Дорога из трупов

Ящика и папок у Лахова не было, но общую концепцию он себе представлял.

– Сержант Ргов! – скомандовал он.

– Я!

– Запишите словесный портрет подозреваемого. Будем искать, – мощная глотка лейтенанта рождала ложь легче, чем тухлое мясо – опарышей. – Как только обнаружим – немедленно сообщим.

– А что такое портрет? – спросил Ргов, из всех видов искусства знающий только художественную роспись лица с помощью кулаков.

– Описание.

– А!

Ргов добыл карандаш и кусок пергамента и принялся записывать, ну или ставить на листке какие-то закорючки.

– Зеленый, чешуйчатый, зубастый, – подвел итог сержант. – Это крокодил получается. Как бы нам не арестовать кого другого по ошибке.

Эльф несколько опешил.

– Хляпс а что, в Ква-Ква много крокодилов? – спросил он.

– На любой улице. Каждый день на них натыкаюсь, – уверенно сообщил Ргов. – Только они без чешуи и не зеленые.

Старший хранитель открыл рот, пытаясь осознать глубину стражнической мысли.

– А откуда вы узнали про змееморфа? – неожиданно вмешался в разговор Форн Фекалин. – Вы сами его видели? А?

– Удальп нет. Студенты, которые проходят у нас практику. Они…

– Сержант Фекалин, ты еще тут?! – рявкнул Лахов. – Я тебе что приказал? Заняться трупами! А ну, выполнять немедленно!

– Есть.

Лахов проследил, как новоиспеченный сержант ринулся выполнять приказ, и удовлетворенно кивнул.

Ничего, он еще сделает из этого придурка настоящего Торопливого.

А первым делом отучит задавать глупые вопросы и научит пить пиво по утрам.

Вход в очередной зал музея украшала вывеска: «Выставка несуществующих существ».

– Это как? – спросил Рыггантропов, могучим усилием лицевых мышц создавая на лбу пару морщин.

Непривычная к такой нагрузке кожа неистово скрипела.

– Сссс! – Тили-Тили помотал головой, отчего его большие уши затряслись и поднялся легкий ветерок.

– Наверняка очень просто, – сказал Арс. – Для настоящего ученого имеет значение не факт, а красивая концепция, им самим придуманная. А если факт в нее не вписывается, то его и не существует. Сюда, похоже, собрали тварей, которые не укладываются ни в какие теории.

Экспонаты в зале оказались много более странными, чем в других разделах музея. Хотя и там имелись существа и вещи, способные принудить к капитуляции рационально мыслящий мозг.

Тут находился нереальный кот, который то появлялся, то исчезал. За прочным стеклом лежало чучело плотоядного помидора-убийцы, ну а добрую половину площади зала занимал дракон. Золотисто-красный, немного поеденный молью и оттого страшно злобный на вид.

– А дракон-то им чем не угодил, типа? – вздохнул Рыггантропов. – Всем известно, что они есть.

– Всем известно – это еще не доказательство. С научной точки зрения, конечно.

В зале с несуществующими существами студенты провели целый день. Из музея вышли в сумерках, когда от запаха краски у всех троих кружилась голова. Рыггантропов настолько нанюхался, что даже не предложил выпить пива.

– Наконец-то домой, – сказал Топыряк и тут почувствовал, что за ним наблюдают.

Оглянулся, но не заметил ничего более подозрительного, чем пара прохожих и дворняга под забором.

Арс знал, что на нескольких магов рискнет напасть только безумец. Что даже профессиональный убийца подумает десять раз (убийцам, у которых мозги не очень велики, длинные мысли приходится обрабатывать поэтапно), прежде чем возьмется за подобный заказ.

Кроме того, Тили-Тили в схватке стоил отряда простых воинов, а Рыггантропов умел бить морды и резать глотки куда лучше, чем колдовать.

И все же Топыряк нервничал.

– В натуре… – проговорил Рыггантропов, обладавший наследственным преступным чутьем. – Кто-то сел нам на хвост?

Из-под мантии он вытащил фамильный клинок, кривой, зазубренный и покрытый багровыми пятнышками того типа, о происхождении которых благоразумный человек не станет спрашивать.

Тили-Тили засвистел и прокрутил в руке короткий посох.

– Похоже на то, – сказал Арс, вскидывая руку и припоминая какое-нибудь заклинание, что годится не только против демонов. – Чего делать будем?

– Идти как шли, типа. Не оставаться же тут?

Мысль была здравая. Окрестности улицы Шести Струн считались местом довольно безопасным, но безопасное место по ква-квакским меркам – это то, где вас не убьют более одного раза за ночь.

– Пошли, – произнес Арс, пытаясь отыскать в глубинах сердца смелость.

Но та, похоже, дезертировала в пятки.

Они прошли улицу Шести Струн до конца, оставили позади Мотыжную площадь. Сумерки загустели, точно растворимый кофе, в который долили дегтя. На западе осталась гореть в вышине только яркая точка – вершина Влимпа, великой горы, служащей домом для богов.

И в темном, словно специально спроектированном для засад переулке дорогу студентам преградили.

– Ой! – сказал Топыряк, когда из подворотни шагнула сутулая фигура, а за ней – вторая.

– Я бы даже сказал: «Ой-ёй-ёй», – добавил Рыггантропов, оглянувшись. – Нас, в натуре, окружили.

Арс решил назад не смотреть, чтобы не портить себе настроения. Света звезд хватило, чтобы разглядеть тех, кто встал на пути студентов, – чешуя вместо кожи, на голове – гребень, когти на пальцах и зубы в пасти.

– Умрете! – Это одна из тварей ухитрилась прошипеть, хотя сделать такое со словом, где нет шипящих, довольно трудно.

– А как же, – согласился Арс. – Лет через сто. Вот вам!

И он швырнул приготовленное заклинание. Но вместо испепеляющего потока алого пламени с ладони сорвались несколько голубей и, суматошно хлопая крыльями, умчались ввысь.

– Ты решил завалить нас гуано? – спросил второй змееморф. – Смерть!

Тили-Тили зашипел и шагнул вперед, поднимая посох. Рыггантропов двинулся назад, чтобы встретить тех, кто собрался атаковать с тыла. Топыряк почувствовал себя лишним, но это его ничуть не расстроило.

Если бы еще оказаться где-нибудь подальше…

Змееморфы атаковали стремительно, распластавшись над землей. Их красивый прыжок прервался, когда оба чуть ли не одновременно налетели на посох йоды. Но, к удивлению Арса, это не произвело на чудовищ особого впечатления. Раздался глухой стук, какой производит упавшее бревно, змееморфы свалились наземь, но даже и не подумали лишиться сознания.

Они вскочили и атаковали вновь, так что Тили-Тили пришлось отчаянно замахать оружием.

– Ыыыы? Как же так? – спросил Топыряк сам себя.

Он оглянулся и обнаружил, что Рыггантропов деловито рубит тесаком еще двоих тварей. А те не спешат получать раны, особенно смертельные. Ловко уворачиваются и все норовят добраться до двоечника.

В момент, когда пыл чудовищ немного ослабел, две головы повернулись к Арсу и одновременно произнесли:

– Шшшш!

– Типа, в натуре!

Оба восклицания не могли похвастаться особой глубиной смысла, но Топыряк расшифровал их легко: «Сделай что-нибудь! А не то нас сейчас убьют, а потом сожрут сырыми!»

Арс напрягся и попытался вспомнить хоть какое-нибудь подходившее к случаю заклинание. Но в голову лезла всякая ерунда вроде экзорцизмов, Извлечения Скрытого Смысла и избавления от магического поноса…

Ага, но ведь если его перевернуть, то понос можно вызвать!

– Сегульдук! Барбидук! – воскликнул Топыряк и махнул сначала в одну сторону, а затем в другую.

Заклинание не породило никаких особых спецэффектов. Раздался тихий звон, словно разбился маленький хрустальный кубок, а за ним прозвучали шесть одинаково сдавленных стонов:

– Ыыыыххх!

Такой звук может издать существо, изо всех сил сражающееся с собственным кишечником. Ну а тот яростно пытается избавиться от содержимого как можно… ну, прямо сейчас…

Арс забыл, что это заклинание бьет по площадям.

И оно подействовало на всех, без исключения, а не только на змееморфов. Схватка прекратилась сама собой, поскольку сложно биться, когда твои собственные внутренности лезут наружу.

Студентов-демонологов учат справляться с подобными состояниями, ведь демоны способны вызывать понос одним своим видом. Поэтому Рыггантропов и Тили-Тили потеряли боеспособность лишь на пару мгновений, нужных для того, чтобы произнести контрзаклинание.

А вот змееморфы дружно схватились за животы и метнулись прочь.

– О, получилось… – сказал Топыряк дрожащим голосом.

– Шшшш!

– Еще как… – просипел Рыггантропов. – Я чуть штаны не испортил. Ну что, а теперь побежали?

– Куда?

– Туда, где они нас не достанут, в натуре.

– Ссссс! – свистел и размахивал лапками йода, пытаясь привлечь к себе внимание.

Когда это удалось, Тили-Тили изобразил некий жест, красноречиво обозначивший жуткие муки.

– Точно, университет, – сказал Арс. – Там они нас не достанут.

– Типа того, – кивнул Рыггантропов.

Возник и удалился топот.

В темном переулке воцарилась тишина, нарушаемая лишь надсадным сопением из подворотни.

Мэр Ква-Ква Мосик Лужа пребывал на своем посту много лет и успел несколько, как бы это сказать, заплыть жирком.

Во всех смыслах этого слова.

Последнее время он очень не любил вспоминать, что его должность связана еще и с какой-то «работой», а не только с возможностью хорошо кушать, регулярно выпивать и не беспокоиться ни о чем. Ну, разве что о том, чтобы набивать собственные карманы (в том числе и внутренние).

Хотя подобная метаморфоза происходит почти со всеми политиками, и Мосик Лужа не являлся исключением.

Он подписывал документы, которые совали ему советники, и не вникал вообще ни во что. И город, как это ни странно, прекрасно функционировал, словно и не был ему нужен мэр вместе с оравой алчных чиновников.

Но таких мыслей Мосик Лужа не любил и поэтому не допускал даже в чужих головах.

Что уж говорить о своей?

Но сегодня Мосика Лужу потревожили самым непочтительным образом. Причем сделал это тот, от кого мэр не ожидал подобной подлости, – старейший из его советников, Глагол Пис.

Переживший чуть ли не десяток мэров, он давно лишился всяких рудиментов вроде совести или чести. Но зато натренировал спинной хребет до такой степени, что тот начинал чувствовать неприятности задолго до их возникновения. А голова чиновнику подобного уровня обычно вообще не нужна, он может великолепно обходиться и без нее.

Сегодня Глагол Пис проник в кабинет мэра вскоре после полудня, когда Мосик Лужа отдыхал от утренних трудов. Те заключались в том, что он выпил бутылочку пива.

– Э… ургх хррр… брр? – С помощью этих звуков лежавший на диване мэр ухитрился выразить недовольство и одновременно сомнение в реальности происходящего. – Это хтоо?

Чтобы кто-то осмелился войти просто так?

– Это я, господин, – сообщил Глагол Пис. – Не посмел бы оторвать вас от трудов, но… у нас проблемы.

– Хрубл-брубл, – сказал Мосик Лужа и сел. – Неужели нельзя было решить их, ну, в этом, в рабочем порядке?

– Нет. У нас очень большие проблемы. Казна пуста.

– И всего-то? – поморщился мэр. – Она регулярно бывает пуста. Значит, нужно придумать новый налог и быстренько собрать его.

– Мы только десять дней назад ввели налог на топтание улиц. Со сбором, как обычно, возникли некие трудности, но изрядное количество бублей поступило в казну и было обменяно на золото.

– И что, оно исчезло? – Мосик Лужа зевнул. – Эка невидаль. Кто-нибудь из вас его и прикарманил. Это называется, ага, освоить бюджет. Надо казнить человек пять, ну а имущество забрать. Все и вернется обратно.

– Нет, господин, бюджеты тут ни при чем, – сказал Глагол Пис. – По документам, золото лежит в хранилище. Но на самом деле его там нет. Оно исчезло за одну ночь. Там, где лежало, осталась лишь красноватая пыль.

– О!

Только тут в проржавевшем мозгу мэра появилась слабенькая искорка мысли.

Да, советники и прочие чиновники любят воровать деньги, но, украв, они не бегут докладывать начальству. Да, можно вводить по налогу раз в месяц, но карьера правителя, избравшего такой способ обогащения, обычно заканчивается довольно быстро и крайне болезненно.

– Воры? – предположил Мосик Лужа. – Нужно позвать стражу?

– Вряд ли, – покачал головой Глагол Пис. – Никаких следов взлома, да и охраняется дворец хорошо.

– Тогда что? – Искорка мысли стала огоньком, и этот огонек сделался багровым, цвета тревоги.

– Похоже, что это магия. Нечто подобное случилось в особняке лорда Дырга, где разом исчезли все драгоценности. Доходят слухи, что сильно беднее стал Тощий Брык и что в храме Бевса-Патера проблемы с наличностью.

– С наличностью?

– Точнее, с ее отсутствием.

– Вот как? – Мэр был не против, что заносчивые жрецы и наглый Брык лишились своего золота, но заподозрил, что этим все не ограничится. – Эй, Сарданька!

В кабинет заглянул тощий прилизанный юноша на побегушках по имени Сарданапал.

– Чего изволите? – спросил он.

– Бездельников ко мне!

– Это каких?

– Самых бесполезных!

В подчинении у Мосика Лужи находилась куча людей, и большинство из них можно было назвать бездельниками. Но почти все они приносили какую-то пользу, хотя бы тем, что время от времени на них можно было спихнуть ответственность или сорвать плохое настроение.

Из общего ряда выбивались двое специалистов по управленческой магии.

Та являлась одной из самых таинственных и загадочных областей волшебного знания. Всем было понятно, что она существует, иначе бы Магический Университет не выпускал колдунов такого профиля. Но вот как она действует и для чего нужна – на этот вопрос не мог ответить никто из преподавателей соответствующей кафедры.

Или мог, но не спешил, опасаясь за собственное благополучие.

Временами Мосик Лужа подозревал, что управленческие маги самые настоящие дармоеды, но побаивался говорить об этом вслух.

Какой бы ты ни был мэр, лягушка из тебя выйдет обычная, зеленая и скользкая.

– А, понял. Чародеев, – сказал Сарданька и шмыгнул носом. – Да, господин мэр, там к вам эльф просится…

– Эльф? Чего ему надо?

Удивление Мосика Лужи можно было понять.

Чтобы попасть пред его светлые очи, нужно было быть либо очень терпеливым, либо ужасно хитрым, либо невероятно наглым, ну или крайне богатым (хотя бы в начале процесса). Восхождение по ступенькам бюрократической пирамиды являлось нелегким делом, рядом с которым меркли всякие банальные подвиги вроде победы над демоном или чистки божественного сортира на Влимпе…

Ну а нелюди вообще предпочитают с этой пирамидой не связываться.

– Хранитель какого-то музея, – сообщил Сарданька. – Говорит, что будет очень сильно расстроен, если вы его не примете.

Мэр и его советник обменялись взглядами, кислыми, точно щавель.

– Иди за магами, – велел Мосик Лужа. – А этого остроухого урода зови. Мы же должны быть это, толерантны ко всем расам…

Сарданапал исчез, и вместо него в дверь кабинета вошел эльф, такой дряхлый, словно явился в мэрский дворец прямо из могилы. Мосик Лужа пальцем шевельнуть не успел, как оказался погребен под лавиной слов и бульканья, из которой понял лишь то, что срочно надо кого-то ловить.

– Э, хм… ну… – сказал он. – Да, дело важное. Немедленно отправляйся в… – глава города порылся в памяти, вспоминая, кто из чиновников последним вызвал его гнев, – комнату сто пять. Там сидит Толсто Гнидссон, глава департамента редких вопросов. Он тобой и займется.

Эльф пробулькал что-то вроде благодарности и удалился.

– Что это было? – спросил Мосик Лужа, ощущая легкое раздражение. То ли по поводу того, что ничего не понял, то ли по поводу забрызганного слюной стола. – Эльф или верблюд?

– Может, полукровка? – предположил Глагол Пис, имевший о животном мире предельно смутные представления.

Но мэр и советник тут же забыли об эльфе, поскольку в кабинет вошли колдуны.

Винтус Болт и Дубус Хром-Блестецкий большую часть времени работали магами-спецами по управлению, то есть вообще ничего не делали. Поэтому вид у них был очень упитанный.

Человек невежливый сказал бы, что их круглые рожи нагло лоснились.

– Явились, дармоеды? – поприветствовал подчиненных Мосик Лужа, признанный эксперт по работе с персоналом. – Пора вспомнить, что вы умеете не только жрать и важно дуть в щеки.

– Позвольте… – сказал Дубус Хром-Блестецкий. – Вы имели в виду: надувать щеки?

– Минуточку… – поддержал коллегу Винтус Болт. – Вы…

– Никакой минуточки! – рявкнул мэр. – Вы обходитесь мне, то есть городу, в круглый бубль! И сегодня вам придется доказать, что все эти годы вы не зря получали деньги! Садитесь!

Вскоре маги узнали, что случилось с золотом в городской казне, и лица их стали немного менее самодовольными.

– Мы постараемся выяснить, что случилось, – сказали они в один голос. – Но мы ведь не специалисты.

– Знаю, – ухмыльнулся Мосик Лужа той особой улыбкой, какой владеют лишь начальники. – Вы специалисты только в безделье. Но постарайтесь. И очень быстро. Иначе я вспомню, что ужасно давно никого не увольнял. И не сажал на кол…

Хранилище казны располагалось в подвале Останкинской башни, той самой, что толстым уродским пальцем торчит над Ква-Ква. Процесс проникновения в него состоял в основном из переговоров с разного рода стражниками, взвизгивания дверных петель и клацанья засовов.

Винтуса Болта и Дубуса Хром-Блестецкого сопровождал капитан мэрской стражи, и поэтому этот процесс закончился для них довольно быстро. Клацнул последний, самый большой замок, завизжали петли необычайно толстой двери, и маги шагнули в обширное помещение.

Тут стояли ящики, на каждом имелась надпись: «Не влизай! Убьеть!».

– Так вот, господа, – сказал капитан стражи, оглаживая длинные, завитые на кончиках, истинно капитанские усы. – Как видите, стены, двери и замки целы. А содержимое этих вот…

– Мы сами, – остановил его Хром-Блестецкий, знавший, что капитан любит поговорить с умными людьми.

И поэтому частенько беседует даже с собственным отражением в зеркале.

Капитан обиженно замолчал, а маги двинулись к ближайшему ящику и заглянули под крышку.

Хранители казны полагались на замки и охрану, а также на страшную надпись, и поэтому крышка была даже не закреплена. А в чреве ящика, там, где должны были весело поблескивать золотые слитки с клеймом мэрии на боку, имелся лишь тонкий слой рыжей пыли.

Винтус Болт взял горсточку и поднес к носу.

– Ничем не пахнет, – уныло сообщил он.

– Мне кажется, коллега, это не наш профиль, – заметил Хром-Блестецкий. – Мы, как бы это…

– И ты рискнешь сообщить об этом мэру? Чтобы мы с тобой резко сменили агрегатное состояние с твердого на газообразное?

– Это как?

– С помощью костра.

– О!

Некоторое время длилось задумчивое молчание. Винтус Болт разглядывал пыль, а Дубус Хром-Блестецкий размышлял, не собрать ли ему манатки и не отправиться ли в путешествие для поправки здоровья. Куда, он особо не задумывался. Главное – подальше от мэра, способного это здоровье свести к нулю.

– Ладно, – наконец сказал Винтус Болт. – Попробуем применить что-нибудь из заклятий познания. Эти ящики должны помнить, что случилось со спрятанным в них золотом. Ведь так, коллега?

– Так, – согласие это выглядело унылым, как осенний вечер на кладбище.

Оставшийся у дверей капитан увидел, как маги склонились над одним из ящиков. Из их ладоней заструилось голубоватое свечение, а потом внутри ящика завозилось, будто там появились занятые размножением кролики. Полетели белые искры, особенно яркие в мраке хранилища.

Тот маг, что повыше, закряхтел, тот, что пониже, засопел.

Капитан на всякий случай взялся за палаш и выдвинул вперед нижнюю челюсть, похожую на оголовье тарана.

– Ничего себе, – проговорил Дубус Хром-Блестецкий, когда заклинание с тихим шелестом скончалось. – Кто бы мог подумать, а?

– Ага, – согласился Винтус Болт. – Мелкие злобные ублюдки. Они всегда были мне очень подозрительны. И как только догадались сотворить такое? Нанести удар в самое… самый желудок нашего города.

– И не только города, – побледнел Хром-Блестецкий, которому пришло в голову, что он давненько не осматривал собственный золотой запас. – Всем гражданам… Поэтому мы…

– Сейчас отправимся по домам, – поддержал коллегу Винтус Болт, чьи мысли потекли в схожем направлении, – а завтра, когда помозгуем, доложим обо всем мэру…

И маги взяли такой резвый старт, что капитан успел только посторониться и проводить их глазами.

* * *

Дверь таверны «У Толстого Маззи» открывалась с таким зловещим скрипом, что его с удовольствием купил бы сам граф Дрюкула или представитель семейства Адамс. Хозяин заведения, принадлежавший к малочисленной расе выползней, скрипом гордился и периодически смазывал петли секретной и ужасающе вонючей жидкостью.

«Для звучку», – приговаривал он.

Таверна, расположенная на перекрестке улицы Оплывших Свечей и переулка Ушной Серы, снаружи ничем особым не выделялась. Зато внутри… о, о том, что там имеется внутри, знали завсегдатаи, ну и немногие люди, посетившие заведение в живом и целом виде.

Дверь скрипнула особенно зловеще, и сидевшие (а также стоявшие, лежавшие и висевшие) за столиками существа обратили взгляд на вошедшего. В глазах, буркалах и зрительных пятнах возникло удивление.

На пороге стоял человек, бородатый и безоружный, да еще и с повязкой на глазах.

Нет, люди в заведении «У Толстого Маззи» бывали частенько, но в основном в виде окровавленных кусков мяса.

– Хшшш… – сказал один из вампиров, принюхиваясь. – Ты кто?

– Славу воспой ты, о Муза, о мне, о великом поэте Умере! Мощном словами и сладкими песнями полном! – завопил старик, извлекая из-за спины доску с натянутыми струнами. – Готов я развлечь вас, о шлемоблестящих героях поведав, о злобе чудовищ и горести ихней судьбины!

Горгона, отличавшаяся тонким слухом, упала в обморок, вампиры, знающие толк в криках, одобрительно кивнули.

– Ага, – пробулькал Толстый Маззи, возвышавшийся за стойкой, как гора экскрементов. – То есть ты этот, певец?

– Аэд Умер!

– Ну, раз умер, то заходи, – решил оползень. – Спой нам про чудовищ, только не слишком громко…

Умер считал, что поэт должен быть поет (в смысле, накормлен) и напоет (в смысле, пьян). Но с воплощением этой концепции в жизнь порой выходили некоторые трудности. Например, сегодня аэда вышвырнули из трех таверн подряд, и поэтому он был несколько расстроен и не очень хорошо соображал, что творится вокруг и куда именно занесли его ноги.

Пока Умер шел к стойке, те из посетителей, у кого имелись затылки, задумчиво чесали в них.

У кого затылков не было, делали это мысленно.

Собравшиеся тут существа знали, что делать, когда ты нападаешь на человека, знали, что делать, когда он нападает на тебя. Но они не представляли, как себя вести с человеком, который собирается тебе спеть.

Ну а Толстый Маззи подумал, что можно внести некое разнообразие в звуковую начинку таверны. Рычание, вой, чавканье и предсмертный визг могут надоесть самому терпеливому кабатчику.

– Так, иди к стойке, – пригласил выползень.

– О, цветочек, – сказал Умер, разглядывая растение в горшке, что красовалось на стойке и одуряюще пахло.

– Осторо… – закончить предупреждение Толстый Маззи не успел.

Один из цветочков обернулся зубастой пастью, а та, зарычав, попыталась тяпнуть Умера за палец.

– Ой! – отскочил аэд. – Что это?

– Дикая орхидея, – сообщил Толстый Маззи. – Недавно из Пущи привезли. Ну, ничего, мы ее воспитаем…

– Предупреждать надо!

Умер отодвинул хлипкий табурет подальше от злобного растения. Для порядка прокашлялся и начал петь. Сначала он исполнил краткую, на десять тысяч строк, поэмку «Над пропастью не ржи», а потом принялся за мегаэпическое произведение, посвященное битве у Старой Пасеки.

На самом деле это была обыкновенная стычка между двумя бандами мародеров, но истина в поэзии выглядит иногда очень причудливо. Поэтому Умер надрывался, выпевая занудные родословные участников баталии и используя слова типа «многошумящий», «пьяно-гремящий» и даже «мертвосмердящий».

Такие термины всегда приносят прибыль, это он знал точно.

Вот и сейчас в сторону аэда полетели монеты – то ли в знак благодарности, то ли посетители просто решили попрактиковаться в дартсе.

– Встала над сушей исполнена бодрости Зоря! Ложе покинул и хитренький Вася Задонский! – вопил Умер, не забывая подглядывать из-под повязки.

Просто так, из любопытства.

В таверне все шло как обычно – три фея напивались, кто-то жрал человечину, в углу клубилось облако фиолетового дыма. Из него доносились тибидохающие звуки, явственно говорившие, что там курят вовсе не табак.

Потом дверь открылась, и вошел худощавый молодой человек.

Десятки рыл и морд повернулись к нему, свет факелов блеснул на обнажившихся клыках.

Но молодой человек сделал что-то, что именно, Умер не разглядел, и посетители вернулись к своим Кровавым Мэри (или Салли?). А новый посетитель, чье лицо вдруг показалось аэду знакомым, направился к столу, за которым сидели оборотни, числом не меньше дюжины.