Осталось жить, чтоб вспоминать

– Когда Вы сможете приступить к работе? – как-то уж очень прозаично и обыденно спросила она, а у меня от её вопроса мурашки побежали по телу от радостного возбуждения.

– Хоть сегодня, – пыталась я пошутить, – но ведь надо ещё оформиться.

–Так… сегодня у нас пятница, – констатировало моё будущее (а в этом я уже не сомневалась) Начальство. Я бы с удовольствием это слово относительно Валентины Васильевны (или "В.В" – так её, любя, для лаконичности и краткости имени и отчества называли сотрудники отдела) писала с большой буквы.

–В понедельник привозите все свои документы сюда ко мне. Как сегодня, вызовите меня по местному телефону. Я спущусь к Вам за документами и отдам на оформление. Договорились?

– Договорились!

– Боюсь, что к работе Вы сможете приступить только в следующий понедельник, 2 сентября, потому что, – пояснила моя начальница, – наш Генеральный Директор в Москве, в командировке, и ожидается только в конце будущей недели.

– Очень жаль, что я не могу приступить к работе на день или два раньше, в противном случае, у меня из-за всего одного дня прерывается стаж по трудовой книжке,– внесла я некоторую ясность в создавшуюся у меня маленькую проблемку.

– Конечно, обидно, если это так. Я постараюсь сделать всё для Вас, что от меня зависит, – сказала Валентина Васильевна, моя будущая начальница, и мы распрощались.

Я продолжала стоять посередине фойе, как будто в каком-то гипнотическом сне, очарованная только что исчезнувшим видением, в реальность которого можно было поверить лишь по удаляющимся в сторону лифта звукам стучащих каблучков.

Что это было? Весь наш разговор-собеседование пролетел, как прекрасный сон.

Я стояла в оцепенении и не знала, что делать дальше.

Мысль о том, что я принята на работу, ещё до конца не утвердилась в моём сознании. Что-то не очень верилось, что наконец-то закончились мои мытарства по поводу бесконечного поиска работы, и можно с облегчением вздохнуть.

Был безумный порыв снова подойти к висящему на стене телефону и позвонить по уже знакомому номеру, чтобы опять услышать приятный женский голос, подтверждающий то, что я буду принята на работу. Понимала, что это сверхбезумство, но меня всё ж тянуло к этому телефону, чтобы услышать это ласкающее слух слово "ДА".

Из моего сомнамбулического состояния или из состояния оцепенения вывел громкий женский голос из окошка «Бюро пропусков": "Ну, что? Приняли Вас на работу у нас?" «Приняли… кажется», – всё ещё не веря в совершившееся, ответила я.

Я вышла из здания организации, постояла несколько минут на ступеньках, чтобы перевести дух и хоть немного вдохнуть воздух, свежий и влажный от воды Большой Невки. Рядом со ступеньками я увидела урну. Моя рука непроизвольно полезла в сумочку, достала 3 листа списка с выписанными организациями и их адресами и повисла над урной… На минуту я задумалась, стоит ли сейчас избавляться от этой нужной информации, не опережаю ли я события, и я решила не спешить… Я спрятала обратно свой список в сумочку, дошла до конца здания, но потом резко сделала "U-turn"–оборот на 180 градусов и вернулась к урне.

Прочь сомнения! Чтобы не искушать свой успех и удачу, я избавилась от своего списка, как от тяжёлого груза или тяжкого бремени.

Мне не хотелось ехать в Сертолово, а хотелось насладиться в полной мере своей радостью и перспективой относительной свободы – теперь у меня будет работа, и я ни от кого не буду зависеть.

В те годы, когда я летом прилетала в Ленинград, я очень любила бродить по бесчисленным дорожкам и аллеям Летнего сада, сидеть на лавочках, по очереди переходя от одной к другой, и любоваться открывавшейся перед взором красотой многочисленных скульптур и вековых деревьев. Я также любила замечательный вид на Марсово Поле, который восхищал и ласкал глаз.

Всю половину дня я провела в Летнем саду, а потом решила пешком пройти через Кировский мост, от которого до Финляндского вокзала – рукой подать.

У вокзала в магазине, в кондитерском отделе, я купила бисквитный тортик, чтобы вкусно отметить с родственниками радостное событие. Нет, ещё не событие, а только известие о принятии меня на работу.

Со своими сёстрами, Людой и Светой, мы быстро решили судьбу того тортика.

Как мы договорились с Валентиной Васильевной, так я и сделала– в понедельник подвезла в НПО необходимые документы, и мы расстались с В.В. до следующего понедельника– первого дня моего выхода на новую работу.

В освободившуюся неделю я плотно занялась поиском теперь уже жилья. Однокомнатную квартиру я не смогла бы одолеть, потому что зарплата не позволяла (110 руб. в месяц). Решила снимать комнату, и было бы желательно снимать её с кем-нибудь вдвоём, но у меня на тот момент не было ещё знакомых и друзей.

Я снова утром приезжала в Ленинград и допоздна ходила по дворам и дворикам в центральной части города, где много коммунальных квартир. Я искала сидящих на скамеечках пожилых и стареньких коренных ленинградских бабушек, которые могли мне подсказать (они обычно в курсе такой информации), где, в каком доме и в какой квартире, сдаётся комната. Мои недельные поиски увенчались лишь двумя адресами комнат на канале Грибоедова, в которых я могла снять "угол", проживая вместе с бабушкой в одной комнате. Меня это, естественно, не устраивало.

Наконец наступил долгожданный понедельник. Я встала в тот день в семье дяди Володи раньше всех, чуть ли не в 6 часов, чтобы в свой первый день не опоздать на работу. Моя начальница предупредила меня, когда я ей подвозила документы, что у них в НПО очень строго с опозданием– если через "вертушку" не успеешь проскочить до "рабочего звонка", то могут отобрать пропуск, предъявить штрафные санкции и лишить в своё время премии. Я поэтому решила не рисковать и появиться на рабочем месте намного раньше положенного времени.

Я нашла дверь нашего патентно-лицензионного отдела и стала ждать прихода остальных сотрудников, которые через полчаса как-то почти все одновременно появились, будто поднимались на этаж в одном лифте.

Валентина Васильевна представила меня своим сотрудникам, потом показала на пустой стол, стоявший радом с её столом, только перпендикулярно по отношению к нему, и предложила занять теперь уже моё законное место.

В тот день я была, действительно, счастлива, как не была счастлива за последние 2 года, да и за предыдущие годы тоже.

Надо сказать, что в моей жизни было мало счастливых и праздничных дней. Беззаботное детское и человеческое семейное счастье закончилось очень рано – в 8-10 лет, когда начались серьёзные ссоры в семье между родителями, после которых последовал неизбежный развод.

Если вспоминать всю свою жизнь, то в ней можно найти только 20-30 дней, которые можно с полной уверенностью назвать "счастливыми". Одним из таких дней стал как раз 2 сентября 1976 года.

Большинство коллег были людьми в возрасте от 35 до 45 лет, и 3 человека моего возраста. Словом, наш коллектив был молодёжным. Мне здесь нравилось всё – и наш светлый отдел с

окнами, выходящими на Большую Невку, и замечательный коллектив, и одна из самых важных персон нашего отдела – наша "шефиня".

С первого дня знакомства с ней и до последнего дня работы в этом отделе (и даже сейчас мы часто общаемся, поздравляем и пьём за здоровье друг друга на своих днях рождения) она оставалась и сейчас остаётся для меня идеалом женщины- руководителя, хотя я сменила за время своей работы 6 коллективов.

Она, когда нужно, была строга, но справедлива, а в нерабочей обстановке вела себя демократично, как рядовой член нашего коллектива. Обычно такие моменты, без субординации, у нас наступали 3 раза в день–в часы обеда и во время 2-х "проветриваний" нашего помещения, с 11.00 до 11.15 и с 15.00 до 15.15. Эти перерывы у нас ещё "официально" считались "перекуром", когда все курившие сотрудники вместе дымили в коридоре во время таких проветриваний.

Иногда вместе со всеми выкуривала свои, естественно, дорогие импортные сигареты и наша В.В., причём всегда предлагая свои сигареты остальным сотрудникам.

В такие минуты можно было подойти к ней с любым вопросом, касающимся даже её личной жизни, и получить честный и откровенный ответ. В такие "святые" минуты проветривания атрибуты и элементы субординации не приветствовались самой начальницей.

Сотрудники отдела тепло приняли под своё "крыло" нового члена коллектива, искренне прониклись моими заботами и проблемами, которые мне ещё предстояло решать. Когда они узнали, как далеко от места работы я временно живу, тут же дали мне точный адрес, где надо искать жилье, вот что значит– коренные жители Ленинграда.

Этим местом являлась часть набережной канала Грибоедова, прямо у Львиного мостика. В этом месте каждый день, и в выходные дни тоже, с утра до позднего вечера, особенно в часы после окончания рабочего дня, наниматели жилья и лица, сдающие своё жильё, съезжались со всех концов города и здесь искали друг друга.

В первый же день после работы я поехала к Львиному мостику, куда потом ездила каждый день в течение 2-х недель. В основном, среди людей, ищущих квартиры и комнаты, были военные и студенты, первые искали квартиры, потому что были семейными, а вторые – комнаты, по финансовым соображениям.

Уже ночью, возвращаясь электричкой в Сертолово, я успокаивала себя– не повезло сегодня, повезёт завтра, ведь крыша над головой ещё была. Я только очень расстраивалась из-за того, что жила не у близких родственников, которые могут долго терпеть "родную кровь». Мне не хотелось своим долгим присутствием стеснять семью дяди Володи, хотя у них была 3-х комнатная квартира, и места как будто всем хватало.

Утром, когда я ехала на работу электричкой, я ещё пыталась доспать каких-то 20-30 минут, если удавалось занять свободное место в электричке, потому что на мне уже сказывалось хроническое недосыпание. Вечерами, когда в электричке было мало народу, я могла сидеть одна на целом 3-х местном сиденье и предаваться мечтам и воспоминаниям, глядя на мелькавшие за стеклянными, порой грязными, окнами вагона сосновые лесные массивы и населённые пункты. Это было единственное время в моём напряженном дневном и вечернем рабочем графике, когда я могла вспоминать об Алене.

Всё, что было 2 года тому назад, теперь казалось, было не со мной. Только почему-то при воспоминании тех событий опять сильно ныло сердце, и болела душа, и хотелось плакать, тогда я понимала– это было всё-таки со мной.

Уже полмесяца я, как на работу, ходила на этот импровизированный рынок жилья. С некоторыми из моих конкурентов я даже успела познакомиться. Я пыталась найти среди той огромной толпы девушку, желательно, студентку, с которой я бы смогла вместе снимать квартиру или комнату (по экономическим соображениям).

Некоторые лица из толпы за полмесяца так примелькались, что при встрече с ними у близко находящейся станции метро "Невский проспект" я здоровалась, как с хорошими и давними знакомыми, или просто кивала головой в знак приветствия.

Мне часто приходилось наблюдать такую картинку, когда редкий обладатель жилплощади внезапно появлялся у Львиного мостика – тут же десятки людей в одно мгновенье срывались со своих, так и хочется написать "насиженных", мест. Они бежали к "хозяину", окружая его тесным кольцом, куда таким слабым существам, как я, трудно было пробиться и разорвать хоть где-нибудь то "кольцо блокады".

Мне всегда эта картинка напоминала слёт городских голубей к стареньким бабулькам, коренным ленинградцам, бросавшим на землю заранее приготовленную горсть пшена или хлебных крошек, чтобы покормить голодных голубей и воробьишек в парках и садах Ленинграда.

Наконец и мне повезло, это был мой день.

Очень интересно то, что именно в тот день я не собиралась ехать к Львиному мостику. Многим моим коллегам в ту пятницу после окончания рабочей недели было со мной по пути к станции метро "Выборгская". По дороге к метро я увидела трамвай № 2, идущий в обратном по отношению к нам направлении. Как раз по маршруту "двойки" я обычно добиралась до Львиного мостика. Я бросилась через трамвайные пути к остановке, на лету крикнув своим коллегам: "Пока!" Я совсем тогда от себя не ожидала такой быстрой смены своих решений… Видно, моему "провидению" стало известно, что моя будущая хозяйка вышла из дома на поиски квартирантки для своей комнаты.

В тот вечер, как всегда, было много жаждущих снять жильё. Действительно, то был "мой" день. Так получилось, что не Магомед к горе пошёл, а гора – к Магомеду. Моя будущая хозяйка комнаты пришла на этот «квартирный» рынок и не стала громко спрашивать, как это делали другие хозяева: "Кому нужна комната в центре города?" Вместо этого она нашла уютное местечко около Львиного мостика на набережной канала Грибоедова, стала наблюдать за людьми и искать среди них в качестве своей квартирантки молоденькую и скромненькую девушку, нуждающуюся в жилье. Её выбор, к обоюдному нашему удовольствию, выпал в тот вечер на меня. Она как-то незаметно подошла ко мне и сказала тихо: "Девушка! Вам нужна комната?" Она намеренно это сказала так тихо, чтобы тут же не слетелись к нам остальные "голуби".

– Да! Очень нужна! А далеко это отсюда? – не веря в свою удачу, спросила я женщину.

– Да здесь совсем рядом, пешком идти минут 20, а если трамваем, то 2-3 остановки.

– А какой адрес?

– Садовая, дом 124. Это рядом с Калинкиным мостом.

– А Вы много хотите за комнату? – поинтересовалась я.

– Вы будете платить 20 рублей в месяц.

– Так дёшево? – удивилась я.

– Дело в том, – на минутку замялась женщина, как будто не зная, что дальше сказать и как объяснить ситуацию, – что у нас в этой комнате уже живёт девочка, студентка из медицинского института. Она жила вместе со своей подругой, но та вышла замуж… и теперь Марине, так девочку оставшуюся зовут, трудно платить 40 рублей.

– Хорошо, – согласилась я. – А можно прямо сейчас посмотреть комнату и познакомиться с Вашей Мариной?

– Да, конечно…

И мы тут же направились с Лидией, так звали мою хозяйку, по направлению к их дому. Мы подошли к дому 124 по Садовой улице, прошли под аркой в "колодец" (внутренний дворик, окружённый со всех сторон домами) и вошли со стороны этого дворика в маленький подъезд, размером 1 м х 2 м, из которого был вход только в дверь одной квартиры, собственно говоря, нашей квартиры.

Лидия жила с мужем Алексеем и маленькой 5-летней дочкой в 3-х комнатной квартире. Когда я увидела сдаваемую комнату, то очень удивилась её размерам – её габариты не очень намного превышали размеры "персонального" подъезда, разве что, на 50 см шире и длиннее.

– Ой, какая маленькая комнатка! – не могла я скрыть своего удивления.

– Да, маленькая… Но здесь всё для вас с Мариной есть – и кровать, Вы на ней будете спать, и диван, на котором Марина спит. Вот – стол у окна с телевизором, а здесь, – Лида показала на стене, противоположной окну, на что-то, покрытое цветной ситцевой занавеской, – вешалка, на которую Вы будете вешать свои вещи.

– А телефон в квартире Вашей есть? – поинтересовалась я наличием немаловажного "удобства" для квартиры.

– Чего нет, того нет, – как будто оправдываясь, сказала хозяйка.

– А чего ещё нет, что обычно бывает в квартирах? – как бы шутя, спросила я Лиду.

– Ещё нет горячей воды в кранах, только холодная вода, но зато,– поспешила добавить находчивая хозяйка, – здесь рядом, у Калинкина моста, есть бани, куда мы сами ходим всей семьёй.

– Скажите, Лида, если я соглашусь снять Вашу комнату, то мне отсюда далеко придётся добираться до станции метро "Выборгская"? Там моя работа находится. Можно ли одним видом транспорта туда доехать или нужны пересадки?

– Хоть на метро, хоть наземным транспортом, всё равно нужно добираться с одной пересадкой, – объяснила хозяйка.

– Я согласна.

Я так была довольна, что согласилась бы в ту же ночь остаться там ночевать, потому что обратный путь в Сертолово в течение 3 часов представлялся мне просто пыткой.

Лидия предложила мне заплатить деньги за комнату вперёд и остаться у них ночевать в тот же вечер. Я очень хотела именно так и поступить, но беспокойство за родственников не позволило мне воспользоваться так удачно представившейся возможностью. Если бы я не вернулась ночью к родственникам в Сертолово, то они бы до утра следующего дня с ума сходили от переживаний и волнений за меня. У дяди Володи, конечно же, был телефон, но местный– для военного городка, поэтому по телефону из Ленинграда я не могла с ними связаться и предупредить их.

На следующий день, в субботу, я приехала со своим студенческим чемоданом на Садовую, познакомилась с Мариной и наконец-то обрела "свою" крышу над головой.

Мои программы "минимум" и "максимум" были выполнены.

В понедельник я приехала на работу в таком цветущем виде и бодром настроении, что у ряда сотрудников возникло ко мне много вопросов, даже с намёками на личную жизнь. А объяснение было немудрёным – я просто была счастлива, к тому же за 2 дня выходных я хорошо выспалась, чего мне так не хватало на протяжении 2-х месяцев поиска работы и жилья.

На работе дела шли просто прекрасно, только меня очень тревожило первое задание, которое мне дала Валентина Васильевна. Это был перевод большой статьи по электронике с английского языка на русский. По нашим установленным нормам мне эту статью надо было переводить дней 8, не меньше. Согласно грамматике английского и русского языков всё было нормально в моём русском переводе, но по смыслу мой перевод представлял собой, как выразилась бы одна моя знакомая, "бред сивой кобылы". Когда я читала свой перевод, то, буквально, ничего не понимала– какой-то абсурд или "nonsense" (чепуха).

Какие-то "байты", "мегабайты", «файлы", "процессоры" (это ещё в далёком 1976 году мне попался текс из «будущего») – смысл этих слов мне ничего не говорил, и когда я читала свой перевод, мне казалось, что это запись бреда сумасшедшего или просто больного на голову человека.

Моя работа над этой статьёй подходила к концу, и я со страхом думала, как я её буду сдавать нашей Валентине Васильевне. Ещё с ‘большим ужасом представляла, что будет, когда разработчик или заказчик этой статьи прочитает мой "шедевр" и придёт в наш отдел для её редактирования с переводчиком, то биш со мной. Так у нас было заведено.

Наступил день сдачи моей первой работы, и наступили долгие и мучительные минуты, часы, а потом и дни ожидания реакции заказчика на мой перевод.

При каждом звонке телефона на столе у В.В. сердце моё вздрагивало, и мне казалось, что в такие минуты моя нервная система срабатывала, как батут, подбрасывая меня вверх… В своём воображении я до потолка отдела не долетала, но всё же на своём стуле нервно подпрыгивала.

Прошёл один день, второй, а ожидаемого звонка от заказчика не последовало, за которым, как я отлично сознавала, последует моя отставка на 2-е недели раньше установленного испытательного срока. Я больше не могла ждать. Неизвестность в моём положении просто отравляла жизнь и настроение. Я уже пожалела, что так опрометчиво выбросила в урну свой список, по которому я искала работу.

Во время очередного проветривания – перекура я осмелилась и поинтересовалась у Валентины Васильевны судьбой своего первого перевода.

– Валентина Васильевна! А что там насчёт моего перевода? Почему разработчик не звонит и не приходит для редактирования перевода? Там же должны быть для него некоторые непонятные места и моменты, – спросила я нашу "шефиню", понимая, что наглею при словах "некоторые моменты".

По моему разумению в переводе не "некоторые моменты", а почти весь перевод был непонятный и абсурдный.

– А он звонил, – ответила В.В.

– И чт-о-о-о?

– А ничего! Всё нормально!

– Как это "всё нормально"? – удивилась я, не веря собственным ушам.

– Были там некоторые непонятные моменты, но потом он разобрался и всё выяснил.

– Вы хотите сказать, – продолжала я докучать своё начальство вопросами по работе в "нерабочее" время проветривания,– что вся эта галиматья, то есть, мой перевод, имеет какой-то смысл?

– Оля, да брось ты… Всё там нормально…

– Валентина Васильевна,– снова поинтересовалась я. – А у меня всё время будут такие дурацкие и сложные переводы?

– Нет, Оля! Это был первый и, надеюсь, последний такой перевод. Это было, как тестирование, как проверка…

– На профпригодность,– за В.В. закончила я фразу.

– Да, что-то в этом духе. Это – сложная статья по электронике, но ты с ней справилась успешно.

– Так что не волнуйся, дорогой товарищ, – подбодрила меня Леночка Белова, одна из моих коллег, с которой я сразу подружилась, – можно сказать, что твой испытательный срок закончился, и ты влилась в наши тесные и дружные ряды.

Ленины слова словно пудовую гирю с груди сняли, да ещё окрылили меня и придали уверенность в собственные силы на дальнейший успех и победу.

Этот день без всякого сомнения мог быть зачислен в копилку моих счастливых дней в жизни. По этому случаю мне хотелось сделать себе маленький праздник, и я его сделала.

Вечером после работы я села на трамвай № 2, доехала до Невского проспекта и вышла. В нескольких метрах от угла ул.Садовой и Невского проспекта находился наш фирменный магазин "Север", из которого длинным шлейфом разносился кондитерский аромат и запах, сводящий сластён с ума. Каждый раз, когда я заглядывала в этот магазинчик, у меня автоматически начиналась активная работа слюнных желёз, и мой желудок вёл себя так, будто он умирает от голода.

Выстояв большую очередь (наша жизнь без очередей в ту пору– это не наша жизнь), я купила тортик и поехала домой.

Теперь я своим домом считала крохотную комнатёнку, в которой мы с Мариной едва размещались. У нас в комнате было одностороннее движение – если кому-то из нас надо было пройти к выходной двери, то другому надо было в этот момент отойти к окну, чтобы дать другому пройти между моей кроватью и Марининым диваном. Мы с Мариной жили по русской пословице: «В тесноте, но не в обиде». Вот так и жили.

В тот вечер я приготовила ужин на двоих и стала ждать Марину с занятий. Когда Маринка вошла в комнату, то очень удивилась, увидев на столе тортик в фирменной коробке магазина "Север" и приготовленные 2-е чайные чашки.

–Что празднуем или что отмечаем? – Марина, чуть ли не с порога, спросила меня. – Есть серьёзный повод что-то отметить и выпить за это?

– Повод есть, но не выпить. Ты ведь знаешь, я не пью.

– Оля, так у тебя День рождения только через неделю. Тогда что за дата?

– Правильно, 20 сентября – мой День рождения. Просто сегодня у меня маленький праздник и хорошее, можно даже сказать, прекраснейшее настроение. Марина, представь, тот перевод, с которым я последние 2-3 дня даже дома мучилась, сдан и принят.

– Да что ты говоришь! Неужели ту галиматью, которую ты мне читала, кто-то понял?

– Представь! Понял! Так вот с сегодняшнего дня можно считать, что мой испытательный срок закончен.

– Так за это надо, действительно, выпить! – предложила Марина опять по-другому отметить данное событие.

– Обойдёмся тортиком с чаем на этот раз. На ужин я пожарила картошку и сделала салат из огурцов и помидоров. Давай, присаживайся!

Маринку не нужно было долго уговаривать, она присела, и мы с ней до позднего вечера отмечали счастливое событие.

Интересный вывод я сделала для себя, когда оказалось в Ленинграде. За те 3 месяца, что я находилась в этом городе, со мной пытались познакомиться гораздо больше молодых людей, чем за 5 лет учёбы в Краснодаре.

У меня было 3 варианта ответа: первый – в Ленинграде проживало в несколько раз больше людей, чем в Краснодаре; второй – я почти 5 лет провела в стенах университета или своего общежития, занимаясь только учёбой, а не гуляя по городу и не развлекаясь, и наконец, третий – я из девочки-студентки превратилась в более симпатичную и стройную девушку, на которую стали заглядываться многие молодые люди с целью познакомиться. Скорее всего, все три варианта были верны. Но мне никто не был нужен, моё сердце было занято Аленом, а на душе было пусто, и эту пустоту ничто и никто не мог заполнить.

Я стала замечать за собой, что именно в самые счастливые и в самые тяжёлые минуты жизни мне, как никогда, нужен был Ален. Порой казалось, что я просто задохнусь, умру, если сейчас, сию минуту, не увижу его. Мне его не хватало так, как порой человеку не хватает воздуха. В такие минуты на меня находило вдохновение.

Было непонятное ощущение раздвоения личности. Кто-то в моей голове сочинял строки, а рука второго моего "Я" записывала эти строчки на листке бумаги – такое своеобразное разделение труда, умственного и физического.

В тот вечер, когда мы с Мариной отметили моё "зачисление" в штат сотрудников 31-го патентно-лицензионного отдела, мне несколько раз пришлось включать настольную лампу и записывать под диктовку одного из моих "Я" такие строки:

Ты нужен мне, как нужен воздух,