Всевеликое войско Донское

Большевики снова вошли в Кисловодск и жестоко расправились с офицерами. Тогда от их руки погиб и Рузский, один из главных виновников отречения царя и начала русской революции.

«Мне отмщение и Аз воздам!..»

Покровский и Шкуро нравились кубанцам. Они отвечали и духу Добровольческой армии – духу партизанскому.

По мере освобождения Кубанского войска от большевиков число кубанцев увеличивалось, и они преобладали над добровольцами. Ко времени прибытия союзников, то есть к ноябрю 1918 года, в Добровольческой армии считалось 351/2 тысячи кубанцев и 71/2 тысячи добровольцев. Не было прежних вождей Добровольческой армии.

Убит был и красиво, истинным героем умер генерал С. Л. Марков. 12 июня в одном из первых боев Добровольческой армии после отдыха на Дону в станице Мечетинской «предводительствуемые генералом Марковым части 1-й пехотной дивизии после упорного боя овладели мостом и станцией Шаблиевка. Задача, поставленная дивизией, составлявшей левый фланг Добровольческой армии, была блестяще выполнена. Враг бежал, но часть его артиллерии еще продолжала стрелять, и одним из последних снарядов был ранен генерал Марков».

Был ранен в ногу и умер от заражения крови в ростовском госпитале другой герой – рыцарь Добровольческой армии – Дроздовский.

Генерал Деникин становился одиноким. Покровский, Шкуро, новая знаменитость – генерал из рядовых казаков, окончивший всего учебную команду военного времени, Павличенко не могли быть ему ни советниками, ни помощниками, они сами нуждались в советах и руководстве, а генерал Деникин все более удалялся от армии и углублялся в политику.

В Новочеркасске политике не было места. Донской атаман определенно отмежевался от политики и искал только работников. Его кабинет управляющих отделами был совершенно пестрый. В нем были кадеты, были монархисты, управляющим отделом народного просвещения был левый социалист-революционер, почти большевик. Атаман одинаково разрешал собрания эсеров, кадетов и монархистов и одинаково их прикрывал, как только они выходили за рамки болтовни и пытались вмешаться во внутренние дела Войска. На Дону одновременно с эсеровской газетой «Приазовский край» выходил монархический «Часовой». На Дону разрешалось работать, но воспрещалось мешать работе других. «Общественные деятели», если они не были у дела, на Дону не ценились. С Дона был выслан М. В. Родзянко, и на Дону дали понять А. И. Гучкову, что ему делать там нечего.

Все это собралось теперь в Екатеринодаре. Генерал Деникин оказался в центре самых сложных и запутанных политических интриг. Он поставил на своем знамени «Единую и Неделимую Россию», и все то, что не совпадало с этим, было ему ненавистно, и он враждебно к этому относился.

Скоропадский был изменником, изменниками были все украинцы, а с ними вместе изменниками были и руководители Рады – Быч, Рябовол, П. Л. Макаренко и все те, которые мечтали о федерации.

Как-то, несколько позднее, генерал Деникин был на большом официальном обеде у кубанского атамана в его дворце. Над дворцом, подобно тому, как это было на Дону, реял свой кубанский национальный флаг. Атаман сидел на первом месте, Деникин на втором. Это его оскорбило и взорвало. Когда дошло дело до речей, он сказал почти буквально следующее:

– Недавно над этим дворцом развевалось красное знамя и под ним во дворце сидела разная сволочь. Теперь над дворцом развевается знамя иных цветов и сидят иные, прочие люди. Я жду, когда над этим дворцом взовьется флаг Единой Великой России! За Единую, Неделимую Россию, ура!..

Заслуги кубанцев в боях и на походе затирались. В донесениях о них умалчивали или ставили на втором месте. Природные кубанские казаки, за исключением Шкуро, Улагая и Павличенко, не занимали видных мест. В штабе Деникина кубанцев не было, а генералы русской службы Май-Маевский, барон Врангель, Эрдели, Покровский выдвигались на видные места. Это злило кубанцев.

К Дону отношение было сдержанное. На него тоже смотрели, как на неблагодарного сына и стремились прибрать к рукам. В это время известным поэтом-сатириком Мятлевым в Киеве было написано следующее остроумное стихотворение, рисующее положение Юга России к прибытию союзников:

Не поется мне и не пишется,День-деньской в ушах моих слышится:«Ах ты, Русь моя, Русь родимая,Ты единая, неделимая!..»Из хохлов создав чудом нацию,Пан Павло кроит федерацию,«Ах ты, Русь моя…» и т. д.Атаман Краснов подпевает в тон:Будет тихий Дон, наш казачий Дон.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.И журчит Кубань водам Терека:Я республика, как Америка.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.И друг друга злей и нелепее,Палачи галдят на Совдепии.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.И лихой моряк, и большой смельчакНа Сибири сел адмирал Колчак.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.И в Уфе эсер речью пылкоюВозрождает край учредилкою.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.Выезжает лях на позицию,Подавай ему всю Галицию.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.Всю Лифляндию и КурляндиюЛатыши хотят, финн – Финляндию.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.И нельзя понять, чего хочет Крым:Хан Набоков там, Соломон ли Крым?«Ах ты, Русь моя…» и т. д.Все спешат на юг и под небом ЯссШепчут всякий вздор и галдят зараз:«Ах ты, Русь моя…» и т. д.Не хотим Павло, пана щираго,Подавайте нам Драгомирова.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.Власть растрепана, власть рассеяна,Вся надежда на Кривошеина.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.Мы сидим, сидим вроде узниковИ все ждем чудес от союзников.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.Господин Энно, господин Энно!А ему плевать! И смотреть смешно.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.Но велик Господь, и придет, как встарь,И, на троне сев, грозно крикнет Царь:«Ах ты, Русь моя, Русь родимая,Ты Единая, Неделимая…»

Пока дела Германии были хороши и все снабжение шло в Добровольческую армию из Украины через Дон, отношения Деникина к атаману были холодные, но сдержанные. Не желая оставить никаких следов о том, что Добровольческая армия получала патроны и снаряды от немцев, генерал Деникин не требовал письменно или через свой штаб нужного ему снаряжения, но к атаману или к командующему Донской армией прибывали из Добровольческой армии частные люди (инженер Кригер-Войновский и др.) или кто-либо из «общественных деятелей» и рассказывал о тяжелом положении добровольцев, о том, что у них не хватает ни патронов, ни снарядов и что им необходимо послать столько-то того-то или того-то. Или об этом передавал представитель Донского войска при Добровольческой армии генерал от кавалерии Смагин, и Донское войско, если только имело просимое, сейчас же, иногда в ущерб своим частям, отправляло транспорты добровольцам. Отношения между обеими армиями были вначале дружные, но равные. Дон не считал себя подчиненным генералу Деникину, и генерал Деникин, избегая прямых сношений с Доном, считал Дон независимым от себя.

Как только стало известно о победе союзников и о близкой перемене «ориентации», Добровольческая армия стала требовать от Дона все ей необходимое.

19 октября генерал Лукомский писал атаману: «Представитель артиллерийской части Всевеликого войска Донского на Украине, генерал-майор барон Майдель довел до сведения главного начальника снабжения Добровольческой армии, что Украина может уступить Дону 640 пулеметов „Льюиса“ и 30 миллионов патронов к ним, 20 тысяч ручных гранат, около 10 миллионов 3-линейных патронов россыпью и 100–200 тысяч 3-дюймовых пушечных патронов.

Ввиду острой нужды в предметах артиллерийского снаряжения обращаюсь к Вашему Высокопревосходительству с покорнейшею просьбою, не признаете ли возможным уделить Добровольческой армии часть из указанных запасов или оказать Ваше содействие к получению армией от Украины, под видом снабжения Дона, следующих предметов артиллерийского довольствия: 1)100 пулеметов „Льюиса“ и 5 миллионов патронов к ним; 2)10 тысяч ручных гранат; 3)5 миллионов ружейных патронов россыпью; 4)75 тысяч 3-дюймовых пушечных патронов, из них 25 тысяч шрапнелей и 50 тысяч гранат, по возможности французских; 5)горных 5 тысяч, из них 2 тысячи шрапнелей и 3 тысячи гранат; 6)48-линейных – 5 тысяч, из них 500 шрапнелей и 4500 бомб с зарядами; 7)6-дюймовых – 3 тысячи бомб. О последующем прошу Вас не отказать уведомить меня…»[31]

Атаман не мог исполнить в полной мере этой просьбы Добровольческой армии, потому что он сам ничего из обещанного не получил. Способ требования через него запасов от Украины, нежелание Добровольческой армии сноситься непосредственно с гетманом, ее брезгливость к гетману и немцам и вследствие этого выставление атамана каким-то посредником, наконец, та властная, обособленная политика, которую вел Деникин, все это огорчало и возмущало атамана. 13 октября он в длинном письме на имя генерала Смагина высказывал свои соображения по этому поводу.

«…Спешу ответить, хотя коротко, на Ваше письмо, – писал атаман. – Во-первых, о патронах и снарядах. Почему Войско Донское должно быть маклером по продаже их Добровольческой армии? Нам и патроны, и снаряды нужны гораздо более, нежели Добровольческой армии, и достаются они нам с большими трудами, неприятностями и волокитой. Мы ведем борьбу с восемью советскими армиями в то время, как против Добровольческой армии только одна армия – Сорокина, да и та более чем наполовину выпущена против нас. Нам снаряды и патроны нужны не менее, чем добровольцам, и торговать ими мы не можем. Такого случая, чтобы мы задержали патроны оттого, что нам не выслали хлеб за них, не было. Не мы задерживаем патроны, а генерал Эльснер не послал их вовремя, да и способ, который употребляет Добровольческая армия для получения от нас патронов, довольно странный. Она их просит через случайных проезжих гражданских инженеров, просит намеками, а не прямо. И тем не менее на прошлой неделе я послал Добровольческой армии 4 миллиона патронов и 5 тысяч снарядов. Но ни Кубань, ни Добровольческая армия не могут рассчитывать получать от нас патроны и снаряды по той простой причине, что у нас их нет. Вы же знаете, что у нас нет ни фабрик, ни заводов для изготовления их, и у нас не было складов – все на Украине, и значит, и Кубани, и Добровольческой армии надо получать снаряды и патроны оттуда, для чего не самостийничать, а стремиться к единой, неделимой России. На мне теперь лежит еще и питание Южной армии – откуда же я возьму еще и для добровольцев, которые притом совершенно не считаются со мною и не желают меня знать. Я, конечно, понимаю, что они мне косвенно помогают, но в трудные минуты нашей боевой жизни – это уже не первый раз, что мы терпим неудачи из-за несогласованности наших действий с действиями добровольцев. Прибытие отряда Сорокина и дивизии Жлобы, не преследуемых по пятам добровольцами, и удар их в тыл нашим войскам у Царицына произвели на казаков угнетающее впечатление.

Вот Вам и еще пример отношения к нам Добровольческой армии. Добровольческая армия просила у нас сухие и мокрые элементы, мы ей их немедленно послали, не говоря о цене и не торгуясь об этом. Теперь нам понадобилась мощная радиостанция, так как при помощи ее мы могли бы разговаривать и узнавать все, что делается в Петербурге, Москве, Пензе, Уфе и т. д. Добровольческая армия имеет две такие свободные и совершенно ей ненужные морские станции. Добровольческая армия на нашу просьбу о станции, которая и ей будет давать нужные сведения со всего света, ответила, что она может уступить такую станцию за 300 тысяч рублей. Согласитесь, что даже немцы с нами не торговались и предметы добычи отдавали или даром, или по пониженной цене. Все это так некрасиво рисует вождей Добровольческой армии.

А присутствие в ней Семилетова и Сидорина?[32] Что это, вызов Дону? Подготовка новой междоусобной войны?

Стыдно и больно все это писать и как бесконечно грустно. Ослепленные вожди и политиканы Добровольческой армии такими поступками марают честное белое знамя Корнилова.

Ваши сведения о проходе флота союзников через Дарданеллы совершенно неверны. Дарданеллы и Босфор заняты исключительно германскими войсками и германской артиллерией, Чаталджинская позиция в руках германцев. Кому нужен этот обман? Зачем сулить скорую помощь, чтобы еще более горькое было разочарование. Ведь из-за этого погиб в январе Каледин, которому тоже обещан был десант союзников. Но его не было, не так скоро он будет. А эти обманы так расстраивают слабых…

… Вот и судите сами, Алексей Алексеевич, кто виноват? Мы люди простые, бесхитростно и просто, без шумливой рекламы ведем мы свое тяжелое солдатское дело. Там – громкая шумная реклама. „Вечернее время“ и „Россия“ с кадилами лести в руках, там мания величия и присвоение себе титула спасителя отечества, хотя спасена одна двухсотая этого отечества. И нам и жутко, и неприятно, и противно смотреть на эту шумиху, на эту мишуру в святом для нас деле. Конечно, это письмо только тема для Вас. Оно не для огласки».[33]

С прибытием союзников генерал Деникин нашел возможным дать понять донскому атаману, что он во всем зависит от него и что хочет или не хочет он, но ему придется подчиниться ему и подчинить Донскую армию единому командованию. Донская армия к ноябрю месяцу подошла к Царицыну. Царицын был обложен с трех сторон, и сообщение его с его тылом прервано. Атаман ожидал прибытия тяжелых орудий, которые были куплены в Севастополе у немцев и за которыми в Севастополь прибыл донской пароход «Сосиэте».

Командированный на этом пароходе за орудиями офицер телеграфировал 18 ноября в Новочеркасск: «Адмирал Канин получил приказание генерала Деникина никому покамест ничего не давать». Одновременно с этим капитан I ранга Лебедев телеграфировал по поводу тех же орудий: «Генерал Лукомский приказал доставить платформы в Новороссийск, где и будут установлены орудия по доставке их морем из Севастополя. Посылать орудия по железной дороге и в Ростов не признано возможным».[34]

Донское командование ответило, что оно и не предполагало отправлять орудия по железной дороге, но что за ними послан пароход. Начальнику генерального штаба Добровольческой армии генералу Вязьмитинову было передано по прямому проводу из Новочеркасска в Екатеринодар, «что это вопрос серьезный и срочный. На организацию поездов (броневых) и личного состава затрачено много энергии и денег, а главное – они страшно нужны на фронтах…»

Генерал Вязьмитинов ответил: «По вопросам платформ и орудий по докладу генералу Лукомскому сообщаю: необходимо точно выяснить, для кого именно подготовляются поезда, так как приказание главнокомандующего предусматривает воспрещение выдачи чего-либо другим армиям кроме Добровольческой. Средства для этой последней направлять в Новороссийск, где и будет произведена установка орудий…».[35]

Генерал Деникин начинал мстить донскому атаману и показывать ему, что все находится теперь в его руках. После длительных переговоров и при содействии союзников эти орудия удалось получить только в феврале 1919 года, когда Азовское море замерзло, Донская армия находилась в разложении и не только нельзя было думать о штурме Царицына, но приходилось спешно убирать войска с Царицынского фронта!

Вопрос о едином командовании был особенно важен генералу Деникину ввиду того, что по мере освобождения Кубанского войска от большевиков Кубанская Рада все более хотела освободиться от опеки генерала Деникина. Один из ее членов П. Л. Макаренко предполагал, что настало время собрать конференцию из представителей Добровольческой армии, Дона и Кубани для решения вопросов, между которыми стояли и такие: будущая Россия – федеративное или унитарное государство? Какое положение займет в ней «Юго-Восточный союз» и из кого он будет состоять? Возможна ли теперь единая власть и кому она может принадлежать?

Макаренко обратился со всеми этими вопросами к донскому атаману, который в декабре 1918 года отвечал ему:

«… Рассмотревши вопросы, подлежащие предварительному обсуждению в согласительной комиссии, то есть на конференции представителей Добровольческой армии, Дона и Кубани, я полагаю, что заседания таковой комиссии являются преждевременными, так как большинство вопросов в данное время решено быть не может, а гадание о будущем, не имея никаких данных, явится лишь пустыми разговорами, для чего у меня нет свободных людей, ни средств, чтобы оплачивать их напрасную поездку и жизнь в Екатеринодаре, потому что: будущая Россия – федеративное или унитарное государство? – праздный вопрос. Надо раньше освободить Россию от большевиков. Тогда прислушаться к голосу подлинной России, России, пережившей муки большевизма, и всем вместе обсудить этот вопрос. Говорить об этом Дону и Кубани – одной тридцатой России, преждевременно. Логически, конечно, Россия – единая и неделимая, потому что самим создавать принцип divide et impera[36] – на свою голову не годится.

… Освобождены Дон, три пятых Воронежской губернии, Кубань и части Ставропольской и Черноморской губерний. Дон избрал атамана, Воронежская губерния признала этого атамана, на Кубани, в Ставропольской и Черноморской губерниях, по-видимому, признана власть Добровольческой армии. Остается столковаться Дону с Добровольческой армией и идти вместе по одному пути, потому что цели их одинаковы: единая, неделимая Россия.

… Вряд ли общая власть возможна…

… Нужно, чтобы Добровольческая армия смотрела более жизненно на эти вопросы и не требовала от донских и кубанских казаков невозможных жертв. Мы пробовали сговориться, но это не удалось. Торговаться мы не умеем и торговать кровью донских, да, думаю, и кубанских казаков не будем…

Надо, чтобы Добровольческая армия стала на практический путь работы с казаками, а не за счет казаков».[37]

На 13 ноября в Екатеринодаре генералом Деникиным было собрано совещание между представителями Добровольческой армии, Дона и Кубани под председательством генерала Драгомирова. Предстояло решить три главных вопроса – о единой власти (диктатуре генерала Деникина), едином командовании и едином представителе перед иностранными союзными державами. От Донского войска были командированы генерал-лейтенанты Греков и Свечин и начальник войскового штаба генерал-майор Поляков. Им от донского атамана были даны готовые ответы: диктатура генерала Деникина не может быть признана, единое командование может быть лишь при едином фронте и единый представитель возможен и желателен.

Совещание продолжалось два дня. Генерал Драгомилов настаивал на полном подчинении Дона Добровольческой армии и на осуществлении единого командования настолько, чтобы Добровольческая армия могла бы распоряжаться каждым полком Донской армии независимо от донского атамана.

К соглашению комиссия не пришла, а отношения обострились еще больше. Непосредственно за комиссией начались репрессии по отношению Войска Донского. Не были отпущены из Севастополя столь нужные войску тяжелые орудия, генерал Семилетов получил разрешение на формирование донского отряда в Добровольческой армии, что давало возможность укрываться от мобилизации и нарушало организацию Донской армии. В отряд этот собирались все недовольные и враждебные атаману лица.

Наконец, было решено не допускать представителей союзных держав на Дон и всячески мешать непосредственным сношениям Дона с союзниками.

Когда в Екатеринодаре узнали о том, что капитаны Бонд и Ошэн едут на Дон, министр торговли и промышленности Добровольческой армии В. А. Лебедев телеграфировал председателю Войскового Круга В. А. Харламову, что Бонд и Ошэн никем не уполномочены ехать на Дон и являются подставными лицами, нанятыми атаманом, чтобы инсценировать его дружбу с союзниками…

Так с приездом союзников началась жестокая интрига против атамана и Войска Донского, но им было уже не до того, чтобы парировать ее. Военные события изменились, Войску Донскому угрожала гибель.

Глава XIV

События на Украине и в Германии осенью 1918 года. Разложение Германской армии. Восстание Петлюры и Винниченко. Обещания Французов. Уход гетмана. Большевики на Украине

10 ноября[38] атаман Зимовой станицы на Украине генерал-майор Черячукин писал управляющему отделом иностранных дел Войска Донского генерал-лейтенанту Богаевскому: «События идут быстрыми шагами. Император Вильгельм отказался от престола. В Германии социалистическая республика. В Киле делается то же самое, что у нас было в Кронштадте. Говорят, образовалось несколько республик. Отказ Вильгельма страшно гнетуще подействовал на армию, особенно убито духом офицерство. Здесь украинцы начинают побаиваться, поддержат ли их немецкие солдаты против большевиков и не станут ли они заодно с совдепами. Вообще настало время скорее вызывать союзников, если действительно последние хотят нам помочь в борьбе с большевиками. Вчера слышал, что переговоры Украины с союзниками в Яссах начались и благоприятно; говорят здесь, что союзники требуют от немцев посылки двух корпусов против совдепов и что будто сами готовы дать на Украину сколько угодно войск. Австрийцы совсем разложились и грабят все. Предназначенные нам к отпуску из Ярмолинец тяжелые орудия трудно вывезти из-за той разрухи, которую устроили там австрияки; вагоны и поезда ими запружены, вообще картинка из недавнего нашего прошлого. Третьего дня гетман вызывал меня, кубанцев, терца и представителя Грузии для предварительного обсуждения вопросов о тесном единении и о будущем положении. Будут заготовлены письма от гетмана к правительствам с приглашением обсудить предварительно всеобщей мирной конференции назревшие вопросы о будущем России и о тех государствах, которые теперь отделились от России. Я боюсь, что это уже поздно. Сегодня мы должны были быть вновь вызваны для прочтения и получения этих писем, но, очевидно, опять задержка».[39]

Это письмо было написано 28 октября, а еще 24 октября на Дону надеялись на совершенно иное. В этот день у управляющего отделом иностранных дел был германский майор Кокенхаузен, который сообщил ему, что под влиянием неудач на Западном фронте в Германии произошел целый ряд перемен. Рейхсканцлером назначен принц Макс Баденский, германское правительство нашло необходимым изменить свое отношение к Советской России, между Советской республикой и Германией прекращены дипломатические сношения, условия Брест-Литовского мирного договора аннулированы, Германия отозвала своего дипломатического представителя из Москвы и выслала Иоффе, советского посла, из Берлина. Майор Кокенхаузен весьма секретно сообщил, что в ближайшие дни германские войска, стоящие на Украине, начнут военные действия и перейдут в наступление против советских войск…

Тогда – и это по тогдашнему настроению и состоянию Красной армии, совершенно не желавшей драться с немцами, несомненно, так и было бы – тогда немецкие полки освободителями вошли бы в Москву. Тогда немецкий император явился бы в роли Александра Благословенного в Москву и вся измученная интеллигенция обратила бы свои сердца к своему недавнему противнику. Весь русский народ, с которого были бы сняты цепи коммунистического рабства, обратился бы к Германии, и в будущем явился бы тесный союз между Россией и Германией. Это была бы такая громадная политическая победа Германии над Англией, перед которой ничтожной оказался бы прорыв линии Гинденбурга на Западном фронте и занятие Эльзаса. И державы Согласия приняли все меры, чтобы не допустить этого. Они усилили свой напор на фронт, а требования Вильсона и нежелание союзников говорить о мире с императором Вильгельмом, но лишь с германским народом, пошатнуло положение династии. Император Вильгельм был принужден отказаться от престола, власть в стране перешла в руки социалистов во главе с Эбертом, а император Вильгельм с наследным принцем покинул страну. В войсках немедленно образовались советы солдатских депутатов, а в городах – советы рабочих депутатов. Ни о каком выступлении германских войск против Советской республики уже нельзя было думать. В самой стране начались беспорядки, поднятые большевистски настроенными группами «Спартака». Грозные германские солдаты, всего неделю тому назад суровым «halt» останавливавшие толпы рабочих и солдат на Украине, покорно давали себя обезоружить украинским крестьянам. Украинские большевики останавливали эшелоны со спешившей домой баварской кавалерийской дивизией, отбирали оружие и уводили из вагонов лошадей!

Первыми покинули Украину австрийцы. Их места пришлось занять германцам, для чего германцы вывели свои гарнизоны из Ростова и Таганрога. Это входило в планы донского атамана, и Ростов был занят образцово обученными частями Молодой Донской армии – лейб-гвардии казачьим полком, двумя батальонами 1-го пластунского полка и 1-й конной казачьей батареей, в Таганрог были поставлены лейбгвардии Атаманский полк, батальон 1-го пластунского полка и саперный батальон.

Но когда германские части стали покидать восточную границу Украины и Угольный район, где среди рабочих оставалось много большевиков, остался незащищенным, атаман с согласия гетмана выдвинул части 3-й и 2-й Донской дивизии и занял Луганск, Дебальцево и Мариуполь. Для этого пришлось прекратить наступательные операции на Царицынском фронте. С печалью смотрел командующий Донской армией, как постепенно, но очень быстро обнажался весь левый фланг с тремя дорогами, идущими в Войско и тыл его фронта, и открывались прямые пути на Ростов и Новочеркасск – к сердцу Войска Донского. В дни страшного напряжения на севере Войска, когда все резервы были уже введены в боевую линию, командующему армией пришлось создавать новый фронт – Западный протяжением в 600 верст. Донской атаман обратился с просьбой о помощи к генералу Деникину. Генерал Деникин перебросил освободившуюся пехотную дивизию генерала Май-Маевского, которая заняла линию от Мариуполя до Юзовки. Эта линия была занята очень слабо, но ведь шли же, наконец, союзники!