ намъ, а я буду просить ихъ, чтобы онѣ теперь-же, по возвращеніи нашемъ отъ сестры Натальи Васильевны, поѣхали-бы, вмѣстѣ съ нами, въ Петровское, пробыли-бы y насъ всю осень и зиму, a весною мы всѣ вмѣстѣ отправимся въ Липецкъ. А? что ты на это скажешь? – «Злой, мстительный, упрямый, своенравный человѣкъ! Вотъ, что я тебѣ скажу,» отвѣчала Софья, бросившись цѣловать его.

Свіяжская и Княгиня Фольгина, съ удовольствіемъ, согласились на предложеніе Пронскихъ. Свіяжская потому, что, кромѣ привязанности ея къ молодымъ, ей пріятно было общество мачихи Пронскаго; да и старый другъ ея, мать Софьи, была тамъ-же, a Княгиня Фольгина съ радостію желала куда нибудь уѣхать изъ Москвы, гдѣ она претерпѣла столько непріятностей, и гдѣ, по необходимости, должна была иногда встрѣчаться съ мужемъ своимъ, виновникомъ ея несчастія. Пронскіе просили, чтобы она взяла съ собою и дѣтей своихъ, съ гувернанткою, увѣряя что домъ y нихъ большой, и безъ всякаго стѣсненія всѣмъ мѣсто будетъ, a притомъ по сосѣдству ихъ есть хорошіе учители музыки и рисованья, которые будутъ и безъ того ѣздить для дѣтей покойной сестры Катерины.

Посѣщеніе Клешнинымъ было весьма непродолжительное. Они нашли стараго Графа въ подагрѣ, которая весьма усилилась отъ простуды на охотѣ. Наталья, нѣсколько оправившаяся послѣ родовъ, была, по обыкновенію, наряжена какъ кукла, сохраняла всю важность и всю принужденность свою. Замѣтно было, что съ Молчалинымъ обращалась она нѣсколько ласковѣе. Впрочемъ, пріемъ ея, при входи сестры въ комнату, при всѣхъ былъ по прежнему холоденъ, даже и оставшись наединѣ она не была нѣжнѣе. Разсказывала, какимъ образомъ крестили ея сына, и о томъ, что она ошиблась къ разсчетѣ своемъ, когда ей родить, почему не могла поспѣть въ Москву, и насилу успѣли привезть оттуда бабушку.

Знаменитый новорожденный былъ въ вожделѣнномъ здравіи; но не смотря на то, что онъ былъ Графъ Ѳедорь Ѳедоровичъ Клешнинъ, подобго сыну какой нибудь простой крестьянки, онъ еще не держалъ головы, и такъ-же плакалъ и былъ слабъ, какъ и всякій недавно родившійся ребенокъ. Явная ошибка природы! Какъ это, для Принцевъ, Князей, Графовъ, и ежели не для всѣхъ уже Дворянъ, то, по крайней мѣрѣ, хотя для знатныхъ, нѣтъ y нея никакого отличительнаго преимущества противъ простаго народа? – Старушки, золовки Натальи, такъ-же ежедневно румянились, бѣлились, сурмили брови, и по прежнему были молчаливы и церемонны. Словомъ: такая-же была во всемъ домѣ нестерпимая тоска, такое-же единообразіе, какъ прежде. Пронскіе поспѣшили поскорѣе уѣхать. Впрочемъ, никто ихъ и не удерживалъ.