Опыты в стихах и прозе. Часть 1. Проза

13

Дайте лилий и пурпурных цветов, Чтоб осыпать щедрой рукой! (лат.)

14

Часто малый желудь таит в себе огромный дуб! (фр.)

15

О вкусах не спорят (лат.).

16

Петербургской школы (ит.).

17

Пожалеем об этом искусном художнике: ранняя смерть похитила с ним хорошие надежды. – Изд.

18

Ничему не удивляться (лат.).

19

Недостает лишь, чтоб он заговорил, тогда бы он совсем ожил. Лишь этого недостает, если ты веришь своим глазам (ит.)

20

«Procedo, et parvam Trojam, simulatoque magnis Pergama et arentem Xanthi cognomine rivum, Agnosco, Scaeaeque amplector limina portae и пр.»

Aeneid, liber III.

<Подвигаюсь вперед и узнаю малую Трою, изображение великого Пергама, иссохший ручей, называемый Ксанф, и обнимаю порог Скейских ворот. Энеида, книга III (лат.).>

21

Отлитая г. Екимовым фигура Актеона, по разобрании формы, не была ни опилена, ни отчеканена; но отлитие оной так совершенно, что по отбитии путцев, чрез которые течет в форму растопленный металл, осталось только всю фигуру пройти песком, для того, чтоб ей дать общий Цвет. Хвала г. Екимову, особливо за удачное во всех частях отлитие колоссальных статуй для Казанского собора, также конченных без чеканки!

22

создавать (фр.).

23

Особенно в старой Финляндии.

24

Руны, которые я видел в Финляндии и потом в Швеции, принадлежат к позднейшим векам. До сих пор историки не могут утвердительно сказать, кто были первые обитатели Финляндии.

25

Смотри «Вестник Европы» 1810 года.

26

«Ou bien buvez, c'est un parti fort sage». Volt (aire) («Или напейтесь: это – мудрое средство». Вольтер).

27

В бурях – ясный духом (лат.).

28

«Я никогда не буду спать в богатом алькове. Но разве сон теряет от этого что-нибудь в своей цене? Менее ли он глубок, менее ли исполнен сладостей?В своем тихом уголке я приношу ему все новые жертвы» (фр.)

29

Досуг без занятий – смерть (лат.).

30

У древних Ночь была старейшим всех божеством.

31

Подобно тому, как солнце прекраснее всякой звезды! (ит.)

32

прекрасен ужас (ит.)

33

Ариост писал, что хотел, против пап. Он смеялся над подложной хартией, которою имп(ератор) Константин уступает викарию с(вятого) Петра Рим в потомственное правление, и книга его напечатана в Риме – con licenzia de superiori <с соизволения властей (лат.)>

34

Напрасно будут мне указывать на английских и немецких писателей, подражавших Ариосту. Я отдаю полную справедливость Виланду, остроумному поэту и зиждителю нового языка в своем отечестве; но скажу, и должно со мною согласиться, что в «Обероне» менее вещей, нежели в «Орланде»; язык не столь полон и заставляет всегда чего-нибудь желать; поэт не договаривает, и – весьма часто. Позвольте сделать следующий вопрос: если бы Виланд писал в Италии, во время Ариоста, то какой вид получила бы его поэма? Язык у стихотворца то же, что крылья у птицы, что материал у ваятеля, что краски у живописца.

35

«Призывает обитателей» (ит.).

36

в столь прекрасном зрелище прекрасен даже ужас! (ит.)

37

В сих трех октавах бессмертный Тасс превзошел себя. Здесь полная картина. Ничего лишнего, ничего натянутого, сверхъестественного. Non v'e silenzio, non v'e grido espresso и три следующие стиха живописны. В последней октаве стихотворец повторяет все подробности и кончит как мастер: Tanto i campi avean mutata sembianza.

38

Сия картина поля сражения напоминает нам прекрасные стихи Ломоносова: «Различным образом повержены тела: 

Иный с размаху меч занес на сопостата, Но прежде прободен, удара не скончал. Иный, забыв врага, прельщался блеском злата; Но мертвый на корысть желанную упал. Иный, от сильного удара убегая, Стремглав на низ слетел и стонет под конем; Иный, пронзен, угас, противника сражая; Иный врага поверг и умер сам на нем.»

 Заметим мимоходом для стихотворцев, какую силу получают самые обыкновенные слова, когда они поставлены на своем месте.

39

Тебя, родитель, тебя, сын, равный отцу, И тебя, который из двух единых, любя, исходишь, И тебя, человека и бога дева-мать, Призывают в покровительство своим желаньям (ит.).

40

Что же я чувствую, если и это не любовь? (ит.)

41

В этом неуважении к стихам своим Богданович много сходствовал с Петраркой Он часто говаривал М<уравьев>у «Стихи мои, которые вам так нравятся, умрут со мною, но моя «Русская история» переживет меня Стихи мне не много стоили труда, над «Историей» я много пролил поту на ней-то основана моя слава. Петрарка и Богданович обманулись!

42

На тебя взирал я, когда последний час ко мне пришел, И, умирающий, держал тебя слабеющей рукой (лат.).

43

Гордый и пламенный Альфиери называет Петрарку учителем любви и поэзии: Maestro in amare ed in poesia (ит.).

44

Госпожа и святой Денис! (фр.)

45

Разбита высокая колонна и зеленый лавр! (ит.)

46

Пение, которое в душе чувствуется! (ит.)

47

Светлые, свежие и сладкие воды (ит.).

48

А не в Воклюзе, как полагали некоторые писатели.

49

И она сидела кроткая в тихой славе (ит.)

50

То время года, когда небо быстро наклоняет (ит.).

51

Тоску и боль прошедшей жизни (ит.).

52

Зефир возвращается и приводит прекрасное время года (ит.).

53

Удваивают голубки свои поцелуи, 

Каждое животное любить вновь располагает (ит.).

54

Смотри мечтания Мерсье под названием: «L'an 2440».

55

Вот почему чтение Вольтера менее развратило умов, нежели пламенные мечтания и блестящие софизмы Руссо: один говорит беспрестанно уму, другой сердцу; один угождает суетности и скоро утомляет остроумием; другой никогда не может наскучить, ибо всегда пленяет, всегда убеждает или трогает: он во сто раз опаснее.

56

Число понятий моральных и политических, – говорит Ансильон, – весьма ограничено; вообще мало понятий в обращении. Каждое поколение выбивает монету или, лучше сказать, переменяет только штемпель, а металл все тот же

57

Руссо.

58

Вот в чем заключали все учение стоики: «Есть бог, следственно, он создал человека. Он создал его для себя, создал таковым, чтобы он соделался правосудным и счастливым на земли; следственно, человек может познать истину и может посредством мудрости своей возвыситься до бога, который есть верховное благо». – Мы приглашаем прочитать опровержение Монтаня системы Эпиктетовой и Паскалево опровержение Монтаня и Эпиктета. Християнский мудрец сравнивает обе системы; заставляет бороться Монтаня с Эпиктетом и обоих поражает необоримыми доводами.

59

«Во всем, – говорит Монтань (если не ошибаюсь), – мы влечемся по следам древних, как малые дети за школьным учителем на гулянье». В недавнем времени в Германии воскресили всю мечтательную философию Платона под другим именем.

60

Служитель-мальчик, принеси мне чаши С более горьким старым Фалернским (лат.).

61

Назад тому несколько лет Шатобриан сказал: «Храбрость без веры ничтожна. Посмотрим, что сделают наши вольнодумцы против Козаков грубых, непросвещенных, но сильных верою в бога?» Все журналисты вступились за честь оскорбленной великой нации (La grande nation); но предсказание сбылось.

62

Должно ли еще, должно ли напоминать весь ход Бесчисленных чудес, совершившихся в наши дни? (фр.)

63

Державин.

Комментарии

1

Бурный и славный 1812 год миновался, и любовь к Отечеству, страсть благородная, не ослепляет нас на счет французской словесности. Просвещенный россиянин будет всегда уважать писателей Лудовикова века, не Север есть родина Омеров. Наши воины, спасители Европы от нового Аттилы, потушили пламенник брани в отечестве Расина и Мольера и на другой день по вступлении в Париж, к общему удивлению его жителей, рукоплескали величественным стихам французской Мельпомены на собственном ее театре. Но исключительная страсть к какой-либо словесности может быть вредна успехам просвещения. Истина неоспоримая, которую г. Уваров, в письме к г. Капнисту, изложил столь блестящим образом: «Без основательных познаний и долговременных трудов в древней словесности, – говорит почтенный защитник Омера и экзаметров, – никакая новейшая существовать не может; без тесного знакомства с другими новейшими мы не в состоянии обнять все поле человеческого ума, обширное и блистательное поле, на котором все предубеждения должны бы умирать и все ненависти гаснуть».

2

В собрании портретов г. Кипренского, по важности предмета и по отделке, занимают первое место два портрета великих князей Николая Павловича и Михаила Павловича; голова старика с седою бородою или образец для апостольской головы; им же гравированный портрет, и весьма схожий, славного актера Дмитревского и рисованный черным карандашом – Фигнера, славного соглядатая нашей армии, о котором можно сказать, что Тасс говорил о Вафрине: 

…per dritto sentier tra regie porte Trapassa; e or dimanda, e or risponde. A dimande e risposte astute, e pronte Accoppia baldanzosa audace fronte. Di qua, di la sollecito s'aggira Per le vie, per le piazze, e per le tende. I guerrier, i destrier l'arme rimira; L'arti e gli ordini osserva, e i nomi apprende. Ne di cio pago, a maggior cose aspira; Spia occulti disegni, e parte intende. Tanto s'avvolge, e cosi destro, a piano… 

To есть: «Прямым путем проходит чрез врата царские. Делает вопросы, дает ответы; хитрым вопросам и быстрым ответам соответствует его смелое и гордое чело. Туда и сюда проходит торопливыми шагами, чрез пути и площади между шатров неприятельских. Осматривая ряды воинов, коней и оружия, замечает порядок, искусство воинов; познает их имена. Сего не довольно: он стремится к высшей цели; проникает в тайные замыслы и хитрые намерения врагов…» 

Наш Фигнер старцем в стан врагов Идет во мраке ночи: Как тень прокрался вкруг шатров, Все зрели быстры очи. И стан еще в глубоком сне, День светлый не проглянул, А он – уж витязь на коне, Уже с дружиной грянул… Жуковский

3

«В Египте я знал жреца, который, истощив всю жизнь свою на познание начала и конца вещей мира сего, сказал мне с глубоким вздохом: – Горе тому, кто захочет снять покрывало с лица природы! Горе тому, для кого уже не существует то очарование, которое предрассудки и нужды навели на предметы мира! Вскоре душа его, поблеклая и томная, в самой жизни найдет ничтожество, ужаснейшее из всех наказаний. При сих словах слезы навернулись на глазах, и он сокрылся в густоте леса». – «Путешествие младшего Анахарсиса». 

Это тягостное состояние души нередко бывает известно людям добрым и образованным. Что избавит их от сего мучения? – Религия.

4

Без смеха и жалости нельзя читать признаний женевского мечтателя. Я не стану выписывать тех мест из книги его, которые могут оскорбить нравственность самую светскую, самую снисходительную: их множество. Но одно место меня забавляет более других, когда я воображаю себе защитника прав человечества и философии, столь лакомого в молодости своей. У г. Мабли, в Лионе, если не ошибаюсь, исправляя должность учителя и наставника, он любил отдыхать в своей комнате и пить вино, заедая пирожками: тут нет еще большого зла; но вино было краденое… Дело сделано! говорит философ: «Malheureusement je n'ai jamais pu boire sans manger… mais aussi quand j'avais ma petite brioche, et que bien enferme dans ma chambre, j'allais trouver ma bouteille au fond de 1 armoire; quelles bonnes petites buvettes je faisais la tout seul en lisant quel-ques pages de roman!» 

<К несчастью, я никогда не мог пить без еды…, но когда у меня была моя маленькая бриошь, запершись в моей комнате, я тотчас находил бутылку в глубине шкафа; какие добрые глоточки я делал там совсем один, прочитывая несколько страниц романа!» (фр.)> 

Можно ли удержаться от смеха? Где тут достоинство человека и мудреца? О слоге ни слова. В таком случае слог есть верное выражение души. И этот человек имел столько любезных качеств, столько небесных дарований! И этот человек чувствовал всю прелесть религии и благодетельное влияние оной на общество и на человека частного! Чего недоставало ему? Постоянного убеждения, менее гордости и страстей, более рассудительности и смирения.