Мальтийский крест

Василий Звягинцев

Мальтийский крест

Том 1. Полет валькирий

Глава 1

Лихарев вылетел из тренировочного лагеря Дайяны на самом большом из имевшихся там флигеров. С собой он взял семерых девушек выпускной группы – полное отделение. Работы предстояло много, с меньшим количеством он просто не управился бы за разумное время.

Новиков с товарищами безусловно навели на базе достаточно шороха, чтобы дуггуры призадумались. Едва ли немедленно повторят попытку вторжения. Рано или поздно наверняка повторят, но не в ближайшие же сутки! После тяжёлого боя с неожиданными и громадными потерями положено привести расстроенные ряды в порядок, проанализировать ошибки, оценить ситуацию, наметить новую тактику. Кем бы они ни были, наспех такие дела не делаются.

А Валентин пока успеет удалить из архивов машин кое-какие опрометчиво оставленные там данные, в нужную сторону перенастроит уцелевшие программы, чтобы попытавшиеся с ними работать «посторонние» получили несколько малоприятных сюрпризов, ну и перегнать в посёлок ещё семь флигеров, загрузив их всевозможной боевой техникой, а главное – гравиаккумуляторами, которые весьма пригодятся для грядущих битв. Да и на Земле они не будут лишними, когда Валентин надумает туда вернуться. И не только для него.

Курсантки, одетые по-боевому, в тёмно-синие обтягивающие комбинезоны, вооружённые автоматами и пистолетами, выглядели весьма эффектно, даже на взгляд Лихарева, вроде бы уже успевшего к ним привыкнуть. В общей массе и в повседневных костюмах они не производили столь яркого впечатления. Шарма им придавало и приподнято-возбуждённое настроение. Все они чувствовали себя как юнкера накануне производства в офицерский чин.

Только те переходили в новое качество, оставаясь теми же самыми людьми, что и накануне, а эти, вернувшись с задания, официально превратятся из «условных» в полноценных личностей. Так решила Дайяна, и Валентин с ней согласился.

Над левыми нагрудными карманами они впервые прикрепили ленточки с нормальными человеческими именами.

Пусть обряд «инициации» по-настоящему прошли только Анастасия, Мария и Кристина – девушки, сдавшие зачёт по курсу практической сексологии. Дайяна, планируя скорое возвращение на Землю, собиралась использовать своих воспитанниц в качестве невест для наиболее перспективных фигур высшего света. А в этом деле умение с первой же встречи вызвать у объекта вспышку неконтролируемой страсти (или возвышенной любви) и в дальнейшем этим чувством умело руководить – главное, если не всё. У Марии и Кристины получилось, как учили, у Анастасии – наоборот. Узнай Дайяна, вместо зачёта девушка имела бы серьёзные неприятности. Вплоть до перевода в обслуживающий персонал[1].

Остальные четверо из их группы, пусть для них в этот раз учебного материала не нашлось, тоже были сочтены достойными, прежде всего из соображений прагматических – чтобы не разбивать сложившуюся «тактическую единицу», подобранную по принципу психологической взаимодополняемости и настроенную на коллективное решение будущих задач.

– Ну, девочки, полетели, – сказал Валентин, садясь на пилотское место.

Рядом, положив автомат на колени, устроилась Анастасия, по бывшему списочному номеру в своей группе всего лишь третья (287), а выше неё раньше считались теперешние Марина (285) и Герта (286), но с присвоением имён иерархия изменилась. Они отступили на нижние ступеньки, как и Инга (288), и Людмила (290). Зато, благодаря наведённой Новиковым подпрограмме, Настя ощущала себя лидером, держалась соответственно, и, что самое интересное, никому не приходило в голову эту роль оспаривать. Очевидное преимущество аггрианской системы. В коллективах настоящих земных женщин внезапные статусные перестановки безболезненно не проходят.

Если бы Лихарев видел фильм «Белое солнце пустыни», он наверняка вспомнил бы Гюльчатай: «Господин назначил меня любимой женой». Таких внезапных выдвиженок, в соответствии с обычаями гаремов, обычно тем или иным способом устраняли. Если они не успевали своевременно принять нужные контрмеры.

Здесь же девушки без малейших споров и даже сомнений разместились в пассажирском отделении, оживлённо переговариваясь исключительно на темы, имеющие отношение к предстоящему делу. Да других у них пока что и не было. Всё впереди.

Лихареву не только разговаривать с бойцами своего отделения, но и просто смотреть на них было интересно. Психологически. Он сразу обратил внимание, насколько иначе, чем их подруги, держатся курсантки, всего несколько часов пообщавшиеся с лидерами «Братства». Будто успели получить какие-то специальные инструкции и обещания на будущее. Возможно, так оно и было. О способностях Новикова, Шульгина и Левашова он имел достаточные представления. А если даже никакой специальной вербовки не произошло, значит, сам факт проведённой с настоящими мужчинами ночи изменил их самоощущение и самооценку. Не удостоившиеся подобной чести подруги с этим безоговорочно согласились.

У Дайяны на них свои планы, у него – свои. После встречи с членами «Братства» он убедился, что препятствий к его возвращению в Кисловодск они чинить не станут. И что в таком случае его теперь связывает с «хозяйкой»? Сидеть на Таорэре и ждать очередного вторжения дуггуров нет никакого смысла. Вся затеянная им под нажимом Дайяны авантюра выглядела откровенной глупостью.

Впрочем, это ещё как посмотреть. Очень может быть, что всё случившееся – к лучшему. Сейчас они с девушками слетают на базу, сделают, что наметили. Будет время накоротке поговорить с каждой, сообразить, кто чего стоит. Намекнуть на достаточно близкие отношения с восхитившими их мужчинами. Пообещать, что после перемещения на Землю придумает им занятия поинтереснее того, к чему готовила их «хозяйка».

Одним словом, он начнёт формировать свою «пятую колонну».

И, как от Сталина в тридцать восьмом, выбрав подходящий момент, сбежит «домой», в 2006-й. А при чём тут кавычки? Действительно домой, где его ждёт Эвелин, наверняка напуганная, расстроенная, впавшая в панику от его исчезновения. Одна, в чужой стране… Подгадать по времени, чтобы вернуться через два-три дня, как-то всё ей объяснить и продолжить прежнюю жизнь, ещё раз согласовав с «братьями» дальнейшие «условия и правила совместного плавания». Больше он таких пробоев не допустит[2]…

Лететь было не очень далеко. Даже на половинной скорости минут двадцать – двадцать пять. Установив направление и высоту, Валентин повернулся к Анастасии. Девушка с интересом смотрела на разворачивающийся внизу дикий горный пейзаж. Скорее всего, так далеко она от лагеря никогда не бывала.

– Нравится? – спросил он как можно более мягким и благожелательным голосом. До этого Валентин Валентинович с курсантками общался мало, Дайяна предпочитала, чтобы он занимался другими делами, вне воспитательного процесса. Оберегала свою епархию, как мать-настоятельница – послушниц от контактов с мирянами противоположного пола.

– Восхитительно. Летела бы и летела… Представляю, как хорошо будет на обратном пути самой сесть к пульту…

– Да, это приятно. Особенно поначалу. А вот ты мне скажи, пожалуйста, Андрей Дмитриевич тебя в гости приглашал?

Анастасия всё случившееся между ней и Новиковым в деталях доложила Дайяне и не могла, по идее, что-либо утаить или исказить, но мало ли… По собственному опыту знал, как аккуратно иногда удаётся обходить вроде бы категорические императивы.

– Нет. – Она посмотрела на него ясными глазами. – Сказал только, что если ещё придётся встретиться, поможет мне устроиться в новой жизни, во всём, что от него зависит.

– И ты ему поверила?

– Как же можно не поверить? Такому человеку! – В голосе девушки прозвучало искреннее удивление и даже некий намёк на возмущение. – Вы же его знаете намного лучше меня…

– Это так, – ответил Лихарев. – Верить ему можно и даже нужно. Только где же вы с ним можете встретиться? При его образе жизни…

– Неважно. Где-нибудь наверняка встретимся. Он ведь не стал бы напрасно говорить…

– Завидую я тебе, – машинально сказал Валентин, всматриваясь вдаль.

– В чём? – Настя относилась к тому типу натур, которые любят во всём добираться до сути.

– Вообще. Блажен, кто верует, тепло ему на свете… Смотри, смотри, что это там?

Он сдвинул с верхней кромки лобового стекла электронно-оптический бинокуляр, подался вперёд, поворачивая верньер трансфокатора.

– Ох ты, чёрт! Натуральная боевая «медуза»…

Да, это был не тяжёлый, почти не вооружённый транспорт, а нечто вроде штурмовика, или, если по морскому – лёгкого крейсера. Значит, после учинённого «братьями» разгрома сюда срочно выдвинулись силы прикрытия. Для предварительной разведки или с целью немедленно нанести карающий удар по дерзкому противнику.

– Уходим, Настя, уходим, – сквозь зубы процедил Лихарев, закладывая крутой вираж со снижением. – Нам против такого не выстоять… Ах ты, мать вашу! – не стесняясь девушки, он завернул от души. Чему-чему, а специфической лексике самых разных слоёв общества Гражданская война его научила.

Снизу-слева наперехват выходила ещё одна такая же мерзкая штуковина.

– Давай, Настя, к бою! Стреляй по готовности!

Девушка, не задумываясь, на автомате, запорхала пальцами над пультом управления гравипушкой.

Не прошло и пяти секунд, как она поймала косо летящую, похоже, разворачивающуюся в их сторону мантией и щупальцами «медузу» в визир прицела, выплеснула ей навстречу гравитационный конус. Мощности заряда хватило, объект на глазах смялся в комок, как пластилиновая фигурка в кулаке, с двадцатикратным, против нормального, ускорением провалился вниз, на заснеженные скалы.

– Есть! – восторженно закричала Анастасия, испытывая естественную радость от первой победы в воздушном бою.

Лихареву восторгаться было некогда. Он разворачивал флигер навстречу атакующему сверху противнику. И уже чувствовал, интуитивно, что не успевает. И Настя тоже не успеет, они наверняка уже «на мушке». Всё же не на «И-16» или «Чайке» он летит, и сам не Чкалов, не Серов…

Девушка ещё не догадалась, что – всё, приехали! И остальные, за спиной – тем более. Валентин выплюнул последнее короткое, как промелькнувшая жизнь, ругательство, ожидая… последнего (теперь точно не «крайнего») мига…

Терять было нечего, Лихарев попытался изобразить нечто вроде «боевого разворота» в противоположную от «медузы» сторону и…

Полностью поглощённый усилием вывернуться из-под удара и одновременным ожиданием «одномоментного и полного разрушения организма», при котором никакой гомеостат не поможет, он не успел осознать, каким образом окружающий мир вдруг разительно изменился.

Другого цвета небо в полосках перистых облаков окружало их, вместо остроконечных пиков и хребтов внизу гладкая зелёная равнина с разбросанными там и тут купами деревьев. Высота – около километра. Неуправляемый флигер с креном скользил в сторону куполообразного, заросшего то ли высоким кустарником, то ли низким лесом холма.

– Что такое, что случилось, где мы? – не испуганно, но крайне удивлённо вскрикнула Настя, не столь поглощённая ожиданием смерти и, по молодости, увидевшая всё другое быстрее и ярче.

– В раю, – криво усмехнулся Лихарев, выравнивая машину. Да, можно и так сказать. Они, считай, уже почти умерли, а как назвать место, куда попадают после того? На ад не похоже, значит…

Главное – понять, кто это так своевременно вмешался? Дайяна – вряд ли. Просто не успела бы. Мог кто-то из «Братства», если специально назначенный человек постоянно отслеживал их маршрут. Тогда почему просто не ликвидировали вражеские аппараты, вместо перехвата флигера другой реальностью? Или – снова «третья сила», и они сейчас оказались вообще неизвестно где и неизвестно для чего. Наконец – не есть ли это очередной ход «дуггуров»? Вместо выстрела на уничтожение – финт, вроде своеобразной «ловчей ямы». Загонщик ценой собственной жизни направил добычу в нужное место.

Всё это промелькнуло в сознании Валентина быстрее, чем рефлексы заставили выровнять машину по тангажу и крену.

И что теперь делать? Выбрать подходящее место и садиться или полетать ещё? Пейзаж подозрительно знакомый. Он повернул голову. Ну да, так и есть. И Бештау на горизонте присутствует, и прочие лакколиты[3] Пятигорья. Километров двадцать по прямой, и выйдешь к точке, где и место для аккуратной посадки найдётся, и до дома недалеко. Знать бы только, в какое время их занесло.

Выяснить это можно не далее как через минуту. Ещё один вираж в сторону Змейки, рядом с которой должна проходить железная дорога, и всё станет понятно с точностью до столетия. Если её нет – первые две трети девятнадцатого и раньше. А если пути существуют, то по наличию или отсутствию столбов контактной сети станет ясно, какая здесь половина двадцатого. Повезёт увидеть идущий поезд – по экстерьеру локомотива и подвижного состава дата уточняется до пятилетки.

Но и этого не потребовалось. Слева, с противоположной от Анастасии стороны, раздался тихий голос:

– Живы? Ну и слава богу…

Валентин узнал Левашова. С огромным облегчением сообразил, что именно им и устроено чудесное спасение. Каким образом – тоже понятно. Почти.

– Это… Что это было? – пересохшим горлом, поперхнувшись, спросил он.

– Спокойнее, – ответил Олег. – Не создавай ажиотажа среди вверенного контингента. Девушкам ничего не нужно слышать. Пока. Сначала разберёмся…

– Ага, – Лихарев покосился на Настю. Она, похоже, в смысл его междометий и отрывочных слов не вникала. Слишком сильны были впечатления от остального.

– Сажай машину на ближайшую полянку, и чтоб кусты вокруг погуще, тогда и поговорим…

Валентин так и сделал, благо это было нетрудно.

– Запросто. Таких здесь хоть пруд пруди.

Опять семантическая избыточность русского. При чём тут поляны и при чём пруд?

Об этом его спросила Анастасия. Оказалось, он ответил Левашову вслух, и она именно эту фразу целиком услышала.

– Ну, говорят так, – расслабившись и почти мгновенно начиная забывать о пережитом, тяжёлом с непривычки стрессе воздушного боя, ответил он. – «Хоть пруд пруди» – значит «неограниченно много». Почему так – спроси у Даля, Владимира Ивановича, шведа, составившего словарь «Живого великорусского языка» в 200 тысяч слов, плюс сорок тысяч пословиц и поговорок…

Легко очень стало на душе у Валентина, когда он с выключенным двигателем планировал к земле, зная, что всё плохое кончилось и умирать снова не пришлось. Отчего же и не порисоваться перед красавицей-девчонкой, которую он при других обстоятельствах охотно сделал бы своей любовницей.

Убедившись, что в радиусе нескольких километров некому заметить его приземление, Лихарев сбросил скорость до нуля и вертикально опустил флигер на жёсткую траву, пробивающуюся между выходящими на поверхность буграми и плитами жёлтого ракушечника. Откинул колпак фонаря. Поднялся на ноги и с трудом переступил через вырез борта. Не только лоб и волосы, вся спина под курткой была мокрой от пота.

Ватага девушек высадилась следом, с неприкрытым интересом, словно маленькие щенки или котята, впервые выпущенные на волю, возбуждённо осматриваясь, жадно втягивая незнакомые запахи…

Вольер, горный изолят, закрытое от мира учебное заведение – и вдруг абсолютная воля. Она ведь, воля, чувствуется, неизвестно каким органом, но безусловно. Стоило самому Лихареву попасть из сталинской Москвы тридцать восьмого в совершенно чужой две тысячи шестой год другой реальности, он осознал психологическую разницу в первые же минуты. Эгрегор, ноосфера и тому подобное…

Время суток здесь было совсем раннее, судя по положению солнца – часов около семи, учитывая, что попали они в начало осени. Часть кустов и деревьев оставались зелёными, большинство же сияли всеми оттенками жёлто-багряных тонов.

– Курсантки! – вновь ощутив себя командиром, а также и для поддержания порядка и конфиденциальности, возвысил голос Валентин. – Слушать мою команду. Оружие на изготовку. Выдвинуться радиально, с интервалом тридцать метров, по периметру поляны. Замаскироваться между деревьями. Ждать нападения со всех азимутов. Без команды огня не открывать. Исполнять. Анастасия – остаёшься при мне.

Минута – и девушки, прошедшие очень солидный «курс молодого бойца», растворились в окружающей местности. Довольные, радостные, готовые подтверждать и подтверждать вновь обретённый статус до последней капли крови.

«Везёт же, – подумал Валентин, вспоминая себя в их возрасте и положении, – главное – ни малейших сомнений в смысле существования… Сейчас бы и мне так…»

А вот Анастасия выглядела другой. Или Новиков перестарался, вводя в неё свою программу (о чём Лихарев, разумеется, знать не мог, разве только догадывался), или она исходно оказалась «дефектным экземпляром», как он сам, как Ирина Седова…

Девушка смотрела на старшего не так, как подобало бы. Без почтения и восхищения. Место «старшего» для неё раз и навсегда занял Андрей Дмитриевич. Доминантно.

Хотела, наверное, что-то спросить, держа, согласно приказу, автомат на ремне под правым локтем и сторожко поглядывая по сторонам. Но тут возникла в трёх шагах знакомая сиреневая рамка, сквозь неё вышел навстречу Левашов, одетый в лёгкий рабочий костюм, принятый волей Воронцова на «Валгалле» – синий хлопчатобумажный китель ещё дореволюционного образца, такие же брюки, мягкие туфли на нескользкой подошве. По привычке к «вольности дворянства» крючки воротника и даже верхняя пуговица расстёгнуты, приоткрывая ворот тельняшки. Моряк-то Олег был настоящий, лет пять бороздил моря и океаны, «шарик» три раза обошёл, не считая десятков более коротких рейсов.

– Привет, Валентин, привет, Настя, – широко улыбнулся он. – С возвращением вас…

– Откуда и куда? – спросил Лихарев.

– Не мальчик уже, сам всё понимать должен. Это Настя не в курсе наших игр, а ты – вполне. На КМВ вы благополучно возвернулись, в известный две тысячи шестой-дубль, откуда ты так опрометчиво отлучился.

«Надо же, – про себя удивился Лихарев. – Только подумал, что пора сматываться – и уже здесь. Да и девчонки со мной. Без всяких интриг и ухищрений».

– Самоволки – они, бывает, ой как плохо кончаются, – назидательно продолжал Левашов. – Так что тебе, считай, опять по-крупному повезло. А вот ей, – он кивком указал на Анастасию, – и остальным девчатам – уж и не знаю. Что живы остались – это конечно… Но домой они уже никогда не вернутся, однозначно. Придётся здесь устраиваться…

– Почему – не вернёмся? – недоумённо спросила девушка.

– Законы природы, – расплывчато ответил Олег. – Ты сходи за подругами. Минут через десять подходите все сюда. А нам нужно наедине кое-что обсудить.

Анастасия послушно повернулась и пошла в сторону опушки. Счастливая уже тем, что увидела ближайшего друга Андрея Дмитриевича. Очень возможно, что и он сам скоро появится… А ещё ей очень хотелось обрадовать Кристину.

Левашов сел на траву, оперся спиной о борт флигера, достал из одного кармана сигареты, из другого – обтянутую кожей фляжку.

– Угощайся. Повод есть, мне кажется.

Лихарев сделал пару больших глотков, вернул ёмкость Олегу.

– Так всё же? Хватит темнить…

– Никто не темнит. С воскрешением тебя. В самом буквальном смысле. Сбили вас в реале. В дым и мелкие дребезги. Хоронить было нечего, кроме нескольких железок. Андрей с Сашкой, вновь на Валгаллу вернувшись только через полтора месяца, ввиду обстоятельств, узнали про вашу «конфузию»[4], огорчились, решили на условную могилку слетать, помянуть, как водится. Не чужие, сам понимаешь, люди.

– Как не понимать. Девушки, что с вами были, с тех пор прямо-таки бредят образами «настоящих мужчин».

Сказал это Лихарев странным тоном. Не очень Олегу понравившимся.

– А ты чего хотел? Сами же их подобным образом воспитывали, только в противоположных целях. Не тебе на эту тему иронизировать…

Левашов из всей компании казался Валентину самым мягким, временами «не от мира сего», но это только потому, что не приходилось им сталкиваться в серьёзных ситуациях. И сузившиеся глаза инженера отчётливо намекнули, как говорят в Одессе – «горячим утюгом в грудь», что не стоит нарываться. Даже в случае кратковременного нервного расстройства, которое аггрианина безусловно посетило. Умирать и воскресать он пока ещё не привык.

– Усеки на всякий случай, если бы не эти девушки, лично тебя спасать едва ли кому в голову пришло. Поскольку в случае необходимости твой дубль легко и из тридцать восьмого ещё раз выдернуть. Как функциональная фигура – ничуть не хуже нынешней. Даже лучше, поскольку… свою роль исполнял бы и дальше, а весь кусок биографии с дурацкими инициативами – стёрся… Доходчиво?

Андрей и Сашка не поручали ему проводить воспитательную работу среди одного из Лихаревых, но Олег был человеком эмоциональным, с обострённым чувством не только справедливости, а и вообще.

Правда, сразу же взял себя в руки, ибо на уточнение позиций оставалось не так много времени, пока девушки не возвратятся.

– А раз доходчиво, в чём я отчего-то не сомневаюсь (он и шульгинские нотки умел подпускать при случае), слушай сюда и дальше. Ребята вдруг подумали, а нельзя ли и этот вариант переиграть? Прямо с вашего мемориала связались со мной и дали вводную. Я в тот момент находился на пароходе в районе тысяча девятьсот двадцать пятого. Опять на ваше счастье. Только оттуда можно было (с любой другой координаты – никак) выйти в параллельное будущее гораздо раньше, чем мы там побывали, переместившись из Замка. Ну, ты помнишь. Ещё помнишь?

Лихарева вопрос насторожил. Да, как появились все трое на Таорэре, традиционно повоевали с очередными пришельцами, в поле и на Базе, потом, разыскав в компьютерах его письмо, тоже ведь обращённое как бы из будущего в прошлое, прилетели в тренировочный лагерь последних кандидаток в агентессы и что там делали, он хорошо помнил. Как же иначе? По его счёту, между их появлением и только что случившимся воздушным боем прошло три дня. По словам Левашова, полтора месяца. Спасать он их явился из восьмидесятилетней глубины времён. На самом деле – неизвестно откуда. И – почему, а главное – зачем?

– То есть, на ваше, да и на наше, наверное, счастье, – продолжал Левашов, выдернув из земли какое-то местное пахучее растение и разминая его в пальцах, – получилось хитрой петлёй выскочить за спину самим себе. Удачно избегнув малейших парадоксов. Тут надо сказать очередное спасибо одному парню из две ноль пятьдесят шестого года. Очень в некоторых физических тонкостях натасканный мужик. Мне до него далеко. Как Ньютону до Эйнштейна. Однако… – тут Левашов не удержался от возможности поддержать и своё реноме, – мы это, значит, по старинке, своё дело делаем, в соответствии с теми же «тремя законами», Ньютона, а не Азимова, а у них, хоть и на сто лет позже живут, всё больше в «сфере чистого разума».

Левашов иногда увлекался словоблудием не хуже своих друзей-приятелей.

Сообразив, что лекции тут неуместны, остальное изложил конспективно.

– Одним словом, здорово сложилось! Реальность девятьсот двадцать пятого года никак не пересекалась с восемьдесят четвёртым и двумя двухтысячными. То есть выход из неё в ваш валгалльский изолят неизвестно какого времени получался чистым. Ни единой временнóй струны не касающийся. Удивился я немного, но – против природы спорить не следует. Особенно если она сейчас в твою пользу работать настроена… А ты выпей ещё немножко, – вдруг сказал Олег, доставая из кармана вторую фляжку. – Вижу, предыдущего тебе не хватило для адекватного восприятия собственной реинкарнации…

Левашов специально налил в первую фляжку всего сто граммов, чтобы явно не хватило, зато в этой содержался коньяк, сдобренный очередным препаратом из лабораторий Шульгина. Долженствующий привести Лихарева в состояние, исключающее непредусмотренные рефлексии. Сейчас Олегу он нужен был физически активным, интеллектуально адекватным, но вполне управляемым едва заметными посылами. Некогда ему было заниматься воспитательной деятельностью в стиле Макаренко, с непредсказуемыми результатами.

– Вычислил я вас, настроился, всё время вёл в рамке, а как только увидел «медуз», вышел по отношению к тебе в «ракурс ноль», посмотрел, как ты кувыркаешься. Лётчик-ас из тебя, сожалею, не вышел. Но старался ты изо всех сил. Зато я успел и принял в свои объятия. Теперь, значит, вы живы, Дайяной и всеми прочими, кроме меня, Шульгина и Новикова, считаетесь давно, геройски и безвременно погибшими. Вернуться обратно пресловутая «петля» никому из вас не позволит. Логика событий в вашем варианте порвана невосстановимо. Жить придётся здесь, хошь не хошь. На мой взгляд – не самый худший вариант. А ты как думаешь?

– Так же и думаю. Раз мы сейчас живы – смерти не было. Что там могут вообразить другие, мне безразлично. Совершенно так, как безразлична судьба Лихарева – тридцать восемь. Вдруг «усатый хозяин» распорядился меня и там шлёпнуть? А я вывернулся.