Любовь по обмену

– Не будь дураком! Ты сам все прекрасно понимаешь! Твой гребаный соккер в этой стране никому не нужен, ясно? Бросай эту дурь. Я поговорю с твоим отцом, и ты сможешь вернуться.

– Нет, Фло, – шумно выдыхаю. – Мне незачем возвращаться. Пока.

И едва я успеваю сказать это, как в трубке становится тихо. Экран гаснет. А у меня в душе вместо пожара теперь бушует настоящий ураган. Срываюсь с места и быстрым шагом иду по дороге. Выхожу на какую-то оживленную улицу и дергаю дверь в первое попавшееся заведение.

– Кофе, пожалуйста, – бросаю официанту.

Парнишка долго смотрит на меня, затем достает блокнот и уточняет:

– А… американо?

– Эм… Окей, – киваю и достаю из заднего кармана джинсов мятую двадцатку. – И пачку каких-нибудь сигарет.

Сажусь за свободный столик и понимаю, что в помещении воцарилась оглушительная тишина. Мало того что посетители прекратили общение меж собой, так еще и официант уставился на меня, как на пришельца.

– Что? – спрашиваю. – Кофе. Сигареты. Пожалуйста.

Может, у меня в волосах листья запутались? Вряд ли.

– Онли… – блеет парнишка, указывая в мою двадцатку кончиком шариковой ручки. – Онли… рашн мани, – виновато улыбается, затем добавляет: – Плиз.

Вот же черт. И как мне это сразу в голову не пришло? И что теперь делать?

Шарю по карманам, достаю папину кредитку. Долго смотрю на нее и затем прячу обратно. Не потому, что процент за обмен банк возьмет бешеный – это все ерунда. А потому что он сказал, что я без его денег не проживу. Мне хочется доказать обратное.

– Простите, – встаю, убираю деньги в карман.

Придется уйти.

– Нет-нет, подождите, – раздается со спины низкий мужской голос. – Я заплачу за вас. Можно?

– Не стоит, – качаю головой, разглядывая его.

Незнакомец говорит с легким акцентом. Ему около сорока, он прилично одет, у него модная стрижка и хорошие, дорогие часы.

– Садитесь, пожалуйста. – Он улыбается, затем поворачивается к официанту и что-то быстро говорит по-русски. Парнишка, кивнув, убегает выполнять заказ. Мужчина склоняет голову набок в легком полупоклоне: – Мне приятно было помочь вам.

– Спасибо… – теряюсь я.

– Дальше по улице имеется обменный пункт, можете воспользоваться им, чтобы не попадать в такие ситуации.

– О, благодарю.

– Турист? – оглядывается он, вставляя свою карту в терминал за барной стойкой.

– Вроде того.

Мужчина понимающе улыбается.

– Ну, тогда счастливого пребывания в России! – убирает карту в кошелек, салютует мне, как военный, и, развернувшись, уходит.

– Спасибо, – говорю я его спине, которая еще видна сквозь прозрачную дверь.

А здесь живут довольно милые люди. Надо же.

Все продолжают пялиться, поэтому я прочищаю горло и поворачиваюсь к телевизору, висящему на стене. Смотрю на экран внимательно, будто все понимаю и боюсь пропустить что-то важное. Кажется, идет какое-то шоу про врачей, потому что в зрительный зал затаскивают огромную вагину, обшитую розовой тканью. Двое мужчин в карнавальных масках, радостно размахивая руками, изображают кого-то вроде защитников организма, прогоняя микробов, а люди в голубых форменных халатах и еще одна женщина рассказывают что-то с серьезным видом.

Благодаря им интерес ко мне быстро ослабевает, и дышать становится легче. Посетители кафе хихикают, поглядывая на экран, затем канал меняется на музыкальный. Кофе, принесенный официантом, оказывается не так уж плох. Чего не скажешь о сигаретах. Выйдя из кафе и едва закурив на крыльце, я сплевываю – их будто нарочно духами облили. Как они это курят?

Проявляя упорство, все-таки докуриваю эту мерзость по пути в обменный пункт, который… так и не нахожу. Несмотря на то что многие вывески пестрят иностранными названиями, нужное мне не появляется. Зато, свернув куда-то с главной улицы, я вдруг натыкаюсь на целый комплекс спортивных сооружений: стадион с искусственным покрытием, рядом поле поменьше, беговые дорожки, спортивные снаряды, перекладины, тренажеры за ограждением.

Двигаюсь медленно, обхожу стадион вдоль сетки по кругу. Вокруг никого. На поле – тишина. Направляюсь к дальней маленькой площадке, где несколько парней играют в так называемый «квадрат». На них зауженные спортивные штаны, голубые футболки с какой-то надписью на спине, белые носки и бутсы.

Они не выглядят профессиональными игроками, это заметно по поведению: явно не тренировка, парни просто прикалываются, гоняя в квадрате двух «зайцев», то есть водящих игроков, которые пытаются отобрать мяч. А значит, можно попроситься сыграть с ними.

Едва приближаюсь, в душе просыпается знакомый азарт. И даже невозможность объясниться меня не останавливает. Спорт – это универсальный язык, мощный инструмент укрепления мира и взаимопонимания, который объединяет людей, несмотря на границы, культуры и религии, учит терпимости.

Мяч, отлетающий от ноги одного из игроков и несущийся прямо мне в лицо, прерывает ход моих мыслей. Вытягиваю руки перед собой, растопыриваю пальцы и ловким движением перехватываю его. Игра останавливается, теперь все смотрят на чужака – на меня. Подхожу ближе, опускаю мяч на траву и останавливаю ногой.

– Можно… Могу я… поиграть с вами?

Ребята примерно моего возраста, может, чуть младше. Они подтягиваются, чтобы посмотреть на меня, и никто, кажется, не понимает, что я только что сказал.

– Можно мне, – объясняю на пальцах, – поиграть с вами?

– Америкос? – Это единственное, что мне удается разобрать, потому что далее идет набор непонятных грубоватых слов, которые могут обозначать что угодно, от «добро пожаловать» до «пошел к черту».

По их хитрым лицам трудно догадаться, как именно они настроены. Парни долго что-то обсуждают, спрашивают меня о чем-то, но мне приходится лишь знаками давать понять, что я ничего не понимаю.

– Ладно, – наконец говорит один из них, – иди туда.

И указывает на ворота. Они хотят, чтобы я встал в рамы? Окей.

– Tuda, – повторяю на автомате и, счастливый, встаю в створ.

Парни почему-то не спешат делиться на команды. Они собираются возле линии штрафной. Один из них приносит еще пару мячей.

– Эй, а мы не будем играть? – спрашиваю.

Но им, конечно же, совершенно непонятно, о чем я спросил. Не проходит и секунды, как в меня летит первый мяч. Не нужно даже делать шаг в сторону, чтобы поймать его, – они будто специально целятся в меня. Ловлю его, чувствуя тяжелую отдачу в грудь, обхватываю крепко и под свист и смех возвращаю назад.

Удар, плотный и сильный, и в меня летит следующий снаряд. Пытаюсь сгруппироваться, но все равно получаю в живот. Мышцы протестующе ноют. Едва я разгибаюсь и отпускаю мяч, как вижу следующий. Они решили просто меня «расстрелять». Ясно.

Сжимаю зубы и продолжаю принимать подачи. Мячи, летящие с невероятной скоростью, похожи на снаряды. Они оставляют пыль на одежде и синяки на коже. В грудь, в ногу, в плечо – удары становятся чаще и только сильнее. Но я не жалуюсь, не девчонка же. Сам виноват, что согласился. Вот только не ожидал, что они просто решат поиздеваться.

Не успеваю поднимать глаз, едва принимаю один мяч, как выпрямляюсь и получаю вторым. Попадает больно, даже слишком. Юные футболисты ржут все громче, и я опять слышу обидное «америкос». У меня уже скулы сводит от гнева. Думаю, бесполезно пытаться им что-то говорить, но свалить с позором – тоже не вариант.

И я продолжаю обороняться. В какую бы сторону ни отклонялся, мячи летят точно в корпус.

– Гол! Гол! – радостно кричат они.

Звери.

Шумят и свистят, дают друг дружке «пять» и спорят, кто следующий в очереди. Когда мне все это надоедает, развожу руками.

– С меня хватит, – говорю.

Но тут мяч прилетает мне прямо в лицо. Искры из глаз, привкус крови во рту, и я понимаю – разбита губа. Облизываю ее, но совершенно не чувствую – та моментально немеет.

– Все парни, – поднимаю руку вверх. – Может, теперь сыграем?

Но вместо ответа следующий мяч прилетает прямо по яйцам. Дружный хор голосов и свист вторит моей нестерпимой боли. Складываюсь пополам и сжимаю зубы, чтобы не застонать в голос. Чувствую, как они по очереди, смеясь, подбадривают меня хлопками по плечу.

– Muzhik. – Это слово они зачем-то повторяют дважды.

Зоя

Я сижу на крыльце. На той самой ступеньке, на которой впервые увидела этого несносного американца. Где он теперь? Жив ли? Что задумал? Куда пошел? Никто, кроме него самого, не знает. Быть может, еще утром нужно было сообщить об исчезновении руководству университета, Челси или моим родителям. Но я этого не сделала. Дурочка.

Теперь сижу на лестнице, провожаю беспокойным взглядом каждый проезжающий мимо автомобиль и сгрызаю заусенцы почти под корень.

Нужно было нам сесть и серьезно поговорить. Нужно было, в конце концов, известить чету Реннер о планах их непутевого сыночка. А если он больше не вернется? Если потеряется? Если попадет в беду? Я, и только я, буду виновата.

В тот момент, когда от страшных мыслей, лезущих в голову, у меня перехватывает дыхание, возле дома останавливается такси. Вскакиваю и со всех ног бегу навстречу. Из задней двери выходит Джастин. Его одежда вся в пыли, волосы всклокочены, на губе запекшаяся кровь.

– Расплатись, пожалуйста, – бросает он, проходя мимо меня.

– Что? – От растерянности у меня даже руки опускаются.

Американец оборачивается:

– У меня только доллары. – И вразвалочку идет к двери. – Расплатись.

– Сколько мы вам должны? – спрашиваю у водителя, наклоняясь к окну.

У меня трясутся руки.

– Тысяча, – бормочет усатый таксист.

Шарю по карманам, достаю купюру и вручаю ему.

– А… откуда вы его привезли?

– Подобрал недалеко от университета. – Мужчина включает первую передачу, намекая, что разговор окончен.

– Спасибо, – тихо говорю я, делая шаг назад. – Тогда почему так дорого?!

Но автомобиль уже сорвался с места и несется прочь от моего дома. Разворачиваюсь и бегу к двери. Джастин стоит, навалившись на стену, и гипнотизирует взглядом замок.

– Где ты был?! – спрашиваю, чувствуя, как внутри меня тревога перемешивается со злостью.

– Открывай, – безразлично говорит он, указывая головой на дверь.

– Я открою. Только скажи сначала, что произошло? – Протягиваю руку к его лицу, но парень отворачивается. – Что с твоим лицом?

– Я в порядке. Ясно? – Теперь синие глаза мечут в меня молнии.

– А что я скажу родителям? Как объясню твой внешний вид? Где ты был сегодня?

– Ты не сказала им, что я не ходил на занятия? – На его лбу множатся складочки.

– Нет. Никому не сказала.

– Зря. – Он снова отворачивается. – Давай открывай.

– Сначала скажи мне, что произошло!

Тяжелый вздох.

– Все нормально, Зоуи. Просто открой чертову дверь и дай мне пройти!

Его густой бас пугает меня. Съеживаюсь.

– Тебе нужно обработать рану, – говорю надломленно.

– Мне просто нужно в душ.

Я поворачиваю ключ в замке, дверь открывается, и мы входим внутрь. Дома никого, мама вернется через полчаса, не раньше. У нас есть возможность поговорить без свидетелей, но Джастин остервенело сдирает с ног кроссовки и поднимается наверх. Слышно, как хлопает дверь в комнату.

«Придется рассказать родителям все как есть. Пусть сами решают, что делать с ним дальше».

Снимаю обувь и поднимаюсь к себе. Переодеваюсь. Солнце за окном светит, но уже совсем не греет. Открываю форточку и долго всматриваюсь в окружающий пейзаж. Становится вдруг так одиноко, что хочется выть. Разворачиваю к себе ноутбук, открываю и включаю музыку.

Слава обещал позвонить утром. Сейчас у них около шести утра. Буду ждать.

Когда на экране начинает мигать входящий видеовызов, в комнату неожиданно заглядывает мама.

– Привет, зайка, а где Джастин?

Все мои мысли только о том, чтобы ответить на вызов, пока он не сорвался.

– У себя должен быть, – машу маме рукой и заношу палец над нужной кнопкой.

– Я заходила, его нет.

– Наверное, он в душе, – предполагаю я.

– Ну, хорошо. Я пойду готовить ужин. – Она пожимает плечами, но не уходит. – Как первый день?

– Все нормально, мама. Расскажу потом, ладно? Мне Слава звонит.

– А… Ну, привет ему.

И скрывается за дверью.

Поправляю волосы, выпрямляюсь и нажимаю «принять вызов».

На экране появляется светлое пятно. Белая стена, рядом окно, на нем жалюзи. Больше ничего. Смотрю, недоумевая, но вот передо мной наконец появляется Слава. Поправляет одежду, садится и смотрит на меня.

– Привет, – улыбается он.

– Ты постригся? – первое, что приходит мне в голову.

Я даже не сразу узнаю его. Привыкла к волосам, забранным на затылке в тонкий хвостик. К легкой небритости, выпирающим скулам на худом лице. А теперь передо мной сидит едва знакомый человек, коротко стриженный, гладко выбритый и совершенно далекий. Даже голос его кажется теперь чужим и незнакомым.

– Нравится? – спрашивает Слава, поворачиваясь то одним боком, то другим.

– Э… да… – бормочу, – но сколько я ни уговаривала тебя постричься, ты не хотел, а тут…

– Здесь адски жарко! – довольно восклицает он. – К тому же Бонита учится на парикмахера и сделала это бесплатно. По-моему, у нее талант. Да?

– Бонита… – вздыхаю я, стараясь не забывать улыбаться.

– Да. Она милая. – Глаза Славы светятся. – Тебе бы понравилась.

– Не сомневаюсь.

– Точно тебе говорю. – Кажется, он не расслышал сарказма в моей реплике.

– Как ты там устроился? – провожу пальцем по экрану.

Жаль, нельзя провести так по его коже.

– Все замечательно! Сегодня иду первый раз в университет.

– Удачи тебе…

– Я и не переживаю. Бонита сказала, что главное для студентов по обмену – посещать все занятия. А пересдавать экзамены потом в случае чего можно будет аж трижды.

Бонита. Бонита. Бонита… Улыбка сползает с моих губ. Становится жутко интересно, что там за девица.

– Как там твои дела? Как Челси? – интересуется мой парень.

Зачем-то вздрагиваю, как от испуга.

– А Стёпа не сказал тебе?

– Что? – Слава хмурится. – Мы с ним еще не виделись.

– Челси не приехала. Здесь ее брат Джастин, – говорю и жду какой-нибудь реакции, но Слава только зевает, глядя на наручные часы.

– Понятно. А так можно?

– Видимо, да…

– И как он?

Действительно… Что бы такого о нем сказать?

– Не знаю… – пожимаю плечами я. – Обычный.

– Ну, ты помогай ему с учебой. – Слава улыбается. – Заодно и английский подтянешь.

– Разумеется, – смущаюсь я, подпирая рукой подбородок.

– Как же я по тебе скучаю… – произносит он мечтательно.

И мне сразу становится так хорошо… Вот он, мой Слава, который умеет одним взглядом успокоить, одним словом поднять настроение.

– И я по тебе… – мурлычу и вдруг осекаюсь, потому что вдруг отчетливо понимаю, что за окном что-то перекрывает поток света с улицы.

Медленно поворачиваю голову и подскакиваю на стуле как ошпаренная. За стеклом, прямо на крыше веранды, проходящей под моими окнами, стоит Джастин в одних шортах… Мамочки, да он же просто в трусах! Недовольно хмурит брови, затем протягивает руку и стучит костяшками пальцев в стекло.

Тук-тук!

Судорожно поворачиваюсь к экрану. Слава улыбается. Поворачиваюсь направо – Джастин хмурится и требовательно стучит в окно. Слева – Слава. Он уже заинтересовался тем, что такое у меня происходит. Справа – Джастин. В трусах. Его стук все настойчивее.

– Что там? – спрашивает Слава, продолжая улыбаться.

Видимо, не замечает растерянность в моих глазах. Я молчу. Но новый стук заставляет меня вздрогнуть. Джастин злится и беззвучно требует его впустить. Выхода нет. Послушно встаю, поворачиваю ручку окна и открываю створку.

Полуголый американец ловко подтягивается, забирается на мой подоконник, а затем, минуя стол, спрыгивает сразу на пол и молча выходит в дверь. Трясущимися руками закрываю окно. Испуганно поворачиваюсь к ноутбуку. Ужас, написанный на лице Славы, заставляет меня покрыться красными пятнами.

– Это. Еще. Что?! – выкатив глаза, восклицает он.

-3-

Джастин

Если она думает, что это было смешно, то зря. Посмотрим, как она посмеется, если ее закрыть на крыше в одних трусах в такой ветреный день.

Сжимая и разжимая кулаки, топаю к себе в комнату. По телу разбегаются мурашки. Захожу и громко хлопаю дверью. Бросаю зажигалку на стол, беру спортивные штаны и только принимаюсь их натягивать, как в коридоре раздаются громкие и частые шажки. Топ-топ-топ-топ. А за ними сразу стук: «Бам-бам!» И Зоуи, не утруждая себя правилами этикета, распахивает дверь в мою конуру.

– Что это все значит?! – восклицает она, упирая руки в бока.

Вижу, что мой внешний вид все еще смущает девчонку – щеки розовеют и наливаются красным.

Покачиваясь на одной ноге, натягиваю штанину и делаю вид, что не слышу. Пусть еще помучается. Месть от этого только слаще.

– Мне повторить вопрос? – Зоуи делает решительный шаг вперед.

Лучше бы ей не знать, что мой язык может быть острее бритвы. Я ведь тоже зол. Даю малышке подойти ближе. Еще ближе. Теперь мы с ней смотримся рядом, как огромный сердитый лев и маленький взбешенный кролик. Хотя нет, с этим выражением лица она больше напоминает саблезубую белочку – опасное животное, того и гляди вцепится в глотку острыми зубками.

Беру со стула футболку и неспешно натягиваю.

– Джастин! – Девчонка просто взбешена моим равнодушием. – Эточто вообще такое?!

Ее руки, тонкие и цепкие, ложатся мне на грудь и толкают. Но единственное, что я могу чувствовать, это их жар. Тепло каждого маленького пальчика. И силу, потому что меня вдруг поводит назад. Еле удерживаюсь на ногах и смотрю на нее ошарашенно.

Лицо Зоуи напряжено и едва не перекошено от гнева. Она смотрит на свои руки, которые только что толкнули меня, и словно не может поверить в то, что сделала это.

– Ты… Ты… – бормочет она. – Ты такой…

– Что? – спрашиваю, взъерошивая волосы всей пятерней.

– Какого черта сейчас… было? – Зоуи поднимает руку и указывает в сторону своей комнаты. – Я разговаривала по видеосвязи со своим парнем, а тут ты! В трусах! Ломишься в мое окно!

Слова про ее парня вдруг неприятно режут слух. Мне должно быть все равно, но что-то внутри вдруг начинает свербеть, заставляя сжимать челюсти до скрипа.

– Ну, прости, – усмехаюсь, возвышаясь над ней сверху. – Если бы ты не закрыла мое окно, мне бы не пришлось разгуливать по крыше в одних трусах!

– Твое что? – девчонка кажется удивленной. Смотрит теперь то на меня, то на створки окна за моей спиной.

– Ну… ты же меня закрыла, когда я был снаружи. Так?

– Я?! – Теперь она смотрит на меня без гнева. Без ненависти, без раздражения, просто задумчиво, с негодованием.

– Да. Ты, – указываю на зажигалку, которая лежит на столе. – Я после душа вылез в окно, чтобы покурить, а ты пришла и закрыла его.

И тут уголки ее губ ползут вверх. Бросает взгляд на меня, затем в сторону окна и снова на меня.

– Мама спрашивала, где ты. Она зашла в комнату, не нашла тебя и, наверное, решила повернуть ручку. Мы окна открытыми в такое время года не оставляем – холодно.

Зоуи видит мое вытянутое от смущения лицо и начинает беззвучно хихикать. Но уже через секунду прикусывает губу с досады:

– Мой парень в ужасе… Что теперь будет?

У меня в памяти проплывает картинка с каким-то чуваком на экране ее ноутбука. Я даже не помню, как он выглядел, но теперь почему-то становится очень интересно.

– Объяснишь ему как-нибудь, – развожу руками и отворачиваюсь.

Меня такие мелочи мало волнуют.

– Как-нибудь… – тихо повторяет она и тяжело вздыхает. Подходит к окну. – Кому вообще могло прийти в голову вылезать на крышу, чтобы покурить? Это же… – тщательно подбирает слова и наконец выдает: – Сумасшедшая вещь!

Обожаю ее английский.

– Пойдем покажу, – хватаю ее за руку и тащу к окну.

– Net! – вскрикивает она по-русски, а затем переходит на привычный мне язык. – Нет, ни за что! Я… боюсь высоты…

Продолжаю тянуть ее.

– А ты не смотри вниз, – запрыгиваю на подоконник и помогаю ей подняться. Зоуи неохотно подчиняется. – Вот так. Идем, не бойся.

Осторожно спускаюсь на крышу под небольшим уклоном, покрытую мягкой резиной. Чувствую, как дрожит девчонка. Мягко поддерживаю ее, когда она влезает на подоконник вслед за мной. Протягиваю обе руки, собираясь подхватить, но Зоуи не торопится – не доверяет мне. Держится одной рукой за раму, другой за подоконник, аккуратно свешивает вниз ногу.

– Я держу, не бойся.

Тонкое шелковое платьишко до колена развевается на ветру, она опасливо озирается по сторонам и придерживает его подол. Читаю ее мысли – хочет скатиться вниз, чтобы спрыгнуть. Так возрастают шансы ободрать ее хорошенькую попку, поэтому, не дожидаясь, когда она наделает глупостей, беру ее за подмышки, поднимаю и крепко прижимаю к себе.

– Ой! – срывается с ее губ, едва девчонка оказывается в моих руках.

Ее сердце стучит быстро и гулко, ощутимо пиная меня в ребра. Зрачки испуганно расширяются, тонкие светлые реснички хлопают в два раза быстрее обычного, а маленькие кулачки упираются в мою грудь. Невольно вдохнув приятный сладкий аромат у ее шеи, ставлю Зоуи на ноги. Теперь ее глаза как два огромных блюдца – ей и правда страшно.

– Все хорошо, видишь? Посмотри, – улыбаюсь.

Боже, до чего же она забавная. Маленькая трусишка!

Вцепилась пальцами в край моей футболки и застыла. Боится даже перевести взгляд с моего лица на что-то другое. Наконец любопытство берет верх, и Зоуи оглядывается. Отсюда, с крыши, открывается прекрасный вид на район. Она должна была знать, ведь из ее окна видно примерно то же самое. Вот только здесь, где над крышей нависает огромная ветка яблони, еще уютнее – так и тянет присесть, чтобы полюбоваться приближающимися сумерками.

Закаты здесь, надо признаться, совсем другие, не как над океаном. В этой стране вообще все другое: солнце, луна, закат, рассвет, небо. Даже Зоуи – она совершенно особенная. Пока я еще не разобрался почему. Но обязательно разберусь.

– Вот, – указываю на маленькую дощечку, уложенную на скате крыши рядом с яблоневой веткой. – Я нашел это здесь.

Мелкими шажками Зоуи приближается к этому импровизированному сиденью. Смотрит вверх, где край крыши нависает над сооружением, создавая козырек от дождя и ветра. Затем бросает взгляд на пепельницу, сделанную из старой консервной банки и прикрепленную гвоздем к стене. Внимательно все рассматривает с открытым от удивления ртом, и я понимаю, что она не знала об этом тайном месте.

Непостижимо.

Зоуи наклоняется, садится на доску, обхватывает колени и молча смотрит вдаль. Присаживаюсь рядом.

– Красивый вид, правда? – выдаю.

– Да, – отвечает она на американский манер. Небрежно проглатывая окончание, и до меня доходит, что девчонка уже невольно копирует мое произношение. Какие-то два дня, а оно вон как – само у нее выходит.

– И удобно, – продолжаю нести бред. – Не нужно спускаться на улицу, чтобы покурить.

– Угу, – задумчиво кивает Зоуи. – Только вот я не знала, что Стёпа… бывал здесь.

Вытягиваю ноги и медленно вдыхаю прохладный вечерний воздух. Опять хочется курить.

– Неловко вышло с твоим парнем.

– Да. Очень. – Она поворачивается и долго смотрит на меня, а затем обхватывает свои предплечья руками, чтобы не мерзнуть. – Где ты был сегодня, Джастин?

Ее взгляд скользит по моему лицу и останавливается на разбитой губе.

– А почему в вашей стране никто не улыбается? – спрашиваю я вместо ответа.

Зоя

Ну, если честно, меня вопрос совсем не удивил. Я ожидала нечто подобное с того момента, как Челси рассказывала мне про «small-talk»: мало того что американцы улыбаются всем подряд, так у них еще действует правило короткой светской беседы. Это когда ты приходишь в магазин, парикмахерскую, стоишь в очереди в какое-то учреждение и обмениваешься ничего не значащими бессодержательными фразами со случайными людьми.

Разговоры о пустяках, о погоде, о своей семье – неотъемлемая часть этикета в Штатах и Старом Свете. Поболтать с незнакомыми людьми или кассиром в супермаркете – это проявление вежливости и учтивости. Даже если ты торопишься, даже если нет настроения – обменяться хотя бы парой дежурных фраз приходится.

Для моей страны такое поведение, конечно, непривычно. И это еще мягко сказано. Одно дело, когда ты знаешь продавца в магазине возле дома, и совершенно другое – когда спрашиваешь у первого встречного кассира: «Хэй, привет, как дела? Не правда ли, сегодня ужасно холодно?» Я даже представляю выражение лица, с каким на тебя посмотрят после этой фразы. Самое щедрое, на что ты можешь рассчитывать в ответ, это сдержанное «угу».

И дело тут не в воспитании, а в менталитете.

– Понимаешь, – начинаю я, и меня все еще потряхивает после случившегося во время разговора со Славой, – сначала это кажется грубостью… но, думаю, русские просто более искренни в своем отношении к другим людям. Мы не унылые, мы – серьезные. Нас часто настораживает, если человек улыбается без причины. – Разглаживаю складочки на платье и замираю, когда на мое запястье вдруг садится большая бабочка. Она наряжена в идеально белое одеяние с крупными черными пятнышками, а по краям крылышек, словно кто-то пеплом присыпал, тянется красивая черная окантовка. – Мы не улыбаемся, потому что так нужно или так принято, – говорю с придыханием. – Если русский человек тебе улыбнулся, значит, он действительно хорошо к тебе относится.