Время солнца

Послышался стук, и в дверь просунулась мокрая голова Андрея.

– Чувак, глазунья уже остыла, – сообщил он. – Лично я чертовски голоден.

Бек спохватился и бросил взгляд на часы, висевшие над дверью. Встреча с Дианой была назначена на полдень. Времени оставалось катастрофически мало.

– Пожалуй, тебе придётся обедать одному, – Бек торопливо встал из-за стола и открыл шкаф.

***

В третьем часу пополудни Бек и Диана катили на «Мустанге» по Лонг-Айленд-Сити, направляясь в сторону тоннеля Куинс – Мидтаун.

– Сначала я пожалела, что не пошли на комедию, – с улыбкой говорила Диана.

Бек безучастно смотрел на дорогу.

– Слава богу, всё закончилось хэппи-эндом! – облегчённо вздохнула она.

Он отрешённо молчал.

– Бек, – осторожно позвала Диана.

Тот ясный июньский день шестилетний Бек и его родители провели на берегу широкой реки.

Отец наломал сильными руками плоских свинцовых решёток аккумулятора в пустую консервную банку и расплавил свинец над огнём.

Бек и мама с интересом наблюдали за тем, как отец выливает серебристую жидкость в овальное углубление в земле. «Грузило почти готово», – отец потрепал Бека по макушке. Бек восторженно захлопал в ладоши: «У меня будет своя удочка!» Мама улыбнулась, и на её округлом, как полная луна, лице показались красивые ямочки.

Во взгляде Бека появилась одержимость. Впереди на светофоре загорелся красный свет. «Мустанг» двигался к перекрёстку, не сбавляя хода.

– Бек? – недоумевающе произнесла Диана, переводя взгляд со светофора на его лицо. – Ты в порядке?

В тот день Бек поочерёдно сдавал родителям «экзамены».

Сначала отцу – выбрасывая по лапам боксёрские «двоечки».

– Сосредоточься! – взбадривал отец, когда удары Бека получались недостаточно хлёсткими. – Будь цельным, сынок! Мужик начинается с духа. Нет духа – нет мужика!

А потом и маме – выразительно читая вслух книгу. Мама с гордостью слушала сына, изредка поправляя неверные ударения, а отец благодарно улыбался маме.

Бек стиснул челюсти. Его глаза заволокла пелена скорби.

– Бек, – встревоженно сказала Диана. – Что с тобой?! Бек!

«Мустанг» на всём ходу влетел на перекрёсток на красный свет. Справа наперерез мчал оранжевый грузовик. Диана зажмурилась, инстинктивно прикрываясь руками, и пронзительно закричала:

– Бе-е-ек!!!

Раздался мощный сигнал, завизжали тормоза. «Мустанг», дрифтуя, ушёл влево. Грузовик, резко вильнув, опасно качнулся и с рёвом пронёсся в нескольких дюймах от «Мустанга».

Машина встала у обочины. Бек сидел, упёршись лбом в руль. Диана ошарашенно глядела на Бека. Он устало поднял веки и повернул к ней лицо.

– Прости, – сказал он охрипшим голосом. – Этот фильм… Он напомнил мне о родителях.

Домой возвращались в сумерках.

Их белый «москвич» въехал на перекрёсток на зелёный сигнал светофора. Отец и мама сидели впереди, а Бек сзади. Несущийся слева оранжевый автобус врезался в «москвич» и опрокинул его в сточный бетонный арык.

– Мы возвращались домой, – снова заговорил Бек, выруливая с обочины, – и нас ударил автобус. Водитель автобуса уснул за рулём. Родители скончались на месте, а я чудом остался жив. Только зрение нарушилось.

Глаза Дианы наполнились грустью.

– Мне очень жаль, – сказала она и потупила взгляд.

– Я переехал жить к бабушке, – Бек тепло улыбнулся, вспомнив лучистое, изрезанное глубокими морщинами лицо добрейшего на свете человека. – А спустя год она умерла.

– У тебя есть братья или сёстры? – спросила Диана.

– Родных нет, – Бек покачал головой, – но зато много двоюродных по линии мамы. Отец мой – детдомовский, и с его стороны никого. У бабушки я был самым младшим из тринадцати внуков, которые часто гостили в её доме.

– Выходит, у тебя двенадцать братьев и сестёр? – заключила Диана.

«Мустанг» влился в поток машин, въезжающих в тоннель. Бек перевёл взгляд с дороги на Диану.

– После смерти бабушки со мной в её доме стали жить один из старших братьев и его жена.

***

Вопреки опасениям Бека место в паркинге нашлось довольно быстро. Оставив машину, Бек и Диана прошли в башню Рокфеллер-центра и встали в очередь за билетами на смотровую площадку Top of the Rock, расположенную на крыше.

– Давно мечтала сюда попасть, – сказала Диана, сияя. – Говорят, отсюда виды лучше, чем с Эмпайр-стейт-билдинг.

– Небо и солнце здесь совсем не такие, как в городе, – Бек грустно вздохнул. – Мне очень не хватает наших гор.

Диана восторженно оглядывала небоскрёбы Манхэттена с открытой площадки семидесятого этажа. В её распахнутых глазах цвета янтаря читалась детская радость.

– Как красиво! – нараспев сказала она и посмотрела вверх.

В сине-бирюзовом небе ярко светился раскалённый огненный шар, окаймлённый тонким радужным ореолом.

– Солнце здесь и правда особенное! – изумлённо воскликнула Диана.

– Древние египтяне называли Солнце глазом бога, – сказал Бек, щурясь на слепящее светило.

– А небо! – улыбнулась Диана. – Какое синее небо!

– Лицо Тенгри, – едва слышно промолвил Бек, запрокинув голову.

Насладившись видами, открывающимися с башни Рокфеллера, Бек и Диана спустились в Центральный парк.

– Мой нынешний год совсем не похож на все прошлые, – говорил Бек, шагая по аллее. – Тридцать третий день рождения начался с бессонной ночи.

Диана понимающе закивала.

– Ты вступил в возраст Христа, – сказала она. – Это особенный возраст.

– В ту ночь я вспоминал всё, о чём когда-то мечтал, – задумчиво поведал Бек. – И сделал важное открытие.

Её глаза улыбнулись из-под каштановой чёлки.

– Кажется, у тебя день рождения под Новый год? – уточнила она.

– Двадцать пятого декабря, – подтвердил Бек.

Она остановилась и восхищённо посмотрела ему вслед.

– Ты родился в Рождество?!

Бек тоже остановился и обернулся к Диане.

– Меня вдруг осенило, что каждому из нас отпущено своё время солнца, свои четыре сезона, – сказал он. – Весна, лето, осень и зима. Если разделить средние восемьдесят лет нашей жизни на это время, то получится, что каждый сезон длится примерно двадцать лет и зенит солнца приходится на сорок. Поэтому сорокалетних называют достигшими расцвета. И я вдруг увидел, что мои тридцать три – это ещё не середина жизни, не пик солнца, но уже самый пик моего лета и молодости, а я до сих пор не сделал ни шагу навстречу мечте.

***

Бек и Диана ехали по Бруклинскому мосту. Красно-жёлтое солнце, клонившееся к горизонту, играло многочисленными бликами в водах Ист-Ривер.

– Время солнца, – улыбнулась она. – Красиво подметил.

– К сорока годам лето моё кончится, – оживился Бек, – и начнётся сентябрь. А там… Солнца будет всё меньше, каждый день будет всё короче и прохладнее. И в шестьдесят подкрадётся зима.

Диана задумчиво смотрела на дорогу.

– В ту ночь я словно прозрел, – сказал Бек. – И в тот же день начал писать книгу.

– Ух ты! – глаза Дианы раскрылись в удивлении.

– А летом прилетел в Америку и три месяца усиленно подтягивал английский, чтобы подать заявку на «Творческий грант для иностранцев».

– «Творческий грант»? – Диана словно не верила услышанному.

– И сегодня мне сообщили, что я вышел в финальный тур.

– Вау! Супер! – её лицо озарилось изумлённой улыбкой. – Поздравляю! Ты пишешь книгу на английском языке?

– Нет, что ты, – махнул рукой Бек. – Но если мне удастся выиграть грант, мою книгу переведут на английский.

– То есть она уже написана?

– Не совсем, – уклончиво ответил Бек.

– Я бы хотела прочесть её, когда она будет готова!

– Хорошо.

Бек покачал головой.

– Подумать только, – сказал он. – Пятнадцать лет я работал в столярной мастерской и был уверен, что нашёл своё призвание.

– Ты работал с древесиной?! – почему-то удивилась Диана.

– Да.

– Какие интересные совпадения! – она загадочно улыбнулась.

Тем временем «Мустанг» подкатил к ярко-оранжевому зданию с броской надписью: «Дом молитвы „Спасение“».

– За пятнадцать лет я неплохо освоил ремесло столяра, – сказал Бек, въезжая на просторную парковочную площадку. – Накопил денег, восстановил зрение. Но в конце концов понял, чего хочу на самом деле.

В лучистых глазах Дианы вспыхнула догадка.

– Ты должен прийти к Богу! – возбуждённо заговорила она. – Все эти знаки… Они не случайны!

Диана указала на дом молитвы:

– Завтра в нашей церкви альфа-курс для новичков! Приходи! Я тебя приглашаю! Ты наверняка исповедуешь ислам, но ведь…

– Я не исповедую ислам, – с улыбкой перебил её Бек, качая головой. – И никакую другую религию не исповедую. Мои древние тюркские предки поклонялись Тенгри – вечному небу.

Бек подрулил ко входу в здание.

– Все религии по сути говорят об одном и том же Боге, – сказал он.

– Значит, мы договорились? – красиво улыбнулась Диана. – Жду тебя здесь завтра вечером!

Она потянула ручку и открыла дверь.

– Спасибо за чудесное время! – её глаза сияли в полутьме как два огромных бриллианта. – А сейчас мне надо бежать на вечернюю молитву.

– Я хочу попросить тебя об одном одолжении, – сказал Бек. – Могла бы ты узнать для меня кое-что?

– Что именно? – ресницы Дианы широко распахнулись.

– В пятницу в вашей больнице оперировали пострадавшего в аварии мужчину. Но потом куда-то перевезли.

Диана внимательно слушала Бека.

– Дело в том, что я был свидетелем аварии, и этот мужчина просил меня ему помочь. Я пытался, но не смог выполнить его просьбу. Мне нужно сообщить ему об этом.

– Хорошо, я разузнаю всё, что смогу. Как его имя?

9. Шестнадцать веков

Двигая массивной челюстью из стороны в сторону, Джим Нортон вошёл в кабинет главы криминального следственного отдела ФБР и двинулся к столу переговоров, за которым рядом с его боссом – солидным и седовласым Ником Стоуном – сидели ещё трое мужчин, двоих из которых Нортон раньше не встречал. На столе лежал оранжевый пластиковый файл.

– Знакомьтесь, это специальный агент Джим Нортон, – представил вошедшего Ник Стоун и обернулся к Нортону. – А это наши гости из Египта. Эксперт по делам культуры и древностей Джамиль Махфуз и наш коллега, сотрудник госбезопасности Лихам Дарид.

Третий из посетителей – переводчик-полиглот с низким голосом – бегло перевёл гостям слова Стоуна. Гости поднялись из-за стола и дружелюбно поздоровались с Нортоном. Лихам Дарид оказался высоким и худощавым, а Джамиль Махфуз был тучным и носил очки. Обменявшись рукопожатиями, мужчины сели за стол.

– Верно ли, что агент Зильбер делал в минувшую пятницу запрос в Египет на предмет кражи из Каирского музея некой рукописи? – уточнил Ник Стоун.

– Так точно, сэр, – сказал Джим Нортон.

– Наши гости прибыли по весьма важному делу, – сообщил Стоун. – Оно требует серьёзного рассмотрения.

Стоун передвинул по столу оранжевый файл. Нортон вынул из него пачку старых чёрно-белых фотографий и полез в карман за очками.

На нескольких снимках были запечатлены ветхие рукописи. Затем Нортон увидел фото улыбающегося мужчины в очках с толстыми линзами, позирующего со старинной книгой в руках. Последний из снимков – девятый, как отметил Нортон, – был цветной и свежий: та же старинная книга крупным планом в чьей-то смуглой руке. Кожаный переплёт украшала потемневшая серебристая надпись.

Джамиль Махфуз поправил очки и заговорил по-арабски. Воздух в ушах Нортона завибрировал от бархатного баритона переводчика:

– В тысяча девятьсот сорок пятом году египетский крестьянин Мохаммед Али Самман добывал в окрестностях деревушки Наг-Хаммади нитратную почву для удобрения…

У подножия горы, усеянной огромным множеством пещер, он раскопал метровый, наглухо запечатанный глиняный кувшин. Разбив его, Мохаммед Али обнаружил древние папирусные книги в кожаных переплётах, – кодексы.

Всего их оказалось тринадцать. Часть из них Мохаммед Али продал бандиту, часть – антиквару, а что-то было использовано его матерью для растопки огня в очаге. Так гласит официальная версия.

Когда власти Египта узнали о находке и объявили найденные манускрипты национальным достоянием, рукописи уже оказались на чёрном рынке. Один из кодексов был вывезен из Египта в Европу и попал в коллекцию Карла Густава Юнга, однако впоследствии был возвращён в Каир.

Кодексы изымались и передавались в Каирский коптский музей, так как были написаны на коптском языке. Находку стали называть «Библиотека Наг-Хаммади». Далеко не сразу учёные осознали ценность этих манускриптов.

Большинство текстов представляют собой так называемые гностические произведения периода раннего христианства. Некоторые из них дошли до нас в единственном экземпляре. Многие века Церковь преследовала гностиков, сжигая в кострах их книги и их самих. Учение это рассеялось по миру и почти исчезло. А после обнародования находки вспыхнуло с новой силой.

Позже один из найденных кодексов – «Евангелие от Фомы» – произвёл большую сенсацию. Речи Христа в этом апокрифе сильно отличаются от тех, что приведены в канонических Евангелиях Нового Завета. Ватикан и основные христианские течения отказались признавать подлинность текстов «Наг-Хаммади» и назвали находку еретической.

– Слышали ли вы что-нибудь о так называемом источнике Q? – осведомился Джамиль Махфуз.

Стоун, чуть подумав, отрицательно покачал головой.

– Кажется, я что-то слышал об этом гипотетическом источнике, – сказал Нортон.

– Да, именно! Гипотетическом! – оживился Джамиль Махфуз и одобрительно посмотрел на Нортона.

Он заговорил быстрее, то и дело поправляя съезжающие на нос очки. Переводчик едва поспевал:

– Этот источник пока не найден, но исследователи не сомневаются в его существовании. Анализ показывает, что евангелисты Нового Завета – Лука и Матфей – составляли свои тексты, основываясь на Евангелии от Марка, а также на неизвестном Евангелии, которое учёные назвали «источником Q». После обнародования «Евангелия от Фомы» кое-кто поспешил объявить его тем самым «источником». Однако впоследствии учёные отвергли эту гипотезу.

Джамиль Махфуз замолчал, и в разговор вступил Лихам Дарид. Выпрямив спину, он положил ладони на край стола, словно берясь за крышку пианино, и заговорил по-арабски, заглядывая попеременно в лица Нортона и Стоуна.

– В семьдесят девятом году, – вновь зазвучал хрипловатый, проникновенный голос переводчика, – в возрасте шестидесяти лет Мохаммед Али Самман скончался от туберкулёза. За несколько месяцев до смерти он поведал сыну историю «тринадцатого» кодекса.

В отличие от Джамиля Махфуза, Лихам Дарид говорил спокойно, обходясь без жестов, с почти неподвижным лицом.

– Оказалось, Мохаммед Али скрыл часть правды от исследователей. Одна из найденных им книг заметно отличалась от остальных…

Во-первых, она оказалась тоньше и компактнее других. Во-вторых, у неё была самая добротная кожаная обложка, да ещё и с серебряной надписью. И в-третьих, страницы этой рукописи сохранились гораздо лучше остальных.

Мохаммед Али продал этот особенный кодекс вместе с несколькими другими бандиту по имени Бахиж Али за двадцать египетских фунтов. По тем временам это составляло около восьмидесяти долларов США. Когда началась шумиха и власти стали изымать рукописи, Бахиж Али заявился к Мохаммеду Али Самману и, доплатив ещё десять фунтов, взял с него слово молчать об этом особенном кодексе.

Бахиж Али вырезал часть страниц из самого толстого кодекса, который впоследствии назовут «шестым», и передал их властям гораздо позже остальных – под видом недостающей книги. Чтобы помочь ему запутать следы, Мохаммед Али Самман придумал байку о том, что некоторые страницы и обложки были вырваны из кодексов его матерью – для разжигания огня.

Спустя годы при изучении текстов учёные обнаружили подвох, однако официально уже было заявлено, что эта вырезка совершена ещё в древности и можно считать вырезанный фрагмент отдельным кодексом. Так одна из рукописей исчезла из поля зрения учёных. В результате сегодня «тринадцатым» кодексом ошибочно именуют несколько страниц без переплёта – те самые, что Бахиж Али вырезал из «шестого».

Некоторые прозорливые исследователи в разное время поднимали в печати вопрос о недостающем манускрипте, однако из-за отсутствия каких-либо достоверных сведений все попытки докопаться до истины сходили на нет, порождая слухи и домыслы. Одни говорили, что подлинный тринадцатый кодекс был сожжён в очаге матерью Мохаммеда Али, другие утверждали, будто он находится в частной коллекции и недоступен научному сообществу, а третьи полагали, что был ещё один кодекс, четырнадцатый!

Правда, открытая Мохаммедом Али сыну, стала распространяться и достигла властей. Власти попытались разыскать недостающую рукопись. И хотя к тому времени бандита Бахижа Али уже не было в живых, удалось установить, что в конце сороковых он продал какой-то манускрипт скупщику древностей, некоему Альфреду Маларди, покончившему жизнь самоубийством при невыясненных обстоятельствах.

Маларди успел перепродать кодекс Томасу Малко. Тот, в свою очередь, продал его журналисту Питеру Волкеру, прежде чем сгинул сам. Жизнь Питера Волкера, скорее всего, тоже закончилась трагически – он исчез в семьдесят пятом году. Его знакомые вспоминали, что незадолго до исчезновения Питер говорил, что готовит к публикации какие-то сенсационные материалы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Чаевые (англ.).