В сознание…

Закипела вода. Артур встаёт, подходит к чайнику, снимает его с подставки и предлагает Виктору чашку. Тот отказывается, и старик наливает себе, продолжая рассказ.

– Однажды ночью кто-то увидел, как пыльца окутала человека и проникла в него через рот и нос. Она не вышла обратно. Все решили, что он умер, и доставили тело в поселение. Но через несколько часов, уже на столе у патологоанатома, он поднялся. Это был уже не тот человек, которого знали. Его изолировали, пытались понять, что с ним произошло. Первое время он говорил невнятно, словно проходил внутренний процесс перестройки. Потом начал говорить без остановки, выдавая себя то за одного, то за другого из пропавших ранее. Позже он замолчал, а ещё спустя время попытался бежать. При побеге его убили. Самооборона. Вот смотрите.

– Значит эксгумацию делали, – заключает Виктор.

Комендант, поставив чашку с чаем на край своего стола, начинает искать что-то под кучей бумаг. Наконец достаёт старый планшет.

– Насколько я знаю, делали, – ворчит Артур, пока пытается включить оборудование. – Как и многим другим, которых вылавливали позже, но ничего аномального найдено не было. Будто они были обычными людьми. Подробнее вам позже расскажет наш главврач Сэм.

С облегчением вздохнув, что тот включился, старик, нервничая начинает что-то искать. Повторяет всё это время:

– Минутку, минутку.

Наконец находит.

– Вот оно! Это написано в рабочем дневнике тогдашнего коменданта, – Артур читает: – «Двадцать три. Ноль семь. Две тысячи четыреста двадцать девять. Вчера, когда…» А нет, не то. Это про цветы… Вот. «Семнадцать. Одиннадцать. Две тысячи четыреста тридцать. Когда он поднялся на столе у патологоанатома, глаза его были мутными, как у трупа, но при этом зрачки реагировали на свет, хоть и с задержкой, словно сигнал до мозга доходил не сразу…» и «Движения были резкими и неестественными, суставы работали в непривычной амплитуде, как у человека, который никогда не учился ходить, но знает как». Вот ещё: «Тридцать. Двенадцать… Он не узнаёт никого, кто к нему подходит, даже свою дочь Клару. Реагирует только на резкие звуки, бросаясь в их сторону с такой скоростью, что кажется, мышцы порвутся изнутри. Мы держим его взаперти, но даже через стены слышно, как он царапает ногтями металл, пока не сотрёт их до крови. Иногда он замирает на долгие минуты, стоя лицом к стене, и тихо шевелит губами, будто разговаривает с кем-то, кого мы не видим».

– Любопытно, – Виктор хмурится.

– Со временем эти существа начали объединяться в группы, нападать на поселение, похищать людей и превращать их в себе подобных. Предки узнали, что они появляются и исчезают по определённым циклам, высаживают эти растения и ухаживают за ними. Тогда часть совета старейшин вместе с комендантом Ри решили построить бункер. Они понимали, что может наступить момент, когда оставаться в городе будет невозможно. И когда очередной весной мутные появились снова, администрация поселения вывела из города группу колонистов, кого смогли убедить, и заперлись здесь, взяв всё, что смогли – оборудование, запасы, инструменты. С тех пор прошло много лет, и многое в хронологии уже трудно восстановить.

– Подождите, значит эти душеглоты, как вы их называете и сами мутные, появились в период с две тысячи четыреста двадцать девятого по тридцатый годы? То есть через… – Виктор считает, – семьдесят лет после приземления?

– Верно. Наши предшественники писали в своих записях, что беда пришла не сразу. Город то к тому времени разросся, детей рожали много, счёт шёл на тысячи. А в первый год пропало столько людей, что улицы пустели к вечеру. Потом они брали по одному, по два за сезон, где больше, где меньше, и предки понимали, что это надолго.

– Если город к тому времени уже жил в полную силу, значит, первая волна съела не десятки. Это были сотни. Их сейчас действительно больше тысячи.

– Мы точно не знаем, но в город возвращается гораздо меньше… – Комендант замолкает, погружаясь в свои мысли.

В этот момент дверь без стука открывается, и в комнату входит полная женщина, толкая перед собой тележку с накрытым обедом. Она говорит громко, не принимая отказа, и быстро расставляет на столе тарелки и миски. Запах еды наполняет помещение, и Виктор понимает, что голоден.

– Зима уже на подходе, – говорит Артур, – значит, они скоро уйдут, и мы сможем спокойно выйти наружу.

– А как они за столько лет не нашли ваше укрытие? – спрашивает Виктор. – Этот бункер?

Артур всерьёз задумывается над этим вопросом.

– Они будто и не очень-то искали…

– Вы брали пленных? Допрашивали? Может, кто-то слышал их разговоры? Или не знаю…

– Разговоры? Нет-нет! Что вы, консул… Виктор, они не разговаривают. По-настоящему, как люди. Не умеют вести диалоги. – отвечает с набитым ртом Артур. – Есть мнение, что они имеют какую-то телепатическую связь между собой. Поэтому тащить их сюда опасно.

– Но, – хочет возразить Виктор, но не решается.

Он не удивляется услышанному от старого коменданта: некоторые особенности поведения, которые он уже успел заметить в поселении, эта теория объясняет. Невербальное общение с использованием телепатической связи не является привычным явлением в человеческом мире. Оно всегда находилось в поле интереса ведущих учёных научно-исследовательских институтов Республики и Консульства, но рассматривалось лишь как гипотеза. Консул считает себя готовым к любой, даже самой невероятной, реальности. Теперь у него нет сомнений в разумности этих существ. Он допускает, что у них могут существовать крупные производственные комплексы, способные выпускать технику и оборудование, и что они умеют их строить и обслуживать. Местные жители за всё время так и не дали им сколько-нибудь точного или общепринятого названия. Виктор не помышляет обвинять в этом поселенцев, которые много лет назад прибыли сюда, чтобы освоить планету и найти новый дом. Но и вторую сторону конфликта трудно однозначно назвать агрессором: вероятнее всего, эти существа жили здесь задолго до людей и имеют полное право считать эту планету своей.

Виктор задаётся вопросом, возможен ли компромисс. Особая цель экспедиций МКА, а затем и РККП всегда заключалась в поиске разумной жизни и установлении контакта. Существуют научные и философские труды, на которых основаны инструкции для первооткрывателей. Но здесь, ситуация кажется патовой. Если для выживания одному виду необходимо уничтожение другого, компромисс невозможен. По крайней мере, сейчас Виктор не может найти его в чертогах своего разума. Остаётся выбор – единственный способ решить конфликт: покинуть планету, что сейчас нереально, или уничтожить противника, что противоречит нормам морали и идеологии Республики и её программам расселения.

Когда позже Виктор пытается поднять этот вопрос, Артур непреклонен. Он видит только уничтожение врага и не задумывается об этике. Виктор понимает, что это позиция не только коменданта, но и большинства жителей убежища. Он чувствует её ограниченность, но, не имея альтернативы, решает промолчать. Пока.

Они ещё долго обсуждают текущую обстановку. Артур говорит подробно, не торопясь, словно проверяя, что каждое слово будет услышано. Он рассказывает, что никто из людей никогда не видел этих существ спящими или ведущими разговор между собой. Что перед тем, как исчезнуть, они сворачивают работу в поселении и на фермах, где выращивают свою неизвестную культуру, усиливают посты, выставляют дозоры на всех подходах. А потом, в одну ночь, уходят все сразу. Исчезают бесшумно, забирая с собой только растения. Город остаётся пустым, но с полными складами, нетронутыми запасами и оборудованием. Через год они возвращаются и повторяют всё в точности, как прежде.

Зимой поселенцы пользуются их отсутствием, чтобы пополнить запасы колонии. Они разгребают склады, забирают провиант из пустых домов, находят оборудование и запасные части для своей техники – всё, что невозможно произвести в бункере. Артур говорит об этом как о привычной необходимости, но Виктор слушает и чувствует, что в этой цикличности есть что-то неправильное. Слишком много припасов оставлено, слишком много техники, которую противник мог бы уничтожить или забрать. Всё это словно подброшено, как если бы кто-то хотел, чтобы люди взяли это и продолжали жить. Только не слишком хорошо. И эта мысль тревожит его сильнее, чем сами рассказы о нападениях.

Комендант смотрит на табло электронных часов, висящих над дверью в кабинет.

– Ого, вот это мы с вами заболтались. Я ведь даже не показал вам остальной наш дом.

– Думаю, у нас ещё будет время, Артур.

– Да, конечно. Пойдёмте, хотя бы покажу вашу комнату. Девочки из хозяйственного отдела должны были уже всё подготовить.

Он набирает на коммутаторе трёхзначный номер. В динамике раздаётся короткий шум соединения.

– Прачечная, слушаю, – отвечает женский голос.

– Это Артур, – устало говорит комендант.

– Да, комендант. Миссис Сьюзи уже ушла, это Мария.

– Мария, девочка моя, комната для нашего гостя готова?

– Конечно, всё давно готово. Миссис Сьюзи оставила одежду, чтобы он мог переодеться, а я уже отнесла чистые полотенца. Хотите, кого-нибудь попрошу проводить консула?

– Нет, внучка, не беспокойся. Я сам провожу и всё покажу. Спасибо, и спокойной тебе ночной смены.

– Спасибо, Артур. И вам тоже.

Артур со скрипом поднимается со стула, указывает на дверь. Они идут по узкому коридору, теперь уже пустому, и выходят в центральное помещение – большой круглый зал под куполом высотой около десяти метров и такого же диаметра. На противоположной стороне Виктор видит трёхметровую арку, за которой уходит вглубь сводчатый туннель длиной метров пятнадцать. Там главный вход в бункер, через который они пришли утром. У входа дежурят двое молодых охранников; они молча приветствуют коменданта и отдельно Виктора.

У шахты лифта Артур дёргает рычаг на стене. Зубчатые механизмы тарахтят, тросы начинают движение, поднимая широкую платформу грузового лифта, на которой легко поместился бы броневик, преследовавший Виктора и ребят вчера вечером. Платформа останавливается, они заходят внутрь. Артур дёргает рычаг вниз, и лифт медленно уходит в шахту. Каждые полминуты из темноты открывается новый боковой туннель. На шестом уровне Артур останавливает платформу.

– Выходя, обязательно снимайте блокировку, – поясняет он, дёргая рычаг у стены. – Иначе никто не сможет воспользоваться подъёмником.

– Понятно, – кивает Виктор, думая, что вряд ли будет им пользоваться.

– С другой стороны шахты есть лестница. – Виктор обратил на неё внимание чуть раньше. – Многим удобнее, но в моём возрасте шесть пролётов вниз – уже испытание, – усмехается Артур, тут же начинает кашлять. – Извините.

– Всё в порядке, – отвечает Виктор.

– Здесь в основном складские и технические помещения. Ночью будет тихо, никто не побеспокоит. Утром приходите в столовую на минус втором, прямо под куполом. Не заблудитесь.

Они доходят до комнаты. Артур толкает незапертую дверь. Помещение раза в четыре больше его кабинета, рассчитано минимум на четверых: у противоположных стен расположены две двухъярусные кровати, нижний ярус одной заправлен, на другой лежат вещи приготовленные некой Сьюзи для Виктора. У дальней стены стоит пустой стол и стул, у входа – металлический шкаф.

– Ну что ж, консул, устраивайтесь поудобнее. Позже мы обязательно доставим вам всё необходимое, что понадобится для комфортной жизни и работы, а пока, если захотите помыться или сходить в туалет, в самом конце коридора есть душевая. Там, думаю, разберётесь, – старик подмигивает Виктору и улыбается.

– Да. Не стоит за меня беспокоиться, Артур, вы и так уже много сделали для меня. Большое спасибо.

– Угу, – отзывается комендант и направляется к двери. На полпути оборачивается, будто хочет что-то сказать, но, передумав, желает спокойной ночи и уходит.

Дверь закрывается, и через какое-то время вдалеке жужжит механизм подъёмника. Виктор остаётся один на один со своими мыслями. Долгое время он молча сидит. Ему даже кажется, что он ни о чём не думает, но вскоре понимает, что это не так. Его снова накрывает страх перед неизвестностью. Он профессионал в своей сфере и всегда чётко знает, как нужно поступать в рамках уже давно утверждённых протоколов. Его работа заключается в контроле чёткого исполнения этих протоколов и решении спорных ситуаций. И все эти решения также должны быть основаны на принципах гуманизма и миролюбия, провозглашаемых всеми институтами в Республике.

Всеобщее благо для каждого – вот основной принцип, проповедуемый человечеством, которое отправило его так далеко. И как теперь это уместить в рамки текущей ситуации? Виктор снова задумывается о первых колонистах, прибывших на планету, заряжённых идеями гуманизма и либерализма. Может, именно этот настрой и подвёл их, оставив в чужих землях беженцами, прячущимися в подземных укрытиях от врага и не имеющими возможности дать достойный отпор. Страх бесполезности, невозможности исправить ситуацию сковывает мысли консула, не давая заглянуть в саму суть происходящего, чтобы понять, что же именно здесь происходит и как это можно исправить.

– Страх – это суперсила, Виктор! – слышит он голос отца, склонившегося над ним. Виктор сидит на корточках в темноте и обнимает руками колени. – Только страх может сделать тебя сильнее и не позволить тебе проиграть. Если бы у людей не было страха, они не смогли бы выжить в этом опасном и злобном мире…

Виктор открывает глаза. Он уснул прямо в одежде, сидя на кровати. Чувствует затёкшие мышцы, неприятную липкость на коже, запах собственного тела, перемешанный с дорожной пылью и потом. Решает, что стоит всё-таки помыться и переодеться в свежее. Встаёт, стягивает с себя всю одежду и аккуратно складывает её на свободной кровати напротив. Берёт чистое полотенце, по привычке прижимает его к лицу, вдыхает запах ткани и оборачивает вокруг талии.

– Ну пойдём посмотрим, что у вас там за душевая, – говорит он вслух сам себе, нарочито бодро, словно оправдывается перед пустотой комнатой, и выходит в коридор.

Тусклый свет редких люминесцентных ламп, прикрученных к потолку, выхватывает куски стен. Коридор тянется вперёд, влажный воздух отдаёт затхлостью. Виктор идёт, оглядывается по сторонам, и, увидев вдали шахту лифта, сворачивает в её сторону. Комната, которую старик назвал душевой, оказывается именно такой, какой он и представлял: к привычному душу не имеет никакого отношения. Больше напоминает казарменную баню, рассчитанную сразу на нескольких человек. Вдоль двух обшарпанных стен стоят высокие деревянные скамейки, а у дальней громоздится большой бак с водой. Вода не свежая, но не воняет, и это уже радует. Возле входа в стопку сложены тазики и ковши.

Виктор вешает полотенце на крючок, берёт тазик, ставит его на скамейку рядом с баком, возвращается за ковшом. В этот момент его взгляд падает на зеркало, прикрученное к двери.

Трёхдневная щетина ещё не успела стать бородой, но уже обозначает жёсткий контур. Каждый раз, будучи в командировке, он мечтал отрастить настоящую бороду, но сбривал, подчиняясь уставу. Чёрные вьющиеся волосы торчат в разные стороны, он проводит рукой по лицу, приглаживает щетину, оценивает, идёт ли ему этот новый облик. На щеке красуется ссадина, но она не особо тревожит. Гораздо заметнее синяк на ноге, оставленный клешнерогом: он расплылся до самой лодыжки. Виктор наклоняется, проводит пальцами по коже и тихо говорит:

– Болючая скотина.

Он идёт к баку. Вода оказывается не такой холодной, как ожидал, даже тёплой. «Наверняка есть какая-то система подогрева», думает он, но решает не вникать, оставляя подробности на потом. Наливает ковшом воду в тазик, рядом забирается с ногами на скамейку, начинает поливать себя с головы до ног. Вода разливается по телу, уносит усталость, даёт редкое ощущение покоя. Мыла нет, приходится довольствоваться только водой. Позже он наверняка найдёт его в шкафчике у кровати, но сейчас и этого достаточно. Он сидит, чувствует себя живым.

Волна расслабления сменяется другим, более острым ощущением. В голове вспыхивает образ Дианы. Её глаза. Её смех. Тонкий цветочный запах. То, как напряглось её тело, когда она пыталась вырваться, оказавшись в его руках. Тепло её тела, её дыхание. В паху появляется напряжение, острое, почти болезненное, член наливается кровью и упирается во внутреннюю часть бедра. Виктор смотрит вниз и понимает, что не способен это игнорировать.

Рука тянется сама. Пальцы обхватывают член, тот горячий, налитый, пульсирует в ладони, и начинают двигаться, рвано, ускоряясь. Сперва медленно, потом быстрее, всё резче, будто хочет вырвать из себя напряжение. Перед глазами лицо Дианы, её голос, её губы, которых он едва не коснулся, её тело рядом, запах кожи, дыхание. Каждый рывок делает образ реальнее, ближе. Превращает память в ощущение. Виктор дрочит жадно, яростно, дыхание с хрипом учащается. Тело напрягается до предела, грудь сжимается. Живот напрягается до боли. Он сжимает зубы, чтобы не застонать. Но всё равно кончает с коротким, сдавленным стоном, выгибаясь, ощущая, как дрожь проходит по всему телу. Горячая сперма вырывается толчками, попадая на бедро и скамейку, тянется по коже липкими струями.

Виктор сидит неподвижно, тяжело дыша, чувствуя липкость на коже и слабость в руках, пока пульс в висках не приходит в норму. Ощущение вины, смешивается с облегчением. Он берёт ковш, плескает воду на себя, смывает следы, долго смотрит в пол. Сердце постепенно успокаивается, вместе с ним возвращается ясность. Ощущение не уходит. Но его желание сильнее. Он понимает, что хочет её. По-настоящему. И это желание сильнее его.

Просидев так ещё немного, Виктор встаёт, снова подходит к зеркалу. Смотрит на себя, изучает лицо, ищет изменения после воздействия пыльцы. Но за двести лет, проведённых в анабиозе, на нём не появилось ни одной морщины. Он выглядит так, словно всего неделю назад стартовал со станции на Проксима b. Никаких следов времени. Ничего необычного.

Он вытирается насухо полотенцем, бросает его на плечо, возвращается в комнату. Живот отзывается пустотой, он понимает, что снова проголодался. Решает прогуляться до столовой. Может быть, там что-то осталось с ужина, который он пропустил, или хотя бы найдётся что-нибудь попить.

Преодолев несколько пролётов по лестнице, Малышев уже готов развернуться и вернуться назад, но решает всё‑таки дойти до намеченной цели. Столовая по размеру почти повторяет центральное помещение, только потолок намного ниже. Длинные ряды столов занимают почти всё пространство. У дальней стены, в полумраке, виднеются линии раздачи, за ними приоткрытая дверь, из‑за которой льётся свет. Виктор направляется прямо туда.

– Ну и какого хрена мы здесь бродим? – раздаётся громкий женский голос.

У одного из кухонных столов стоит полная чернокожая женщина в длинном тёмном халате и с ярким платком на голове. В руке огромный тесак, которым она разделывает массивный кусок мяса.

– Сколько раз, мать вашу, я должна повторять? Не бродить на моей кухне по ночам! – Звук вонзающегося в доску ножа заставляет Виктора невольно отступить.

– Простите, миссис я не думал, что кого‑то здесь встречу, – оправдывается он.

– Да что ты говоришь? Не думал он… – не успев договорить, женщина оборачивается, и, увидев незнакомца, резким движением выдёргивает тесак из доски, направляя его в сторону гостя. – Ты ещё кто такой?

– Ещё раз простите, я новенький. Консул Республики. Прибыл с того корабля, что… – он указывает рукой вверх.

Женщина взрывается громким смехом, поворачивается обратно к столу и продолжает работу.

– Консул, говоришь? – произносит она, когда смех стихает. – Где ж тебя так долго носило? Мы тут уже заждались.

– Я… мы… – Виктор теряется. Он не понимает всерьёз ли она всё это говорит.

– Ладно, красавчик не напрягайся. Я тётушка Лизи, главная на этой кухне. Ещё раз назовёшь меня миссис, откушу нос, – снова смеётся, но быстро обрывает смех. – Шучу, носы мне не нравятся, но что‑то другое точно могу откусить.

– Меня зовут Виктор. Рад знакомству, тётушка Лизи. Большая у вас кухня.

Кухня действительно просторная: вдоль стен громоздятся шкафы, посредине – массивная плита с несколькими громадными кастрюлями, над ней вытяжка с круглой алюминиевой трубой, уходящей в стену.

– Вы часто работаете по ночам, тётушка Лизи?

– В последнее время только по ночам. Надоели эти старые рожи. Хоть ночью их не видно… Надеюсь, я не нарушаю законы Республики, господин консул, – с шутливой интонацией отвечает она и подмигивает. Снова звучит удар тесака, и хруст костей заставляет Виктора поморщиться. – Делаю заготовки на утро. Потом приходят мои девочки и готовят на всех. Так что тебе здесь нужно ночью? Проголодался?

– Именно так, – признаётся он. – Думал, найду что‑нибудь перекусить.

– Погоди, – Лизи втыкает нож в доску, идёт в дальний угол, открывает дверцу большого холодильника и заглядывает внутрь. – Так-так-так, что тут у нас? Угу. Так, это на ночь не стоит… Хм… это не пойдёт… а вот это можно. Поешь-ка гречневой каши, – достаёт небольшую кастрюльку и накладывает в тарелку. – Это я для старика Артура припасла, но он обойдётся.

– Гречневая каша? Вы выращиваете гречиху?

– Нет, мы не выращиваем. Эти выращивают, а мы берём у них.

– Кто «эти»? – Не сразу соображает Виктор.

– Мутные, кто же ещё, – вскрикивает Лизи.

– О как… Понятно… А что ещё они выращивают?

– Да много чего, им же самим питаться чем-то надо. Наверное.

– Мне просто любопытно, что прижилось на этой планете из земных растений и культур, – здесь Виктор немного лукавит, но и эта информация тоже пригодится.

– Здесь очень плодородная земля, мальчик мой. Порой кажется, если воткнуть палку в землю, что-нибудь обязательно вырастет.

– Странно, кроме этих растений со светящейся пыльцой, как там они…

– А, ты про глотень, что ли?

– Наверно, других растений я у них больше не видел. Где они всё это выращивают?

– Откуда ж мне знать, голубчик. – Она подходит и проводит рукой по его голове, пока он ест кашу. – Зимой они исчезают, а весной возвращаются с продуктами и машинами, заполняют склады. Наши ребята зимой всё оттуда и тащат. Скоро сезон, заживём спокойно. Кушай. А я тебе заварю отвар, спать будешь крепко, словно ребёнок.

Она достаёт из шкафа пакет сушёной травы, заваривает в чайнике, наливает в большую кружку и ставит перед ним.

– Выпьешь до дна, понял?

Виктор кивает, рот полон каши. Последний раз он ел гречку в детстве, когда с родителями жил на Земле. Они отправляли его к бабушке в деревню к озеру Байкал. Говорили, что когда-то давно вода там была чистейшей во всём мире. Бабушка рассказывала, что раньше на Земле, ещё до того, как в 2120 конфликт в Персидском заливе перерос в Третью Мировую, и даже задолго до того, как 25:01:2123 ядерными ударами были разрушены крупнейшие мегаполисы на планете – Токио, Нью-Йорк, Москва, Париж и Мумбаи, люди пили воду прямо из озёр и рек. Все граждане республики это знают из учебников истории, и к 2330-м годам, конечно, никто уже не рискнул бы этого сделать. Ведь известно, что в природе чистой воды на Земле давно не осталось. Но Байкал всё ещё оставался настолько прозрачным, что на дне можно было различить каждую песчинку. Там, у берега, он и его друзья проводили почти всё свободное время.

Утро в деревне начиналось с тарелки гречневой каши на завтрак, заправленной сливочным маслом или вареньем, которое бабушка варила сама из собранных ею ягод. Потом до обеда они возились в небольшом саду, где бабушка пыталась выращивать различные цветы, или выполняли другие домашние поручения. А после обеда, если погода была ясная, ребята собирались гулять и заходили за ним. Если же на улице шёл дождь, то все вместе садились в гостиной и читали вслух книги писателей прошлого. После того как Виктор закончил академию на Марсе, он больше не возвращался на Землю. Хотя после 2340-го на Землю уже никто не вернулся. Сейчас он отдал бы всё, чтобы снова увидеть это озеро. Услышать голос бабушки. Почувствовать запах сосен. Провести хотя бы одно лето так, как тогда.

– А что вы производите сами? Я имею в виду сельское хозяйство, может, животноводство…

– Это конечно. Вот, например, курица на минус шестом этаже, – показывает она на стол с мясом. – Ой, заболтал ты меня. Давай доедай и иди спать, – торопит Лизи и возвращается к работе.

– Спасибо, тётушка Лизи, что не дали умереть с голода.

Виктор доедает кашу, берёт кружку. Напиток напоминает зелёный чай, но гуще и с горечью, вкус которой кажется знакомым. Он не успевает вспомнить, с чем ассоциируется этот вкус, потому что сон накрывает быстро. Допив, ещё раз благодарит хозяйку, но та уже не особо обращает на него внимание, и спешит к себе, опасаясь уснуть прямо в коридоре.

Свой путь до комнаты Виктор почти не помнит. Всё как в тумане. Мысли заняты только тем, чтобы добраться до кровати. Войдя, он снимает ботинки. Ложится лицом в подушку, не раздеваясь. Несколько минут его мозг занимает вопрос о том, чем здесь набивают эти жёсткие подушки. Вспоминает, что когда-то в старину люди на Земле набивали подушки перьями различных птиц, в том числе и куриными, и думает, что эти подушки наверняка тоже из куриных перьев. Лёгкий, ненавязчивый цветочный запах почему-то напоминает Диану. Он не успевает развить эту мысль, как сон накрывает окончательно.