Повести и рассказы

Сеанс № 3

‒ Будете кофе? ‒ предложил доктор. ‒ Знаете, я жить не могу без кофе. Можно сказать, что я даже несколько помешан на кофе, ‒ снова улыбка доброго старика.

‒ Я не пью кофе, ‒ ответил я. ‒ Давайте сразу к делу, док.

‒ Сегодня мы поговорим о Вашей семье, Маркус, о Вашем детстве. Вы сказали, что Вы адвокат. Вы довольны своей профессией?

‒ Не очень.

‒ Почему? ‒ медленно потянул доктор.

‒ Закон и справедливость ‒ разные вещи, док. Зачастую исход дела решают деньги и связи. Фемида действительно слепа, ‒ я кисло улыбнулся.

‒ Вам приходилось защищать убийц, негодяев, злодеев? ‒ доктор и его очки впились в меня, как в мишень.

‒ Да, бывало, ‒ ответил я и помрачнел больше обычного.

‒ Но сегодня мы поговорим о другом, ‒ Берховиц положил руки на живот и откинулся в кресле.

‒ Кто были Ваши родители, Маркус? Отец? Мать? Где вы жили? Расслабьтесь и отвечайте.

***

Мы жили в маленьком, уютном, но престижном пригороде. В Бригстоуне. Мы недавно туда переехали. Отец купил большой, старый, но хороший дом. Мы часто переезжали, отец был военным.

А мать ‒ учительницей. Она учила детей музыке ‒ игре на пианино, у нас в гостиной стояло пианино. Мама хотела, чтобы я научился играть на этой штуке, и даже нашла мне репетитора, потому что сама была занята. Но у меня были кривые и неуклюжие пальцы для пианиста. Моего отца звали майор Артур Хант, а мать звали Лана.

Отец постоянно был на службе. Мать занималась своими учениками. Готовила их к фестивалям и конкурсам. Очень гордилась ими. Так что я оставался с няней, ее звали Маргарет, но я называл ее просто Маргари. ‒ Вы любили свою няню? ‒ Да, а она меня. Она была ласковой и доброй. ‒ В отличие от родителей… ‒ глаза доктора сузились.

‒ Хотите меня поймать, док?

‒ Хорошо, Маркус, продолжим.

‒ Вы чего-то боялись в детстве?

‒ Да, как и все.

Доктор заглянул в анкету.

‒ Итак, Вы боялись воды и собак. Расскажите об этом, Маркус.

‒ Вам нравится копаться в моем прошлом, док?

‒ Я просто делаю свою работу. Вы один из моих лучших клиентов, Маркус. Я хочу Вам помочь.

***

Я боялся не воды, я боялся утонуть. Меня нельзя было затащить в воду ни под каким предлогом. Поэтому отец однажды просто затащил меня в воду. Мы тогда отдыхали на пляже всей семьей.

И, как ни странно, я не утонул, а наоборот ‒ поплыл, правда, по-собачьи. Чтобы побороть страх, надо встретиться с ним. С тех пор я уже не боялся воды и даже сам научился плавать. А собак я никогда не боялся, просто было два случая. Первый. Когда я был маленьким, моя няня была занята на кухне, и я вышел погулять во дворе. Странно, не помню, как, но я наткнулся на большую черную собаку. Это была овчарка. Тогда она мне показалась огромным черным зверем. Я испугался и побежал, овчарка за мной. Животные чуют страх. К моему ужасу, она меня догнала. Я остановился, буквально оцепенел от страха, но она тоже остановилась. К счастью, у меня за спиной была дверь, и я быстро прошмыгнул внутрь. Что сказать, я тогда был ребенком. И второй. Это случилось уже тогда, когда я вырос и был уже подростком. Тогда мою соседку укусила собака. Моя соседка просто проходила мимо, а хозяин выгуливал своего пса. Но бульдог без причины цапнул ее за бедро. Потом ей пришлось долго лечиться, кучу уколов в живот сделать от бешенства, на всякий случай. Вот и все. ‒ Как Вы учились в школе, Маркус?

‒ Я был середняком, не лучше и не хуже других.

‒ Но был период, когда Вы были на индивидуальном обучении.

‒ Да, но я в тот год сильно заболел. Воспаление легких. Родителям пришлось выбрать эту форму обучения. С детства не отличался здоровьем, много болел.

‒ Не беда, я тоже, ‒ Берховиц лукаво улыбнулся.

‒ А Ваши отношения с одноклассниками?

‒ Они не были гладкими. Моя семья часто переезжала, и я регулярно менял школу. Поэтому нигде особенно не приживался. Вечно новенький. Вы довольны, доктор?

‒ Сегодня вполне, до встречи, Маркус.

‒ Подождите, ‒ я уже открывал прозрачную дверь.

‒ Что еще, док?

‒ У вас есть братья или сестры?

‒ Нет, док, я единственный ребенок в семье. Так что Ваша теория о недолюбленных детях провалилась. Меня скорее перелюбили.

Сеанс № 4

‒ Как Ваши дела, Маркус?

‒ Вам лучше знать, доктор.

‒ Сегодня, Маркус, мы попробуем мое ноу-хау. Шоковая терапия. Я введу Вас в состояние сна и, наконец, выясним корень Ваших проблем. ‒ Берховиц протягивает мне красную пилюлю и стакан воды. ‒ Не волнуйтесь, Вы не отравитесь, ‒ снова улыбка доброго Санты.

‒ Я уже принимал и антидепрессанты, и снотворное. Но мне ничего не помогало, а становилось только хуже. После снотворного я не спал, а просто лежал как труп.

‒ Нет, это не снотворное, Маркус. Это моя разработка. Знаете ли, я в некотором смысле химик, фармацевт и немного изобретатель. Я назвал этот препарат «Морфеум».

‒ Морфеум – забавно, ‒ но я не смеялся.

‒ Да, Морфеум от слова «Морфей» ‒ древнегреческий бог сна и сновидений, ‒ просветил меня Берховиц.

***

Я провалился в сон. Неужели впервые за полгода? Или мне это снится? Я снова иду во мраке. Под ногами лишь скрип и хруст. Понемногу тьма рассеивается передо мной. Это что-то новое. Раньше такого никогда не было. Я слышу голос как будто издалека.

Он меня зовет, он все ближе и ближе… Девушка, молодая девушка, берет меня за руку и ведет как ребенка. Да, я и есть ребенок ‒ мне одиннадцать лет. Мы на озере зимой. Вода покрылась слоем льда и напоминает зеркало или хрусталь. Хрупкое зеркало. Очень холодно, и погода портится, дует ветер. Я стою на коньках посреди огромного замершего озера. Но кто эта девушка? Почему я не могу вспомнить, кто она? Кто она мне? Откуда я ее знаю, откуда она знает меня?

‒ Пошли, братик, нам пора, ‒ говорит нежный девичий голос. Она держит меня за руку. Мы оба на коньках. Это Мона! Мона – моя старшая сестра. Но у меня нет сестры. Как я мог забыть ее? Лед трещит все сильнее. Я боюсь. Опора уходит из-под ног. Все трясется и дрожит. Громкий треск, как будто железом по стеклу. Лед треснул прямо перед нами. Мона оттолкнула меня в последний момент и исчезла под водой. Я дрожу и весь в слезах. Я один посреди ледяной пустыни…

Мона мертва. Моя сестра утонула, ее поглотила черная вода. А я ничего не сделал, чтобы спасти ее. Я не мог ничего сделать ‒ мне одиннадцать, я просто маленький мальчик, один в центре ледяного озера. Меня нашли спустя пару часов. Полынья замерзла, и Мона пропала подо льдом навсегда. Прости меня, Мона. Ты спасла меня, а тебя нет. Я вспомнил, я все вспомнил. Это не сон. Мы той зимой отдыхали в горах. Это был знаменитый зимний курорт АйсЛенд. Были зимние каникулы, и мы отдыхали все вместе. Мы с сестрой тайком убежали на озеро, хотя родители запрещали нам. Мона обожала кататься на коньках.

‒ Вот и все, Маркус. Терапия окончена. Это не сон и не кошмар ‒ это подавленные воспоминания, ‒ доктор был полон оптимизма. ‒ Вот истинная причина Вашей бессонницы.

Я хочу проснуться, но не могу. Белое пятно закрылось передо мной. И место в этом окне занял другой.

‒ Браво, доктор, Вы докопались до сути, ‒ незнакомый чужой голос.

‒ Маркус, что с Вами? Это шок, не волнуйтесь, такое бывает. Скоро пройдет.

‒ Нет, доктор, это не шок ‒ это я.

‒ Кто Вы? Внешность та же. Маркус ‒ мой пациент, но это не он, голос с металлическим оттенком.

‒ Браво, док! Я не Маркус. Маркус спит. Маркуса нет, есть только я. Считайте, что я побочный эффект вашей терапии. Меня зовут Кан. У нас с Маркусом одно тело на двоих. Можно сказать, что мы как братья. Нет, не смотрите так, доктор, не огорчайте меня. Это не шизофрения. Маркус с детства был слаб и одинок. Наша сестра погибла, но он был слаб, чтобы спасти ее. После трагедии родители этого не вынесли и развелись. Маркус замкнулся в себе. Его отправили в интернат. Как сказали бы Вы, доктор, его мучило чувство вины. Он остался совсем один, и появился я. Я стал его единственным другом, его братом. Он назвал меня Кан, но забыл об этом. Помните, Маркус Вам рассказывал про собаку и соседку. Я все слышал. Потом собаку нашли мертвой. Это я ее убил. Она укусила Мону, нашу сестру. Но Маркус тоже забыл об этом. После чего хозяин псины переехал, переехал навсегда. Я об этом позаботился. Собаки похожи на своих хозяев. Но теперь, доктор, Вы знаете нашу маленькую тайну. Вы знаете, что я существую, и мне не нужны свидетели. Считайте, что это сон, но Вы уже не проснетесь. Прощайте, доктор, ‒ чужак встал с дивана, выпрямился.

‒ Я буду кричать, ‒ провозгласил психотерапевт.

‒ Кричите сколько угодно, ‒ холодно ответил незнакомец. ‒ Вас никто не услышит: сегодня воскресенье. В клинике, кроме нас двоих, никого. Зря Вы взяли сверхурочный сеанс, док. Алчность Вас погубит.

‒ Ради Бога, Вы сошли с ума! ‒ сорвался на крик Берховиц.

‒ Ради Бога… Но Вы же ученый ‒ Бога здесь нет, есть только я. И разве я сошел с ума? Миром правят безумцы, доктор.

‒ Пожалуйста, не надо, у меня семья, дети, ‒ молил доктор.

‒ Смешно: Вы знаете мою тайну, а я ‒ Вашу. Вы видите детей только по праздникам. Вы воскресный папа. Кроме того, Ваша жена давно ушла от Вас, потому что застукала Вас с пациенткой, которую Вы, пользуясь положением, склонили к порочной связи. Она была моложе Вас на тридцать лет. И главное ‒ это Вы были психотерапевтом у родителей Маркуса, и они развелись. Но, видимо, у Вас тоже проблемы с памятью. Вы виновны по всем пунктам, док. Закон и справедливость ‒ разные вещи. ‒ Незнакомец решительными шагами зашел Берховицу за спину. Он чувствовал животный страх жертвы.

Он пытался вырваться, но тщетно. Чужак обладал нечеловеческой силой.

‒ Кстати, доктор, почему у Вас здесь все белое? Может, Вы скрытый расист, ‒ и оскалился. Кан одним резким движением свернул доктору шею. А потом повернулся к зеркалу и увидел в отражении Маркуса.

Мы совсем не похожи, хоть у нас и одно тело. На лице появились дикие черты и хищное выражение. Не надо было оглядываться в прошлое, Маркус. Орфей оглянулся и остался в аду.

Девять жизней

1

Эта странная встреча произошла на кладбище в городе N. ранним утром, когда прохлада и свежесть все еще наполняли воздух, а в городе все еще спали невинным сном праведника. На окраине кладбища среди самых заброшенных и неухоженных могил, возле безымянного надгробия стоял человек в черном.

‒ Здравствуй, Марв, ‒ произнес незнакомец, не оборачиваясь.

‒ Как, откуда Вы узнали? ‒ Я был очень удивлен, как он узнал мое имя?

‒ Тебя ведь так зовут? ‒ продолжил незнакомец. ‒ Я прав? ‒ Да, но как Вы угадали? ‒ Я не гадаю, я знаю. ‒ А, это фокус? ‒ предположил я.

‒ Фокус? Возможно, ‒ незнакомец резко повернулся.

‒ А как Вас зовут? ‒ поинтересовался я. ‒ Вы мое имя знаете, а я Ваше нет.

‒ Невежливо, верно, ‒ заметил он. ‒ Меня все знакомые зовут Бесаргин. Но ты можешь звать меня просто Бес.

‒ Я Вас не знаю, кто Вы вообще такой?

‒ Зато я знаю, кто ты, ‒ холодно ответил он. ‒ Ты работаешь на кладбище помощником гробовщика, но мечтаешь стать писателем и в тоже время боишься, что тебе не хватит опыта и знаний. В детстве ты боялся воды, боялся утонуть, пока сам не научился плавать.

‒ Откуда Вы все это знаете? ‒ опешил я. ‒ А, Вы расспрашивали моего дядю?

‒ Нет, я просто читаю мысли.

Я хмыкнул: «Ну, конечно. Сумасшедший какой-то. Кого только на кладбище не встретишь».

‒ А сейчас ты думаешь, что я сумасшедший.

‒ Догадаться нетрудно.

‒ Не веришь? Ладно, продолжим. Ты сирота, твои родители погибли. Отец пропал на войне, а мать сгорела от страшной болезни, которая никого не щадит. Ты называешь гробовщика дядей, но он тебе неродной, он просто приютил тебя. Хотя все в городе думают, что ты его племянник. И еще тебе нравится ‒ нет, не так ‒ ты влюблен в одну девушку, ее зовут Майя, и ты об этом никому не рассказывал, даже ей. Продолжать?

Но тут я был шокирован. Я проиграл: о Майе я действительно никогда и никому не говорил. Я посмотрел незнакомцу в глаза.

‒ Хорошо, допустим, я Вам верю. Что дальше?

‒ Ты поможешь мне, а тебе, ‒ ответил мужчина в черном плаще. ‒ Ты хочешь стать писателем, верно? Я дам тебе материал. Это моя история, а ты станешь моим проводником в вашем прелестном городке. Помощник гробовщика хочет стать писателем ‒ забавно. Согласен?

Он протянул мне руку. Я ее пожал. На меня, вы не поверите, глядели желтые янтарные глаза цвета меда, как у зверя.

‒ Вы посетили эту могилу, она у нас самая заброшенная. На нее никто не ходит. Почему?

‒ Хороший вопрос. Потому что это моя могила, ‒ ответил желтоглазый. ‒ И зови меня просто Бес.

‒ Как это ‒ Ваша могила? Совсем запутался. Но Вы же живы.

‒ Смерть ‒ это тоже роскошь, мальчик, доступная не всем. Говорят, у кошек девять жизней, но я прожил намного больше.

Из кустов около надгробия вылез кот и фыркнул на моего собеседника.

‒ Ты видишь меня насквозь, ‒ обратился Бес к коту.

2

‒ Как называется это кафе? ‒ спросил Бесаргин, подбирая низ плаща. Он сидел в кожаном черном плаще, хотя на улице стояла теплая осень, странная для наших мест и времени года.

‒ Вам не жарко?

‒ Мне уже давно не жарко и не холодно, мальчик, ‒ заметил он металлическим голосом. ‒ Мы с тобой заключили сделку. Так что внимательно слушай и записывай, ничего не упусти, ‒ Бесаргин поднял руку и щелкнул пальцами. Все в кафе: люди, посетители и официанты ‒ остановились как статуи. Словно окаменели, застыли в разных позах. Время остановилось или его вообще не было. ‒ Это чтобы нас не подслушивали.

‒ Вы остановили время?

‒ Да, и пространство, ‒ спокойно ответил он.

Стрелки на моих часах застыли как вкопанные.

‒ Пожалуй, начнем…

***

Это случилось очень давно и очень далеко отсюда, во всех смыслах этого слова. В другом мире, в другом времени, на краю света. Тогда меня звали просто Магнус, я был мальчишкой, как ты ‒ хотя ты старше ‒ и я тоже жил в небольшом городке. Мне исполнилось четырнадцать; я, как и всегда, слонялся по базару. О, что это был за базар ‒ там можно было найти все и вся. Не было вещи, которую бы там не продавали. Нужны были только деньги. Но у меня их не было. Я был сиротой ‒ моя мать умерла, когда рожала меня; как сказала повитуха, старая горбунья, Боги не хотели, чтобы этот ребенок появился на свет. Старая карга была права. А отец погиб на бессмысленной войне, сражаясь за своего феодала, который даже имени его не знал. Наш дом продали, а я оказался на улице ‒ один, покинутый всеми. Родня отказалась меня принять, им самим было нечего есть, и лишний рот им был не нужен, тем более, что я рос слабым и болезненным ребенком. Их можно понять. Итак, я остался один на улице. Так что мы с тобой, юноша, похожи и даже больше, чем ты можешь себе представить. Один на улице среди сотен таких же сирот, обездоленных войной между сеньорами. Знать никогда не считалась с потерями крестьян. Да и зачем жалеть чернь.

Мне пришлось выживать: спать в канавах, в стогах сена, драться и воровать. Постепенно я окреп и стал сильнее и наглее. Тот день пришелся на субботу, за день до воскресной службы. Любимым развлечением для простолюдинов и знати у нас в городе была казнь.

Это было что-то вроде шоу сейчас. Шоу в прямом эфире. Палач был настоящей звездой, хоть и не давал автографы. Народу, как всегда, набилось много. Яблоку было негде упасть. И я, как обычно, отправился на базарную площадь не только посмотреть кровавое представление, но и заодно собрать несколько кошельков у зевак.

Да, я был карманником, обычным воришкой. Я даже состоял в банде «маленьких сорви голов». Мы выживали, вместе ели и спали ‒ все как один. У меня был лучший друг ‒ Гаспар. Он был старше меня где-то на два года. Он был сильным и высоким ‒ не то, что я тогда. Гаспар всегда меня защищал, когда мальчишки пытались побить меня. И у меня был любимая девушка, точнее, тайная и безнадежная любовь, почти как у тебя. Ее звали Люция, она была дочерью придворного звездочета. Ее отец вечно сидел у себя в высокой башне и носа из нее показывал. По ночам наблюдал за звездами, а днем чертил карты звездного неба. Фанатик, энтузиаст. Его звали Меркурио. Так что дочь отчасти была предоставлена сама себе и часто гуляла с нами по городу. Люция обожала танцевать и прекрасно танцевала. Она мечтала стать акробаткой и сбежать из города и от отца вместе с бродячим цирком. Отец, естественно, был против, и на дочь у него были совершенно другие планы: выгодное замужество за богатого купца или за сына кого-нибудь сеньора. Я не мог даже мечтать о ней. Я уличный вор. Я никто и звать меня никак. К тому же Люция была красавицей: белая чистая кожа, словно ранний невинный снег, и огромные, бездонные, черные, как ночь, глаза; кудрявые волосы цвета вороньего крыла спадали локонами до пояса, но она всегда заплетала их в косы. В городе ее все звали «луноликая», кроме того, она прекрасно пела, у нее был удивительный голос. Ее всегда звали петь и танцевать на городские праздники. Но сейчас не об этом. Так вот, когда я уже нашел и тихо, как кошка, залез в чужой карман с тугим и жирным кошельком, меня поймали ‒ более того, меня поймали за руку. До того дня меня ни разу не ловили. Я был ловким карманником, но все рано или поздно бывает в первый раз.

3

‒ А что было дальше?

‒ А что бывает с ворами, мальчик? ‒ Он все время звал меня «мальчиком», но я привык и не обращал внимания. ‒ Меня ждало наказание. Справедливые горожане решили повесить мальчишку. Повесить меня за какой-то жалкий кошелек. Суровый век, суровые сердца. Но я их не виню. Одно обидно: меня решили казнить не на базарной площади в субботу, а за городом, на окраине, у дорожного столба, и в четверг. Так сказать, без почета. И несколько дней я провел в колодках, у позорного места, в меня бросали гнилые овощи и фрукты. Хуже все то, что Люция и Гаспар это видели, но они ничем не могли мне помочь. Я сам виноват, попался как сосунок.

***

Меня повесили на старом, сухом, но все еще крепком дереве.

И жить мне оставалось недолго, петля затягивалась с каждой секундой все туже и туже. Я уже сильно задыхался и хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег. Еще немного, и потеряю сознание. Усну навсегда. Как вдруг черная тень закрыло солнце. Солнце стало черным, и днем, в обедню, стало темно как ночью. Это было чудом. Чудом, которое я увидел перед смертью. Так думал я тогда. Толпа зевак и любителей зрелищ в страхе разбежалась по домам. Уже потом я узнал, что это было затмение.

‒ Хозяин, поглядите, висельник, ‒ произнес чей-то мерзкий голос.

‒ Я вижу, Гекко, ‒ ответил ему низкий и хриплый.

А потом хриплый голос обратился ко мне. У меня уже потемнело в глазах.

‒ Ты хочешь жить, мальчишка? ‒ спросил низкий голос.

Я просипел что-то в ответ и дергал ногами, как кукла.

‒ Ты хочешь жить и не умирать?

Я хриплю что-то из последних сил.

‒ Да.

‒ Хорошо, так и будет, ‒ ответил низкий голос. Кто-то взял меня за руку.

‒ Зачем Вам висельник и воришка, хозяин? – пробубнил мерзкий голос.

‒ Он нам пригодится, карлик, поверь.

В следующее мгновение солнце вышло из тени, и снова стало светло.

‒ Меня зовут Агриппа Барбас, я алхимик и травник. Я подарил тебе новую жизнь, мальчик, ты мой должник и отработаешь свой долг.

Я поглядел на карлика, он был ниже меня в два раза, а я ведь среди уличных мальчишек был самым мелким.

У карлика были огненно-рыжие волосы и маленькие черные глаза, как у крысы.

– Это Гекко ‒ мой слуга, ‒ заметил низкий голос.

Передо мной стоял статный седой мужчина, все еще крепкий. Но удивительными были его глаза: один желтый, как у тигра, а другой черный, как уголь. Он опирался на посох и слегка хромал.

‒ Как тебя зовут, мальчик?

‒ Меня зовут Магнус.

‒ Мне нравится твое имя, мальчик. Ты станешь моим учеником.

‒ А Вы научите меня трюку с солнцем?

‒ Да, и многому другому я тебя научу, и дядя Гекко мне поможет.

Карлик отвратительно засмеялся.

После Агриппа взял меня к себе подмастерьем и многому меня научил, как и обещал. Это он научил меня читать мысли и, как ты говоришь, разным фокусам. Гекко, карлик, тоже меня учил, он был оборотнем и мог принять любой облик. Однажды он принял образ Люции, решил так посмеяться надо мной. У него было жуткое чувство юмора. Я его ненавидел, и он платил мне той же монетой, но боялся хозяина и не трогал меня. Хотя и ревновал мастера ко мне за то, что он взял, выбрал меня в ученики. Мы оба его боялись. Мы все втроем жили на старой мельнице, на краю леса, рядом с болотом. Бежать мне было некуда, в город я вернуться не мог.

Эта мельница была необычным местом, но однажды я решился на побег. Но как бы далеко я не убегал, я всегда возвращался к мельнице. Проклятое место.

‒ Ты хочешь бежать. Ты никуда не денешься, пока не выплатишь весь долг, ‒ спокойно сказал Агриппа. ‒ Мы заключили сделку, мальчишка. Твоя душа у меня, висельник!

‒ За свои поступки и слова нужно отвечать, ‒ хмыкнул карлик.

Я понял, что попал в тюрьму. Не было ни стен, ни решеток, ни клетей, ни надсмотрщиков, но она была опаснее любой тюрьмы.

Казалось, что я провел на старой мельнице не больше года, но на самом деле прошло девятнадцать лет. Проклятое место.

4

Спустя девятнадцать лет Агриппа отпустил меня. Мне уже было тридцать три года ‒ возраст Христа. С тех пор я не менялся, я застыл и застрял во времени, как памятник. С тех пор мне всегда было тридцать три года. Я вернулся в свой родной город, естественно, под другим именем. Там все изменилось, и не в лучшую сторону. В городе свирепствовала чума, многие умерли. Чуму в город завезли крысы с кораблей. Их принесли с собой моряки с далеких островов. И порт, который кормил наш город, погубил всех. Мой друг Гаспар скончался у меня на руках. Он не узнал меня, но самое страшное, что, когда мой лучший и единственный друг умер, издав последний вздох, я ничего не почувствовал. Не было ни боли, ни слез, ни даже огорчения или печали. Я просто прошел мимо, когда жгли его дом, вот и все. У Люции умер отец, тот самый звездочет, и я забрал ее с собой и даже женился на ней, но стало только хуже. Благодаря новым способностям и талантам я быстро заработал состояние.

Купил роскошный дом, завел прислугу и землю. Но меня ничего не радовало и не трогало. Однажды на охоте я порезался и ничего не почувствовал, ни капли боли. Только смотрел, как капает кровь. Моя кровь ‒ и ничего. А через пару часов рана затянулась сама собой. Люция, о которой я так мечтал и которую с детства любил, стала безразлична мне. Она влюбилась в меня, но у меня внутри была пустота. Вскоре мы стали спать порознь. А однажды, когда мы поругались, я ударил ее, и ничего ‒ даже это меня не тронуло. У нас не было детей, хотя мы старались. Похоже, Агриппа не шутил: у меня действительно пропала душа. Люция ушла от меня, но мне было все равно. Я не ел и не спал, мне это было не нужно, не уставал, не потел и даже не дышал, но жил. Больше я не чувствовал ни вкуса, ни запаха, ни ненависти, ни любви, ни злости. Я не плакал и не смеялся, не улыбался и даже не отражался в зеркале. Я завесил все зеркала в своем огромном доме. Они мне были не нужны. В конце концов, я сжег дом: зачем дом тому, кому не жарко и не холодно. Мне стало просто интересно, как далеко я могу зайти. И однажды я даже бросился со скалы вниз, прямо на острые камни, и ничего не произошло. Я остался жив: ни переломов, ни ссадин. Я стал абсолютно равнодушным, точнее, бездушным и бессмертным.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.