Пропавшая в Москве

Джейн снова повели тем же длинным коридором, на этот раз обошлось без унизительной процедуры личного обыска. Оказавшись в комнате, она сполоснула лицо ржавой водой, сочившейся из крана. Упала на деревянный настил койки и закрыла глаза, мечтая поспать до прихода соседки. Но сна не было.

* * *

Услышав телефонный звонок, Радченко взглянул на часы: без пяти одиннадцать. И подумал, что в это позднее время приличные люди уже не звонят, а если все же беспокоят, то исключительно по срочному делу. Дима услышал голос Лайзы, подруги Джейн, что приехала с мужем из Канзаса.

– Прости, что я не вовремя, – сказала она по-английски. – Но творятся какие-то странные дела. После исчезновения Джейн нам со Стивом не к кому обратиться. Кроме тебя.

– Что случилось?

– Не хочу говорить по телефону, – ответила Лайза. – Ты не мог бы заехать к нам прямо сейчас? Или встретимся на полдороге?

– Лучше последний вариант, – ответил Дима и объяснил, как добраться до пивного бара «Раритет». – Это хорошее место. Мы сможем спокойно пошептаться.

Он положил трубку, вышел из кабинета, завернул в ванную комнат и пустил воду из крана. Вода сочилась тонкой струйкой, Радченко успел вымыть руки и сполоснуть лицо, еще до того момента, когда вода совсем перестала течь. Он подумал, что за те бешенные деньги, что платит за аренду дома на Рублевском шоссе, мог бы получить исправную канализацию и воду. Но унитаз среди ночи извергал воздушные пузыри, издавал странные звуки, похожие на бормотание проснувшегося гейзера или подземной реки.

Радченко вернулся в свою спальню, покопавшись в стенном шкафу, выбрал видавшую виды кожаную куртку с косой молнией и протертыми локтями, башмаки из грубой кожи и джинсы. Уже одетый в коридоре он столкнулся с женой. В длинном стеганом халате она шла навстречу.

– Я думал, ты спишь, – сказал Дима. – Появилось пустяковое дело, скоро вернусь. Но ты меня не жди. Ложись.

– Я все-таки дождусь тебя, – Галя положила руки на плечи Димы и поцеловала его в щеку и в подбородок. – Не спрашивать: куда ты собрался? Или все-таки поинтересоваться?

Радченко врал легко и был готов к любому вопросу.

– Ответ тебя разочарует. В деле, которым я занят, нет ни роковых женщин, ни опасности, ни риска. Даже банальной интриги нет. Сплошная рутина и бумажная пыль. Сутяжный спор двух бизнесменов, которые делят, но не могут поделить бизнес. Несколько общих бензоколонок.

– До утра бензоколонки не подождут?

– Чем раньше закончу эту бодягу, тем скорее получу отпуск. И мы на две недели улетим в теплые края.

– Тогда езжай на машине. Ночью носиться на мотоцикле…

Радченко упрямо покачал головой:

– На машине ездит тот, у кого нет мотоцикла.

Через пару минут он вывел из гаража черный «Харлей», переключил передачу и рванул с места. Накрапывал мелкий дождь. В свете фонарей мокрый асфальт отливал золотом. Через полчаса он тормознул возле пивной «Раритет», установил мотоцикл на подставку и, сдернув с головы промокшую бандану, взобрался на высокое крыльцо. В заведении собирались байкеры, их подруги и все те, кто не равнодушен к жизни на двух колесах.

Играла музыка в стиле кантри, по стенам развесили постеры легендарных старых мотоциклов, под потолком слоился табачный дым, с которым не справлялась хилая вытяжка. Пиво лилось рекой. Бармен Борис Иванович, для своих просто Бор, высокий мужчина с длинными седыми волосами, выглядел усталым. Он сдвинул ковбойскую шляпу на затылок. Верный признак, что посетителей сегодня больше, чем обычно, а работы до утра будет много.

– Чего тебе? – спросил Бор вместо приветствия.

– Чего покрепче, на твое усмотрение, – ответил Радченко.

* * *

До появления Лайзы и Стива Дима успел многое. У барной стойки он влил в горло две порции водки с лимонным соком. За столиком в углу переложился парой кружек красного ирландского пива и съел куриную грудку под томатным соусом. Довольный собой, Радченко чувствовал, как тепло расходится в крови, наполняя душу энергией жизни. А легкое раздражение, оставшееся после разговора с женой, без остатка растворилось в этом тепле. Лайза и Стив появились в сопровождении адвоката Ильи Земского, унылого парня с портфелем из свиной кожи, распухшим до невероятных размеров.

Стив опустился на стул у окна, вытянул ноги и задал Диме несколько вопросов о судьбе Джейн. Ничего вразумительного Радченко ответить не смог, он позвал официантку в короткой кожаной юбке и прозрачной рубашке, завязанной узлом на пупке. И спросил четыре пива.

– Что случилось? – спросил Дима по-английски.

– Плохие новости, – ответила Лайза. Она смотрела на противоположную стену, но, кажется, ничего не видела. – Колю, мальчика, которого мы хотели усыновить, позавчера вдруг увезли из детского дома. Еще с ним было трое ребят. Сказали, что в областной центр на медицинское обследование. В тот же день обратно вернулись только три ребенка. А Колю оставили в какой-то амбулатории. Утром мы выехали на место вместе с адвокатом, – она кивнула на Земского. – В детском доме нам разрешили поговорить с какой-то воспитательницей, директор к нам не вышел. А та женщина толком ничего не знает.

– Удалось выяснить, куда отвезли мальчика? – спросил Радченко.

– Вот адрес, – Земский держал в руке мятый листок. – Онкологическое отделение областной больницы. Я звонил туда. Есть подозрение, будто у него опухоль мозга. Врач сказал, что мальчика задержат там на неделю. Если все будет нормально, привезут обратно. Ну, в интернат.

– Вот видите, нет причин для беспокойства, – Радченко улыбнулся через силу. Он чувствовал, что тревога за судьбу ребенка передалась и ему. – Просто медицинское обследование.

– Мы думали, ты сможешь помочь, – процедил Стив. – Мы не слишком богатые люди. Но готовы потратить деньги, что скопили на старость. Лишь бы усыновить мальчика. Он любит нас. А мы любим его. Помоги…

– Хорошо, – кивнул Радченко. – Постараюсь что-нибудь придумать.

Он подумал, что ехать в Калугу следует прямо сейчас. Ранним утром он будет в городе, а в первой половине дня, если повезет, закруглит все дела. И вернется назад.

Глава 5

Квартира отставного майора милиции Владимир Шаталова пропахла табачным дымом. Хозяин по случаю прихода Девяткина надел форменную милицейскую рубашку, вытащил из металлического шкафа, где хранил охотничье ружье, бутылку коньяка трехлетней выдержки. По дороге сюда Девяткин купил кое-какой закуски, прихватил бутылку породистого «Мартеля». И теперь сидел в старом неудобном кресле, ощущая мягким местом выпирающие наружу пружины.

– Поначалу я решил, что похищение Майси раскрутим быстро, – сказал Девяткин. – Свидетели составили композиционный портрет одного из похитителей, которого хорошо рассмотрели. А затем узнали его на фотографиях в одном из альбомов, который я им давал посмотреть. По всему выходило, что это некий Сотников он же Сотник. Опасный тип. Но на этот раз оба свидетеля ошиблись. Сотников отбывает срок в колонии строгого режима под Владимиром. Мы направили запрос в ГУИН и Министерство юстиции. И получили ответы. Ошибка исключена – Сотников мотает срок. И сидеть ему еще три года. Свидетели ошиблись, потому что внешность у него такая… Ну, похож на одного иностранного актера.

– Бывает, – кивнул хозяин дома.

– Потом бесследно пропал один из трех свидетелей, бывший милиционер. Сел в машину и укатил в неизвестном направлении. Объявили в розыск. Но результатов никаких. Тогда начальник следственного управлении и говорит: «Если у нас нет ничего, может, Шаталов что-нибудь посоветует».

– Последние десять лет службы в милиции, до самого ухода на пенсию, я занимался только экстрасенсами. Да, о них вспоминают, когда у следствия нет ни доказательной базы, ни свидетелей. Ни хрена нет, – дядя Вова расстелил на столе скатерть. – А из московской мэрии или, бери выше, администрации президента звонят большие начальники. Почему дело, о котором все газеты пишут, до сих пор не раскрыто? Таки дела… Когда похитили американку?

– Третья неделя пошла. Главное – бандиты не проявились. Не выдвинули никаких требований.

Шаталов посмотрел на свет рюмку, нежно подышал на нее и протер салфеткой.

– Третьею неделю? Это долго. Значит, бабу уже убили.

– Не думаю, – ответил Девяткин. – Действовали профессионалы. Пустили нас по ложному следу, выиграли время. Сами спокойно замели следы и скрылись. Не для того они пошли на делюгу, чтобы замочить иностранку.

– Есть несколько экстрасенсов, которые сейчас сотрудничают с милицией на постоянной основе. Ну, до того, как у меня начались неприятности с сердцем, я работал с некой Антониной Беловой. Собственно, я и притащил ее в милицию. Скажу так: она сегодня – лучшая.

– Серьезно?

– Была еще одна ясновидящая с потрясающими способностями. Полуслепая неграмотная старуха. Жила в деревне, где меньше десятка домов. В прошлом году ее убила молния. Осталась Белова. Мы вышли на нее случайно. Бывший муж Антонины устраивал ей что-то вроде концертов в клубах. Она там угадывала числа, которые на бумажках пишут зрители в зале. Искала потерянные вещи и всякое такое. Номера вроде тех, что в цирке фокусники показывают. Так совпало по времени, что про Белову пронюхали на центральном телевидении. Хотели сделать про нее большую передачу для первого канала. Уже отсняли кое-что, фрагменты концертов, интервью, еще кое-какой материал.

– Телевидение – это к неприятностям, – поморщился Девяткин. – По себе знаю.

– Вот и я про то, – дядя Вова вытащил из серванта посуду. – Если бы передача вышла в эфир, в течение одного вечера Белова стала известна на всю страну. И, разумеется, фантастически разбогатела. К ней на прием записывались бы на год вперед. Люди последнее с себя продали бы, чтобы узнать, где их потерявшиеся дети. Но мы сумели остановить все это. Лично я ездил в Останкино. Я не мог сказать этим господам с телевидения: не делайте передачу. Если ее покажут, Белова будет навсегда потеряна для милиции. Человек, которого знает полстраны, к нашей работе непригоден. Но я не мог сказать этого напрямик. Впрочем, меня бы не послушали.

– И чего ты придумал?

– Я сказал, что к Беловой есть серьезные претензии по милицейской линии, – Шаталов протер салфеткой ножи и вилки. – Она воровка и мошенница. Возбуждено уголовное дело, дамочка скоро предстанет перед судом. А потом отправится в места не столь отдаленные. В санаторий, на казенные харчи. Я выложил на стол уголовное дело, которое по моей просьбе сварганили ребята из оперативно-розыскного отдела. Все это не совсем законно, ну, фабриковать документы и всякое такое… Но какое кому дело до бюрократических формальностей, когда речь идет о серьезных вещах.

– И что в итоге?

– Мне нужна была эта Белова. И я ее получил. В Останкино полистали так называемое уголовное дело. Сквозь зубы поблагодарили меня за ценную информацию и за помощь. Да… Ты бы видел кислые морды у телевизионных начальников. Передачу, сделанную наполовину, положили на полку. Вопрос был закрыт навсегда.

* * *

Джейн разбудил странный звук, кажется, мыши скреблись в стену. Это Королева Виктория, вернувшись из кочегарки, доедала ужин. Сидя за столом, она выскребала ложкой содержимое закопченного котелка. Покончив с кашей, вытащили из-за пазухи складной нож, отрезала кусок хлеба и намазала его горчицей.

– Чего валяешься? – Виктория заметила, что Джейн не спит. – Иди сюда.

Джейн поднялась, сполоснула лицо у рукомойника и села к столу. Аппетита не было, но хотелось переброситься словом с живым человеком. Она нацедила в кружку воды из чайника, от хлеба и каши, пахнувшей подгорелым маслом, отказалась.

– Чего нос воротишь? – нахмурилась Виктория и сама себе ответила. – Да, понимаю. На воле ты к разным деликатесам привыкла. Тебе колбасы свежей дай. Или икры. Это ты сожрешь. А простую пищу на дух не переносишь. Так?

– Мне нездоровится, – ответила Джейн. – И почему вы со мной разговариваете в таком тоне? Как с врагом?

– А кто ты и есть, поганка проклятая? Что б у тебя глаза лопнули.

Королева Виктория высунула язык в нездоровом белом налете, слизала горчицу с лезвия ножа. Минуту она неотрывно смотрела на Джейн. В прищуренных глазах пылали огоньки ненависти.

– Люди мне рассказали, почему ты тут оказалась. Что ж… Значит, есть божий суд. Значит, бог все видит. Ни одно злодеяние не ускользнет от его ока. Он, – Виктория подняла палец к потолку, – схватил тебя за жопу. Крепко схватил. И теперь уж не отпустит.

Джейн жалела, что встала.

– Что произошло?

– Ты все знаешь, гадина, без моих рассказов. Это ты заставила моего сына украсть деньги из банка. Ты его уговорила. Мол, поживем красиво. Как люди живут. А он, дурак, послушал. Это тебя он водил по кабакам. Тебе покупал бриллианты. Тебя на море в Крым возил. На солнце жопу греть. Из-за тебя его инвалидом сделали. А старуху мать засунули в бойлерную. Подыхать от чесотки и гнить заживо. Вот чего ты, сука, наделала. Вот чего сотворила, проститутка дешевая.

Джейн опешила, едва не открыв от удивления рот, она смотрела на Викторию, стараясь понять, что случилось. То ли соседка перегрелась у топки, то ли ее накачали водкой, то ли дело обстоит гораздо хуже.

– Я никогда не видела вашего сына, – Джейн старалась сохранять спокойствие, но голос дрогнул. – Даже на фотографии не видела. Икру я не ем. А в Крыму ни разу не была. Успокойтесь, вам надо…

– Заткнись, мерзавка, – огоньки в глазах Виктории погасли. Зрачки сделались белыми от ярости, она пристукнула кулаком по столу так, что подпрыгнул тяжелый чайник. – Змея подколодная. И ты еще смеешь… Ты, тварь, довела меня до самого края. До этой помойной ямы. Моего сына в инвалидное кресло посадила. Кусок заразы – вот ты кто.

– Я не хочу слушать этот бред, – Джейн отодвинула кружку с водой.

Виктория привстала, схватила со стола нож. Джейн, опрокинув табурет, вскочила на ноги. Она не сводила взгляд с ножа, зажатого в черном от угольной пыли кулаке. И медленно пятилась к стене, будто там ее ждало спасение. Ножик неновый, но, видно, сделан из настоящей стали. Остро заточенное лезвие, широкое и длинное, фиксируется специальным ступором. Такой штукой корову можно зарезать, а уж человека – раз плюнуть.

* * *

Дядя Вова и Девяткин устроились за столом в большой комнате, где из окна видны голые деревца и пара девятиэтажных домов через дорогу. Хозяин сказал, что врачи запретили злоупотреблять, но правила для того и придумывают, чтобы их нарушать. Иначе зачем нужны эти чертовы правила? Рюмка коньяка для больного сердца все равно, что чистый мед. Сплошная польза, плюс хорошее настроение. Он поставил на стол плошку с огурцами и помидорами и украсил овощи веточкой зелени. Потому что в душе всегда оставался неисправимым эстетом. Середину стола заняла курица с картошкой, запеченной в духовом шкафу.

– Как ты знаешь, в штатном расписании МУРа нет должности: «ответственный за работу с экстрасенсами», – Шаталов разрезал курицу на несколько частей и облизнулся. – И не все работники центрального аппарата догадываются, что с милицией сотрудничают люди с неординарными способностями. А ведь такая работа ведется давно. Началась она сразу же после второй мировой войны. Если дело громкое, например, убийство какой-то известной персоны или политическое преступление, могут создать группу из работников прокуратуры и уголовного розыска. И к работе подключат экстрасенса. А надо, – двух или трех.

– И много таким Макаром дел нащелкали? – Девяткин подсел к столу.

– Да уж немало. Помнишь некоего Кобзева? Ну, этот тип, полный отморозок и урод, в своем подземном бункере мучил и убивал женщин. Жертвам от двенадцати до семидесяти лет. В суде удалось доказать только восемь эпизодов, то есть восемь трупов. На самом деле, жертв гораздо больше. В газетах писали, будто этого подонка выследили менты. Что мы якобы провели упорную, кропотливую работу, прочесали мелким гребнем все Подмосковье. Ночевали в засадах, пахали по двадцать часов в сутки. Сначала вычислили район неподалеку от Москвы, где убийца устроил камеру пыток. Потом выследили его самого. И так далее. Художественный треп… Район, где искать убийцу, а потом и точное место пыточной камеры, указала Белова.

– Припоминаю… Делом, кажется, занималась прокуратура. В суде было закрытое слушанье. На этом настояли родственники убитых.

– Точнее, работала объединенная бригада: три сотрудника МУРа, в том числе и я. И еще следователи прокуратуры. У нас не было ничего, только несколько изуродованных полуобгоревших трупов. Точнее, фрагменты тел. Одной из жертв оказалась дочка большого человека со Старой площади. Подключили лучших сыщиков, но результат был нулевым. Тогда вспомнили о Беловой. Сначала ничего не двигалось. У Беловой есть один недостаток: она плохо чувствует людей или вещи, если те находятся под землей. С трудом находит захороненное тело или предмет. А камера пыток Кобзева находились на глубине четырех метров.

– Кобзева расстреляли?

– Он отбывает пожизненное заключение в тюрьме особого режима. А для уголовного дела, что было направлено в суд, мы нашли липовых свидетелей. Из наших нештатных осведомителей и других заинтересованных граждан. Один мужчина якобы видел, как Кобзев дождливым вечером остановил машину на проселочной дороге. И посадил девушку, которую впоследствии нашли убитой. Другой человек видел, как Кобзев закапывал труп. Третий еще что-то видел. Ну, не могли мы Белову подставлять. Если бы судья и заседатели узнали, что Кобзева нашли при помощи экстрасенса, его освободили бы прямо в зале суда. И сняли все обвинения. А Белова по-прежнему нештатный сотрудник милиции.

Дядя Вова, потирая ладони, стал раздумывать, какую бутылку приговорить первой, а кукую на потом оставить. Решил начать с благородного французского коньяка. В былые времена Шаталов мог перепить кого угодно, но теперь, – отметил про себя Девяткин, – годы взяли свое. Первую рюмку опрокинули за встречу, вторую за здоровье, третью за гостя… Девяткин почувствовал, что его щеки разрумянились, а кровь побежала быстрее. Дядя Вова выглядел так, будто капли в рот не брал, – трезвее трезвого.

– По-человечески мне даже жаль эту Белову, – он захрустел соленым огурцом. – Что есть ее способности? Это дар божий или проклятье? Она живет в своем странном пугающем мире. В мире видений, полуфантастических полуреальных. За те двенадцать лет, что Антонина сотрудничает с нами, она насмотрелась разных картинок. Такое видела, отчего у крепкого мужика крыша поедет. Однажды она сказала мне, что эти образы живут в ней, остаются зримыми.

– Это как же?

– Она видит расчлененные трупы, тела, сожженные на кострах, в ямах, в бочках из-под удобрений или мазута. Видит людей, от которых не осталось ничего кроме старых истлевших фотографий. Она видит женщин, зарубленных ревнивыми мужьями. Трупы, растворенные в концентрате серной кислоты. Тела утопленные в реках, съеденные рыбами. Видит морды маньяков, жестоких убийц, насильников, садистов… Всего не перечесть.

Девяткин попробовал баклажаны с орехами, изготовленные лично дядей Вовой и в знак восхищения поцокал языком.

– М-да, этой барышне не позавидуешь, – сказал он.

– Она живет в аду, – Шаталов зацепил вилкой кусок соленой рыбы. – Не понимаю, почему Белова до сих пор не сошла с ума. Или не покончила с собой.

– Как она может видеть, например, сгоревших мертвецов, от которых горстки пепла не осталось? – Девяткин положил в тарелку салата, на вид очень аппетитного, с морковью и сладким горошком. – Как все это устроено, то есть…

– Ты хочешь спросить: как все это получается, как работает мозг Беловой? – уточнил Шаталов. – Ее мозги – это не механизм швейцарских часов. Это гораздо сложнее. Если бы я знал ответы, давно получил Нобелевскую премию. Уехал как можно дальше от этого сумасшедшего дома под названием Москва. И выращивал камелии и розы в каком-нибудь чудесном месте земли. Желательно рядом с морем.

– Но ведь существует какое-то объяснение…

– Мы обращались к ученым, в институт имени Сербского. Феномен Беловой изучали лучшие специалисты страны. Эту женщину обследовали под микроскопом: ее кровь, записи биотоков головного мозга и так далее. Ты можешь затребовать все медицинские документы. И неделю читать разные выписки и справки, спотыкаясь на непонятных терминах. В итоге, когда разберешься, узнаешь, что с точки зрения современной науки Белова нормальный человек без ярко выраженных отклонений и патологий. Я знаю одно: она не впадает в транс, не бьется в припадках. Она просто рассказывает о том, что видит. Или видела. Так человек, вернувшись из отпуска, рассказывает о курортных впечатлениях. Если ты хочешь знать, каков процент раскрытых с ее помощью преступлений, отвечу: сорок на шестьдесят. Не в пользу Беловой.

– Сорок процентов… Хм, это неплохо.

– Для начала предоставь ей все материалы, собранные по делу. Не дави на нее, не торопи, отнесись к человеку уважительно. А там уж как кривая вывезет.

Девяткин вышел на улицу, когда окна в домах уже гасли. Он поймал такси и, устроившись на заднем сидении, подумал, что с дядей Вовой по-прежнему трудно тягаться. Он в прекрасной форме по части выпивки. И, пожалуй, мог бы отпахать в милиции еще лет десять, но молодые парни дышат в затылок, рвутся в бой. Положено уступать дорогу. Хотя и не хочется.

* * *

Виктория держала нож крепко. Положив большой палец на край лезвия, она готовилась нанести прицельный удар, от которого не будет спасения. Лучше всего попасть в живот, ударить сверху вниз, распоров брюхо от лобка до ребер. Если эта тварь не подохнет сразу, то истечет кровью за пять или десять минут, а то и быстрее. Конечно, с другой стороны двери может оказаться случайный человек, ну, хотя бы малый, что приносит пищу. Поэтому нужно все сделать тихо. Виктория положит свою подушку на лицо раненой. А сама сядет на подушку сверху. И станет смотреть, как корчится в предсмертных мучениях эта подлая развратная сука, погубившая единственного сына.

Джейн остановилась, уперевшись спиной в стену. Дальше отступать некуда. Рука с ножом пошла снизу вверх. Джейн выбросила вперед левую руку, успев перехватить запястье Виктории и со всей силы крутануть предплечье по часовой стрелке. Виктория, не ожидавшая такого сопротивления, вскрикнула. Но ножа не выпустила. Левой рукой без замаха ударила Джейн открытой ладонью в глаз. Та вскрикнула от боли, ослабила хватку.

– Зараза, – прошипела Виктория. – Недолго тебе осталось…

Виктория пнула своего противника носком башмака в голень. Вырвала руку с ножом, отвела ее за спину. И снова попыталась ударить снизу вверх, метя лезвием в низ живота. Джейн закричала от боли в ноге и страха, который сильнее боли.

Но все же успела захватить предплечье Виктории двумя руками, крутанула его изо всех сил. Королева Виктория ударила Джейн головой в нижнюю челюсть. Облезлый потолок поплыл перед глазами, пол накренился в сторону. Джейн не выпустила руку с ножом, напротив, крепче сжала ее и дернула на себя. На этот раз тонко закричала сама Виктория. И лягнула соперницу костяным коленом в бедро. Через мгновение женщины оказались на полу. Виктория навалилась сверху, оседлав Джейн, сжала бедрами ее грудь. Королева вырвала руку, занесла нож над головой. Сейчас она метила в горло.

– Сука, умри же…

Джейн подумала, что сил остается немного. Пожалуй, эту схватку она проиграла. Но есть последний шанс, он всегда остается… Джейн, что есть силы ударила Викторию кулаком в грудь слева, а справа в нижнюю челюсть. Затем оттолкнулась от пола ногами, пытаясь перевернуться на бок. Но ничего не получилась. Виктория лишь зарычала, Джейн снова ударила, кулаком наотмашь по лицу. В ту же секунду замигала лампочка над дверью. Загорелась ярче и вдруг погасла. Что-то металлическое упало на бетонный пол, это нож вывалился из раскрытой ладони. В ту же секунду Виктория всей массой навалилась на сверху, прижала к полу. Схватила за волосы, рванула голову на себя, затем оттолкнула.

Джейн ударилась затылком о бетонный пол и увидела в наступившей темноте, как перед глазами рассыпался и замигал разноцветными огоньками праздничный фейерверк. Виктория крепко ухватила свою жертву за шею, стиснула твердые, будто сделанные из металла, пальцы. Джейн захотела закричать, позвать на помощь. Может быть, ее крик услышит человек, что топчется в коридоре и иногда заглядывает в комнату через глазок. Лампочка загорелась и снова погасла. Затем свет вспыхнул ослепительно ярко. Лицо Виктории, перепачканное угольной пылью, оказалось совсем рядом. Она дышала прерывисто и тяжело, с нутряным свистом, дышала прямо в полуоткрытый рот Джейн.

– Умри, гнида, – хрипло прошептала Виктория, с новой силой сжала горло своей жертвы. – Ну, ну… Давай… Сдохни…

Теряя силы, Джейн шарила рукой по полу. Нож должен быть где-то здесь, рядом слева. Лампочка часто замигала и совсем погасла. В тишине было отчетливо слышно, как пыхтит Виктория, сдавливая горло ненавистной суке в человеческом обличии. Но вот за дверью раздались чьи-то шаги. Лязгнул засов. Или эти звуки лишь послышались Джейн? Она ловила воздух широко раскрытым ртом, но воздуха не было. От напряжения носом хлынула кровь.