Без права отказаться

Временами, когда эльф засыпал, на него выливали горючее масло и поджигали. Пара секунд и тело заливалось ледяной водой. От такого шока сердце всегда могло остановиться, но не у него. Все, кто обрек Гласшарта на эти пытки удивлялись, насколько эльф стойкий к физической боли. Глава пыточной палаты инквизиции лично присутствовал на нескольких сеансах и был очень удивлен тому, что эльф не теряет сознание, особенно в тот момент, когда палач переломал ему абсолютно все фаланги на руках.

Гласшарт всегда сидел мирно. Нет, он не просил прекратить или остановиться. Он не произносил ни слова. Рассказав обо всем, он сразу же бы подписал себе смертный приговор. Сегодня эльф уже гадал, что будут делать с ним, но когда дверь открылась, он ухмыльнулся. Палач вошел волоча за собой девушку с мешком на голове. Пока он был здесь, его Жэнерлен родила ребенка. Инквизиторы нашли их и привели сюда.

– Ну что, ублюдок, раз язык никак не развязывается, то значит мы будем делать по-другому.

Жэнерлен рыдала, умоляла о пощаде и падала на колени, все крепче прижимая к груди ребенка.

Гласшарт обреченно поднял взгляд и произнес:

– Сын или дочка?

Палач не стал ждать, пока девушка откроет рот, а только саданул со всей силы кулаком ей по челюсти, так, что она упала на пол, но ребенка в руках удержала:

– Дочка. Кричит всю дорогу что Шайей назвала.

Гласшарт улыбнулся. Эта реакция вызвала смятение всех, кто был в комнате. Особенно глава пыточной палаты инквизиции Крамер Март, который лично пришел посмотреть на то, как сломается этот весьма интересный эльф, раскрыл глаза от удивления.

Эльф не был удивлен или шокирован. Признаться честно, он давно ожидал, что они приволокут сюда Жэнэрлен, будут пытать ее у него на глазах, или заставят его пытать её. Он это ожидал, вот только не учел тот факт, что у него теперь есть дочь. Это изрядно заставило все внутри екнуть и на мгновение забыть о нескончаемой физической боли. Гласшарт долго прослужил ордену. Работая внутри системы, ты знаешь на что она способна, именно поэтому он был готов убить свою Жэнэрлен, был готов причинить ей боль. Все что он осознал сейчас – это то, что крошечный ревущий сверток с острыми ушками не входил в его расчетливые планы на будущее.

– Что, даже сердце не екнуло? – спросил палач и забрал из рук у эльдариилки дитя, под дикие крики, что гулом разносились по сырым казематам.

Он яростно наступил на руку Жэнэрлен сапогом так, что было слышно, как хрустят её кости! Девушка завопила пуще прежнего, а палач только небрежно уложил ребенка на ледяной пол и начал бить кулаком по лицу девушку. Кровь разлеталась в стороны, ведь палачи инквизиции носили специальные перчатки с конусовидными стальными накладками. Эти накладки заставляли лицевые кости лопаться и ломаться, причиняя нестерпимую боль!

Все молча наблюдали как девушка кричит, потом она начала хрипеть, издавать сдавленный свист вместо крика, и как итог потеряла сознание.

– Хватит! – скомандовал глава пыточной палаты.

Гласшарт не знал его, не был с ним знаком, ведь орден огромен, а пыточная палата всегда работа исправно и ни разу не вызывала подозрений. Пожилой мужчина с редкой поседевшей бородой завис над изувеченным лицом, внимательно посмотрел в холодные эльфийские глаза и сказал:

– Неужели ничего не вздрогнуло?

– Нет.

– Хотел бы я знать почему.

– Я знал, что так и будет. Так зачем переживать? – Гласшарт усмехнулся.

– Так могло и не быть, если бы ты сразу признался нам в обвинениях.

– Так бы было. Я много лет проработал в специальном отделе. Мы знаем, как работает пыточная палата. Если бы у меня была мать или отец, то ваш палач сейчас бы ломал кости им.

– Я забыл представиться, Генрих Рюдферни, глава этой самой палаты – пожилой мужчина усмехнулся и выпрямился в полный рост. – Скажи, Гласшарт, ты знаешь почему именно я стал главным в данном отделе ордена?

– Знаю, твоя мать успешно раздвигала ноги при дворе диаспоры Дорцев – Гласшарт мельком взглянул на плачущую дочь.

– Понятно.

Сильный удар кулаком прилетел прямо в висок эльфа. Мужчина пошатнулся на стуле, который был утоплен в каменный пол, чтобы его нельзя было двигать, зашипел и снова внимательно посмотрел на Генриха.

– Сейчас я докажу тебе, что любого можно разговорить. Я, Генрих Рюдферни стал главой пыточной палаты не из-за промежности своей матери. А по более низким и понятным причинам.

Пожилой инквизитор подошел к палачу и снял с его пояса небольшую деревянную дубинку, обитую тонкими металлическими листами. Он демонстротивно встал над потерявшей сознание Жэнэрлен и занес дубину.

– Рассказывай! – закричал он, смотря в пустые, холодные глаза Гласшарта.

Кровь брырзгала повсюду, седая борода, лицо, парадный камзол высших чинов дерландской инквизиции – все было залито и заляпано кровью, с дубины спадали ошметки раскрошенного черепа и мозга, остатки глаз. По полу камеры валялись обломки выбитых зубов девушки. Старик поднял взгляд и не заметив ни капли волнения занес дубинку над грудной дочкой Гласшарта, он было хотел сделать удар, но едва заметное движение, расширившиеся глаза, резкий вздох. Глава пыточной палаты понял, что может разговорить его пленника.

– Вижу на супругу тебе глубоко плевать? – прошипел Генрих.

– Она мне не жена – сухо ответил эльф.

– Хорошо.

Старик подошел и взял на руки младенца, он аккуратно покачивал его и приблизился к Глашарту снова. Дитя кричало осиплым, еле слышным детским криком, иногда звука не было вообще, и Шайя просто открывала рот, словно рыба.

– Говоришь она была тебе не жена. Но я не первый год занимаю свою должность и вижу, как ты меняешься, когда кто-то обращает внимание на этого ангелочка. Я знаю, ты скажешь, что тебе плевать, но поверь мне, Гласшарт, я вижу, этот ребенок твоя кровь.

Генрих аккуратно взял ручку младенца в свою руку и начал массировать пальчики.

– Скажи Гласшарт, неужели тебе плевать на это чадо?

Эльф молчал. Генрих остановился и резко сломал ей три пальца! Казематы наполнялись яростным детским воем, напоминающим крик умирающего щенка! Гласшарт резко попытался встать, но не смог. Он начал кричать и пытаться разорвать оковы, но ничего не удавалось, а господин Генрих Рюдферни улыбнулся и сломал еще один палец младенцу. Детские слабые кости, словно пастила, были податливы в крепких пожилых руках.

– Оставь младенца! – не выдержав, закричал Гласшарт.

– Говори, говори! Все зависит только от тебя, сраный эльф! Скажешь и ей не будет больно! – Генрих сломал последний палец на маленькой ручке и аккуратно положил дрожащего ребенка на пол. Девочка продолжала беззвучно кричать. Её маленький разум не понимал того, что с ней происходит, но неудержимая боль заставляла сердечко вырываться из груди.

Гласшарт с дрожащими губами смотрел на посиневшие, выломанные пальчики, изувеченные фаланги, которые торчали в неестественной форме.

Глава пыточной палаты медленно приблизился к магу, который стерег сознание пленника и, посмотрев на него, сказал:

– Сейчас ты будешь следить за тем, чтобы младенец как можно дольше не умер – он повернулся к палачу. – Ты, иди наверх в канцелярию и позови сюда инквизиторского мага Фардина. А мне нужно выпить чаю.

***

Несколько часов Гласшарт сидел и наблюдал за тем, как его родная дочь, которую он еще ни разу не держал на руках, лежит на холодном полу, а рядом с ней, скрестив ноги сидит маг, который периодически произносит какие-то заклинания, делая так, чтобы боль дочурки утихла. Эльф понял, что это конец всему. Он знал, что будет дальше, его тошнило, и желчь подкатывала к горлу от осознания продолжения этого кровавого пира хищных гиен. Его родная плоть и кровь будет гореть в адских мучениях. Да, ему было плевать на покойную Жэнэрлин, но дитя… Он ждал этого ребенка, когда проводил время дома, всегда заботился и носился, словно окрыленный, над эльдариилкой. Все думали, что он идеальный мужчина, списывали это на эльфийскую кровь, врожденный романтизм, казалось, что он безумно любит свою дорогую, и скоро они сыграют свадьбу. Жизнь была сурова ко всем и все знаки внимания, прогулки, подарки и уютная наполненная любовью обстановка были только ради ребенка. Он желал иметь своё потомство, сгорал от нетерпения, хотел вырастить и выучить всему, что он умеет и даже больше. Маниакальное желание дать самое лучшее своему наследнику, наследнице, заставили Гласшарта встать на путь наемника, убийцы аристократов, это же желание и погубило его окончательно.

Дверь в казематы отворилась, в них вошел все тот же палач, господин Генрих и маг Фардин. На лице пожилого инквизитора была улыбка, с порога он засмеялся и сказал:

– Будем делать из тебя заботливого отца. Палач, сними оковы.

Мужчина в маске, черной кожаной куртке и перчатках, заляпанных кровью Жэнэрлен и снял цепи, кандалы, и ошейник. Гласшарт не успел опомниться, как все тело заломило, и он перестал его чувствовать!

– Что это?

– Это, дорогой мой Гласшарт, называется магия крови. Небольшое количество магов владеет этими знаниями. Сейчас я объясню, что будет происходить – Генрих улыбался. – Ты будешь осознавать все, что происходит, сможешь кричать, но вот твоё тело не будет тебя слушаться.

Глава пыточной палаты отошел в сторону и дал команду начинать.

Гласшарт сначала пытался сопротивляться. Но сразу понял, что магия сильнее, чем его сила воли. Его руки не слушались его, он аккуратно сел возле младенца, которого продолжал успокаивать первый маг, взял вторую ручку ребенка и яростно с тонким нежным хрустом сломал еще пять пальцев своей дочке!

–Нет! Хватит! Ублюдок! – начал кричать Гласшарт, в голове холодным ужасом пронеслось понимание того, что он будет делать.

– Говори! Нам нужно только твое признание, Гласшарт – Генрих ухмылялся.

Палач, который все еще стоял рядом, отвернулся и отошел в сторону. Было ясно, что свое место в этом отделение, Генрих заслужил не просто так.

–Прошу, остановись, Генрих! Это младенец, не надо!

– Дальше – холодно приказал инквизитор.

Гласшарт был словно в тумане, он не мог понять до конца, что происходит. Он был в шоке, кричал, захлебывался слюной, ревел, но его руки продолжали калечить его собственную дочь. Он сломал ей пальцы на ногах, потом сломал руки в локтях, переломал колени! Эльф кричал, из глаз вырывались слезы, он кусал свой язык так, что из него шла кровь, а Генрих жестокой плотоядной птицей нависал над ним и только твердил:

– Говори, говори, говори!

Палач дал пыточные инструменты и маг, зажмурив свои глаза, продолжил делать богопротивные деяния по приказу бесчеловечного главы пыточной палаты. В ход пошел специальный крюк, Гласшарт пронизывал им десны младенца, пока рот не превратился в кровавую кашу, напоминавшую манные комки, залитые кровавым вареньем. Ребенок истошно орал, а маг поддерживал его жизнь.

Были разорваны ноздри, сломаны ключицы, и в дело пошел нож. Гласшарт резал маленькие эльфийские ушки младенцу. Дьявольская магия продолжала держать жизнь в изувеченном тельце, а он продолжал мучать своего собственного ребенка, захлебываясь слезами и соплями, давясь криками, извергая желчные проклятия в адрес Генриха.

Эльф крепко схватил младенца за голову, выдавливая глаза. Маг заставлял его действовать жестоко.

– Говори, ублюдок. Твоей дочке уже не выжить, а вот мучиться она сможет еще долго – Генрих был суров. Он злился, слушая беспрерывный вой и плач Гласшарта, но тот никак не кричал о том, что признается в содеянных преступлениях.

Маг решил завершить это безумие. Управляя телом Гласшарта, он заставил его схватить младенца за переломанные ноги и убить за несколько сильных ударов о залитый кровью каменный пол.

– Стоп! – резко закричал Генрих. – Рано! Она должна жить еще!

Маг осекся, но не посмел выпустить из-под контроля тело Гласшарта.

Глава пыточной палаты приблизился к эльфу.

– Говори. Ты готов сознаться?

– Ты будешь гореть в огне, а Днева сожрет тебя и вырвет твои внутренности! – Гласшарт плюнул в лицо Генриха.

Пожилой инквизитор отошел в сторону и отерев кровавые слюни произнес.

–Кстати о съедение, пускай сожрет свою плоть и кровь! Так сказать прах к праху а сучью дочь в сучьего папашу!

Маг только опустил взгляд и тело Гласшарта полностью ушло под его контроль. Он отказывался смотреть на это, но господин Генрих с удовлетворением о проделанной работе наблюдал.

***

Дверь в камеру с Гласшартом открылась. Медленно, кривясь лицом в неё вошел Скелдриг Гай. То, что он увидел не только заставило нутро содрогнуться, но и непреодолимый утробный ужас, вперемешку с отвращением пробрал все тело, заставив каждый волосок на теле инквизитора подняться. Казалось, будто демон решил обнять его и шептать в ухо страшные истины судеб.

Скелдриг медленно повернулся к господину Генриху и тихо спросил:

– Что тут было?

– Господин Скелдриг, мы пытались выбить признание из уст этого паршивца. Но как видите, он продолжает молчать.

Скелдриг еще раз посмотрел на ужасную картину «пира правосудия».

Перед ним сидел изувеченный, напоминающий кровавый фарш Гласшарт. Его руки сжимали останки вздувшегося младенца, рядом лежало окровавленное тело женщины. Скелдриг медленно приблизился к эльфу и сел рядом с ним на корточки. Он с ужасом смотрел на то, что осталось после пыток господина Генриха.

– Понимаете, господин Скелдриг, я не просто так занимаю должность главы пыточной палаты – пожилой инквизитор тоже приблизился к Гласшарту – но все, чего мы смогли добиться, это чертова колыбельная, которую он иногда поет, покачивая на руках тело младенца.

– Сколько ты говоришь он так сидит?

– Уже четвертые сутки, господин. Он не ест, не пьет, нужду справляет под себя…

Скелдриг оборвал речь Генриха.

– Я чувствую это – инквизитор поднялся и внимательно посмотрел в глаза главы пыточной палаты. – Объясни, зачем это было сделано?

– Он хорошо терпит боль. Хотелось надавить посильнее, я думал, что он расколется, но вместо этого…

Скелдриг снова прервал Генриха.

– Но вместо этого ты убил двух невиновных людей и сломал психику лучшему бойцу ордена?!

– Попрошу, я выполнял свою работу в рамках дозволенного внутренним уставом Святой инквизиции!

– Оставь меня с ним – Скелдриг только с отвращением посмотрел на инквизитора.

Генрих недоумевающе пожал плечами и вышел прочь из зловонной камеры, в которой сидел Гласшарт.

Скелдриг аккуратно приблизился к эльфу и медленно забрал у него из рук тело младенца, положив на пол. Гласшарт умиротворенно поднял глаза на Скелдрига и тихо произнес:

– Ее звали Шайя.

– Даже боюсь предполагать, господин Гласшарт, что тут происходило.

– Моей дочери больше нет… – Эльф опустил голову и остался сидеть в той же позе что и раньше.

– Генрих нарушил все мыслимые и немыслимые рамки. Я видел отчет – инквизитор попытался поднять голову эльфа чтобы еще раз посмотреть в его глаза.

– Шайя – это все, что я хотел в этой жизни… – Гласшарт впервые поднялся за четыре дня. Его руки и ноги дрожали, некоторые раны снова начали кровоточить. Он внимательно посмотрел на Скелдрига. – Все, о чем я мечтал, это ребенок… Скелдриг. Я совершил все, в чем обвиняюсь… Мне больше нечего скрывать от ордена.

– Помолчи – Скелдриг закаленный жизнью не мог слушать Гласшарта и тем более смотреть на него, казалось, будто он разговаривает с мертвецом. – Мне не интересны твои слезы и признания Гласшарт. Я не мог просто так оставить дело касательно тебя, пускай мы и не друзья, но все же. С кем я бился под Штендом волнуют меня и волнует их судьба.

– Что ты хочешь сказать этим? – Гласшарт устало закинул голову на бок.

– Я знаю о всем твоем состоянии, которое ты копил…

– Я хотел лучшего для своего ребенка – глухо сказал Гласшарт прервав Скелдрига.

– Но ребенка больше нет, а лучший убийца ордена есть. Пускай дороги в Дерландии закрыты все, но ты можешь пригодиться в Верландии.

– Что ты хочешь взамен? – Гласшарт с сожалением посмотрел на тело младенца.

– Твое состояние, отпиши его на имя Романа Дорца, не задавая вопросов, и я заберу тебя отсюда. Ты сможешь оклематься, прийти в себя и в конце концов снова завести себе сына или дочь.

– Хорошо – Гласшарт сухо ответил и у него потекли слезы, он закричал: – Они заставили меня собственными руками изувечить Шайю!

– Замолчи. – Скелдриг быстро одернул Гласшарта и подошел к двери, за которой его ждал один охранник и господин Генрих. – Глава пыточной палаты, войдите в камеру.

Дверь послушно открылась и Генрих вошел внутрь.

– Свидание закончено. Эльф так и продолжил молчать?

– За превышение полномочий и нарушение устава ордена Святой инквизиции – Начал чеканить речь Скелдриг. – За несоответствие занимаемой должности и профессиональной некомпетенции. Вы проговариваетесь к смерти на месте!

– Какого черта? – недоумевал Генрих.

– Согласно пакту ордена Святой Инквизиции стран Центра, устав и правила распространяются одинаково на Верландию и Дерландию, давая право главам ордена судить подчиненных на месте!

Скелдриг быстро выхватил меч и со всей силы рубанул Генриха, заставив голову отлететь в сторону. Кровь легла новыми каплями за засохший и почерневший пол каземат. В дверь тут же ворвался стражник.

Скелдриг достал бумаге и с кулаком сунул в лицо охраннику.

– Читай внимательнее.

Быстро пробежав глазами по тексту, стражник отошел в сторону.

– Прошу прощения, господин глава Верландской инквизиции – мужчина поклонился перед Скелдригом.

– Пленник уходит со мной – он повернулся к Гласшарту и только покачал головой, вытолкнув его из камеры.

***

Гласшарт сидел в трактире, сжимая бокал со слабым вином. Он угрюмо рассматривал толпу, что гудела и кричала. Его интересовал молодой парень в зеленом камзоле. Малый с радостью изменял своей супруге с соседской дочуркой.

Прошло больше года с тех пор, как Гласшарт потерял все. После того, как Скелдриг оформил все, что требовалось, Гласшарта отпустили на вольные хлеба, забрав все состояние. Хотя, ему было плевать на деньги в тот момент. Столько времени прошло, а кошмары по-прежнему не давали спать эльфу. Он просыпался посреди ночи в криках и поту, казалось, будто он снова переживает весь тот кошмар связанный с малышкой.

После пыток господином Генрихом, Гласшарт сам осознал то, насколько пуст внутри. Иногда он с печальным умилением вспоминал те дни, когда легкостью пера и холодом стали вершил человеческие жизни, а в свободное время, прикладывался ухом к животу Жэнэрлин, сгорая от нетерпения в догадках.

Обычно, когда давящая волна воспоминаний затмевала разум, он заглушал его алкоголем. Не только от того, что потерял все и стал полным ничтожеством – нет, господин Генрих со своим палачом оставил ему хороший подарок до конца жизни в виде трясущихся рук, нестерпимой боли в спине и паническом страхе к закрытым комнатам. Это было не все, из-за нанесенных ран, левая рука стала хуже двигаться, а временами тело сковывали судороги такой силы и боли, что Гласшарт уже несколько раз пытался свести счеты с жизнью, но всегда, в самый последний момент вспоминал напуганное лицо Жэнэрлен и хруст пальцев Шайи. Тогда он откладывал веревку, возвращался в трактир и продолжал пить.

Алкоголь не мог помочь эльфу ни с болью потери, ни с паническими страхами, ни с сковывающими приступами. Гласшарт пытался найти лекарство, пока в пьяном угаре не наткнулся на молодого парнишку, который выслушал его и предложил попробовать Белый свет. В тот вечер Гласшарт уже не понимал, что делает, но на утро он проснулся вообще без каких-либо намеков на боль.

Думая, как жить дальше, Гласшарт снова начал переступать закон и брать заказы. Помня былую славу он хотел сразу вырваться из пешек, но ничего не вышло. Первое же поручение от «Темных лиц Верландии» он провалил, еле оставшись в живых. Денег ему не заплатили, но дали шанс реабилитироваться. Все шло куда хуже, чем он мог предположить. Тело, которое сильно подорвал палач ордена играло против самого Гласшарта. Он не мог больше часами выслеживать жертву, его начинало скрючивать и трясти, боль растекалась по спине и руке. Так вышло и во второй раз, в момент атаки его свернули судороги и все, что он мог сделать – это сбежать через окно, переломав себе несколько костей. «Тёмные лица Верландии» были не довольны результатам и просто предупредили Гласшарта. Если он еще раз попадется на их пути, то эльфа вздернут среди леса, оставив на съедение волкам.

Так и произошло начало конца великого Гласшарта. Он всё сильнее пил и мучился от нестерпимых приступов. Когда он не смог выполнить задание на простого пропойца, который задолжал денег за игру в кости, то окончательно опустил руки. Сутки сидя в грязной заброшенной лачуге на окраине деревеньки, название которой Гласшарт так и не запомнил, он беспробудно пил, приступы стали случаться всё чаще и чаще и тогда он и вспомнил про Белый Свет. Оправившись от пьянки, он вернулся в Алько и, подыскав простые поручения, смог заработать немного денег. Всё, что на тот момент осталось у Гласшарта – это истертая грязная кожаная одежда и его некогда знаменитые дершаабские парные сабли. Заработав гроши, он нашел притон, где гномы вместе с дершаабами продавали наркотик.

Переступив через остатки своей гордости, эльф вдохнул Белый свет. Несколько дней его не тревожила ни боль, ни приступы. Сознание оставалось ясным, а скорость и рефлексы такими, как были в лучшие годы его жизни. Проведя тесты, Гласшарт не ожидал, что после приема Белого света он перестанет толком есть и спать, а потом вовсе будет терять сознание и погружаться в сон на несколько суток. Когда он проснулся, тело снова скрючивало от боли, а приступы становились все сильнее. Тогда Эльф и понял – это и есть спасение.

Постаравшись, он нашел достойное поручение на похищение сына какого-то очень зажиточного купца. Гласшарт в очередной раз решил рискнуть всем. Он отдал последние деньги и еще остался должен, но снова взял у тех же торговцев Белый свет.

Его ждал успех. Потом еще один и еще. Эльф понимал, что через пару лет сможет восстановить свое имя, пускай не в ордене, но зато в рядах у бандитов, что заправляли на улицах верландских городов по ночам.

Но с успехом в его черном деле к нему пришла еще одна беда, он начал испытывать постоянную тягу к наркотику. Он не мог находится без него больше четырех, а то и трех часов. Приступы наступали сразу и моментально заставляли тело скрючиваться. Тратить огромные суммы на Белый свет было трудно, но труднее стало их добывать. Вместо вершин среди наемников, Гласшарт так и оставался на самом дне, зарабатывая деньги он тут же тратил их на все большее количество наркотика, которое предательски начинало действовать всё меньше.

Дождавшись пока парнишка в зеленом камзоле выйдет на улицу чтобы отлить, Гласшарт вышел за ним, подошел со спины и просто одним движением отрубил ему голову. На утро он получил свое вознаграждение, которого хватило всего лишь на жареную картошку, кружку эля и очередную порцию Белого света.

Он не знал, сколько это будет продолжаться, пока однажды в трактир за завтраком к нему не подсели двое верландских инквизиторов.

– Господин Гласшарт?

– Так точно – эльф даже не поднял взгляда на мужчин.

– Это вам – они положили на стол небольшой конверт и покинули трактир.

Эльф с подозрением посмотрел на сургучовую печать и неволей узнал в ней герб Скелдрига Гая. Быстро открыв письмо, он стал бегать глазами по буквам, внимательно читая то, что там было написано. Аккуратно свернув письмо, он ухмыльнулся, оставил пару монет в кружке с пивом и покинул таверну. Его путь лежал в Стэмлин, туда, где бушевали страсти и ждали огромные деньги.

***

Прибыв в морскую столицу, Гласшарт сразу разузнал где находится замок Стэмлинского Конклава магов и отправился туда. В письме, что инквизиторы передали ему было четко написано, что, когда он будет у стен Конклава, ему необходимо просто показать бумагу с печатью Скелдрига Гая. Так он и сделал. Стража молча сопроводила его внутрь. Двигаясь по богатым коридорам, эльф понял, что и забыл, как выглядит роскошь и лоск. Иногда мимо него проходили ученики, мужчины, девушки и молодые парнишки. Подойдя к дверям из красного дерева на втором этаже замка стража встала возле двери и жестом указала, что Гласшарту нужно пройти внутрь.

Открыв дверь кабинета, он увидел Скелдрига. Мужчина не сильно изменился с последней их встречи, только вот ухмылка стала более паскудной, нежели раньше.

– Гласшарт. Слава Арто, ты прибыл ко мне, присаживайся! – Инквизитор услужливо пригласил эльфа на софу, что стояла у стены.

– Благодарю – убийца был слегка шокирован. Ему было не по себе.

– Я вижу на твоем лице волнение, Гласшарт.

– Не спорю – эльф опустил глаза. – Сказать по правде, я недоумеваю.