У боцмана уже есть составленные мной долговременные планы работ на случай хорошей и плохой погоды, по утрам мы лишь уточняем детали. Переход до Венесуэлы долгий, и я жду героических свершений от исполненной трудового энтузиазма доблестной палубной команды. Так и объясняю боцману. Он согласно кивает, но напоминает, что палубная команда, хоть и героическая, но очень малочисленная. И это правда: в подчинении у Гриши всего три матроса. Глядя на невысокого, плотного боцмана, понимаешь, что гонять матросов по палубе, не его призвание. Слишком мягок взгляд умных, светло-карих глаз, слишком правильная и вежливая речь для образа грозного «дракона», от одного появления которого кирки и валики в руках матросов начинают мелькать с удвоенной скоростью. Если не знать о его теперешней специальности, Григория гораздо легче представить в пиджаке и галстуке у школьной доски, чем в рабочем комбинезоне с инструментом в руках. Но так уж решило проведение, что взять в руки указку в этой жизни ему не придется. Учитывая специфику Гришиной тонкой душевной организации, стараюсь разговаривать с ним не приказным тоном, а мягко объяснять необходимость тех или иных действий. Договариваемся, что в первый день нужно проверить и подтянуть крепление контейнеров и отмыться после американских портов. Не то, чтобы Америка, излишне чумазая страна, но после захода в любой порт судно покрывается слоем пыли и грязи, а у нас их было сразу три подряд. Затем, если позволит погода, нужно подкрасить побитую злыми грузчиками главную палубу, и далее, остальные работы, в соответствии с утвержденным планом. Для поднятия трудового энтузиазма, напоминаю боцману о том, что если он сам и его подчиненные хотят, чтобы в конце месяца сверхурочные подсчитывались не по правде, а по справедливости, то работа должна быть дружной и эффективной. Боцман соглашается и уходит завтракать, а я думаю о том, что ему действительно было бы неплохо подыскать себе работу на берегу. Григорий хороший человек и приятный собеседник, но эта должность не для него. Сейчас у боцмана благоприятная ситуация, так как и я, и капитан ценим его человеческие качества и прощаем некоторую инфантильность в общении с подчиненными, также как и, традиционную для его родины, слабость к сухому вину, но неизвестно, как дальше сложится его судьба.

В Пуэрто-Кабэльо удалось наконец сойти на берег. С утра разобрался со всеми вопросами, касающимися погрузки, в полдень сдал вахту второму помощнику, подробно проинструктировав его обо всех сложностях, которые могут возникнуть в ближайшие несколько часов. Олег старше меня на три года. Возраст более чем солидный для должности второго помощника. Он начинал работать матросом, потом решил повысить квалификацию и закончил заочно среднюю мореходку. Сейчас, так же заочно, получает высшее образование. Не хочу комментировать качество заочного обучения, ибо, как уже говорилось ранее, работа наша низведена в ранг ремесла и не требует высоких талантов, но, в то же время, очень заметно, что сам Олег не уверен в своих знаниях и боится принимать самостоятельные решения, касающиеся грузовых операций. В то же время, к продвижению он стремится, значит, лишняя практика пойдет ему на пользу. К тому же, ситуацию упрощает то обстоятельство, что у нынешних фрахтователей судно бегает полупустым, оставляя широкую свободу маневра для решения любых задач, связанных с погрузкой. Второй помощник подтверждает, что все понял и усвоил и, надев каску на лысеющую голову, выходит из грузового офиса.

За компанию беру с собой боцмана, который отстоял вахту вместе со мной и сейчас номинально свободен. У большинства членов экипажа сейчас разгар рабочего дня, а к концу его наше судно должно покинуть порт. Программа минимум: поменять деньги, позвонить домой. Гриша хочет еще и подстричься. На территории порта пыль, жара, пахнет скотовозом. Главные морские ворота страны выглядят не слишком презентабельно: незаасфальтированные дороги, покосившиеся заборы, брошенная, ржавеющая техника. Город, в котором он находится тоже не многим лучше, особенно в предпортовых районах. Со стен домов осыпается штукатурка, а иногда вываливаются и сами куски стен. Графити на заборах, выбоины на дорогах. Домики, в основном, одно и двухэтажные, как правило, без стекол, с жалюзи или решетками на окнах. Установить дома кондиционер в этом жарком климате средств достает очень немногим. От проходной сворачиваем направо и, следуя вдоль портовой ограды, через пару кварталов подходим к кафе, где местные фарцовщики меняют доллары на боливары. Место хмурое и мрачное, похоже скорее на зиндан24, чем на кафе. В оконных проемах решетки, внутри полумрак, пол и стены мечтают о влажной тряпке, но, судя по неряшливому виду хозяина заведения, мечтам этим не суждено исполниться в ближайшие годы. Как бы там ни было, мы пришли сюда не за эстетическим наслаждением, а ради пошлой материальной выгоды: курс черного рынка отличается от официального примерно в два раза. Переговорный пункт расположен на той же улице еще метрах в ста от проходной. Стоимость международных разговоров в Венесуэле, как и в большинстве стран региона, довольно низкая, поэтому звонки длятся долго. Возможность пообщаться с близкими людьми, это первое и основное, что заботит моряка в любом порту. Потом, если позволяют обстоятельства, кто-то пойдет в кабак, кто-то в бордель, кто-то отправится за отоваркой. Но сначала, обязательно нужно услышать родные голоса, узнать новости из дома, убедиться, что ты кому-то нужен, что там, за семью морями, тебя кто-то ждет. У меня на проводе только родители и друзья, поэтому заканчиваю разговоры раньше боцмана и жду его в вестибюле, пытаясь флиртовать с симпатичной девушкой, принимающей оплату за переговоры. К появлению боцмана единственным положительным результатом заигрываний оказалась практика разговорного испанского, но и то не плохо. Слова на кастильском наречии подбираются с трудом, в свободное время надо будет засесть за учебники, освежить знания и больше общаться с испаноговорящим народом, как сейчас, например.

– Ну что, как дома? Как погода в Таллинне?

– Да, жена говорит, сын от рук отбился, не слушается совсем. В плохую компанию попал, а она сделать ничего не может. Если запретить, он еще больше будет туда стремиться, а предостережения отметает, как попытки ограничить его свободу.

– Сколько лет сыну?

– Шестнадцать. В этом возрасте уже хочется самостоятельности, я понимаю, но опыта жизненного нет, а чужим пользоваться он не хочет.

– Ну ты-то, с твоим педагогическим опытом, должен суметь его образумить.

– Я-то с опытом, но я здесь, а он там. В следующий раз постараюсь застать дома, хоть по телефону поговорим. Опыт тоже не всегда выручает, каждый человек и каждая проблема уникальны. Ты, может, замечал, что у учителей собственные дети часто отбиваются от рук.

– А тебя сын, как, слушается?

– До сих пор слушался. Я никогда на него сильно не давил, старался взывать к разуму, чтобы он чувствовал, что его уважают и с его мнением считаются. Сейчас же, надо суметь доказать, что его мнение не правильное.

– Сумеешь, все будет хорошо.

– Посмотрим.

За этим разговором пришли в парикмахерскую. Оставив Гришу ждать своей очереди, я прошел еще два квартала до интернет-клуба, предварительно условившись с боцманом, что он найдет меня там, как закончит наводить красоту. Интернет-клуб находился на площади, посвященной главному герою Венесуэлы, Симону Боливару. В центре ее был небольшой скверик и обязательный памятник Освободителю, на коне, со знаменитой шляпой в протянутой руке.

– Гриша, ты заметил, что он протягивает шляпу, как будто за подаянием. На других памятниках, в Маракайбо, в Каракасе, он делает точно так же. Чего же ждать от рядовых венесуэльцев, если главный герой не гнушается попрошайничеством.

– А они его любят. Смотри, в каждом городе есть такой памятник.

– Ну да, как Ленин, в свое время. Ты же знаешь, что официальное название этой страны Republica Bolivariana de Venezuela?

– Боливарианская республика? Нет, я не знал. Интересно, а эти кто такие? Его друзья и соратники? – вопрошает боцман, показывая на другую скульптурную группу пеших героев, расположившихся через дорогу, напротив Боливара.

– Возможно. Рангом они явно пониже, раз не удостоились быть посаженными на лошадей. А то, что на дюжину героев с саблями, приходится только один, который держит в руках книгу, тоже очень показательно.

– Какой ты, Дима, злоязыкий!

– Есть такое. И с каждым следующим месяцем на судне, прошу заметить, это качество будет усугубляться. Так что, готовься.

Честно признаться, Венесуэлу я не люблю. Если быть еще точнее, то люблю я только одну страну, Россию, свою родину, хотя и родился в городе, который сейчас находится за ее пределами. Как бы там ни было, родился я в Советском Союзе, который весь мир продолжал называть Россией, и Киев, мать городов русских, зеленый, златоглавый былинный град на днепровских берегах, был таким же советским городом, как и любой другой. Союз развалился, но осталась Россия, которая единственная из бывших советских республик не стесняется называть его историю своей. И вполне естественно, что именно ее я почитаю за Родину и искренне люблю. Кроме этого, есть страны, где я чувствую себя комфортно и где мне приятно находиться. Венесуэла к их числу не относится. Наглые, до беспредела, власти, включая морских лоцманов, воровство и попрошайничество в порту, вероятность быть ограбленным в городе держат тебя в постоянном напряжении в течение всей стоянки. Даже сейчас, когда мы среди бела дня идем по набережной в центре города, я отслеживаю всех проходящих мимо оборванцев, оценивая вероятность того, что очередная группа может попытаться взять нас с Гришей на гоп-стоп, и просчитываю возможные ответные действия. Это не паранойя, это венесуэльская действительность. Как сказал один из местных лоцманов: «Страна у нас безопасная, просто не надо провоцировать людей». При этом провокацией считается чистая приличная одежда, обручальное кольцо на пальце, часы на руке. А уж наличие фотоаппарата или мобильного телефона является провокацией злостной, за которую моряку просто необходимо проломить голову или пырнуть ножом. При этом, я не хочу, чтобы у кого-то сложилось впечатление, что жители Венесуэлы все, как один, злыдни. Ни в коем случае! Большинство венесуэльцев очень милые и доброжелательные люди. Они приветливы и общительны, они с готовностью подскажут иностранцу, направляющемуся в трущобы, что туда ходить не надо, а то: «нож в бок попадет, совсем мертвый будешь!» И они, кстати, не меньше приезжих страдают от коррупции и хулиганов. Хотя, с другой стороны, каждый народ имеет то правительство, которое заслуживает, и если власти не в состоянии навести порядок на улицах, и обеспечить соблюдение законности в повседневной жизни, значит, сами люди тоже в этом виноваты. Как бы там ни было, но венесуэльские города – не самое приятное место для прогулок. Если бы мы могли сами выбирать маршруты следования судна, в страну недостроенного социализма оно не заходило бы никогда. Но, в таком случае, это судно называлось бы прогулочной яхтой, и нам пришлось бы самим оплачивать эксплуатационные расходы. Работая же за зарплату, выбирать не приходится, а бывать на берегу время от времени просто необходимо, чтобы элементарно не сойти с ума.

От пантеона героев по набережной дошли до городского пляжа, грязного и неухоженного. Сюда приходит купаться городская беднота и самые отчаянные из русских моряков. Мы с боцманом, не будучи столь бесшабашными, направлялись в кабачок, расположенный на площади у пляжа, под названием «Golfo Caribe».25 На той же площади расположена другая моряцкая радость – бордель под названием «Casa Rosada»,26 что в полной мере соответствует его внешнему виду, так как стены домика выкрашены в ядовито-розовый цвет. В "розовом домике" был лишь однажды и то в дневное время и по совершенно неожиданному поводу. Мы выбрались тогда большой компанией, впятером или вшестером, побродить по городу, на улицах которого медленно затихало карнавальное веселье. Как уже говорилось, у нашего моряка при выходе в город в иностранном порту есть две основные радости: позвонить домой и пообщаться с родными и воспользоваться услугами девушек легкого поведения. В тот раз две эти задачи удивительным образом совпали. В связи с продолжавшимся в городе празднованием все переговорные пункты были закрыты. Отсутствовали даже столь обычные в Венесуэле столики с радиотелефонами, которых всегда было в изобилии именно на площади перед борделем. Обманутые в лучших надеждах мы застыли в нерешительности посреди площади, что было тут же замечено, девчушками из «Casa Rosada», которые скучали на рабочих местах, забытые ради празднования карнавала, и с интересом наблюдали за происходящим вокруг. В ответ на призывные крики и жесты мы объяснили, что ищем развлечения совсем иного рода, и все, что нам нужно в данный момент, это связь с далекой родиной. Но оказалось, что девушки все прекрасно понимают и приглашают нас именно позвонить. Через коридор, в который выходят комнатки, дающие приют жрицам любви, мы вошли в полумрак танцевального зала с грубо сколоченной барной стойкой. Я позвонил за день до этого, из следующего порта должен был улетать на родину, поэтому, попивая холодное пиво, вяло отбивался от столь же ленивых, но назойливых приставаний местных гетер и ждал, когда друзья-товарищи закончат общение с домом. Совместить обе моряцкие радости в одном пространственно-временном континууме в тот день так никто и не решился, поскольку девушки, привлекательность которых крайне сомнительна даже в ночном полусвете, среди бела дня не сумели ни у кого вызвать что-нибудь похожее на желание.

Терраса второго этажа нависает прямо над пляжем. Сам пляж также окружен ларьками и палатками, торгующими всякой снедью и напитками, но чтобы угоститься их товаром нужно обладать совершенно выдающимся иммунитетом и полным отсутствием чувства брезгливости. Наш ресторанчик тоже не «Максим», но его блюда хотя бы не представляют опасности для желудочно-кишечного тракта. Заказали пива и креветок – маленькие радости кочевой жизни.

– Хорошо здесь! – Заметил боцман, окидывая взглядом пляж, суда, стоящие на рейде и марину с белоснежными моторными яхтами, – Интересно, сколько стоят такие лодки.

– Вон те, поменьше, тысяч пятьдесят-шестьдесят, побольше – за сотню, а вот те две, где-то триста-пятьсот тысяч зеленых, – я с детства занимаюсь парусом, поэтому имею представление о ценах на катера и яхты.

– Забавно: тут детишки полуголые бегают, хижины полуразрушенные, а там яхты за сотни тысяч. И ведь местные, скорее всего. Кто из-за границы захочет сюда приехать?

– Как говорил Остап Ибрагимович, если по стране ходят денежные знаки, то обязательно найдутся люди, у которых их много.

– Как они не боятся, что яхту украдут или просто, из зависти, что-нибудь сломают.

– Может, охрана хорошая, а может, их люди так уважают, что никто не решится причинить им вред.

– Ха, скажешь тоже.

– Кстати, о ценах на яхты, помнишь, в Эверглейдсе, рядом с нами стояла яхта, с темно синим корпусом, называется «Octopus»?

– Да, мастер что-то говорил про нее.

– Так вот, со слов лоцмана, принадлежит она бонзам из Майкрософта. А знаешь, сколько стоит? Не говорил капитан?

– Нет, не помню. Сколько?

– А ты угадай.

– Она выглядит намного лучше, чем эти. Может, миллион, может, десять, не знаю.

– Шестьсот-семьсот миллионов долларов. Покупайте лицензионный софт! Ваши деньги не пропадут даром.

– Ничего себе! Не могу себе представить такую сумму.

– Это тридцать пароходов, вроде нашего, считай, весь флот нашей компании, за одну дорогую игрушку.

Работа на судне, это ежедневный монотонный труд без праздников и выходных, поэтому особенно ценишь такие моменты, когда можно абстрагироваться от всех текущих забот и предаваться спокойному созерцанию под неторопливую беседу. К сожалению, все хорошее быстро заканчивается, и, где-то через час, мы уже спешили к родному судну, напрямик, через трущобы.

Подруга или друг

В тот вечер я не пил, не пел,

Я на нее вовсю глядел,

Как смотрят дети.

Но тот, кто раньше с нею был,

Сказал мне, чтоб я уходил,

Что мне не светит…

В.С. Высоцкий

Ушли с Арубы к вечеру. Утром следующего дня я, сменившись с вахты, как обычно гонял по палубе наших трудолюбивых матросов и вдруг заметил, что судно начало терять ход. Позвонил на мостик из грузового офиса, капитан был уже там и предложил мне тоже подняться. Понимая, что случилось что-то серьезное, одним духом преодолеваю расстояние в семь палуб, но, войдя в рубку, нарочито веселым тоном спрашиваю:

– Зачем останавливаемся? Потеряли кого?

– Лучше бы потеряли! Отвалился турбонагнетатель, – сам себе не веря, произносит капитан.

Звучит действительно странно – мягко говоря, не самая ожидаемая неисправность для судна, которому недавно исполнилось полгода, но появившийся на мостике старший механик подтверждает, что действительно срезались шпильки крепления, и турбина, перекосившись, сдвинулась со своего места, соответственно, наддув двигателя пришлось остановить. Лишенный наддува судовой дизель оказался в состоянии обеспечить скорость в четыре узла против обычных семнадцати, и то по ветру. Капитан докладывается в компанию и получает указание следовать в ближайший порт, где возможно произвести ремонт. Ближайшая к нам земля – недавно покинутый остров Аруба, до него всего сто пятьдесят миль, но именно оттуда дует ветер, и все попытки развернуться заканчиваются неудачей. Судно становится лагом27 к ветру, теряет скорость, и на продолжение разворота мощности покалеченного двигателя не хватает. После нескольких безуспешных попыток капитан принимает решение следовать на Ямайку, так как до нее хоть и в три раза дальше, но находится этот остров в аккурат под ветром, и мы без труда попадем в родной порт Кингстон, пусть и через четверо суток. Сказать, что это плавание было тоскливым, значит не сказать ничего. Грустно и больно было видеть как наше судно, еще недавно такое резвое и живое, медленно тащится по ветру со скоростью, едва-едва позволяющей удерживать прямой курс. Мы с капитаном мечтали о нескольких сотнях квадратных метров брезента, из которого можно было бы пошить паруса, превратив судовые краны в мачты. Алексей Владимирович был тоже из тех, вымирающих, умница и настоящий моряк. Мечты мечтами, а брезент в достаточном количестве на борту отсутствовал, весла на нашу галеру тоже не завезли, поэтому вся надежда была на полумертвый двигатель, который, в конце концов, выполнил-таки свою миссию и доставил нас на Ямайку. Ошвартовались на северном берегу бухты, напротив контейнерного терминала. Я организовал перестановку контейнеров, чтобы обеспечить доступ к люку в машинное отделение, через который предполагалось достать старую и погрузить новую турбину. Мой вклад в ремонт на этом заканчивался, все остальное было в руках механиков и гарантийных специалистов, прилет которых ожидали на следующий день. Редкий случай, когда механики на стоянке трудятся в поте лица, а старпом бьет баклуши. Не использовать такой шанс было бы непростительно.

– Hi Grace! This is Dmitry, Chief Officer from Odysseus. If you remember, you did a survey on board one month ago.

– Hi Dimitry! How are you? – на Ямайке, в отличие от Штатов, это действительно вопрос, а не просто приветствие.

– I'm fine now that I hear your beautiful voice. May I have a chance to see you?

– Are you in Jamaica? I thought you will not return before March.

– That was the plan, but we have problems with turbocharger, so now we're at North Terminal for repairs. May I invite you for a dinner?

– Well, yes… tomorrow?

– OK. What time?

– Where do you stay?

– At North Terminal (впоследствии оказалось, что название, прочитанное на карте, не совсем корректно), berth number six.

– I'm not sure where it is. I will check and call you back.28

В течении где-то получаса я гипнотизировал телефон, веря и не веря столь удачному повороту событий. И вот он зазвонил.

– Hi Dimitry! You are at Kingston Wharf, is it correct?

– I don't know. It's Northern Terminal, on the North side of the bay.

– Yes, it is called Kingston Wharf. What did you say is your berth number?

– Berth number six. It's on the East side of the quay.

– Do you still want to have a lunch with me?

– Yes, of course. Though, I'm not very familiar with Kingston. It would be good if you can choose the place.

– No problem! I'll pick you up at the main gate and we'll go someplace.

– OK. What time will we meet?

– At two o'clock on the parking ground at main gate. My car number is D652PM.

– All right. So, see you tomorrow.

– See you, bye.29

Стоит ли объяснять, насколько обрадовал меня этот разговор. Конечно, обед, не ужин, но, лиха беда начало! На следующий день я все утро подгонял взглядом стрелку часов, которая неторопливо отсчитывала время до обеда. В половине второго я сошел на берег и поймал автобус до проходной. Без пяти два я вышел из ворот, и тут зазвонил телефон: Грэйс спрашивала, где я нахожусь. Выяснилось, что она ждет меня у главных ворот контейнерного терминала. Я пообещал, что постараюсь добраться туда. Черные братья на проходной, узнав, что меня ждет девушка, тут же посадили на нужный автобус, который довез до ограды, разделяющей два портовых района. Казалось, еще немного и я увижу ее, но не тут-то было. Через заветную калитку меня не пропустили, потребовав судовую роль.30 Возвращаться на судно за этим документом было бы слишком долго. Я позвонил Грэйс и объяснил ситуацию, готовый к тому, что сегодняшнее свидание не состоится. Однако девчушка оказалась настроена решительно:

– Go back to the gate. I will drive there.31

Обрадованный, я бросился обратно к воротам. Я стоял у ограды порта, напряжено вглядываясь в стекла проезжающих автомобилей, надеясь, что вот сейчас, наконец, появится она. Девушка звонила несколько раз, требуя описать место, где я нахожусь. Оказалось, что она плохо знает этот район, хотя, как потом выяснилось, офис ее компании располагался всего в нескольких сотнях метров отсюда. К сожалению, я не мог предоставить ей каких-нибудь внятных указаний. Вдоль одной стороны улицы тянулась бетонная стена, ограждающая порт, по другой стороне стояли обшарпанные, бесформенные строения, столь обычные для предпортовых районов. Немного правее к этой улице под прямым углом примыкала другая, со столь же выдающейся архитектурой. Ни названия улиц, ни номера домов определить не представлялось возможным. Жара, грязь, вонь. Несколько аборигенов бомжовой наружности с интересом рассматривают белого недотепу, зачем-то торчащего под палящим солнцем. Спрятаться в тень я не решался, опасаясь, что девчонка меня не заметит. А автомобили продолжают проезжать мимо, и за рулем в них сидят не симпатичные девушки, а угрюмые черные дяди, не обращающие на меня никакого внимания. Исключение составляют лишь водители такси, периодически предлагающие свои услуги. Терпеливо объясняю каждому, что жду я не их. Отчаявшись дождаться, стал малодушно помышлять о возвращении на пароход, как вдруг из-за поворота на хорошей скорости выскочила белая Хонда-Цивик и резко затормозила рядом со мной. Вглядевшись в салон, я увидел ее солнечную улыбку. За время, прошедшее с нашей первой встречи, я успел позабыть, насколько она хороша. Пока юная леди рассказывала, как сложно ей было меня найти, и что обеденный перерыв уже закончился, и она из-за меня опоздала на работу, я любовался ее очаровательным детским профилем. Волосы у девушки были подстрижены под каре, открывая стройную изящную шею, а мелирование эффектно оттеняло смуглую бархатистую кожу. Темно-синий брючный костюм, белая рубашка – образ ямайской деловой женщины.

– Are you listening to me? – пытается она прервать мое бесцеремонное разглядывание.

– Yes. I'm sorry for you being late to return in the office, but it was not my idea to meet in the middle of the day.

– But you suggested having a lunch together – недоумевает она.

– Well, actually I suggested having a diner. – уточняю я, – I'm really sorry for all this confusion, but I still hope, that we can lunch together.

– Yes, we can.

– So, where are we going?

– You will see.32

Я с удовольствием наблюдал, как ее тонкие пальцы уверенно держат руль, а ножка слегка играет педалью газа, уверенно продвигая нас к цели сквозь плотное городское движение.

– What kind of cuisine do you prefer? – В вашем обществе, леди, я готов есть что угодно – подумал я про себя.

– Well, I'm used to European cuisine: Russian, French, Italian, German.., but I'm always eager to try something new. What about you?

– I like Jamaican, like seafood.

<1 2 3 4 5...8 >

На страницу:

Перейти

3 из 8