Мертвоград

– Эй! – окрикнул Брим бродягу. – Ты давно здесь сидишь?

– Да уж достаточно, чтобы увидеть, как ты почти полную бутылку пива в мусорку выкинул, – с упреком ответил нищий.

– Смотри-ка, с гонором! – усмехнулся Шика. – Ишь ты!

– Мне кажется, я его знаю, – приглушив голос, сообщил приятелю Брим.

– В каком смысле?

– Я его вроде уже где-то видел.

– А, все эти уроды на одно лицо, – махнул рукой Шика.

– Не скажи. Уроды, они, понимаешь ли, бывают разные… – Не зная, что к этому еще добавить, Брим многозначительно помахал рукой. И тут же в голову пришла нужная мысль: – Да, брат! Природа, она, понимаешь, не терпит однообразия.

– А вот дураки, к примеру, все похожи друг на друга, – вроде как ни к кому не обращаясь и глядя при этом как будто в безысходную бездну, которая, по идее, должна в тебя всматриваться, не сказал, а как бы между прочим заметил нищий.

Прищурившись, Брим попытался повнимательнее присмотреться к оборванцу. Неподалеку горел фонарь, но тень от листвы превращала и без того крепко изуродованное бесформенной бородой лицо бродяги в причудливый пазл.

– Эй! – снова окликнул он нищего.

– Сам ты Эй, – беззлобно, однако весьма неучтиво отозвался тот.

Брим решил не обращать внимания на вызывающее поведение бродяги.

– Что ты тут делаешь? – спросил он в меру спокойно и по возможности миролюбиво.

– А сам-то? – Брим не мог рассмотреть точно, но ему показалось, что нищий усмехнулся. – Два часа ночи, а ты с приятелем в скверике пивко попиваешь. Жена из дома выгнала? Или, может, вы оба из этих?.. – Бродяга многозначительно кивнул куда-то в сторону Тверского бульвара.

Брим аж опешил от такой наглости.

– Слушай, – предложил приятелю Шика. – А давай его пристрелим!

– Шума много будет.

– Ну и что?

– У нас дело.

– Ну да, конечно.

Лицо Шики приобрело чрезвычайно серьезное выражение. Оно всегда становилось таким, когда он думал о деле. К делу он относился со всей серьезностью. А как же иначе?..

– Иди отсюда! – недовольно рыкнул он на бродягу.

Нищий усмехнулся – на этот раз уж точно! – и прилег на травку. Шинелькой аккуратно прикрылся. Как будто сентябрь на дворе, а не середина мая, с небывалой для этого времени года жарой. Днем, казалось, даже асфальт под ногами становился мягким, так, что хотелось наклониться и пальцем потрогать, чтобы убедиться в том, что так оно и есть.

– Назад гляньте-ка.

Шика и Брим разом обернулись. Не испуганно, но настороженно. Брим даже руку под пиджак сунул. Так, мало ли что. Но позади никого не было.

– Придурок, – зло процедил сквозь зубы Шика.

– Видите ларек на другой стороне улицы? – продолжил как ни в чем не бывало нищий.

Ларек и в самом деле был. Светился тусклым желтоватым огоньком.

– Ну? – выжидающе посмотрел на нищего Брим.

– Они булками с сосисками торгуют, – почесав бороду, сообщил бомж. – Булки черствые, а сосиски поганые. Вопрос: какого черта они этим занимаются? В два часа ночи, заметьте!

Шика и Брим непонимающе переглянулись.

– Он издевается над нами?

– Да, похоже на то.

– Хотя, конечно, – продолжил бродяга. – Я бы сейчас и от такой сосиски не отказался. Лучше – двух.

– Может, тебе еще и пивка из мусорки достать? – участливо предложил Брим.

– Не, – отрицательно мотнул головой нищий. – Оно – теплое. От него тошнит. Лучше в ларьке свежего возьми. Если у них, конечно, холодильник работает.

– Я все же пристрелю его.

– Не стоит, – не очень-то усердно попытался урезонить приятеля Шика.

– Почему?

– Ты злишься на жвачку, что прилипла к подметке твоего ботинка.

– И что?

– Это глупо.

– Все?

– Глупо и необдуманно.

– Понятно.

Брим сунул руку под мышку, положил пальцы на рифленую рукоятку пистолета, надежную и убедительную, как глоток настоящего «Гиннеса», что наливают в шеффилдском пабе «Герб старого герцога». Там – и больше нигде.

– Сломай скамейку, в конце концов! – чуть приподняв, развел руки в стороны Шика.

– Зачем?

– Тебе нужно сбросить напряжение.

– Хороший, между прочим, совет, – сказал, выглянув из-за воротника, нищий.

– Держи. – Шика протянул приятелю глушитель.

– Спасибо. – Брим вынул пистолет из кобуры и навернул на ствол глушитель.

Бродяга, приподняв голову, с интересом наблюдал за приготовлениями. При этом он не проявлял ни малейшего беспокойства. Как будто все происходящее не имело к нему никакого отношения.

– Это у тебя «глок»? – спросил он Брима.

– Да! – Брим передернул затвор.

– Неудачный выбор.

– Да что ты говоришь!

– Точно! Выпендрежный пистолет. Легкий, но чертовски ненадежный. Будь я локализатором, я бы предпочел «Хеклер и Кох» или «Десерт Игл». По ситуации. Но уж никак не «глок».

– А с чего ты взял, что я локализатор?

– А кто же еще? – с безразличным видом пожал плечами бродяга. – Для контролера у тебя мозгов маловато.

– Слушай, оставь его, – дернул приятеля за рукав Шика.

– Ага! Щас!

– С ним что-то не так!

– Не так с ним будет, когда я ему в башке дырку сделаю!

Брим перехватил рукоятку пистолета обеими руками и выставил его перед собой.

– Стой! Брим!

– Ну?..

– Посмотри вокруг… – Шика медленно, с каким-то странным, таинственным, что ли, видом развел руки в стороны и даже как будто слегка присел. – Прислушайся… – произнес он сдавленным полушепотом.

– Я ничего не слышу, – недовольно дернул подбородком Брим.

– То-то и оно! – вскинул указательный палец Шика. – Ничего не слышно!.. Ни звука…

– Потому что уже третий час ночи.

– Нет, – странно оскалившись, тряхнул головой Шика. – Такой тишины не бывает… Никогда… Ее просто не может быть… Посмотри наверх! – Он резко вскинул руку вверх. – Листва на деревьях не шевелится!

– Потому что ветра нет.

– Что-то случилось, Брим… – Шика выставил руки позади себя, будто боясь налететь на препятствие, и начал медленно пятиться. – Что-то пошло не так…

– Постой. – Брим опустил руку с пистолетом, достал из кармана белый, накрахмаленный носовой платок и тщательно вытер сначала мокрый от пота лоб, затем – щеки и скулы и только после этого – шею. – Ты можешь мне сказать, что мы тут делаем?

– Гениально!

Нищий звонко хлопнул в ладоши и рассмеялся во весь голос. Чисто и открыто – что называется от души.

– Зря ты это.

Брим вскинул руку с пистолетом и, почти не целясь, нажал на спусковой крючок.

Он был уверен, что попал.

Да с такого расстояния просто невозможно было промахнуться!

Но в тот момент, когда хлопок выстрела не разорвал, а как будто еще сильнее спрессовал нереальную, противоестественную тишину, накрывшую город, будто пластиковый звуконепроницаемый колпак, стрелок почувствовал нестерпимую, выворачивающую душу тошноту. Время будто остановилось. Тишина вновь заложила ватой уши. На кончике глушителя, откуда должна была вылететь пуля, повисло сероватое, кажущееся нереальным облачко дыма. Как на картинке из комикса.

Все должно быть не так, совершенно не так, подумал вдруг стрелок.

В ладонь, сжимавшую теплую рукоятку пистолета, ударил толчок отдачи.

Неправильно… По-другому…

Застывший мир будто перевернулся. Опрокинулся, а затем снова поднялся. Но при этом совершил разворот на половину окружности горизонта, скрытого зелеными деревьями, скамейками, домами, припаркованными возле обочин машинами, ларьками, под покровом ночи торгующими черт знает чем…

Хлопок выстрела разорвался праздничной петардой.

В ноздри ударил резкий, чуть кисловатый запах пороховой гари.

– Шика… – одними губами прошептал Брим.

Во лбу у Шики образовалась аккуратная черная дырочка. Из которой потекла струйка крови. Не очень плотная, но густая. Капля на конце будто живая. Ползет уверенно, как жук. По переносице сползла к левому глазу, по щеке – к уголку рта… Когда капля доберется до подбородка, она сорвется и упадет на горячий асфальт. И тогда уже, наверное, свернется…

– Шика… – Брим отвел в сторону руку с пистолетом. – Да как же…

Шика начал заваливаться на правую сторону. Глаза его при этом оставались открытыми. Он смотрел на Брима не с осуждением, а скорее с растерянностью. С непониманием. Затем колени его подкосились, и он упал на асфальт. Ударился лбом о бордюрный камень. А руки раскинул в сторону, как будто пытался еще опереться на них, чтобы все же подняться и что-то сказать.

– А я что тебе говорил, – услыхал позади себя Брим.

Рвотный спазм заставил его согнуться пополам и обхватить живот руками.

В глазах помутилось. Уши заполнил пронзительный, тянущийся на одной нескончаемой ноте звон. Боль от которой отдавалась в висках. Брим едва ли не с надеждой ждал, когда же его наконец вывернет. Он был уверен, что это принесет облегчение. Однако тошнота никак не желала переходить в рвоту. Тошнота заполняла все тело, вытесняла мысли из головы…

Брим выронил пистолет на асфальт, сделал шаг вперед и оперся рукой о скамейку.

Кто-то взял его за плечи, довольно грубо и бесцеремонно, и помог сесть.

– Знаешь, в чем твоя ошибка? – Это был голос нищего.

Брим даже не мог сказать, кого он сейчас больше ненавидит – себя, этого нищего, воняющего, как треснувший писсуар в бесплатном сортире на станции «Кукулино»… Или весь мир?.. Да, именно осознание того, что он живет в этом мире, ничего не может в нем изменить и даже покинуть не в силах, вызывало у него тошноту.

– Эй! – Бородатый бродяга в шинели встряхнул Брима за плечи. – А ну-ка, не расслабляйся!.. Ты меня слышишь?..

– Что?..

Нищий усмехнулся, подтянул рукав шинели, которая была ему здорово велика, и хлестко ударил Брима по щеке.

Брим не почувствовал ни боли, ни обиды. Он чувствовал лишь тошноту. От которой невозможно было избавиться.

– Посмотри на меня!.. Ты слышишь?.. – Нищий влепил Бриму еще одну звонкую оплеуху. – Смотри на меня!

– Убей меня, – процедил сквозь стиснутые зубы Брим.

– Думаешь, тогда все закончится? – недобро усмехнулся бродяга.

– Посмотрим…

Голова Брима откинулась назад. Взгляд устремился в темноту неба.

– Куда подевались все звезды?

– Сейчас я тебе покажу.

Бродяга положил широкую пятерню Бриму на затылок и, надавив, заставил наклонить голову.

– Смотри!.. Видишь?.. Видишь, я тебя спрашиваю?..

– Да… – не произнес, а выблевал из себя короткий, бессмысленный звук Брим.

А видел он затылок лежащего на асфальте, возле самых его ног, Шики. Вокруг его головы растеклось широкое пятно темной, будто блестящей пленкой подернутой жидкости. В глубине которой мерцали серебристые искорки.

Как звезды.

А может, это они и были? Упавшие на землю и захлебнувшиеся в крови звезды?..

– Ну, как?

Брим сглотнул застрявший в горле кислый комок.

– Я вижу их…

– Еще смотри!

Не отпуская Брима, нищий другой рукой схватил мертвого за плечо и рывком перевернул на спину.

– Ну, и как оно?

Перемазанное кровью лицо Шики было похоже на неравномерно запекшуюся картофелину… Почему-то именно это – дурацкое и абсолютно неуместное сравнение – пришло Бриму в голову… С одной стороны подгорела, с другой – осталась сырой… Он никогда не любил картошку… В детстве Брима тошнило, когда ему в рот пытались запихнуть кусок картофельной запеканки… Кто бы это ни был – мама, бабушка, воспитательница в детском саду, вожатый в пионерском лагере, – они всегда неизменно иезуитскими, будто смазанными подсолнечным маслом голосом приговаривали: «Ты только попробуй, попробуй, как это вкусно…» Брим не хотел пробовать. Он знал, что ненавидит картошку. Но его мнение никого не интересовало… Ты только попробуй, глупенький… Давясь, он со слезами глотал омерзительную, липкую крахмальную массу… От которой оставалось чувство неизбывной тошноты.

– Зачем ты это сделал, Брим? – мягким, почти ласковым голосом поинтересовался вонючий нищий.

– Я… Я не знаю…

Брим крутил головой, стараясь не смотреть в мертвые, обращенные к такому же мертвому, беззвездному небу глаза Шики, но бродяга крепко держал его за волосы.

– Ага… А теперь еще скажи, что ты не хотел.

– Я не хотел… – покорно повторил Брим.

– Чего ты не хотел?

– Я…

Брим закашлялся.

Нищий отпустил его волосы и толкнул на спинку скамейки.

– Ты хотел застрелить меня.

– Это была ошибка…

– Нет. – Наклонившись, бродяга помахал перед его носом пальцем с грязным, обкусанным ногтем. – Ты совершил ошибку, когда отказался купить мне сосисок с пивом.

– Разве?..

Брим растерянно шмыгнул носом.

– Именно, – кивнул нищий. Беззлобно, но убедительно. – Если бы ты сделал то, о чем я тебя просил, ты бы не спеша поднялся на ноги, внимательно, как и полагается, посмотрел по сторонам и, уж поверь мне, непременно заметил бы шоггота, пристроившегося возле самой скамейки. Но – нет! Тебе ведь нужно было покрасоваться! Пистолетом, понимаешь ли, помахать!.. И ты вляпался в шоггота. После чего окончательно утратил контроль над реальностью. И смотри, к чему это привело… Нет, ты не отворачивайся, а смотри! Смотри! Чего теперь-то морщиться!

В луже крови, оставшейся на месте, где лежала голова Шики, как будто что-то вздрогнуло. Шевельнулось. Поверхность будто слегка вздулась. Приподнялась. Бриму показалось, что из темноты кровавого пятна на него смотрит чей-то недобрый взгляд.

– Смотри!..

Он, даже если б захотел, не смог бы отвести взгляд.

Перед ним разверзлась бездна.

– Смотри!

Лужа крови оживала.

Сначала что-то заставило ее вздуться, подобно плотному пузырю. Затем из нее полезли щупальца. Скользкие, полупрозрачные, лишенные не только формы, но и какой-либо иной физической сущности, они не ползли, а, казалось, перетекали по воздуху. Зыбкие, как дыхание ветра, породившего их. Легкие и ненадежные, как свет далеких звезд, который они в себя вобрали. Холодные и неумолимые, как смерть, которую они несли.

Брим вдруг будто со стороны себя увидел.

Он сидел с раскрытым ртом и вытаращенными глазами, вцепившись обеими руками в скамейку. Все его тело, казалось, было сковано судорогой. А взгляд – будто ледяной коркой подернут.

– Смотри!

Щупальца шоггота скользнули по его начищенным ботинкам, обернулись вокруг щиколоток и, будто плотное, эластичное трико, начали обтягивать ноги.

Икры, голени, колени…

– Во время нашей весьма непродолжительной беседы я использовал стандартный мемвирус для создания новой модификации широко распространенного дефектного мемплекса. Вы же с приятелем, вместо того чтобы блокировать и уничтожить его, создали критическую ситуацию, которая привела к спонтанному самокопированию мемплекса, а в конечном результате – к появлению шоггота. – Нищий, который, судя по речам его, был вовсе и не нищим, и не бродягой даже, сцепил руки за спиной, низко наклонил голову и прошелся дважды вдоль скамейки, на которой сидел Брим. Он аккуратно переступил через мертвое тело и осторожно обошел стороной обернувшуюся шогготом лужу крови. – И ведь что обидно, причиной всему – глупость, помноженная на чудовищную самонадеянность. – Бородатый только приподнял руки, как будто собирался молитвенно вскинуть их вверх, и тут же снова уронил. – Ребячество, да и только! Получили оружие – значит, нужно непременно пустить его в дело! Увидали нищего – значит, непременно нужно дать ему пинка под зад! Зачем? Чего ради? А просто так! Чтобы не вонял тут! Потому что, видишь ли, нас от него тошнит! – Согнувшись в поясе, бородатый низко наклонился и немного подался вперед, чтобы попытаться заглянуть Бриму в глаза. – Ты ведь так и не понял, от чего тебя тошнит, – произнес он негромко. И с досадой тряхнул кудлатой головой. – Нет. Не понял. Приятель твой, – он быстро, искоса глянул на лежащего на асфальте Шику, – тоже ничего не понял. Но он хотя бы почувствовал, что что-то не так. И попытался остановить тебя. А ты его за это пристрелил.

Странный человек, одетый в драную солдатскую шинель, поднял руку с двумя сложенными вместе пальцами, направил их ошалевшему Бриму в лоб и изобразил выстрел.

Бах! – Голова Брима дернулась, как будто и впрямь в лоб ему угодила пуля.

– Я… Я не хотел… Не хотел его убивать…

– Понятное дело, не хотел, – усмехнулся в бороду мужик, прикидывающийся бездомным. – Тоже мне, наемный убийца, – теперь он хохотнул едва не в полный голос. – Ты бы со стороны на себя посмотрел! Ну, какой из тебя, к лешему, киллер!.. Ну?..

Шоггот уже добрался Бриму до пояса. А он сидел, боясь пошевелиться. Хотя ему отчаянно хотелось бежать.

Прочь отсюда! Прочь!

Прочь от шоггота, от странного нищего, от мертвого Шики… От надрывно стонущей где-то за раскрытым в ночной духоте окном вконец расстроенной гитары, исполнитель на которой к тому же еще ни играть, ни петь толком не умел, но при этом старательно вытягивал гнусавым голосом какой-то похабный мотивчик… От тошноты, комом забившей горло…

Но Брим сидел, не двигаясь с места. Будто парализованный. Или околдованный. А может быть, – загипнотизированный…

Точно!

Бродяга – гипнотизер, незаметно погрузивший его в транс! А на самом деле все не так! Все совсем не так!..

Он не убивал Шику!

Да!

Не убивал!

Потому что он не убийца… У него и оружия нет… Да и вообще, он понятия не имеет, как обращаться с пистолетом!..

Точно!

И он не знает, что за мужчина лежит у его ног. Потому что его – не существует.

И, что самое главное – шоггота тоже нет!

Нет!

Нет вообще ничего!

Нет ночной темноты. Нет майской жары. Нет удушающей зелени. Нет страха смерти. Да и смерти тоже нет! Он пребывает в вечности, как в великом топографическом океане. Покой и целесообразность окружают, обволакивают его, подобно легчайшим шелковым покрывалам… Все ушло прочь, растворилось, исчезло…

Осталась только выматывающая душу тошнота.

Брим открыл глаза.

Псевдонищий стоял рядом, поставив ногу на край скамейки. В руке, что лежала на колене, он держал Бримов пистолет. «Глок». Который ему не понравился… Или он нарочно так сказал, чтобы позлить Брима?.. Сам-то он пистолет держал как профессионал. Небрежно и уверенно. Так может держать оружие только тот, кто никогда с ним не расстается. Даже во сне.

– Я застрелил Шику, – убитым голосом произнес Брим.

Это прозвучало как признание перед судом. Мол, все, больше отпираться не стану. К лешему! Ведите меня, сажайте на электрический стул. Или – иголку в руку и тиопентал натрия по вене. И при этом можно кувалдой по затылку – чтобы наверняка.

– С чего это ты взял? – удивленно вскинул густые, кустистые, явно ненастоящие, приклеенные брови нищий.

Брим словно и не услышал вопрос. Медленно и плавно, будто двигаясь в невесомости, он опустил руку на обтянутую прозрачным, студенистым телом шоггота бедро и попытался ухватить в пригоршню шматок слизи. Сначала Бриму показалось, что ему это удалось. И он даже улыбнулся. Непонятно, с чего? Но когда Брим перевернул руку и разжал пальцы, оказалось, что ладонь пуста. Он почувствовал страшное разочарование. И обиду. Такую, что в носу защекотало и слезы на глаза навернулись. На шоггота ему было плевать – Бриму было жалко себя. Жалко до тошноты.

Он поднял мутный от слез взгляд. И увидел стоящего рядом с нищим Шику.

Мир снова перевернулся.

Да так резко, что Брим и заметить не успел, как свалился со скамейки.

Теперь он лежал на противно-теплом асфальте, смотрел в недружелюбно-темное небо и чувствовал, как из пулевого отверстия в виске пульсирующими толчками выплескивается кровь. Ему было не больно, а щекотно.

Склонившись, сверху на него смотрели двое. С одной стороны – ненастоящий нищий в солдатской шинели. С другой – Шика. У каждого – пистолет в руке.

– Меня убили? – тихо прошептал Брим.

Ему не было страшно – просто хотелось знать, что происходит?!

– Похоже на то, – кивнул странный тип, выдающий себя за бродягу. – Теперь твой приятель пропустил зараженный мемвирусом активный мемплекс и спровоцировал его самокопирование.

– Зато ты словил пулю, – весело подмигнул Шика.

– Тебя все еще тошнит?

Брим прислушался к тому, что происходило у него внутри. Ощущения были разные. Странные и по большей части непривычные. Оно и понятно – прежде ему не доводилось бывать мертвым. Он не мог сказать, тошнит ли его, но он точно знал, что слышит доносящийся откуда-то издалека блатняк, исполняемый под гитару сиплым, противным голосом. От которого у него тотчас же возникло устойчивое, подавляющее все остальные чувство вселенской тошноты.

– И что теперь? – полюбопытствовал Брим.

– А что теперь? – пожал плечами нищий, не то безразлично, не то устало. – Придется еще раз повторить.

– Что?

– Переход через точку поливариантности.

– На этот раз кто кого застрелит? – спросил Шика.

– Поглядим, – с недовольным видом буркнул нищий.

– Слушай-ка, – Шика посмотрел на нищего так, будто за его длинной, густой, нелепой, откровенно ненастоящей бородой стал просматриваться знакомый образ. Он поднял пистолет и озадаченно почесал стволом висок, – а ты вообще-то кто такой?

«Ай, молодец! – мысленно похвалил приятеля Брим. – Наконец-то спросил о самом главном!» – Вслух ему говорить было тяжело. Да и не хотелось.

– Я есмь начало и конец, – усмехнулся притворщик.

– Да кончай ты, – недовольно скривился Шика. – Что, совсем нас за дураков держишь?

– Ну, ладно, – не стал спорить незнакомец. – Пусть будет просто конец. Устраивает?

Спиной, мокрой от пота и крови, прилипшей к горячему асфальту, Брим вдруг почувствовал, что сейчас произойдет. Нет! Мысленно заорал он во всю глотку. И, оттолкнувшись локтем, перевернулся на живот с надеждой успеть подняться на ноги. Первая попытка оказалась неудачной. Носок ботинка скользнул по асфальту, не найдя точку опоры. Но со второй попытки Бриму все ж таки удалось подняться. Даже не успев выпрямиться во весь рост, раскинув для устойчивости руки в стороны, он побежал.

Куда?

Да куда угодно!

Лишь бы подальше от темноты, жары и тошноты! От шогготов, цепляющихся за ноги!..

Он сделал всего шесть или семь шагов, как вдруг ноги его почти по колени провалились в асфальт. Как в жидкую грязь. Продолжая по инерции двигаться вперед, Брим упал на четвереньки. Прямо перед его носом из трещины в асфальте проклюнулся малюсенький шоггот. Булькнул, надулся пузырем и начал быстро расти. Тоненькая, с крошечной луковичкой на конце ложноножка старательно, изо всех сил тянулась вверх, чтобы прилепиться к потному, перекошенному от испуга лицу.

На кончике носа повисла тяжелая, мутная капля пота.

Брим тряхнул головой.

Капля осталась на месте…

Он застрял!

Он понял, что застрял!

Крепко застрял!

И, как это ни смешно, надежно.

И виной всему был вовсе не расплавившийся от несусветной жары асфальт. А стервец, выдающий себя за нищего. С его – чтоб ему заживо сгнить! – мемвирусами!..

Бриму показалось, будто кто-то крепко наподдал ему ногой под зад. Он рыпнулся вперед и ткнулся лбом в асфальт. Точно в то самое место, где маленький шоггот только-только начал обустраивать свое слизистое гнездышко…

Шогготы внушают страх всем и вся. Наверное, нет человека, который не вздрогнул бы при одном лишь упоминании об этой твари. Хотя, надо признать, есть существа внешне гораздо более омерзительные. Шогготы вызывают тошноту не тем, как они выглядят – да большинство их попросту не видит! – а тем, что они делают.

Мир рухнул и рассыпался, как упавший пазл.

А затем сложился снова. Хотя какие-то фрагменты, скорее всего, оказались потерянными. А некоторые встали не на свои места. Неровно встали, косо, кое-как. Но это все лучше, чем дыры, зияющие в пространственно-временном континууме.

Хотя, конечно, как посудить…

– Кто-то должен сегодня умереть, – с мрачной, ненавязчивой решимостью Клинта Иствуда изрек Шика. И для убедительности добавил: – Непременно.

А затем языком ловко перекинул зубочистку из одного уголка рта в другой.

– И это буду не я, – в тон ему отозвался Брим.

– Да сколько же это будет продолжаться! – с граничащей с отчаянием тоской всплеснул руками неизвестный в шинели.

Ни один даже глаз на него не скосил.

Ай молодцы, ребята!

Шика и Брим стояли на расстоянии пяти шагов друг от друга. Каждый держал в вытянутой руке пистолет, направленный на приятеля. А между ними, как гигантский анемон, шевелил щупальцами небывалых размеров шоггот. Даже псевдонищему, который, судя по всему, много чего повидал и почти обо всем был осведомлен гораздо лучше обоих, вместе взятых стрелков, прежде такого видеть не доводилось. Никогда. И он полагал, что этот случай непременно должен войти в анналы Гильдии. Но для начала следовало разобраться с парочкой не в меру ретивых пентюхов.

– Дуэль! – вскинул вверх руки бродяга. – Дуэль по всем правилам! Не как-нибудь, а в строгих правилах искусства! – Он взмахнул белым батистовым платочком с кружевными оборочками, непонятно каким образом оказавшимся у него в левой руке. – Я бросаю платок. И как только он коснется земли, то бишь асфальта, вы оба стреляете. Промахнуться с пяти шагов весьма сложно. Но все же я на всякий случай приберег это, – таинственный нищий показал большой дуэльный пистолет. Тот самый, что был в руке у Гумилева, когда он стрелялся с Волошиным. – Если после того, как вы оба выстрелите, кто-то все же останется жив, я добью его из этого пистолета. – Незнакомец почесал стволом пистолета кончик носа, как будто прикидывая: ничего ли не забыл? – Ну вроде бы все ясно. Начинаем!