Не все коту масленица

Ипполит. Да уж докажу себя перед вами.

Маланья. Дединька идет.

Круглова. Какой дединька?

Маланья (вздыхая). Сединький.

Ипполит. Уж не хозяин ли?

Маланья. Должно, что хозяин. Да он и есть; что я говорю-то.(Уходит.)

Ипполит. Вот было попался.

Круглова. Пройди чрез мою комнату, и не встретитесь.

Ипполит уходит в комнату Кругловой. Круглова встречает в передней Ахова и входит вместе с ним.

Явление шестое

Круглова, Агния, Ахов.

Круглова. Пожалуйте, Ермил Зотыч! Милости просим!

Агния кланяется.

Ахов. Да! Милости просим! Милости просим! За что нас везде любят? Везде: «милости просим!»

Круглова. Ты думаешь, за богатство за твое?

Ахов. Притворяйся еще! Что ни толкуй, Федосевна, а против других отличка есть?

Круглова. Ну, само собой.

Ахов. Бедный человек пришел, хочешь – ты им занимаешься, хочешь – прогонишь, а богатый хоша бы и невежество сделал, ты его почитаешь. (Указывая на Агнию.) Работает?

Круглова. Работает.

Ахов. Да! Это хорошо.

Круглова. Для скуки.

Ахов. А много ль ей годов? Все я не спрошу у тебя.

Круглова. Двадцать лет.

Ахов. Еще не стара. (Тихо.) Об женихах думает?

Круглова. Ну, какие женихи без приданого?

Ахов. Таким бог невидимо посылает.

Круглова. Что-то не слыхать.

Ахов. Нет, ты не говори, бывает… за добродетель. Особенно, которые кроткие, покорные, вдруг откуда ни возьмется человек, чего и на уме не было, об чем и думать-то не смели.

Круглова. Бывает-то бывает, да очень редко.

Ахов. Молиться нужно хорошенько, – вот и будет.

Круглова. Да и то молимся.

Ахов. К Пятнице Парасковее ходила?

Круглова. Ходила.

Ахов. Ну, и жди. Только ты уж с покорностью; посватается человек, особенно с достатком, сейчас и отдавай. Значит, такое определение. А за бедного не отдавай!

Круглова. Что за крайность!

Ахов. Мало ли дур-то! Выдать недолго, да что толку! Есть и такие, которые совсем своего счастья не понимают через гордость через свою.

Круглова. Мы не горды.

Ахов. Да чем вам гордиться-то! Богатый человек, ну, гордись, превозносись собой; а твое дело, Федосевна, только кланяйся. Всем кланяйся и за все кланяйся, что-нибудь и выкланяешь, да и глядеть-то на тебя всякому приятнее.

Круглова. Спасибо за совет! Дай бог тебе здоровья.

Ахов. Верно я говорю. Ты сирота и дочь твоя сирота; кто вас призрит, ну и благодетель, и отец родной, ну, и кланяйся тому в ноги. А не то, чтобы, как другие, от глупости чрезмерной, нос в сторону от благодетелев.

Круглова. Да уж не учи, знаю.

Ахов. Ты-то знаешь, тебе пора знать; тоже школу-то видела при покойном. Страх всякому человеку на пользу; оттого ты и умна. А вот молодые-то нынче от рук отбиваются. Ты свою дочь-то в страхе воспитывала?

Круглова. В страхе, Ермил Зотыч, в страхе. Да вот поговори с ней; а я пойдуд за Маланьей посмотрю, что она там делает.(Уходит.)

Явление седьмое

Агния, Ахов.

Ахов. Ну об чем же мы с тобой говорить будем?

Агния. Об чем хотите.

Ахов. Ты закон знаешь?

Агния. Какой закон?

Ахов. Обыкновенно какой, как родителев почитать, как старших?

Агния. Знаю.

Ахов. Да мало его знать-то, надобно исполнять.

Агния. Я исполняю: я все делаю, что маменьке угодно, из воли ее не выхожу.

Ахов. Вот так, так. Что мать только тебе скажет, от самого малого и до самого большого…

Агния. Да, от самого малого и до самого большого…

Ахов. Вот за это люблю.

Агния. Покорно вас благодарю.

Ахов. Да еще как люблю-то! Ты не гляди, что я стар! Я ух какой! Ты меня в скромности видишь, может, так обо мне я думаешь; в нас и другое есть. Как мне вздумается, так себя и поверну; я все могу, могущественный я человек.

Агния. Приятно слышать.

Ахов. Ты слыхала ль, что есть такие старики-прокураты, что на молоденьких женятся?

Агния. Как не слыхать! Я слыхала, что есть такие и девушки, которые за стариков выходят.

Ахов. Ну, да это все одно.

Агния. Нет, не все одно. Старику приятно жениться на молоденькой, а молоденькой-то что за охота?

Ахов. Ты этого не понимаешь?

Агния. Не понимаю.

Ахов. Ну, я тебе растолкую.

Агния. Растолкуйте!

Ахов. Вот ты, например, бедная, а пожить тебе хочется; ну, там, как у вас, по-женски? Салоп, что ли, какой али шляпку, на лошадях на хороших проехать, в коляске в какой модной.

Агния. Да, да. Ах, как хорошо!

Ахов. Ну, вот то-то же! Я душу-то твою всю насквозь вижу; что на уме-то у тебя, все знаю. Вот и думаешь: «выйду я за бедного, всю жизнь буду в забвении жить; молодой да богатый меня не возьмет: дай-ка я послушаю умных людей да выйду за старичка с деньгами». Так ведь ты рассуждаешь?

Агния. Так. так.

Ахов. «Старик-то мне, мол, за любовь мою и того, и сего». (Очень серьезно.) Какие подарки делают! Страсть!

Агния. Неужели?

Ахов. Тысячные, я тебе говорю, тысячные! Еще покуда женихами, так каждый вечер и возят, и возят!

Агния. Вот жизнь-то!

Ахов. Да это еще что! А как женится-то, вот тут-то жене житье, тут-то веселье!

Агния. Да, да.

Ахов. Что? лестно?

Агния. Как же не лестно! Ни горя, ни заботы, только наряжайся.

Ахов. Весело небось?

Агния. Очень весело. Да и то еще приятно думать, что вот через год через два муж умрет, не два же века ему жить; останешься ты молодой вдовой с деньгами на полной свободе, чего душа хочет.

Ахов. Ну, это ты врешь; сама, может, прежде умрешь.

Агния. Ах, извините!

Ахов. Ты все хорошо говорила, а вот последним-то и изгадила. Ты этого никогда не думай и на уме не держи. Это грех, великий грех! Слышишь?

Агния. Я и не буду никогда думать; это так, с языка сорвалось. Я стану думать, что молодые прежде умирают.

Ахов. Да, ну вот так-то лучше.

Агния. Вы, пожалуйста, этого маменьке не говорите.

Ахов. Что, боишься?

Агния. Боюсь.

Ахов. Это хорошо. Страх иметь – это для человека его лучше.

Агния. А вы имеете?

Ахов. Да мне перед кем? Да и не надо, я и так умен. Мужчине страх на пользу, коли он подначальный; а бабе – всякой и всегда. Ты и матери бойся и мужа бойся, вот и будет тебе от умных людей похвала.

Агния. Чего лучше.

Входит Круглова.

Явление восьмое

Агния, Ахов, Круглова.

Ахов. Ну, теперь я вас понял обеих, что вы за люди.

Круглова. И слава богу, Ермил Зотыч.

Ахов (встает). Я теперь у вас запросто; а ужо к вечеру ждите меня гостем, великим гостем.

Круглова. Будем ждать.

Ахов. Ты не траться очень-то! Зачем?

Круглова. Это уж мое дело.

Ахов. Думала ли ты, гадала ли, что я тебя так полюблю?

Круглова. И во сне не снилось.

Ахов. Ну, прощайте! Покуда что разговаривать! Будет время.(Агнии.) Прощай, милая!

Агния. Прощайте, Ермил Зотыч!

Ахови Круглова подходят к двери.

Ахов. А дочь у тебя умная.

Круглова. И я ее хвалю.

Ахов. А ведь другие есть… наказанье! Мать свое, она – свое. Никому смотреть не мило. (Агнии.) Слушай ты меня! Коли что тебе мать приказывает, – уж тут перст видимый!

Агния. Конечно.

Ахов. Ну, прощайте! (Уходит и возвращается.) Ты каким это угодникам молилась, что тебе такое счастье привалило?

Круглова. За простоту мою.

Ахов уходит.

Явление девятое

Круглова и Агния.

Круглова. Была ль я жива, уж не знаю.

Агния. Кабы вы послушали, он мне тут горы золотые сулил.

Круглова. Про горы-то золотые он мастер рассказывать, а про слезы ничего не говорил, сколько его жена покойная плакала?

Агния. Нет, промолчал.

Круглова. А есть что послушать. Дома-то плакать не смела, так в люди плакать ездила. Сберется будто в гости, а сама заедет то к тому, то к другому, поплакать на свободе. Бывало, приедет ко мне, в постель бросится да и заливается часа три, так я ее и не вижу; с тем и уедет, только здравствуй да прощай. Будто за делом приезжала. Да будет тебе работать-то!

Агния. И то кончила. (Покрывает работу и уходит.)

Входит Ипполит.

Явление десятое

Круглова, Ипполит, потом Маланья.

Ипполит. Скоро я слетал-с? А еще в Московский забежал, два полуторных коньяку протащил.

Круглова. Это зачем же?

Ипполит. Для куражу-с. Как на ваш взгляд-с, ничего не заметно?

Круглова. Ничего.

Ипполит. Ну, и ладно. А кураж велик! Выпил на полтину серебра, а смелости у меня рублей на десять прибыло, коли не больше.

Круглова. Купленная-то смелость ненадежна.

Ипполит. Коли своей мало, так за неволю прикупать приходится. Позвольте-ка, я в зеркало погляжусь. (Оправляется перед зеркалом.) Ничего, все в аккурате. Прощайте-с! Может со мной что неладно будет, так не поминайте лихом!

Круглова. Ты, в самом деле, глупостей-то не затевай.

Ипполит. Никаких глупостей! Однако ж, и так жить нельзя. Давешние слова вашей дочки у меня вот где! (Ударяет себя в грудь.) Да вот что! Поберегите это покудова! (Подает толстый пакет.)

Круглова. Что это? Деньги?

Ипполит. Деньги-с.

Круглова. Не возьму, не возьму, что ты! Может, это хозяйские?

Ипполит. Не ваше это дело-с! Мои собственные.

Круглова. Еще с тобой в беду попадешь.

Ипполит. Да помилуйте, нетто у меня духу достанет вам неприятное сделать! Я на себя не надеюсь, человек пьяный, отдам вам под сохранение на один час времени. А там мои ли, хозяйские ли, вам все одно.

Круглова. Не возьму.

Ипполит. Эх! Не понимаете вы меня. Я сейчас оставлю у вас деньги, явлюсь к хозяину: так и так, потерял пьяный. Что он со мной сделает?

Круглова. Ишь, что придумал! Нет уж ты меня не путай!

Ипполит. Так не возьмете?

Круглова. Ни за что на свете.

Ипполит. А коли так-с… (Громко.) Маланья, ножик!

Круглова. Что ты! Что ты!

Маланья подает нож и уходит.

Ипполит (берет нож). Ничего, не бойтесь! (Кладет нож в боковой карман.) Только и всего-с.

Круглова. Что от тебя будет, смотрю я.

Ипполит. А вот что-с! У вас рука легка?

Круглова. Легка.

Ипполит. Пожалуйте на счастье! (Берет руку Кругловой.) Только всего-с. Прощенья просим. (Уходит.)

Круглова. Напрасно мы его давеча подзадоривали на хозяина. Эти головы меры не знают: либо он молчит, хошь ты его бей, либо того натворит, что с ним наплачешься. Пословица-то эта про них говорится: заставь дурака богу молиться, такм себе лоб разобьет. (Уходит.)

Сцена 3-я

Лица:

Ахов.

Ипполит.

Феона.

Небольшая комната в доме Ахова, вроде кабинета, мебель дорогая и прочная.

Явление первое

Феона, Ипполит.

Феона. Войди, Аполит, войди!

Ипполит. И то войду. Что хозяин делает?

Феона. Спит покуда. Да хошь бы и не спал, не съест он тебя.

Ипполит. Знаю, что не съест. Толкуй еще!

Феона (вглядываясь). Что это ты, словно…

Ипполит. А что?

Феона. Да не в своем разуме?

Ипполит. Мудреного нет; потому как я запил.

Феона. Слава богу! Есть чем хвастаться.

Ипполит. Ты еще погоди, то ли от меня будет.

Феона. Не удивишь, брат, никого. Давно уж от тебя этого ожидать надо было.

Ипполит. По каким таким приметам?

Феона. Потому задумываться ты стал не в меру.

Ипполит. Это я от любви, от чрезвычайной.

Феона. А от любви разве не запивают, особенно коли неудача, брат?

Ипполит. Мне-то неудача? Не надеюсь; потому, я по этим делам…

Феона. Ну, да ведь уж как же! Держи карман-то шире! И не таких, как ты, молодцов за нос-то водят.

Ипполит. Я даже внимания не возьму говорить-то с тобой об этом.

Феона. Как тебе можно со мной разговаривать! Больно высок стал. Каким чином пожаловали, не слыхать ли?

Ипполит. При чине я все при том же; а про любовь свою никому не объясню; это пущай в тайне сердца моего останется. Ежели кто может понимать, статья высокая.

Феона. Ну да. Прынцеса какая-нибудь, гляди. Уж никак не меньше. А я так полагаю: богатые по богатым разойдутся, умные по умным; а вашему брату валежник останется подбирать.

Ипполит. Ни богатые, ни умные от нас не уйдут.

Феона. Где уйти! Все твои будут, ты всех так и заполонишь. Одна твоя беда, умом ты у нас не вышел.

Ипполит. Это я-то?

Феона. Ты-то.

Ипполит. Я так полагаю, что я никого на свете не глупее.

Феона. Ну, какой в тебе ум? Делом тебе надо заниматься, а ты про любовь в голове держишь. И вся эта мечта твоя ни к чему хорошему не ведет, окромя к пьянству. Сколько еще в тебе, Аполитка, глупости этой самой, страсть! Учат тебя, учат, а все еще она из тебя не выходит.

Ипполит. Ну, все теперь твои наставления к жизни я слышал или еще что у тебя осталось?

Феона. Да ведь что стене горох, что вам слова, все одно; так что и язык-то трепать напрасно.

Ипполит. И как это довольно глупо, что ты говоришь. Ты что видела на свете? Кругом себя на аршин. А я весь круг дела знаю. Какие в тебе понятия к жизни или к любви? Никаких. Разве есть в тебе образование или эти самые чувства? Что в тебе есть? Одна закоренелость, только и всего. А еще ты меня учишь жить, когда я в полном совершенстве теперь и лет, и всего.

Феона. Твое при тебе и останется.

Ипполит. Значит, всей этой материи конец; давай новую начинать! Сердит дяденька?

Феона. Нет, кто его знает, что-то весело брат. Все ходит да смеется.

Ипполит. Что за чудеса!

Феона. Да и то чудеса. Нагнал это сегодня из городу небельщиков, обойщиков; весь дом хочет заново переделывать. Бороду подстриг, сюртук короткий надел.

Ипполит. Что ж, он рехнулся, что ли? Под старость-то, говорят, бесятся.

Феона. Есть что-то у него на уме; только кто его поймет! Темный он человек-то.

Ипполит. Да кому нужно понимать-то его! Пусть творит, что чуднее. У человека умного можно понять всякое дело, потому у него ко всему есть резон; а если у человека все основано на одном только необразовании, значит, он как во сне, кто же его поймет! Да мне уж теперь все одно, как он ни чуди.

Феона. Отчего ж так?

Ипполит. Всему конец, – прощай навек!

Феона. Неужто оставить нас хочешь?

Ипполит. И даже – так, что глаза закроются навек, и сердце биться перестанет.

Феона. Что ты говоришь только! Нескладный!

Ипполит (печально качая головой). Черный ворон, что ты вьешься над моею головой!

Феона. Да батюшки! В уме ли ты?

Ипполит. Всему конец, прости навек.

Феона. Ах, Аполитка, Аполитка, хороший ты парень, а зачем это только ты так ломаешься? К чему ты не от своего ума слова говоришь, – важность эту на себя напускаешь?

Ипполит. Это много выше твоего разума. Есть люди глупые и закоснелые; а другие желают, в своих понятиях и чувствах, быть выше.

Феона. Вот от глупых-то ты отстал, а к умным-то не пристал, так и мотаешься.

Ипполит. Ну, да ладно. Когда дяденька проснется, скажи мне. Всему конец, прости навек! (Уходит.)

Явление второе

Феона, потом Ахов.

Феона. Гриша совсем рехнулся, вот и этот на линии, да и старик бесится. Сам рядится, дом отделывает, не нынче, так завтра, того и гляди, петухом запоет либо собакой залает. Эка семейка приятная! Рассадить их на цепь по разным комнатам, да и любоваться на них ходить. По крайности, дома свой зверинец будет; за деньги можно показывать.

Голос Ахова: «Феона!»

Проснулся чадо-то.

Голос Ахова: «Феона, ты здесь?»

Ну, заблудился никак опять! Здесь.

Ахов выходит.

Ахов. Что ты здесь делаешь?

Феона. Одно у меня дело-то: сидеть да в пустой угол глядеть.

Ахов. Ну, так я тебе другое найду.

Феона. Найди, сделай милость; одуреешь так-то.

Ахов. И чтоб это сейчас, одна нога здесь, а другая там. Ты вот снеси к Дарье Федосевне этот самый презент и скажи: мол, Ермил Зотыч приказали вам отдать в знак вашей ласки! Слышишь? Ты так и скажи: в знак вашей ласки! Ну, как ты скажешь, старая?

Феона. Молодой! Авось не проповедь какая! Умею сказать-то!

Ахов. Да, может, они без внимания возьмут, так ты заставь их рассмотреть хорошенько.

Феона. Да уж рассмотрим, рассмотрим; только давай!

Ахов (отдает коробочку). Ты их тычь носом-то хорошенько, чтоб чувствовали, что это, мол, денег стоит.

Феона. Ну, еще бы.

Ахов. Тысячи стоит. Сами-то вы того, мол, не стоите, что вам дарят.

Феона. Ну, да уж как же!

Ахов. Кажется, мол, можно чувствовать! Может, не почувствуют, так ты им объясни: что вот купил я, деньги бросил большие, так чтоб знали они… Что можно им дрянь какую подарить, и то они очень довольны будут, а что я вот что… Так чтоб уж… ну, в ноги не в ноги, а чтоб было в них это чувство: что вот, мол, как нас… чего мы и не стоим! Ты пойми! Чтоб я недаром бросил деньги-то, чтоб видел я от них, из лица из их, что я вот их вроде как жалую свыше всякой меры. А то ведь жалко денег-то, ежели так, безо внимания. Может, они в душе-то и почувствуют, да ежели не выкажут, так все одно, что ничего. А чтоб видел я в них это самосознание, что нестоющие они люди, и что я вот кому хочу, тому и даю, не взирая.

Феона. Да уж поймем, поймем.

Ахов. А ежели начнут у тебя про меня спрашивать, выведывать что, так ты все к лучшему, я так меня рекомендуй, что я очень добрый. А ежели что про семью знают, так говори, что все от детей, что разбойники, мол, уродились; характором, мол, не в отца, а в мать, покойницу.

Феона. Ну, уж не в мать.

Ахов. Ты чей хлеб ешь? Какое ты свое рассуждение иметь смеешь? Коли я тебе даю приказ, должна ты его исполнять?

Феона. Да уж хорошо.

Ахов. Ну, и все, и ступай!

Феона. Аполит у нас повредился.

Ахов. А кому печаль? Пущай его. Что ты мне об нем расказываешь, коли я тебя не спрашиваю? Может, я не хочу его и в мыслях держать? Он теперича мне и вовсе не нужен. Я все дела кончаю, фабрику сдаю канпаньону, так, значит, на что ж мне Ипполит. Прогоню его, вот и конец. Нешто я долго с ним разговаривать стану? Эка велика птица твой Ипполит! Оченно мне нужда до него! Ты свое дело делай, что тебе приказано, а с хозяином разговаривать не лезь, чего тебя не спрашивают. Оченно мне интересно! Тебя с разговорами-то и по затылку можно. Пошла!

Феона. Иду.

Ахов. Стой! Слышишь ты! Коли спросят, рекомендуй меня так, что я самый добрый человек. Феона. Слушаю.(Уходит.)

Ахов. Ипполита я сейчас же с двора долой. Потому мне теперь в доме таких скакунов держать не приходится. Больно они подлецы, с бабами ласковы. И говорит-то с молодой бабой девкой не так, как с прочими людьми. Язык-то свой точно петлей сделает, – так и опутывает, так и захлестывает, мошенник. А бабам-то любо; и скалят, и скалят зубы-то на их россказни. Я Ипполитку и к двору-то близко не подпущу. Они ведь, оглашенные, благодетелев не разбирают, им все одно. А тут это родство дальнее, десятая вода на киселе, еще хуже. Будь она ему просто хозяйка, он бы в другой раз и подойти не смел; а тут «тетенька» да «тетенька». Да этак, глядя на них, в чахотку придешь. Нет, шабаш! С двора его долой!

Входит Ипполит.

Явление третье

Ахов, Ипполит.

Ахов. Ты зачем?

Ипполит. К вам, дяденька-с.

Ахов. Как же ты смеешь, коли я тебя не звал!

Ипполит. Стало быть, мне нужно.

Ахов (строго). А мне не нужно, так поди вон!

Ипполит. Но, однако, я желаю…

Ахов. Поди вон, говорят тебе!

Ипполит. Но, позвольте-с! Коль скоро я пришел…

Ахов. Коль скоро ты пришел, толь скоро и уйдешь.

Ипполит. Я не с тем, чтоб… а как собственно…

Ахов. Долго ты будешь разговаривать? Знай свое место, контору! Как ты смеешь лезть к хозяину! Разве у меня только делов-то, что ты? Видел я твою образину сегодня, и будет с меня! Значит, поди вон без разговору!

Ипполит. Нет, уж это надо оставить. Коль скоро я пришел, так уж вон не пойду.

Ахов. А вот я тебя за вихор.

Ипполит. Не то что за вихор, пальцем тронуть не позволю.

Ахов. Как! Ты бунтовать?

Ипполит. Хоша бы и бунтовать. Потому, главная причина, на это закон теперь есть и права.

Ахов. Какой для тебя закон писан, дурак? Кому нужно для вас, для дряни, законы писать? Какие такие у тебя права, коли ты мальчишка, и вся цена тебе грош? Уж очень много вы о себе думать стали! Написаны законы, а вы думаете это про вас. Мелко плаваете, чтобы для вас законы писать. Вот покажут тебе законы! Для вас закон – одна воля хозяйская, а особенно когда ты сродственник. Ты поговорить пришел, милый? Ну, говори, говори, я слушаю; только не пеняй потом, коли солоно придется. Что тебе надо?