Стихотворения

Полная версия
Стихотворения
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Константин Александрович Бахтурин
Стихотворения
«Я помню дни, – не зная славы…»
Я помню дни, – не зная славы,Ни неги страсти роковой,Когда младенчества забавыЕдва рассталися со мной,Уж бог задумчивости сладкойМеня в прогулках посещал,И предо мной летал украдкойКакой-то дивный идеал, —К нему стремились все мечтанья,Как другу я ему вверялИ сердца темные желанья,И всё, чем жил и чем дышал.Я верил с детской простотою,Что мне неведомый сулил, —И он с волшебною мечтоюМеня ребёнком подружил!..Но вскоре в неге упоенийУтоп я пылкою душой;Меня покинул добрый генийВ пороках жизни молодой!От взоров скрылся мир воздушныйМоей причудливой мечты, —И я стал зритель равнодушныйДаров ума и красоты!..Когда ж опять во мне проснутсяПорывы чистые весны?Когда же чувства отзовутсяВ заветных звуках старины?Ужели буйные набегиМинутных, бешеных страстейСоюз священный тихой негиС душой расторгнули моей?Но вы, минуты вдохновенья,Вы мне оставили свой след:Печаль и жажду песнопенья —Плоды таинственных бесед!И вот они, восторги песен,Погибший шепот светлых дум;Но их вместить – я сердцем тесен,И свыкся с праздностью мой ум.Ни прежних чувств, ни прежней силыУже в мечтах не нахожуИ, как на братские могилы,На песни юности гляжу!<1836>233. РИМ
Рим, самовластный бич народов и царей!Где слава прежняя твоих цветущих дней?Где гордые сыны и Брута и Камилла?Ответствуй, грозного могущества могила!Почто граждан твоих вольнолюбивый дух,Столетья озарив, в столетиях потух?Ужель завет судьбы рукою своенравнойНизверг сей колосс сил, свободный, но державный?Нет, избранный народ, ты сам себя сразил:Ты гибель с роскошью в отчизне водворил,В сердцах изнеженных разлился яд разврата!..Междоусобием и завистью СенатаСвобода скрылася, пренебрежен закон, —И гордый человек шагнул за Рубикон,Который средь шатров в безмолвном отдаленьеДавно Республики обдумывал паденье.Уж хищник на чело корону возлагал, —Но Брут был жив еще – и властолюбец пал.Он пал – и Рим воскрес, и гордая свободаОтозвалась в сердцах великого народа!..Но быстро пролетел восторгов общий глас:Потомок Ромула душою вновь угас!Вот ставки бранные Антония, Лепида!Уже смерть Цезаря друзьями позабыта;Не Бруту пылкому они готовят месть, —Нет, цель у них одна: отечество угнесть,Под благородною мечтая скрыть личинойКоварные сердца и бой несправедливый.Уже Филиппополь сраженьем оглашен;В нем Рим последнего римлянина лишен!С тех пор иль золото, иль воинов пристрастьеВладели родиной…<1836>Насильный врак
Я видел страшный твой обряд,Обряд насильственный венчальный,Послушной жертвы взор печальныйС трудом, с трудом мой вынес взгляд!В раздумья, с мрачною душоюЯ наблюдал ее черты:Какой небесною тоскоюСияла дева красоты!С каким рассеяньем гляделиГлаза невесты на налой;Блуждая тускло, вдруг горелиСлезами жаркими порой!..Ее сопутник в жизни новойСтоял с бесчувственным лицом,Как бы скучая под венцом,Как бы к венцу всегда готовый.Бездушный взор его очей,К подруге юной устремленный,Был чужд и радости священной,И тихой горести лучей.Но вот окончено венчанье;Едва холодное лобзаньеСупруг ей с гордостью дарит, —Она трепещет! Снег ланитДенницы пурпуром покрыло,Как будто ужас наводилоЕго лобзанье на нее!Как будто сердце ей твердило:«Погибло счастие твое!»Насильно слов уста искали,Грудь поднялась – и как ручей,Из голубых ее очей,Сверкая, слезы побежали!..Я видел страшный твой обряд,Обряд насильственный венчальный,Послушной жертвы взор печальныйС трудом, с трудом мой вынес взгляд!<1836>Гению-поэту
Горит, горит воображенье!Небес я слышу тайный зов!Мне подарил благословенье —Самодержавный сын богов!Увитый лаврами, в сияньиВеков нетленного венца,Он обратил свое вниманьеНа неизвестного певца!Меня вознес он над толпоюСвоей могучей похвалой, —И мир поэзии святойЯсней открылся предо мною!Ясней ума и сердца сныЛучом небес озарены!Живых восторгов наслажденьяВластна ль лишить меня тюрьма,Когда диктатор вдохновенья,Диктатор чувства и ума,Мои ласкает песнопенья?..<1836>Высокие груди и черные очи
Высокие груди и черные очи!Вы долго, вы долго ласкали меня!Вы были отрадой и в сумраке ночи,И в блеске веселом счастливого дня!Высокие груди и черные очи!Кто вами владеет, кто вами живет,Кто вас лобызает под сумраком ночи, —Тот днем наслажденье в мечтаниях пьет!Высокие груди и черные очи!Когда вас забуду? Когда вы меняНе будете мучить ни в сумраке ночи,Ни в блеске докучном печального дня?<1836>Цыганке
Лобзай, лобзай меня, цыганка,Буди восторг в груди моей, —Пускай порочная приманкаТвоих объятий и речейВ меня вливает жар мгновенный!Мне нужен он! Пусть упоенныйТвоей продажной красотой —Сдружу забвенье я с мечтой!..Хотя бы ты, раба разврата,Могла занять меня в глуши:Страшусь я грозного возвратаСвященной горести души!Пускай, в твои вглядевшись очи,Забуду я тот нежный взор,Который днем и в мраке ночиГлядит, как совести укор,В мою измученную душу!..Пускай с тобою я разрушуПорывы чистые мои,Следы томительной любви!.. —Лобзай, лобзай меня, цыганка!Буди восторг в груди моей!Нужна мне жалкая приманкаТвоих объятий и речей.<1836>Хор разбойников из драмы «Козьма Рощин, Рязанский разбойник"
Не леса шумят, не погодушкаРазыгралася!Нет, рязанская наша волюшкаРазгулялася!Родились мы врозь, породнились вдруг,Ночкой темною!Съединил друзей закадышный другСвахой острою!Мы реку пронырнем, сквозь огонь мы пройдемШайкой целою,Что ножом не возьмем, то огнем доберемРукой смелою!Не леса шумят, не погодушкаРазыгралася!Нет, рязанская наша волюшкаРазгулялася!<1836>Гимн Катрице из драмы «Молдаванская цыганка, или Золото и кинжал»
Солнце в блеске выступаетНа лазурные поля,Небо радостью пылает,Но печалится земля.Луч блестит в волнах потока,Сквозь деревья брызжет свет,Солнце неба – на востоке,Но земного солнца нет.Взор туманится, не видит,Что там на небе горит,Луч златой доколь не выйдетИ земли не озарит.Встань, прекрасная Катрица,Встань, жемчужина любви!Обрати к нам, как денница,Очи томные свои.Пусть роскошные мечтаньяВ взоре плавают твоемИ, как в первый день созданья,Радость царствует на нем!Не таись, звезда востока,Под ревнивой пеленой,Светлооких дев ПророкаПристыди своей красой!<1836>«Однообразные досуги…»
Однообразные досугиСменили бешенство страстей;Без вдохновенья, без подругиПроходит время юных дней.Я свыкся с хладной тишиною,Душа печальна и нема.Живу в забвеньи сиротою,Нет грез для сердца и ума.Когда ж опять во мне проснетсяПорыв любви, порыв весны?Когда же чувство отзоветсяНа глас знакомой старины?Мое молчит воображенье,Как льдом покрытая река.Приди, былое наслажденье,Рассей младого старика.Вторая половина 1830-х годовБарон Брамбеус
Баллада
До рассвета поднявшись, перо очинилНечестивый Брамбеус барон.И чернил не щадил, _сих_ и _оных_ бранилДо полудня без отдыха он;Улыбаясь, привстал и тетрадь отослалВ типографию к Працу барон.В ней он Греча ругал, но под видом похвал,Рассмотрев с _тех_ и _этих_ сторон.Фантастический бес в кацавейке своей,Потирая руками, гулял.Слышен стук у дверей, и на зов «Ну, скорей!»В кабинет Тимофеев вбежал."Подойди, мой урод, ты мой виршник плохой!Ты три года мне друг и родня.Будь мне предан душой, а не то – черт с тобой!Пропадешь ты как пес без меня.Я в отлучке был день. Кто у Смирдина был?На меня не точили ль ножи?И к кому он ходил, и хлеб-соль с кем водил?Что заметил – мне всё расскажи".– "Без тебя, мой барон! непогода была;Целый день наш купец хлопотал —И реформа пошла – Смирдина все делаПолевой обрабатывать стал.Тихомолком пробрался я к ним в кабинетИ вникал в их преступную речь.Передать силы нет Полевого совет!..Вдруг дверь настежь – и входит к ним Греч.И, ему поклонившись почти до земли,Наш Филиппыч осклабил уста…Тут беседы пошли, и – поверишь – нашли,Что твой ум и ученость – мечта!Что ты Смирдина скоро в банкротство введешь,Что его ты Султан Багадур,Что ему ты всё врешь, празднословишь и лжешь,Что богат он и глуп чересчур,Что бесстыдным нахальством ты всех оттолкнул,Что откармливал только себя,Что ты сих обманул и что оных надул,Что надежда плоха на тебя…И спасенья у них умолял наш Смирдин.Призадумался Греч с Полевым.«Ты наш друг, ты наш сын», – возглашает один,И другой повторяет за ним:"Пусть от злости зачахнет ехидный барон,Но ты честен, желаешь добра,И теперь ты спасен, и не страшен нам он,Обличить самозванца пора!"Тут взялися за трости, за шляпы ониИ домой поспешили бежать.Вспомня старые дни, со мной стены одниО суетности стали мечтать".И Брамбеус барон, поражен, раздражен,И кипел, и горел, и сверкал;Как убитый был он, злобный вырвался стон:"Он – клянусь сатаною! – пропал!..Но обманут ли не был ты глупой мечтой,Например, хоть мистерий твоих?Ты невольно порой – ах, раздуй их горой! —С панталыку сбиваешься в них".– "Не мистерилось мне, не писал я пять дней,И всё видел и слышал я сам,Как он стал веселей, проводивши гостей,Как он гнул непристойности нам.Если ты не покажешь свой гнев, свою властьСмирдину и клевретам его,Я предвижу напасть: нам придется пропасть,Нам не будут платить ничего.Но бороться опасно – могуч Полевой,И опасен бывает и Греч!Не рискуй же собой, мой барон удалой!Ведь тебя им, как плюнуть, – распечь!Оба бойко владеют пером и умом,Их привыкли давно уважать,И живут хоть домком, да нажит он трудом,А не так… но зачем пояснять!Что сказал я, то знаю, – ты понял, барон?Ведь слова непритворны мои.Ты отвесь им поклон, так не выгонят вон,А не то нас отлупят они"."Ах ты, Миф Тимофеич! Из лыка ты сшит.Ты мне смеешь советы давать!Во мне ярость кипит: пусть Смирдин задрожит,Я его поспешу покарать.Кто Брамбеус – изменнику я покажу.Будь свидетелем мести моей!Я язык привяжу, дружка спать уложу.В путь-дорогу сбирайся скорей!""Я не властен идти, я не должен идти,Я не смею идти! – был ответ. —Что шуметь без пути! Да и ты не кути!" —И бежит без оглядки поэт.Сел в коляску барон – кони борзые мчатИз Почтамтской на Невский его.Часу мщения рад… В беспорядке наряд,И мутится в глазах у него.Вот подходит к крыльцу, вот уж он на крыльце,Вот в знакомый вбежал магазин,Вытер пот на лице… Нет лица на купце:Душу в пятки упрятал Смирдин.«Я с тобою опять, друг почтеннейший мой!»– «В добрый час, благородный барон!»– "Ты в чести стал большой. Что, здоров Полевой?Ну, скажи мне, что делает он?"От вопроса Смирдин изменился лицом —И ни слова. Ни слова и тот!Что-то будет с купцом? Счет плохой с наглецом,Он же кстати и счет подает.Содрогнулся Смирдин, и в очах меркнет свет:Счет ужасен! "Что будет со мной?Дай один мне ответ: ты мне сбавишь иль нет?"Но Брамбеус затряс головой."Беззаконную черти карают приязнь,Нашей дружбе с тобою конец!Ты изведал боязнь и ужасную казньЗаслужил, вероломный купец!"Он тяжелою шуйцей коснулся столаИ в минуту замок надломал,Где наличность была – всё десница взяла,А Смирдин «караул!» закричал…И в столе пустота роковая видна,Счет ужасный лежит там один…Прост наш голубчик! В том только вина.И закрылся с тех пор магазин.Есть в больнице «Скорбящих» недавний жилец:Он дичится, на свет не глядит;С ним ужасен конец; страшен он, как мертвец,Он без умолку всё говорит:"Был богат, был богат, а теперь разорен!На козла бы его да под кнут!Не барон, не барон, не Брамбеус, а он —Лишь мошенник, отъявленный плут!"Есть на Невском проспекте огромнейший дом:Громобоем хозяин живет.Каждой ночью и днем зло пирует он в немИ, вдобавок, журнал издает…Сей счастливец богатый и пышный, – кто он?Кто больницы «Скорбящих» жилец?То поляк нечестивый – Брамбеус барон,То Смирдин, наш известный купец!1838 или 1839Песня ямщика
Аль опятьНе видатьПрежней красной доли?Я душойСам не свой,Сохну как в неволе.А бывалЯ удал!С ухарскою тройкойПонесусьИ зальюсьПесенкою бойкой!Не кнутом,ПоведемТолько рукавицей —И по пням,По холмамМчат лошадки птицей!Ни с слезой,Ни с тоскойМолодец не знался, —ПопевалДа гулял…Вот – и догулялся!Уж дугуНе смогуПерегнуть как надо;Вожжи врозь,Ну хоть брось!Экая досада!Ночью, днемОб одномТяжко помышляю,Всё по ней,По моейЛапушке страдаю!..Аль опятьНе видатьПрежней красной доли?Я душойСам не свой,Сохну, как в неволе.<1840>Автоэпиграмма
Бахтурин, переплыв чрез АхеронИ выпрыгнув из лодки,Тотчас же спросит: "Эй, Харон!Где здесь трактир, чтоб выпить водки?Песня цыганки
Уж как пал на сине море,Уж как пал седой туман;Налегло на сердце горе,Разлюбил меня цыган!Но с рассветом солнце красноСнова п_о_ небу пойдет,Снова море будет ясно,Снова влагою блеснет!..Для цыганки черноокой,Видно, солнцу не всходить,Изнывать в тоске жестокойДа горючи слезы лить!Ты куда, куда сокрылося,Беззаботное житье?Что так бурно закатилося,Солнце красное мое?Уж как пал туман на море,Уж как пал седой туман;Налегло на сердце горе,Разлюбил меня цыган!