История Русской Церкви в период постепенного перехода ее к самостоятельности (1240-1589). Отдел первый: 1240-1448

Правило митрополита Максима, разосланное по всей Русской Церкви, конечно, имело обязательную силу для всех ее членов и в продолжение почти целого столетия мы не встречаем у себя никаких новых разногласий и толков касательно поста, которые бы потребовали решения высшей церковной власти. Уже к митрополиту Киприану (1390–1405) обращался какой-то игумен Афанасий с вопросом: следует ли или как следует поститься на Усекновение главы Иоанна Предтечи, на Воздвижение Честного Креста и в день святой Параскевы? И митрополит отвечал, что в первые два праздника не должно есть ни мяса, ни молока, ни рыбы, а в день Параскевы пост не положен, разве только день этот придется в среду или пяток. Митрополит Фотий в своем окружном послании ко всему русскому духовенству, убеждая пастырей, чтобы они учили народ свято проводить все четыре поста, установленные апостолами: пост Великий, Петровский, Успенский и Рождественский, – счел нужным напомнить, что во все дни Великого поста надобно соблюдать сухоядение и только в субботы и воскресные дни, также в Цветную неделю и на Благовещение разрешается рыба и что сухоядение должно быть соблюдаемо в продолжение всего года в среду и пяток, а иногда и в понедельник, кроме Великих недель – по Воскресении Христовом, по Рождестве Христовом, по Сошествии Святого Духа и недели пред мясопустом, в которые не положено поститься, а разрешается во все дни есть мясо. «Я слышу, – присовокуплял митрополит, – что некоторые из вас едят мясо на Преполовение в среду и на Введение Пречистой Богородицы: ино то не положено от св. Церкви, итого бы вперед не было… Также на Воздвижение Честного Креста и на Усекновение главы Иоанна Предтечи мяс не есть, но сухоядение». В 1416 г. тот же митрополит в послании к пастырям псковской Церкви объяснял, что от Рождества Христова до Крещения следует есть мясо не двенадцать дней сряду, как они писали, а только одиннадцать, в двенадцатый же день, накануне Богоявления, не положено есть ни мяса, ни рыбы, кроме сухоядения. «А что пишите вы, дети, – продолжал митрополит, – что у вас едят мясо и молоко на Преполовение и на Усекновение главы Иоанна Предтечи: ино того бы не было у вас отселе; в те дни правила св. отцов повелевают хранить пост».

III. Богослужебные книги и отдельные чинопоследования

Для совершения богослужения и священнодействий у нас существовал тогда уже полный круг богослужебных книг. Летописец волынский, перечисляя разные пожертвования на храмы Божии галицкого князя Владимира Васильковича, жившего еще в XIII в. († 1288), между прочим, говорит, что он пожертвовал в любомльскую Георгиевскую церковь: два Евангелия апракос. Апостол апракос, Прологи за все двенадцать месяцев, Минеи также за двенадцать месяцев. Триоди, Октоих, Ирйологий, Служебник, Молитвенник и еще особо молитвы вечерние и утренние. Здесь, конечно, перечислены не все богослужебные книги, а только главнейшие или нужнейшие, но в числе их стоят и такие, приобретение которых, по самой их обширности, было наиболее трудным. Но важнее для нас то, что мы и ныне можем указать в наших библиотеках, насколько они нам известны, более 50 Евангелий апракос, употреблявшихся в тот период, до 20 Служебников, более 10 Октоихов и Трефологиев, по 8 Апостолов служебных и Псалтирей, по стольку же Уставов церковных и Триодей постных, по 6 Требников и Триодей цветных. Минеи месячные за все двенадцать месяцев, а за некоторые месяцы по нескольку экземпляров; по одному, по два, по три, по четыре и более – Часословов, следованных Псалтирей, Шестодневов служебных, Паремейников, Параклитов, Канонников, Стихирарей, Ирмологов. Обиходов церковных и некоторых отдельных чинопоследований. Без всякого сомнения, не все церкви, особенно сельские и бедные, в состоянии были иметь у себя такое множество богослужебных книг, когда списывание их требовало много времени и уменья, а приобретение – значительных издержек. Подобные церкви неизбежно должны были ограничиваться самыми необходимыми книгами и могли обходиться, например, без многотомных месячных Миней, пользуясь только Минеями праздничными, или Трефологиями. Но церкви богатые, особенно кафедральные соборы и людные монастыри, могли приобретать себе все богослужебные книги, некоторых даже не по одному экземпляру. И большая часть этих книг, доныне уцелевших, как оказывается, действительно написаны в монастырях и при епископских кафедрах. Наши архипастыри считали одною из существенных своих обязанностей списывание и распространение богослужебных книг. Новгородский архиепископ Моисей нарочно отыскивал и собирал к себе многих писцов, давал им жалованье и чрез них переписывал многие святые книги для снабжения церквей. Некоторые из этих книг, переписанных повелением Моисея или приобретенных им, сохранились до настоящего времени. Немало также сохранилось книг, переписанных повелением и других Новгородских владык: Давида, Алексия, Иоанна II и особенно Евфимия. Перепискою богослужебных книг у нас занимались и иноки, и лица белого духовенства, и миряне, иногда даже князья, как Владимир Василькович галицкий. Некоторые посвящали этому занятию всю свою жизнь. По трудности приобретения этих книг они ценились очень высоко, и пожертвование той или другой книги в какую-либо церковь считалось важным вкладом. Не ограничиваясь отечеством, иные отправлялись на Афон, в Константинополь и там или приобретали богослужебные книги покупкою, или списывали их. Стефан Новгородец, бывший в Царьграде (около 1350 г.), встретил там двух земляков своих – Ивана и Добрилу, весьма искусных книгописцев, которые проживали в Студийском монастыре, занимаясь списыванием книг Святого Писания, и свидетельствует, что из того монастыря посылаемо было в Русь много книг, каковы: Устав, Триодь и иные.

В числе богослужебных книг и чинопоследований, какие переписывались тогда у нас и по временам приносимы были к нам из Греции, большею частию находились те самые, которые употреблялись в Русской Церкви и до монголов. Но встречаются и новые, хотя очень немногие, явившиеся у нас собственно в настоящий период. Здесь прежде всего можем назвать устав Иерусалимский святого Саввы. В прежние времена мы видим у себя только устав Студийский, и он не терял в России своего значения даже в XIV в., по крайней мере, тот устав, который, по словам Стефана Новгородца, был переписан около 1350 г. в Студийском монастыре и послан в Россию, всего скорее мог быть Студийский. Но уже с XIII, а более с XIV столетия у нас, вероятно, начал входить в употребление устав святого Саввы Иерусалимского: по крайней мере, в библиотеках наших сохранились списки этого устава, один XIII и два XIV в., и кроме того, от XIV же века сохранился Часослов, заключающий в себе «службу нощную и дневную по Уставу преподобного отца нашего Саввы». В самом начале XV столетия (в 1401 г.) приобретен был в Константинополе для России каким-то Афанасием еще список Иерусалимского устава, с которого в 1409 и 1428 гг. сняты были у нас две копии. Затем списаны такие же уставы в Троицко-Сергиевом монастыре (1429), в Твери (1438) и в Новгороде при владыке Евфимии. В списки устава XV в. уже внесены и так называемые Марковы главы, или правила иеромонаха Марка относительно Господских и Богородичных праздников. Из отдельных церковных чинопоследований, песней и молитв, перешедших тогда к нам из Греции в славянских переводах или у нас переведенных, известны следующие: 1) канон на исход души, творение Иоанна Евхаитского († 1100); 2) два канона Григория Синаита († около 1310 г.): а) канон умилительный к Господу Иисусу Христу и б) канон святым отцам, помещенный в собственноручной Псалтири митрополита нашего Киприана; 3) акафисты, или «икосы, подобнии акафисту», Константинопольского патриарха Исидора (1347–1349): а) акафист архистратигу Михаилу, б) акафист святому Иоанну Предтече и в) акафист святителю Николаю Чудотворцу; 4) каноны Константинопольского патриарха Филофея (1354, 1362–1376): а) канон молебный Господу Иисусу во время междоусобной брани, переведенный митрополитом нашим Киприаном, б) канон к Господу Иисусу и Его Пречистой Матери «на поганыя», переведенный также Киприаном; 5) молитва особая Святому Духу в день Пресвятой Троицы того же патриарха Филофея, помещенная в Служебнике митрополита Киприана. Очень вероятно, что вместе с тем сделались у нас известными в славянском переводе и некоторые другие каноны и молитвы этого знаменитого патриарха.

В самой Русской Церкви составлены в монгольский период только три церковных службы и последования: это служба, или канон, святителю Петру Прохора, епископа Ростовского, о которой мы уже упоминали; последование похвальное Пресвятой Богородице 26 августа, вдень Сретения Ее чудотворной иконы и избавления от нашествия агарян и канон святителю Алексию по случаю открытия святых мощей его архимандрита Питирима, впоследствии епископа Пермского († 1455). Все эти три службы отражают в себе до некоторой степени обстоятельства времени своего происхождения. Канон святому Петру, написанный в период еще самого сильного преобладания монголов над Россиею, проникнут весь пламенною молитвою об избавлении от агарян. Сочинитель и призывает верных к духовному торжеству, и восхваляет добродетели угодника Божия, и прославляет его чудеса, и молит его о духовных благах, но чаще и более всего выражает пред ним вопль земли Русской, стонавшей под тяжелым игом иноплеменников. «Разруши злочестивыя агарян коварствия, присноблаженне, – взывает песнописец, – сокруши агаряны и вся супостаты безбожныя, преподобне Петре… и илу их, борющую ны, немощну покажи…» Или: «Вооружаются на люди твоя смиренныя, святителю, сынове агарини: сокруши тыя невидимою силою молитв твоих…» И еще: «Храни град твой, святителю Петре, от безбожных и чужеверных нахождений… И ныне, владыко, не отходи духом от нас, молитву за ны творя к Богу, яко да избавить ны от насилия безбожных агарян, врагов наших…» и под. В чинопоследовании на 26 день августа, писанном уже после Куликовской битвы и после нашествия Тамерланова (1395), хотя слышится еще тот же вопль сынов России и повторяется не раз та же мольба о «низложении агарян и о спасении от пленения поганых», но гораздо более и явственнее выражается уже чувство торжества над ними заступлением Богоматери, несравненно чаще прославляются Ее чудеса и благодеяния земле Русской. Наконец, в каноне святителю Алексию, составленном около 1440 г., если и встречаются два-три раза выражения: «Избави ны от враг наших… избави от нашествий противных», но вовсе не упоминается даже имени агарян и преимущественно воспеваются только благодеяния и чудеса новоявленного угодника. Кроме трех служб, или последований, церковных, явившихся у нас в то время, мы должны упомянуть здесь еще о тропарях и кондаках чудотворцам русским: святому князю Михаилу Черниговскому и боярину его Феодору и преподобному Сергию Радонежскому, также о «Разрешительной молитве» митрополита Киприана, которую написал он в Луцке и в первый раз прочитал над гробом луцкого князя Димитрия, и о «Стихе», или стихире, на Успение Пресвятой Богородицы митрополита Григория Самвлака, сохранившемся в некоторых рукописных Стихирарях.

Умножались у нас богослужебные книги или, точнее, списки богослужебных книг, но с тем вместе умножались и разности в этих книгах и неисправности. При сличении нескольких списков служебного Евангелия и Апостола XIII и преимущественно XIV в. найдено, что хотя основной греческий текст и славянский перевод почти во всех этих списках один и тот же, но во всех находятся и исправления перевода, сделанные по иным чтениям греческого текста, тоже различным между собою. Иногда эти исправления сделаны и не по греческому тексту, а по личному разумению исправителей, часто ошибочному, или только по спискам славянским, хотя старейшим, но не всегда верным. Встречаются и произвольные изменения текста, зависевшие от того, что писец или не разбирал, или не понимал слов в подлиннике. От всего этого разнообразие списков Евангелия в XIV в. увеличилось до чрезвычайности: даже ближайшие между собою по времени и месту написания не имеют сходства; а два списка Апостола, писанные в одно время и почти в одном месте, представляются весьма различными. Некоторые списки Евангелия и Апостола оказываются неверными даже самим себе, различно передавая один и тот же текст в разных местах. Не менее разностей находим и в тогдашних Служебниках. По одним спискам, в чине проскомидии говорится только об одной просфоре, из которой вынимается Агнец, а о прочих просфорах вовсе не упоминается; по другим, говорится о трех и о четырех просфорах; еще в некоторых можно различать пять просфор, если даже не более. В одних списках перед началом проскомидии положены две молитвы, в других – три; в одних чин проскомидии изложен очень кратко, в других – полнее и обширнее. Есть список, в котором сделано замечание, не встречающееся в прочих, что просфоры за упокой не должно вынимать, если случится Господский праздник, и есть список, в котором сказано, что после священника и диакон берет просфору и святое копие и поминает, кого хочет живых, а на другой просфоре усопших. А одни и те же молитвы в разных списках не только различаются неодинаковостию перевода, но и вставками слов и искажениями. Не перебирая всех других богослужебных книг, заметим еще об одной из них, весьма важной, – Типиконе, или Уставе, которая показывает самый образ совершения церковных служб и составляет главное руководство при общественном богослужении. Излишне было бы говорить о тех неизбежных разностях, какие должны были существовать между списками двух различных уставов – Студийского и Иерусалимского, у нас употреблявшихся. Мы укажем только для примера на две немаловажные разности в списках одного и того же устава Иерусалимского, именно: в списке 1408 г. и в списке XV же века, без означения года. В последнем списке, так называемом месяцеслове, части самой обширной, порядок служб на все числа двенадцати месяцев излагается гораздо подробнее и обширнее, нежели в первом, и сделаны замечания о чтениях из святых отцов в те или другие дни, чего нет в первом списке. А в последовании на святую Четыредесятницу в том же последнем списке переписчик не довольствуется только перепискою устава Иерусалимского, как читается он в первом списке, но излагает много соображения о разных предметах, сводит места из святых отцов, правила соборные, иногда сравнивает уставы Студийский, Афонский и другие и потом выражает собственное мнение. Вообще, не из чего не видно, чтобы у нас приняты были какие-либо определенные образцы или подлинники, с которых все были бы обязаны переписывать богослужебные книги и по которым могли бы потом поверять их. А всяк списывал как приходилось с тех рукописей, какие признавал лучшими или какие попадались под руки, дома ли – в своем отечестве, или в Царьграде, или на Афоне. Одни ограничивались простою перепискою книг, а другие позволяли себе при этом исправлять перевод то по греческому тексту, то по старейшим славянским спискам, то даже по одним своим догадкам и иногда привносили в рукописи дополнения из других источников. Сколько ж еще разностей должно было войти в наши богослужебные книги от одного переписывания их, продолжавшегося не десятки только лет, а целые столетия! Сколько описок, недописок, пропусков и вообще погрешностей, которые неизбежно могли происходить частию от невнимательности и неосмотрительности переписчиков, частию от их непонимания и невежества, частию даже от их суемудрия, своеволия и подобных причин!

Как бы то ни было, впрочем, но разности в наших богослужебных книгах несомненно существовали, и эти разности естественно могли приводить к недоумениям и возбуждать вопросы. Такие вопросы действительно раздавались иногда и требовали решения самих митрополитов. Например, один из игуменов по имени Афанасий спрашивал митрополита Киприана между прочим о том, как и где следует читать Евангелия Великого Четверга или сколько молитв вечерних и утренних. И первосвятитель отвечал на эти вопросы, что помянутые Евангелия, все, от первого до последнего, священник должен читать на святом престоле и в полном своем облачении и что на вечерни молитв 6, затем седьмая выходная, осьмая по окончании вечерни и по возглашении, а на заутренях молитв 11 и двенадцатая после «Хвалите Господа с небес» на главопреклонении. Равным образом митрополита Фотия спрашивало все псковское духовенство, как должны быть приготовляемы святые Агнцы для Преждеосвященных литургий и как петь «аллилуиа». На первый вопрос святитель отвечал подробным наставлением. А на последний, который получил впоследствии такое значение в деле нашего раскола, дал следующее правило: «Сице глаголи: слава Отцу и Сыну и Святому Духу и ныне, и присно, в веки веком, аминь; аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа, слава Тобе Боже; аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа, слава Тобе Боже; аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа, слава Тобе Боже». С подобными же вопросами, конечно, могли обращаться духовные лица и к своим епархиальным архиереям и получать от них разрешения. Нельзя допустить, чтобы наши тогдашние иерархи, особенно митрополиты, не видели разнообразия и других недостатков, существовавших в наших богослужебных книгах, и не сознавали потребности принимать против этого какие-либо надежные меры. Но в то время, когда у нас еще не знали книгопечатания, при крайнем недостатке просвещения в нашем духовенстве и между лицами, занимавшимися перепискою книг, трудно было придумать и особенно приложить на деле такие меры. Всего вероятнее, что из сознания этих-то недостатков святой митрополит Алексий решился сам исправить или вновь переложить с греческого весь Новый Завет, как свидетельствует его сохранившийся автограф, хотя труд святителя, совершенный келейно, и не оставил видимого влияния на улучшение тогдашних списков Евангелия и Апостола. По тому же побуждению святой митрополит Киприан сам вновь перевел с греческого языка Служебник, и, несмотря на то что он не сделал обязательным для всех списывать именно с его Служебника, а заметил только в своей приписке: «Аще кто восхощет сея книги преписывати», тот должен не изменять в ней ни одного слова, ни одной даже черты, однако ж мы знаем, что с этого Служебника действительно снимались списки, дошедшие и до нас от XV в. Кроме того, из послания митрополита Киприана к псковскому духовенству известно, что он отправил в Псков верные списки литургии и других церковных чинопоследований: крещения, браковенчания, освящения воды в 1 день агуста, обряда православия, совершаемого в первую неделю Великого поста, и обещал исподволь переписать и переслать туда же и другие нужные книги. То, что делал святитель этот для псковского духовенства, он мог делать и для других епархий, а тем более для церквей своей собственной епархии. Может быть, и владыка Новгородский Моисей, когда нанимал многих писцов для снабжения богослужебными книгами святых храмов, имел в виду преимущественно ту цель, чтобы распространить более однообразные списки, сделанные по лучшим и вернейшим рукописям.

IV. Святые таинства и другие священнодействия

Но не от одного недостатка богослужебных книг во многих, особенно бедных, церквах, не от одних разностей в списках этих книг могли возникать тогда у нас недоумения и вопросы относительно тех или других частей богослужения и происходить разности и неисправности в самом совершении священнодействий, а вместе – и от невежества, и от нерадения совершителей богослужения, и иногда от некоторых новых случаев в церковно-богослужебной практике, на которые не существовало определенных правил. Для решения такого рода недоумений и вопросов, действительно возникавших, для устранения такого рода разностей и неисправностей в совершении таинств и прочих священнодействий, действительно обнаруживавшихся, и направлены были преимущественно правила Владимирского Собора (1274), ответы Константинопольского Собора на вопросы Феогноста, епископа Сарского (1301) и некоторые послания митрополитов наших Киприана и Фотия.

Таинство крещения иногда совершалось у нас чрез обливание. Противэтого восставали и Собор Владимирский, и митрополиты Киприан и Фотий и предписывали, чтобы крещение совершаемо было непременно чрез троекратное погружение с произнесением слов: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь». Обливание допускалось только в случаях крайней нужды. Константинопольский Собор на вопрос Феогноста, как поступать, если пожелает креститься какой-либо татарин, а сосуда большого для погружения его не будет, отвечал: в таком случае можно крестить его и чрез троекратное обливание. Новорожденных детей Фотий заповедовал крестить неотложно, чтобы какое-либо не умерло без крещения. При крещении требовались, по наставлениям Киприана и Фотия, или только один кум, если крестилось дитя мужеского пола, или одна кума, если крестилось дитя женского пола, а иметь для одного дитяти кума и куму вместе или двух кумов не позволялось. Феогност спрашивал: если будет нужда при смерти, а не случится ни святителя, ни иерея, кроме причетника, можно ли ему крестить? Собор отвечал: подобает. Еще спрашивал Феогност, сколько раз надобно произносить молитвы при крещении человека и должно ли совершать крещение многим священникам или одному. Ответ Собора был: один должен читать молитвы и один крестить. Если случится много детей и много иереев, пусть каждый крестит особое дитя. Если много будет детей, а священник один, пусть прочтет молитвы разом над всеми детьми и каждое погружает особо по трижды, произнося: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа». На вопрос игумена Афанасия, можно ли крестить несколько человек вместе и в одной купели, Киприан отвечал: можно и в одной купели в один и тот же день крестить и двух, и трех, и более, только над каждым особо надобно прочитать запретительные молитвы и совершить отрицания. Малые дети обоих полов могут быть крещены в одной купели, только сперва дети мужеского пола, потом женского. Но если дети будут уже взрослые, то не следует крестить женский пол там же, где и мужеский, а отдельно, причем не должны находиться мужчины, а только прислуживающие женщины.

Таинство миропомазания также по местам и иногда совершалось у нас неправильно. «Мы узнали, – говорили отцы Владимирского Собора, – что некоторые по неразумению и темному смыслу смешивают Божественное миро с маслом и так мажут по всему телу крещаемого, забывая правило (48) Лаодикийского Собора», и постановили: миром надобно помазывать особо и маслом особо. По оглашении пусть мажут крещаемого деревянным маслом и только на челе, очах, ушах, ноздрях и устах. Потом пусть крестят чрез троекратное погружение и уже после крещения пусть помазуют святым миром те же самые чувства: очи, уши, ноздри и уста. Псковские священники во дни Фотия по небрежности употребляли иногда при миропомазании миро латинское, а потому он строго заповедовал им: «Крещения творите по правилам св. отец, не обливайте водою, но погружайте в воде… да потом мажите миром великим, еже идет изо Цариграда, еже искони оттуду приясте по роду православныя веры». Это показывает, что святое миро приготовлялось не у нас для всех церквей России, а искони получалось из Греции.

При совершении таинства покаяния Киприан заповедовал, чтобы отцы духовные после положенных пений и чтений испытывали кающихся со всем вниманием, особенно священнослужителей и иноков, и потом налагали епитимии, судя по возрасту каждого и устроению, по разуму или неразумию, волею ли кто согрешил или неволею и прочее. А детям духовным тот же митрополит запрещал оставлять без вины духовного своего отца и переходить к другому.

Для совершения таинства Евхаристии и Божественной литургии требовалось приличное вещество: хлеб и вино. Приготовление хлеба, или печение просфор, Константинопольский Собор предоставлял вдовице, если она будет чистого жития, или уже старица, или пострижется в монашество. А Киприан повелевал, чтобы проскурницами были или девственницы, или однобрачные, но отнюдь не двубрачные и не троебрачные. На вопрос Феогноста, можно ли совершать Евхаристию на сухой виноградной ветви, последовал соборный ответ: если где в какой-либо земле вовсе не будет вина, то пусть выжмут новую виноградную ветвь и служат, а не сухую. Служить же литургию без вина, говорил Киприан, и заменять вино чем-либо другим есть великое беззаконие. В новгородских пределах диаконы вынимали Божественный Агнец и прежде попов просфоромисали, а потом приходили просфоромисать попы. Собор Владимирский, ссылаясь на 26 правило Лаодикийского Собора и 23 Никейского, повелел: диаконам не вынимать Агнца, а священникам. И митрополит Киприан подтверждал в свое время: диакону не следует просфоромисать, он есть слуга и попу не равен. На вопросы Феогноста относительно Агнцев и вина Цареградский Собор отвечал: можно служить не только на одном, но и на двух и на трех Агнцах, если случится быть многим священникам; но только, когда бывает святое возношение, пусть взимается (возносится) один Агнец великий, да тем возношением освятятся и все прочие. Новорукоположенному при этом священнику следует давать часть не от великого Агнца, а от прочих, которые будут на иных дискосах. Если случится, что мышь начнет Агнец, то должно служить на нем, хотя бы осталась одна четвертая часть его. Если пресвитер забудет влить вина или воды в потир и вспомнит об этом среди службы, то пусть тотчас вольет вино и воду и продолжает службу, а не начинает снова. Для совершения таинства Евхаристии у нас всегда считали, по древним правилам, необходимым освященный антиминс. Но псковские священники во дни Киприана думали, что довольно для этого иметь часть антиминса; потому разрезывали каждый антиминс на четыре части и раздавали по церквам. И страннее всего то, что поступать так приказал им сам владыка Новгородский (Иоанн II). Назвав это делом неправым и пагубным, Киприан послал в Псков 60 новых антиминсов и заповедал духовенству вперед не разрезывать их, а употреблять в том виде, в каком они освящены. Преподавать святую Евхаристию имеют право только епископы и священники, но в случае нужды, если при умирающем человеке не будет ни епископа, ни священника, Константинопольский Собор разрешал приобщить больного и диакону. Кому преподавать это таинство? Всякому крестившемуся, и тотчас после крещения и миропомазания, постановил Собор Владимирский, а Киприан писал: всем христианам достойным. Татям же, душегубцам и вообще грешникам нераскаянным не давать причастия, говорил он, разве только при смерти, и то если покаются. Равно и митрополит Фотий повелевал лишать причастия неисправимых сквернословов, живущих с женами без благословения Церкви и вступивших в четвертый брак, а троеженцев лишать только на пять лет и тех, кто убьет кого-либо на поле (на поединке), – на 18 лет. Родившимся немыми и онемевшим давать причастие только судя по их доброй жизни, хождению во храм Божий и признакам покаяния. Запасные Дары Тела Христова Константинопольский Собор благословлял брать с собою и в путь, разумеется на случай нужды. Что касается до того, в какие дни совершать ту или другую литургию, Киприан писал: «Служба Василия Великого начинается со второй недели поста. А в неделю сыропустную – служба Златоуста и в неделю православия, когда читается синодик, потому самому служба Златоустова. От второй же недели Великого поста во всякую неделю служить службу Василия Великого, только на Вербное – Златоустову. Накануне Рождества Христова и накануне Крещения – служба Василиева. Многие и на праздник самого Василия Великого ради чести служат его службу. В среду же и пятницу масляной недели нет никакой службы, но только часы с вечернею, так же и в Великую Пятницу». Митрополит Фотий наставлял псковских священников: «Если Сретение Господне или Обретение главы Иоанна Предтечи причтется в среду или пяток сыропустной недели, то совершать литургию святого Иоанна Златоуста. Равно, если Благовещение Пресвятой Богородицы причтется в Великую Пятницу, или в неделю цветную, или в понедельник, вторник и среду, то петь литургию Златоуста. А если оно причтется в Великий Четверток или в Великую Субботу, тогда петь литургию Василия Великого».