Морской змей

О чем это мы?.. Ах, да. Настырный зануда, который вдруг ни с того ни с сего решил напомнить о себе. Настырный зануда – и только. Раньше она находила для него больше слов.

Лиза мельком глянула на застывшего в ожидании Венсана. Ему-то какое дело? Благополучный сынок благополучных родителей. Подумаешь, попал разок в переделку. Теперь в кровати только спит, а трахается где попало: на полу, под кустом… Но по большому счету у него все в порядке, в этом можно не сомневаться.

– Он самый.

– Почему ты не хочешь поговорить с ним? Может быть, он просто хочет что-то уточнить. Чей-то номер телефона или e-mail…

– Слушай, смени пластинку.

Он подошел, встал рядом, облокотился на каменный парапет. Сверху, со склона холма, открывался сказочный вид на побережье и синеющую вдалеке вершину горы Пантократор.

– Тебе понравился дворец? Ее звали так же, как и тебя, эту милейшую королеву, – Элизабет.

Повернув голову, Венсан разглядывал ее сквозь стекла солнцезащитных очков. Их лица были совсем рядом, но из-за того, что Лиза не видела его глаз, ей было трудно понять, о чем он думает.

– Надеюсь, меня не зарежет никакой сумасшедший итальянец, – сказала она наконец, чтобы сказать хоть что-то.

– Сейчас тебя может зарезать только сумасшедший француз.

– Заранее трепещу.

– И все же, – повторил он с нажимом, – почему ты отказываешься говорить с ним?

– О господи, Венсан… – поморщилась Лиза. – Ты ничего не знаешь.

– Так расскажи мне.

– А ты уверен, что хочешь знать?

Он издал короткий стон и полез в карман за сигаретами. Лиза уже решила, что после этих слов у него пропало всякое желание разговаривать с ней, но нет! Прикурив, он снял очки, зацепил за ворот своей хлопчатобумажной футболки и снова уставился на нее, щурясь от солнца. С тем непередаваемым выражением насмешливого сочувствия, которое вечно заставляло ее чувствовать себя дурочкой.

– Бедняжка! Как же тебя, должно быть, достали эти грязные скоты мужчины, если ты уже не способна общаться по-человечески ни с одним из них! Даже со мной! А ведь я не сделал тебе ничего плохого. Более того, до сегодняшнего дня я не сделал ничего такого, что бы тебе не понравилось. Скажешь, я не прав?

Лиза вздохнула:

– Прав, конечно. И я вовсе не хотела тебя обидеть. Но мы же договаривались…

– Я помню, о чем мы договаривались, – сердито перебил Венсан. – Долой проблемы, долой прошлое! Поверь, меня это тоже вполне устраивало, и, может быть, даже больше, чем вас обеих. Но теперь, когда твое прошлое то и дело заявляет о себе и даже в каком-то смысле представляет угрозу для нашего спокойствия…

– Вот оно что! – холодно усмехнулась Лиза.

Венсан посмотрел ей прямо в глаза.

– Ты нарочно стараешься меня разозлить, да? Чтобы я плюнул и отстал от тебя? – Он улыбнулся, скрипнув зубами. – Но я не отстану.

– Что же ты сделаешь?

– Скажи наконец, почему ты не отвечаешь на звонки? Пусть этот человек тебе неприятен, пусть вы расстались не по-хорошему, а по-плохому, но не укусит же он тебя, в конце концов! Во всяком случае, по телефону. Почему ты ведешь себя, как… – он развел руками, демонстрируя полнейшее замешательство, – как испуганный ребенок?

Ее передернуло. Проклятый француз попал в самую точку.

– Послушай, Элизабет. – Венсан взял ее за руку. – Послушай меня.

– Почему? – Она вырвалась и отступила на шаг, чувствуя дрожь и сухость во рту. – Почему я должна тебя слушать?

– Потому что я сплю с тобой уже целый месяц, – вспылил Венсан, – вот почему! По-твоему, это ничего не значит?

На них уже оглядывались. Лиза поспешила отойти в сторону. Венсан шел за ней по пятам. Они вернулись к перистилю муз, немного покружили там, делая вид, что высматривают Джемму, потом углубились в сад и остановились перед статуей Фрины. Здесь было сумрачно из-за густой растительности и совершенно безлюдно.

– A quoi bon continuer?[25] – процедил Венсан.

Было во всем этом что-то до боли знакомое. Что-то, о чем она изо всех сил старалась забыть.

– Чего ты хочешь?

– Чтобы ты перестала валять дурака и объяснила мне, что происходит.

Глядя на мраморную Фрину, Лиза припомнила историю о том, как знаменитая куртизанка, чья несравненная красота на долгие годы сделала ее любимой моделью скульптора Праксителя, однажды предстала перед судом и в ожидании приговора внезапно сбросила с себя все одежды. Этот поступок спас ей жизнь. Пораженным судьям, которые, несмотря ни на что, все же продолжали оставаться мужчинами, не хватило духу огласить приговор.

Объяснить ему, что происходит… Слишком многое пришлось бы объяснять. А если учесть, что некоторые вещи она до сих пор не в состоянии объяснить даже себе самой… нет, это безнадежная затея. Абсолютно безнадежная. Лучше всего отключить телефон на несколько дней. Расслабиться. Вести себя нормально. Даже если этот ублюдок появится на острове, навряд ли ему удастся ее разыскать. Официально дом снимает Венсан, все документы оформлены на его имя. Как он будет действовать? А если все же…

Задумавшись, Лиза перестала следить за Венсаном, и он воспользовался этим, чтобы заключить ее в объятия. У нее аж в глазах потемнело. Ничего себе интеллигент! Уворачиваясь от его жарких губ, шепчущих какие-то бестолковые, успокоительные слова, она почувствовала, что впадает в панику, и пронзительно завизжала.

Венсан оторопел.

– Что с тобой?

Глядя на него со страхом и отвращением, Лиза сделала шаг назад. Оступилась. Выронила пластиковую бутылку с остатками минеральной воды.

– Что случилось? – повторил Венсан. Неподдельный ужас в ее глазах совершенно обескуражил его. Он не понимал, что на нее нашло, и потому не мог придумать, что же делать дальше. – Я напугал тебя? Но я не хотел, правда. – Он всмотрелся в ее лицо. – Эй, ты меня узнаешь? Я только хотел…

– Не прикасайся к ней! – Вынырнувшая невесть откуда Джемма налетела на него, как обезумевшая наседка. – Ты, животное!

Оттолкнула его обеими руками, вынудив попятиться. Ударила кулаком в грудь.

– Черт, да вы что, взбесились, что ли?! – воскликнул он, приходя в отчаяние. – Вы обе!

– Отойди! – вопила разъяренная итальянка. – Отстань от нее, понял?!

– Уже отстал!

– Что ты с ней сделал?!

– Да ничего! Мы просто разговаривали!

– Разговаривали? Тогда почему она плачет?

– А она плачет?

Прекратив орать, они повернулись и дружно уставились на Лизу.

Действительно, по щекам ее текли слезы. Жгучие слезы, от которых, как в детстве, краснеют глаза и хлюпает в носу.

– Ох… не обращайте внимания. – Ей стало неловко. Трясущейся рукой она полезла в сумочку за носовым платком. – Это… просто нервы. Сейчас пройдет.

Минут пять было тихо. Все понемногу приходили в себя. Лиза сосредоточенно терла глаза углом платочка, изредка шмыгая носом. Венсан курил сигарету, стараясь не смотреть в ее сторону. Джемма дожидалась момента, когда можно будет подойти и окружить ее вниманием и заботой.

Наконец ей удалось справиться с собой. Засунув мокрый насквозь платок обратно в сумку, она посмотрела на своих друзей и жалобно улыбнулась:

– Извините.

Джемма тут же кинулась к ней с распростертыми объятиями.

– Элиза, милая… Все в порядке?

– Да-да, все прошло.

– Что бы ни случилось, ты не должна так себя изводить.

– Все в порядке, – повторила Лиза устало. Теперь ей приходилось оправдываться. – Думаю, это от жары. Хорошо бы найти лавочку где-нибудь под деревом и посидеть немного.

– Сейчас найдем, – радостно согласилась Джемма. – Здесь полным-полно лавочек под деревьями. – И добавила, бросив уничтожающий взгляд на Венсана: – Господи, до чего я ненавижу мужчин!

– Я заметил, – отозвался тот с сарказмом. – Вот бы узнать за что.

– За что? Ты еще спрашиваешь! Вы все ведете себя так, будто женщина – это товар!

– Может быть. Но ты упускаешь из виду одну маленькую деталь: некоторым женщинам нравится быть товаром.

Чтобы пламя пожара не вспыхнуло с новой силой, Лиза поспешно расцеловала обоих, подхватила под руки и увлекла к лестнице, ведущей в нижние ярусы сада.

Этой ночью Венсан к ним не пришел. Звонков тоже больше не было. Лежа под тонкой простыней рядом со свернувшейся калачиком Джеммой, Лиза смотрела в потолок и старалась не прислушиваться к звукам, время от времени доносящимся из соседней спальни. Поскрипывание пружин матраса (каркас кровати сменили, но спинки остались прежними: тяжелыми, резными, из потемневшего от времени полированного дерева) – вертится с боку на бок? Осторожные шаги по брошенному на каменные плитки пола ковру – решил выйти на балкон покурить? Хриплый кашель – господи, не хватало только, чтобы он простудился!

А с чего бы ей переживать по этому поводу? Да и по любому другому тоже. Парень хорош в постели, это факт, но… Секс – не повод для знакомства. Так, кажется, рассуждает современная молодежь. Правда, в тридцать два года мыслить подобными штампами уже несколько смешно, и все же, когда начинаешь думать о мужчине больше двух минут кряду, это что-нибудь да значит, не так ли?

Как он смотрел на нее в садах Ахиллеона… Неотрывный, щемящий взгляд, как у того актера из фильма «Английский пациент». А лавина вопросов вечером на веранде: «Ведь ты его больше не любишь, нет?» – «Я никогда его не любила». – «Зачем же ты вышла за него замуж?» – «По разным причинам». – «Но ты по крайней мере получала удовольствие в постели?» – «Конечно. В эти минуты я всегда представляла, что со мной не он, а кто-то другой. Для женщины, знаешь ли, это не проблема».

Потом к ним присоединилась Джемма, и тему пришлось сменить. На этот раз Лиза и сама до конца не разобралась, обрадовало ее это или огорчило. С кем ей доводилось обсуждать подобные дела? С подругой? Да, пожалуй. С женщиной, но не с мужчиной. С мужчиной – никогда.

– Если бы тебе предложили исполнение любого желания, вплоть до самого невероятного, что бы ты пожелал? – спросила Джемма, когда Венсан уже не ждал от них никакого подвоха.

Вино было выпито, пепельница полна окурков.

– Ну-у… – протянул он, тщетно пытаясь заставить свою голову соображать.

Джемма решила сформулировать вопрос иначе:

– Какую участь ты бы для себя избрал? Преуспевающего бизнесмена?

– О нет!

– Знаменитого артиста? Видного политического деятеля?

– Ты с ума сошла! – расхохотался Венсан.

– Тогда скажи сам.

Он немного подумал.

– Участь Тиресия, быть может.

– Тиресий? – Джемма нахмурилась. – Кто это?

Венсан посмотрел на Лизу:

– А ты знаешь?

– Ну, примерно… Сын какой-то греческой нимфы. Не помню, чем она знаменита.

– Сын нимфы Харикло. Миф о Тиресии – один из самых древних греческих мифов. Согласно одной из его версий, Тиресий, увидев спаривающихся змей, ударил их палкой, за что был превращен в женщину. Он стал мужчиной лишь спустя семь лет, когда вновь увидел спаривающихся змей и вновь ударил их.

– Зачем же он это сделал?

Венсан пожал плечами:

– Разве человек способен объяснить все свои поступки? Иногда действуешь просто на уровне интуиции… Позже Тиресий, которому были ведомы ощущения обоих полов, был призван разрешить спор между Зевсом и Герой. Боги желали знать, кто из любовников получает большее наслаждение при соитии. Тиресий поведал им, а заодно и всему миру, что наслаждение женщины в девять раз больше, чем наслаждение мужчины. За помощь в разрешении столь деликатного вопроса Зевс даровал ему дар прорицания и продолжительность жизни в девять раз больше обычной.

– И ты не против повторить его судьбу, – пробормотала Лиза, слишком поздно осознав, что говорит это вслух. – Как мило…

Джемма же только вздохнула украдкой, глядя на него с немым обожанием. Мужчина, который мечтает стать женщиной! Или по крайней мере побыть ею какое-то время. Браво!

Таким образом мир был восстановлен, однако он не пришел к ним в постель. Не пришел, хотя точно знал, что они не против.

Конечно, такое бывало и раньше. Наплававшись и нанырявшись до одури, он шел после ужина к себе и заваливался с журналом на кровать. Спал до рассвета, а с первым лучом солнца подскакивал и снова бежал к морю. Он любил одиночество и, случалось, пропадал целыми днями. Уплывал на лодке к островам Эрикуса, Мафраки и Офони. Нырял с аквалангом. Бродил пешком по лесистым холмам. Часами валялся на пустынных пляжах. Особенно ему нравился Офони – знаменитый остров Огигия Гомера, где коварная нимфа Калипсо семь лет держала в плену Одиссея. Но отправиться туда вместе с Лизой и Джеммой ему почему-то в голову не приходило. Впрочем, они не настаивали. У каждого человека время от времени возникает потребность побыть наедине с самим собой.

Ладно, это понятно, но почему только теперь она начала обращать внимание на то, как идет ему его любимая травянисто-зеленая рубашка? К его серо-зеленым глазам и бронзовой от загара коже… к выгоревшим от постоянного пребывания на солнце, отросшим до плеч волосам… Сколько ленивой грации в его походке. С каким непревзойденным красноречием он отстаивает свое право на сигарету в постели, чтение в туалете американских порнографических журналов, раскладывание на обеденном столе раковин моллюсков, разноцветных камешков для украшения несуществующего аквариума (он-то, конечно, уверял, что дома, в Париже, у него есть самый настоящий аквариум с рыбками, но ему никто не верил) и прочих даров моря. И хотя все это, вместе взятое, придает ему вид отнюдь не мужественный, а, наоборот, легкомысленный и уязвимый, одним словом, неформальный, все недостатки компенсирует сексуальное обаяние, которого у него не отнять.

– Элиза, – слышится шепот в темноте. – Ты не спишь?

– Нет.

– О чем ты думаешь?

– О нас.

– О нас с тобой?

– Ну… обо всех. О тебе, о Венсане, о… – Она споткнулась об это имя, как об заросшую мхом корягу, но все же заставила себя договорить: – О Максе.

Джемма шевельнулась с ней рядом.

– Как тебе удалось отсудить у него квартиру? У твоего бывшего.

– Хороший адвокат.

– Понятно.

Лиза почувствовала ласковое пожатие ее пальцев и ответила тем же.

Вообще-то она не надеялась получить эту квартиру, тем более что Макс тоже пригласил какого-то знаменитого адвоката, но Константин просто сровнял эту знаменитость с землей. «Наконец-то, – сказала мать, – ты встретила настоящего мужчину». Но отношения с настоящим мужчиной не сложились. Она сама все испортила, а позже, осознав этот факт, даже не попыталась исправить. Как будто кто-то извне (а скорее всего изнутри) навязывал ей ту же модель поведения, что и с Максом. «Ты так ненавидишь мужчин, – с горечью сказал ей Константин при расставании, – что нужен какой-то волшебник или царевич из сказки, который явился бы из-за моря, из-за гор, полюбил тебя такой, какая ты есть, и расколдовал поцелуем или еще чем… потому что обыкновенный человек тут бессилен».

– Я не позволю этому недоноску испортить тебе отпуск, – вновь зазвучал в темноте тихий, проникновенный голос Джеммы. – Ты можешь верить мне. Обещаю.

– Почему? – задумчиво спросила Лиза, теребя колечко на ее среднем пальце.

– Почему мы вместе?

– Да.

– Потому что разрешили себе это. Думаю, так.

– Тебе нелегко со мной, правда, подружка?

– Когда как, – помедлив, отозвалась Джемма. – Но вот кому точно нелегко, так это Венсану.

От удивления, а может, от одного звука этого имени Лиза слегка вздрогнула.

– Неужели?

– О да! Ему приходится постоянно напоминать себе о том, что он не должен считать нас своей собственностью.

Лиза молчала, глядя в темноту. Ей вспомнился запах волос Венсана – запах, который при желании можно ощутить уже через пять минут, стоит зайти в соседнюю комнату. Его тонкие ключицы и мускулистые плечи. Мокрый блеск загорелой кожи и гладко зачесанных назад, собранных в хвост волос, когда он выныривает из темно-бирюзовой воды и хватается обеими руками за борт лодки.

В тщетных попытках отгадать, кто он, чем зарабатывает на жизнь, Лиза частенько давала волю воображению и представляла его танцующим стриптиз или стоящим за стойкой бара где-нибудь в Ницце или Сен-Тропе… Мальчик-мужчина, какие ей никогда не нравились. Прожигатель жизни. А может, его содержит богатая старуха, владелица каких-нибудь алмазных копей, или вдовствующая герцогиня? Глядя на него, сидящего на веранде со стаканом бренди в одной руке и дымящейся сигаретой в другой, в это было нетрудно поверить. Ноги закинуты на перила, томный взгляд полузакрытых глаз устремлен в никуда. О чем он думает в такие минуты?

Однажды она не выдержала и спросила:

– О чем ты думаешь?

Ответ был неожиданным:

– О боге.

– О каком-то конкретном боге или о боге в общем?

Венсан внимательно посмотрел на нее.

– А бывает бог в общем?

От этого простого вопроса она впала в ступор.

– Ну… под конкретным богом я подразумевала кого-нибудь из языческих богов. Греческих, например, поскольку мы сейчас в Греции. А бог в общем…

– Бог Авраама, Исаака и Иакова, – пробормотал Венсан. – Иегова… или Иисус… короче, бог одной из монотеистических религий.

Он рассуждал об этом, налакавшись бренди, после затянувшейся сиесты, которая прошла довольно бурно на широкой тахте, недавно переехавшей из курительной комнаты в гостиную. Лиза указала ему на это, однако не заставила устыдиться.

– Не вижу в этом ничего противоестественного. Сексуальность не исключает духовности, ибо в боге все противоположности снимаются[26].

– Похоже, ты начитался Юнга, chere.

– Рад, что ты догадалась.

Он немного изменил позу, чтобы окинуть ее сонным, ничего не выражающим взглядом. Ноги его по-прежнему лежали на перилах: скрещенные лодыжки, торчащие из голубого денима подтянутых вверх штанин… босые ступни, аккуратные и ухоженные, какие нечасто встретишь у мужчин… Не без труда Лиза заставила себя отвернуться. Женщина, заглядывающаяся на мужские ножки! Просто анекдот.

– Амулет у тебя на груди – это что-то значит? Я имею в виду – для тебя лично. Или просто способ привлечь к себе внимание?

– Для того чтобы привлечь к себе внимание, мне не обязательно обвешивать себя безделушками, как рождественскую елку, – сдержанно ответил Венсан. – И ты отлично это знаешь. Даже когда я иду по улице, застегнутый на все пуговицы, я все равно привлекаю внимание. – Он пожал плечами. – Хорошие гены… как и в твоем случае, кстати.

– На меня не оглядываются на улице.

– Просто потому, что боятся. – Он тихо усмехнулся. – Только не говори, что это не так. С тобой же заговорить страшно, Снежная королева. У тебя же на лбу написано: «Не подходи, убью».

– Ты преувеличиваешь.

– Ты так замкнута, что это уже граничит с аутизмом, – продолжал Венсан с обычной своей беспощадной прямолинейностью. – Откуда в тебе это? Высокая, стройная, светлая… Такие девушки ходят по подиуму под восторженные аплодисменты публики, а не сидят часами на одном месте, уставясь в пространство.

Но об этом ей говорить не хотелось.

Она сходила на кухню, отыскала чистый стакан и подошла с ним к Венсану, чтобы он плеснул ей Метаксы. Он проделал это с неторопливой грацией абсолютно уравновешенного существа.

– Хотелось бы мне посмотреть на твою подружку! – вырвалось у нее ни с того ни с сего.

– Поди посмотри в зеркало, – невозмутимо откликнулся Венсан.

– Что? – Лиза испытующе разглядывала его точеное лицо, одновременно страстное и холодное. – Ты хочешь сказать…

– Сейчас я с тобой. Здесь больше никого нет. Мы занимаемся любовью практически ежедневно. Значит, ты моя подружка, не так ли?

– А Джемма?

– Ну и она тоже. Bien entendu[27].

В этих доводах, несмотря на кажущуюся неоспоримость, присутствовал какой-то изъян. Вот только какой? Лиза лихорадочно подыскивала слова.

– В определенном смысле ты прав. Но на моем месте могла быть любая другая. Понимаешь? Мы вместе не потому, что встретились и полюбили друг друга, а потому…

– Потому что вам нужен был мужчина, который взял бы на себя большую часть расходов. – Он кивнул. Сделал глоток из стакана. Поставил стакан на край стола. – C’est assez vrai[28]. Но если ты немного подумаешь, любовь моя, то согласишься, что все на свете встречи происходят именно так. На моем месте мог оказаться любой другой симпатичный парень, на твоем – любая другая симпатичная девчонка. Все встречи более или менее случайны, потому-то только часть из них перерастает в серьезные отношения. Но в этом нет ничего сверхъестественного. Это нормальный ход вещей.

– Но ведь ты не влюблен в меня? – спросила Лиза с тревогой.

Он негромко рассмеялся:

– Нет-нет, успокойся. Я в тебя не влюблен. Я вообще никогда не влюбляюсь. Инстинкт самосохранения.

Несколько минут протекли в безмолвии. Было слышно, как в гостиной работает телевизор. Джемма смотрела какой-то полицейский боевик. Венсан окончательно закрыл глаза и казался спящим. Его правая рука, мускулистая и тонкая в запястье, безвольно свисала вдоль спинки стула. Выступающая круглая косточка, узкая ладонь, длинные пальцы… и темное пятнышко на смуглой коже в том месте, куда Джемма ткнула горящей сигаретой.

Воспоминания об этом вызвали у Лизы непонятное ожесточение. Правильно, так и надо, и нечего рассуждать тут о боге и чувствах… Кто он такой, в самом деле? Глянцевый красавчик. Достаточно начитанный, чтобы вести всякие умные беседы. Тактичный, чистоплотный. Немного развратный – но и это скорее достоинство, чем недостаток… М-да, опорочить его даже в собственных глазах оказалось не так-то просто.

– Я спросила про амулет, – заговорила она после паузы. – А ты ушел от ответа.

– Что? – Венсан шевельнулся, расправляя затекшие плечи. – Ах да, амулет…

Лиза повторила вопрос:

– Ты носишь его просто для красоты или исповедуешь какой-то экзотический культ?

– Культ? О господи, нет. – Он все-таки соизволил проснуться. – Я ношу этот амулет, потому что он мне нравится. Такое объяснение тебя устраивает? К тому же это подарок. – Он снял ноги с перил и выпрямился на стуле, устремив на Лизу насмешливый взгляд. – Да-да, никакой мистики, мне его просто подарили.

– Женщина?

– Девушка. Моя юношеская le grand amour[29]. Ее отец коллекционировал такие штуки, и она выпросила одну для меня. К тому времени я уже полгода ходил в женихах, дело считалось решенным, поэтому никто не предполагал, что бесценный артефакт уплывет из семьи.

– Почему же все разладилось?

Задавая вопрос, Лиза непроизвольно бросила взгляд в сторону гостиной, словно извиняясь перед ничего не подозревающей Джеммой за свое неуместное любопытство, фактически вынуждающее Венсана к столь же неуместной откровенности. Забавно, что и Венсан сделал то же самое. Как будто Джемма была стражем и тюремщиком их преступного прошлого, которое при каждом удобном случае норовило вырваться на свободу.

– Они оказались ревностными католиками. Вся семейка, включая прапрабабушку, прикованную к инвалидному креслу.

– А ты об этом не знал?

– Знал. Но не считал это серьезным препятствием – пока они не потребовали того же от меня.

– О! – сочувственно промолвила Лиза.

Венсан вяло усмехнулся:

– Да уж, приятного мало. Они чуть не довели меня до истерики. Но самое ужасное, что и Жозе, которая до этого не обнаруживала никаких признаков помешательства, неожиданно присоединилась к общему хору.

– И ты сбежал.

– Ничего подобного, – негодующе возразил Венсан. – Я просто заявил, что это невозможно. Тогда они заставили Жозе расторгнуть помолвку.

– А выйти замуж без родительского благословения ей было слабо?

Он ответил не сразу:

– Видишь ли, у ее родителей всегда были деньги. А я, хоть и располагал кое-какими средствами, без их помощи все равно не смог бы дать ей то, к чему она привыкла.

– Понятно, – пробормотала Лиза. – А она не потребовала назад свой подарок?

– Потребовала.

– Но ты…

– Но я не отдал.

Лиза придвинулась к нему вместе со стулом, протянула руку и положила на ладонь молочно-белый овальный камешек с изображением коронованного змея.

– Так, значит, эта гемма подлинная? И она стоит денег?

– Вроде того.

Некоторое время она размышляла. Задать вопрос или не задать? Ладно, навряд ли это что-нибудь изменит.

– А почему ты не захотел стать католиком?

– Ну, поскольку до знакомства с Жозе я спокойно без этого обходился, что-то подсказывало мне, что смогу обходиться и впредь.

– То есть в принципе ты ничего против католиков не имеешь?

– Ничего. Я же сказал. Я и против православных ничего не имею. И против иудеев, и протестантов, и мусульман, и парсов, и Свидетелей Иеговы, и приверженцев культа Ктулху… до тех пор, пока они не начинают свои игры в спасение заблудших душ.

– Правда? Значит ли это, что сам ты не мусульманин, не иудей, не парс, не Свидетель Иеговы…

– …и не приверженец культа Ктулху, – закончил он со снисходительной улыбкой. – Ты правильно поняла, дорогая. И кто сказал, что все блондинки – дуры?