Здесь покоится Дэниел Тейт

– Конечно, Колин. Давай пройдем с тобой в кабинет, и там…

– Меня зовут Дэниел, – сказал я. – Дэниел Тейт.

* * *

Алисии это имя ни о чем не говорило. Она же родом не из Северной Калифорнии, где это имя не сходило с газетных заголовков.

Дэниел Тейт, сын наследницы упаковочной империи. Дэниел Тейт, принц Америки. Дэниел Тейт, мальчик, который исчез.

* * *

Вы-то, наверное, поверили моим россказням – что я какой-то безымянный бродяжка из канадского захолустья? А зря. Я же сразу сказал, что я обманщик. Этот мальчишка – просто одна из множества моих фантазий. Я выдумал его, потому что он-то был тертый калач, он выжил бы там, где мне было не выжить. А еще потому, что даже его страшная жизнь была лучше того, что случилось со мной на самом деле.

* * *

Тот день, когда это случилось, был солнечный. Я шел и катил рядом велосипед: цепь слетела, а я не умел ставить ее на место. Шел домой к отцу: он-то точно знает, что делать. Папа знал все на свете.

Из-за угла вывернул белый фургон и остановился возле меня. Я по наивности даже не испугался. Дверца отъехала, и из тени высунулись руки. Одни схватили меня, втащили в темноту и заткнули рот, когда я попытался кричать. Другие втащили туда же велосипед, не оставив никакого следа того, что я был здесь. Вот и все. Десять секунд – и я исчез, и никто ничего не заметил. Так быстро и незаметно можно похитить человека, даже на залитой солнцем улице в безопасном пригороде.

Они старались заставить меня забыть, кто я такой, и на долгое время им это удалось. Я воображал себе десятки других жизней, пока меня переводили из одной темной комнаты в другую, передавали от одного незнакомца другому. Когда было больно, я закрывал глаза и становился кем-нибудь другим. Я был супергероем в плену у заклятого врага-злодея. Королем инкогнито. Малолетним преступником из маленького, занесенного снегом городишки, бегающим от копов. Кем угодно, только не Дэниелом Тейтом.

* * *

– Я сбежал, – рассказывал я Алисии. – Однажды они забыли запереть дверь, и я выскочил. Я не знал, где я, не знал даже, какой год на дворе.

Глаза Алисии были полны слез, но она сдерживалась.

– Почему ты никому не говорил?

– Я очень многого не помню, – ответил я. – Я долго даже не знал, кто я такой. И…

– И что? – мягко переспросила она.

– Они все могут. – Мои руки, лежавшие на коленях, сжались в кулаки. – Они сильнее полиции. Если они меня найдут, то увезут снова.

Она накрыла мою ладонь своей.

– Этого не случится, – проговорила она с легкомысленной самоуверенностью человека, который понятия не имеет, во что ввязывается.

– Вы не понимаете, – сказал я. – Вы не знаете, что это за люди, какие у них связи. Если я окажусь в какой-нибудь государственной больнице или психиатрической клинике, они меня найдут. Заберут, и я снова исчезну, и во второй раз мне уже от них не уйти.

– Никто тебя никуда не заберет, – бодро сказала она. – Мы пойдем в полицию…

– Нет! – сказал я. – Нельзя им говорить, кто я!

– Придется, – сказала она. – Но тебе нечего бояться. Дэниел, ты должен вернуться домой.

* * *

Алисия отвезла меня все в тот же полицейский участок Коллинвуда, и вскоре мы уже входили в кабинет того самого следователя, что угрожал отправить меня в психиатрическую клинику, – Барсона. Когда мы вошли, от отодвинул от себя недоеденный сэндвич и спросил, что нам нужно.

Я сказал, что я Дэниел Тейт, что меня похитили в Хидден-Хиллз, Калифорния, шесть лет назад. Он смотрел на меня абсолютно непонимающим взглядом, и я не мог его винить. Я и сам понимал, как бредово это звучит.

– Как, говоришь, тебя зовут? – переспросил он, пока его компьютер выходил спящего режима.

– Дэниел Тейт.

Он ввел мое имя в поисковик, и первой же ссылкой тот выдал «Центр помощи пропавшим и пострадавшим детям». Барсон нажал на ссылку, и на экране появилось объявление о пропаже ребенка с теми же данными, что я назвал ему только что. Мое имя, возраст, город, где я пропал. Там же была фотография. Светло-каштановые волосы – чуть светлее, чем у меня теперь, светло-карие глаза, веснушки на носу, острый подбородок. Барсон посмотрел на меня, потом опять на фото.

– А это точно ты? – спросил он. – Сам же говоришь, что почти ничего не помнишь.

– Я помню, кто я. – «Сукин ты сын», – добавил я мысленно.

– Вы с ним не так уж и похожи.

– Да ты что, Фрэнк, – сказала Алисия. – Ему же здесь всего десять лет. Ты же знаешь, как по-разному дети выглядят в десять лет и в шестнадцать.

Барсон подумал, и морщины у него на лице обозначились резче.

– Почему ты раньше не пришел и не заявил?

Тут у Алисии наконец лопнуло терпение, и она всплеснула руками:

– Мальчика держали в плену, он травмирован! Чудо, что он сейчас-то решился заявить!

– Ну-ну, Алисия, не кипятись. Вопросы вполне резонные. – Барсон еще с минуту вглядывался в меня, затем повернул экран компьютера так, чтобы мне не было видно. – Когда ты родился?

На короткий миг у меня перед глазами возник голубой торт и сверкающие на солнце шарики в фольге.

– В ноябре. Шестнадцатого.

– А год?

– Двухтысячный.

Следователь стиснул зубы, поднялся.

– Подождите минутку здесь, – сказал он и вышел из кабинета.

Я повернулся к Алисии.

– Он мне не верит. – Голос у меня дрожал.

– Поверит, – ответила она. – Просто нелегко вот так сразу все это переварить.

«Минутка» плавно перетекла в две, затем в десять. Наконец Барсон просунул голову в дверь кабинета.

– Ты помнишь свой адрес? – спросил он. – Номер телефона?

Я покачал головой.

– Я… я помню, что жил в Хидден-Хиллз.

– А улицу не помнишь?

Алисия положила мне руку на плечо.

– Не волнуйся, Дэниел. Никто и не думает, что ты сможешь вспомнить все детали через столько лет, да еще после всего, что тебе пришлось пережить.

Барсон только хмыкнул и снова исчез. Прошел час, а его все не было. Один из полицейских принес нам пару сэндвичей с индейкой и по стакану содовой. Сказал, что Барсон разговаривает с начальством. Я взял с его стола стандартный блокнот и принялся рисовать.

Алисия заглядывала мне через плечо. Я рисовал Такера – набыченного, показывающего средний палец.

Алисия рассмеялась.

– Здорово. А Мартина можешь?

Я стал рисовать Мартина – как он переворачивает блинчики на сковородке, в фартуке в цветочек, – а Алисия пока позвонила Диане и рассказала ей, как идут дела. Алисия только что отработала полную ночную смену, но, похоже, уходить не собиралась.

– Извините, – сказал я. – Вы ведь, наверное, устали.

– Помолчи, – ответила она.

Прошло еще полчаса, я уже изрисовал с полдюжины листов в блокноте, а Барсона все не было, и мне больше не сиделось на месте. Я начал ходить взад-вперед по кабинету. Ровно четыре шага в ширину. Мне вспомнился тот автобус до Калгари. Я мог бы сейчас сидеть в нем, если бы заметил Мартина минутой раньше или просто шел чуть побыстрее.

– А что, если они прямо сейчас за мной придут? – спросил я. У меня не было больше сил сдерживаться. Куда бы я ни взглянул, всюду мерещились руки, тянущиеся из темноты, чтобы схватить меня. – Если опять увезут меня туда и…

– Никто тебя не увезет, Дэниел, – сказала Алисия. Она хотела было взять меня за руку, чтобы я перестал ходить туда-сюда, но я оттолкнул ее руку.

– Откуда вы знаете!

И тут дверь распахнулась. Я отпрянул, но это был всего-навсего Барсон, а с ним еще какой-то человек. Следователь остался стоять у стены, а тот, второй, уселся за стол, и тогда я тоже сел.

– Дэниел, я начальник полиции Гарольд Уорнер, – сказал он. – Извини, что заставил тебя ждать.

– Ничего, – проговорил я дрожащим голосом.

– Как ты наверняка догадываешься, с тех пор, как следователь Барсон проинформировал меня о твоем деле, произошло немало событий, – продолжал он, – но, если ты готов поговорить по телефону со своим братом, он на проводе.

Я будто об землю грохнулся после долгого падения с высоты. Дыхание перехватило.

– Что?..

– Я только что полчаса проговорил по телефону с полицейским участком в Малибу – проверял твою историю, – сказал он. – Они дали мне телефон Патрика Макконнелла. Это же твой брат по матери, так?

Я кивнул.

– Ну так вот, он сейчас на проводе, – сказал Уорнер. – Хочешь с ним поговорить?

– Дэниел… – мягко произнесла Алисия.

Говорить я не мог – в горле пересохло, но они оба неотрывно смотрели на меня, и я снова кивнул. Уорнер что-то говорил мне, пока брал со стола телефон Барсона и нажимал какую-то кнопку, но я слышал только, как шумит кровь в ушах, а в голове без конца крутилось: «Патрик, Патрик, Патрик…» От прошлой жизни в памяти у меня остались одни осколки – даже если соединить их вместе, стало бы только заметнее, скольких кусков не хватает, – но очень многие из этих осколков были связаны со старшим братом. Вот Патрик учит меня, как держать бейсбольную биту. Вот помогает с уроками по математике. Вот разрешает мне вместе с ним смотреть допоздна фильмы ужасов, когда родители уезжают куда-нибудь вечером.

Уорнер протянул мне телефон, но я тут же его выронил. Алисия подхватила его и сжала мне плечо.

– Все хорошо, – сказала она.

Я кивнул и поднес телефон к уху.

– Дэнни? – послышался голос. – Дэнни, это ты?

– Патрик? – кое-как выдавил я.

Алисия встала и жестом поманила за собой Барсона. Тот неохотно вышел из кабинета следом за ней, а потом и Уорнер, и я остался один.

– Ты… – Патрик неуверенно помолчал. – Ты правда мой брат?

Я кивнул, хотя он не мог этого видеть.

– Это я, Патрик.

– Они говорят, ты в Ванкувере?

– Меня сюда привезли, – сказал я. – Я так долго жил у них, но п-потом сбежал…

– О, господи. Дэнни. – Патрик заплакал. – Это и правда ты.

Я тоже заплакал.

– Я хочу домой.

– Не волнуйся, – сказал он. – Мы уже едем за тобой.

* * *

На следующий день Алисия снова привезла меня в полицейский участок. Патрик и Алексис, мои брат и сестра (наполовину – от первого маминого брака) прямо с утра сели в самолет и уже летели за мной. По крайней мере, так все говорили. Я-то понимал, что на самом деле он летят посмотреть на меня. Посмотреть, тот ли я, кем назвался, или какой-нибудь мошенник-социопат, выдающий себя за их брата. Это было единственное объяснение, почему летят они, а не мама: все-таки побаиваются, что я окажусь самозванцем.

Это было обидно, но я не мог их особенно винить. Я бы, наверное, и сам себе не поверил на их месте.

Но что, если они и правда не поверят?

Всю дорогу в участок я грыз ногти.

– Нервничаешь? – спросила Алисия.

Я кивнул.

– Все будет хорошо, Дэниел, – сказала она. – Все будет отлично.

Я потер большим пальцем тыльную сторону ладони и кивнул:

– Угу.

Начальник полиции Уорнер ждал нас. Он отвел нас с Алисией в комнату для допросов, в ту самую, куда они засадили меня в тот вечер, когда подобрали на улице. Теперь она показалась мне меньше, чем раньше, и обшарпаннее. Я вдруг стал видеть все с повышенной резкостью, от пятен кофе на ковре до облупившейся краски на дверном косяке. Вот где я снова увижу Патрика с Алексис, думал я. Среди облупившейся краски и грязных пятен.

Я посмотрел на свою одежду, взятую из кучи секонд-хенда в кладовой приемника № 8. Натянул пониже рукава свитера – они были мне коротковаты. Что они подумают, когда увидят меня в этом? Страх, весь день точивший меня по капле, нахлынул сплошным потоком, заполнив обычную пустоту в груди.

Дверь открылась, я и так и подскочил, но это был всего лишь Уорнер.

– Они только что звонили, – сказал он. – Уже едут в такси. Будут здесь минут через десять.

Я стал шагать взад-вперед. Эта комната была попросторнее кабинета Барсона – почти шесть шагов в ширину. Я считал их снова и снова, расхаживая от стены к стене. Когда я был маленьким, я видел тигрицу в клетке зоопарка – она точно так же шагала взад-вперед за стеклом, и тугие мышцы, налитые угрозой, так и перекатывались под шкурой. Может быть, ей тоже было страшно, подумал я.

– Дэниел, – осторожно проговорила Алисия. – Как ты? Может, принести тебе чего-нибудь?

– Я не могу, – сказал я. – Не могу, Алисия. Мне нужно уйти отсюда.

– Эй, все будет хорошо, – проговорила она самым успокаивающим тоном. – Я тебе обещаю.

– Вы не можете обещать! – огрызнулся я. – Вы не знаете, как все будет. Вы ничего не знаете!

И тут дверь открылась. И все вокруг стало двигаться медленно-медленно.

* * *

Первым вошел Уорнер. Другого человека я почти не видел за его спиной – только краешек, только промельк аккуратно причесанных темных волос. А потом он шагнул вперед, и я увидел его целиком. Патрик. Шире в плечах, чем в то время, когда я его запомнил, а лицо, наоборот, похудевшее. Высокий, красивый, крепкий, только римский нос уж очень острый. На нем был безупречный серый костюм – вот этого я не ожидал. Видно, не я один изменился за эти шесть лет.

Рядом с ним, держась за руку, стояла Алексис. Хрупкая, в противоположность крепко сбитому Патрику, светловолосая, изящная – девушка-одуванчик. Патрик всегда был для меня чем-то вроде бога, гиганта, и сейчас это впечатление не пропало, а вот Алексис стала как будто меньше ростом.

Они стояли у самой двери и в упор смотрели на меня. А я на них. Все суставы, нервы и кровеносные сосуды у меня ходили ходуном, и я был уверен, что вот-вот рассыплюсь на части. Они переглянулись, и что-то трудноопределимое мелькнуло у них в глазах и на лицах, а потом снова стали смотреть на меня.

Патрик первым сдвинулся с места – сделал один-единственный маленький шажок ко мне.

– Боже мой, – прошептал он. – Это и в самом деле ты, правда?

Я оцепенело кивнул.

Он шумно выдохнул, будто у него весь воздух выпустили из легких, а потом бросился ко мне и стиснул в объятиях, и мне сразу все ноздри забило запахом дорогой шерсти и лосьона поле бритья. Плечи у него тряслись, как будто он плакал, или смеялся, или то и другое вместе. Он мне поверил, и в его объятиях я снова почувствовал себя маленьким мальчиком.

Но страх от этого не стал меньше. Наоборот, только усилился. После надежды разочарование бывает смертельным, а Алексис между тем так и стояла у Патрика за спиной. Стояла и смотрела на меня. В глазах у нее был тот же страх, что и у меня в сердце.

Патрик отстранился от меня и обернулся к сестре. Протянул ей руку.

– Все в порядке, – сказал он. – Это Дэнни.

Глаза у нее были полны слез, и она чуть заметно покачала головой.

– Не бойся, – твердо сказал Патрик. – Иди сюда, обними брата.

Она перевела взгляд с меня на Патрика и обратно и шагнула к нам.

– Дэнни? – тихо проговорила она.

Я кивнул, и она медленно протянула руку, коснулась моей щеки кончиками пальцев. Словно боялась, что ее рука пройдет сквозь меня.

– Не могу поверить, – сказала она. Заплакала, обхватила меня руками за шею и прижала к себе с такой силой, какой я даже не ожидал от нее.

– Здравствуй, Алексис, – прошептал я.

Патрик рассмеялся:

– Зачем же так официально, братишка?

Я проглотил комок. Уорнер кивнул Алисии, и они оба тихонько выскользнули из комнаты, оставив нас втроем. Алексис выпустила меня из объятий.

Дальше все заволокло туманом слез, смеха и слов. Я все не мог перестать таращиться на них и жадно ловил их ответные взгляды. Патрик расспрашивал, что со мной случилось, где я был эти шесть лет. Уорнер пересказал то, что слышал от меня, но у него все равно оставалось еще много вопросов. А Алексис просто смотрела на меня и молча смахивала со щек слезы, которые катились у нее из глаз, пока Патрик засыпал меня вопросами.

Но ответов он не дождался. Они застревали у меня в горле и не шли наружу. Патрик сказал – ничего, никто не заставит меня рассказывать о том, о чем я рассказать пока не готов. Сейчас время радоваться.

– Начальник полиции сказал, что ты почти ничего не помнишь, – сказал Патрик. – О нас и о своей жизни.

Я кивнул.

– Наверное… наверное, так просто было легче. Забыть, кем я был раньше.

Патрик бросил взгляд на Алексис и сжал ее руку.

– Мы понимаем. – Потом улыбнулся дрожащими губами. – Так странно слышать от тебя канадский акцент.

– А-а… – Об этом я не подумал. – Должно быть… эти люди, которые меня похитили…

– Можешь пока не рассказывать, – сказал он.

– Спасибо, – ответил я и теперь я старался выговаривать гласные покруглее, как Патрик.

– Лекс, где твой телефон? – спросил он.

Алексис (то есть Лекс) сунула руку в сумочку и достала свой мобильный телефон. Кажется, она догадалась, чего хотел Патрик: открыла фотографии, сохраненные в памяти, и мы втроем склонились над экраном.

– Вот Миа, – сказала Алексис, когда на нем показалось фото темноволосой девочки с косичками, в желтом платье. – Правда, не верится, какая она уже большая? Она же была почти младенцем, когда…

Она не договорила. Патрик дотянулся через меня и положил руку ей на спину.

– Вылитый твой папа, правда? – сказал он. Пролистнул фото Миа, и оно сменилось другим – бледным худеньким пареньком в очках, с едва заметной усмешкой на губах. – А вот Николас. Пару месяцев назад он начал ходить по колледжам, выбирать, куда поступать, и клянется, что ни за что не станет учиться ближе чем за тысячу миль от Калифорнии.

Я улыбнулся.

– Похоже на Николаса.

Лекс взглянула на меня и снова перевела взгляд на экран. Она перебирала картинки, пока не отыскала фото мамы – в ней идеально сочетались черты самой Алексис и Патрика. Высокая и плотная, как Патрик. Белокурая и красивая (хотя и несколько увядшей красотой), как Лекс. На снимке она стояла рядом с Миа, а та задувала свечи на праздничном торте. Мама улыбалась, но в глазах улыбки не было, и смотрели они куда-то вдаль.

– Как она? – спросил я.

– Она… – Патрик откашлялся. – Она будет рада тебя видеть.

Они показали мне еще несколько десятков фотографий. Папу, наш дом, нашего старого золотистого ретривера Хони, моего лучшего друга Эндрю, который, как сказала Лекс, пару лет назад переехал с родителями в Аризону. Соседей, кузенов, приятелей, которых я не мог назвать по именам. Я притворялся, будто узнаю кое-кого, но вряд ли это выглядело убедительно. Это было все равно что рассматривать фотографии из чьей-то чужой жизни.

Но это была жизнь, которой я хотел жить.

– Не волнуйся, – сказала Лекс. – Мы тебе поможем вспомнить.

Дверь в комнату для допросов отворилась, и Уорнер просунул в нее голову.

– Как идут дела?

Патрик встал.

– Когда мы сможем забрать брата домой?

– Хм, это не такой простой вопрос, – ответил Уорнер. – Нельзя же вот так просто гулять туда-сюда через границу. У него ни паспорта, ни удостоверения личности.

Лекс порылась в сумочке, достала оттуда папку и протянула начальнику.

– Здесь его свидетельство о рождении и карточка социального страхования.

– Это снимает вопрос об удостоверении личности, – сказал Патрик.

Уорнер взглянул на документы в папке, и между его нахмуренными бровями прорезались тонкие морщинки.

– Хм. Это, разумеется, меняет дело, но…

– Что? – переспросил Патрик.

Уорнер бросил взгляд на меня и снова отвел глаза.

– Может быть, поговорим в коридоре, мистер Макконнелл?

Патрик вышел вслед за Уорнером, а Лекс осталась со мной. Дверь была закрыта, но до нас доносились приглушенные голоса – правда, не настолько громкие, чтобы разобрать слова. Да можно было и не слушать, я и так все понимал. Свидетельство о рождении Дэниела Тейта доказывало только то, что он родился на свет, но не то, что я – это он.

– Не волнуйся, – сказала Лекс. – Патрик с этим разберется.

Она говорила очень уверенным тоном. Откуда у нее такая уверенность?

– Да? – удивился я.

– Он мастер убеждать. И большой упрямец. – Она перевела взгляд на дверь. – Он всегда добивается своего.

Голоса в коридоре звучали все громче. Теперь я разбирал слова.

– Об этом не может быть и речи! – говорил Патрик.

Уорнер был спокойнее, поэтому его труднее было расслышать.

– …Элементарный тест… удостовериться…

Мои ногти впились в ладони.

– …Никаких тестов ДНК! Мальчик пережил чудовищное насилие, и мы не станем подвергать его… не хотим, чтобы он думал, будто мы в чем-то сомневаемся…

Я посмотрел на Лекс. Она опустила глаза, избегая моего взгляда, но обняла меня одной рукой за плечи. Моей голой шеи касался ее кашемировый свитер, такой теплый и мягкий. Я чувствовал, что она дрожит. Вдруг дверь распахнулась, и Патрик снова вошел в комнату.

– Это мой брат, констебль, – говорил он. – Как по-вашему, насколько вероятно, что мы с сестрой его не узнали?

– Я не сказал, что не верю вам, – говорил Уорнер, – но если бы вы дали нам возможность убедиться…

– Мы не станем ждать несколько недель, пока придут результаты теста и подтвердят то, что мы знаем и так, – ответил Патрик. – Мой брат поедет с нами домой, и чем скорее, тем лучше.

– Я не эксперт, но уверен, что власти затребуют доказательства ваших слов, прежде чем пропустить его через границу, – сказал Уорнер.

– Посмотрим. Я уже позвонил в посольство, они пришлют кого-нибудь сюда. А пока не смейте его трогать. – Голос у Патрика был стальной. – Он несовершеннолетний, у меня есть доверенность от матери, согласно которой я его официальный опекун, и я вам запрещаю это делать. Посмотрим, что скажут в посольстве.

* * *

Чиновница из посольства прибыла с удивительной (а может, как раз наоборот) быстротой. Представилась Шейлой Бринделл. Костюм на ней был наверняка и вполовину не такой дорогой, как у Патрика, однако седеющие волосы и манера держаться создавали впечатление солидности. Обручального кольца на руке не было, зато на шее висел медальон сердечком. Сердечки – детское украшение, поэтому я предположил, что она всю жизнь была карьеристкой, и, пока карабкалась по служебной лестнице, ей было не до свиданий, а теперь с тоской улыбается младенцам в колясках и души не чает в племянниках и племянницах. Твердая кора снаружи и слезливая, сентиментальная сердцевина внутри. Она села напротив нас с Патриком и Лекс, а Уорнер наблюдал за нами из угла, сидя в кресле.

– Вы, несомненно, понимаете, мистер Макконнелл – ситуация очень необычная, – сказала она, машинально щелкая кнопкой авторучки.

– Думаю, вы убедитесь, что мы понимаем это как никто другой, – сказал Патрик. – Мы признательны за то, что вы так скоро согласились принять нас.

– Да, разумеется, – сказала она. – Консул попросил меня заняться этим делом персонально и позаботиться о том, чтобы все было улажено как можно скорее.

Патрик лишь холодно улыбнулся. Что-то тут происходило такое, чего я не понимал – какая-то негласная договоренность между этой женщиной и моим братом.

– Однако, прежде чем мы сможем выдать Дэниелу паспорт в срочном порядке, я должна задать ему несколько вопросов, – продолжала мисс Бринделл. – Мне нужны доказательства, что он тот, кем вы его считаете.

– Разумеется, – сказал Патрик.

– За отсутствием теста ДНК…

Лекс рядом настороженно выпрямилась.

– …Придется обойтись этим опросом, – договорила мисс Бринделл. – Дэниел, ты можешь назвать свое второе имя?

– Погодите, – сказал Патрик. – Мой брат страдает тяжелой потерей памяти в результате травмы…

– Ничего, – сказал я. Я знал ответ. – Мое второе имя – Артур.

Она кивнула.

– А дата рождения?

– Шестнадцатое ноября двухтысячного года.

– Можешь назвать мне имена своих родных? – спросила она. – Можно только ближайших родственников.

В горле у меня пересохло, я ухватил самыми кончиками пальцев бутылку воды, которую еще раньше принес помощник шерифа, и сделал большой глоток.

– Мои родители – Джессика и Роберт Тейты. Патрик и Алексис Макконнелл – брат и сестра от первого маминого брака. Есть еще старший брат Николас и младшая сестра Миа. – Я видел, что мисс Бринделл старается сохранить невозмутимое выражение лица, и прибавил: – У меня самая лучшая семья на свете.

Она на миг опустила глаза, глянула на стол, а затем они с Патриком обменялись многозначительными взглядами. Она раскрыла портфель и достала пачку бумаги. Протянула мне, и я увидел, что это фотографии, распечатанные на обычной офисной бумаге.

– Можешь показать мне тех людей, которых только что назвал, Дэниел?

Я начал перебирать фотографии.

– Вот Николас, – сказал я, доставая из пачки фото, сделанное, по всей видимости, в школе, и протягивая ей. Я перелистал несколько фотографий незнакомых людей, ища Миа или родителей, и тут мой взгляд выхватил среди неизвестных лиц еще одно знакомое. Сердце заколотилось быстрее. Я вытащил фотографию из пачки: девочка-подросток, круглощекая, с жесткими колючими волосами, позирующая со сноубордом. Я бы никогда в жизни ее не узнал, если бы Лекс не показала мне ее фото каких-то пару часов назад.

– Это моя двоюродная сестра. Ее зовут… Равенна. – Повезло мне, что у нее такое дурацкое имя: легче запомнить. – Возле дома в Италии, где она родилась.