Мой цифровой гений. Дьявол

«Не покажи ему своего страха… Соберись, только в этом твое спасение!» – Она поискала на груди распятие святое, но вспомнила, вздохнув обреченно, что никогда его не носила. И крещеной даже не была!

Дрожащими руками Любовь накидала легкий макияж. Выключив воду, еще посидела пять минут, собираясь с силами. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, открыла дверь, перед этим осторожно трогая ручку боясь обжечься.

Незваный гость уже покопался в ее фонотеке и баре. Звучал давно ушедший в суициде Kurt Cobain. Вино плескалось в прозрачности бокала, а гость в манере сомелье дегустировал его.

– Чем обязана? – Любовь попыталась улыбнуться и не шататься при ходьбе.

– Вашим не в меру неуместным любопытством… – Он, отпив маленький глоток, поморщившись, отставил в сторону бокал. – Смотрите-ка, как любопытство созвучно с вашим именем и чувством, что люди бездумно в ранг особый возвели… Как будто любовь и любопытство – одно и то же. Не разделяете моего субъективного?..

– Если вы за этим только, – Любовь, глядя пристально в его горящие разноцветным огнем глаза, все-таки шатаясь, подошла к столу и налила себе в бокал вино кровавого цвета, – то можно было и не утруждаться подъемом по лестнице, я могла бы выслушать подобное с балкона.

Отвернувшись к двери балкона, гость вздохнул разочарованно.

– Тогда… – Когда он повернулся, его синий глаз потемнел до черноты, а зеленый пылал ненавистью не только к Любови, а ко всему живому на земле, – это было бы похоже, скорей, на серенаду…

– Отлично, мне никогда не доводилось… – Она предательски стукнула дрожащим бокалом в руке о зубы. – Может, спуститесь?..

– Это уже безвозвратно устарело… – он перебил ее и внезапно рассмеялся, а Любовь увидела вытатуированные шестерки на его зубах. – А вы похожи на свою мать! Та ещё чертовка…

– Из ваших уст звучит как комплимент. – Она понимала, что за сущность перед ней. – И я вообще-то ее дочь и априори похожа на неё, но я спрошу, так как, может, многого не знаю: чем же так похожа?

Любовь трясло, и это не укрылось от сидящего напротив, от него вообще невозможно было что-либо скрыть, как, впрочем, и он не скрывал этой своей особенности. Ей ужасно хотелось сесть – ноги подкашивались, но она пыталась до конца проявить демонстративную стойкость.

– Этим необоснованным и никчемным протестом… – Он улыбнулся, глядя на дрожащую коленную чашечку Любови, – таким обреченным действием – утопия…

– Но это же лучше, чем пресмыкаться, стоя на коленях. – Любовь революционеркой, словно перед казнью, гордо подняла голову.

– Вы сейчас о своем отце?

Любовь зарделась во вспышке гнева.

– Поясни!

– Ну… – Он улыбнулся, снова «зажигая» синее «пламя» второго глаза, – он просил и умолял… некрасиво как-то даже. А вот мать ваша держалась стойко, вполне достойно.

– Он умолял за себя?! – сквозь зубы процедила Любовь.

– Нет, но разве в этом суть?

– В этом! И только в этом. – Она поставила бокал, ощутив, как хмель обуял ее. – Я повторю вопрос! Зачем вы здесь?

– За вами!

– Забирайте! – Она налила себе еще бокал и осушила его залпом. – Только не ждите, я вряд ли буду пресмыкаться и молить…

Любовь дрожащей рукой достала сигареты, но не смогла высечь огонь из зажигалки. Она ее трясла, чиркая снова и снова, – безрезультатно. Внезапно сигарета в другой ее руке задымилась.

– Не благодарите… – Гость открытой ладонью подтвердил отказ. – Я этого и не жду от вас. Тем более и вам понятно, что мольбы и слезы перед финалом бесполезны. Но мне нужна не ваша банальная смерть. Необходимы вы живая, как существо – как человек.

– Зачем?

– Василий всё вам рассказал… – Он вздохнул, скорбно улыбаясь. – И вы, и я об этом знаем.

– Допустим. – Горечью табака першило в ее горле.

– Он забрал у меня Веру, женщину мою, бездушно-некрасиво дерзко… – Поднявшись, гость подошел к двери балкона, встав в ее проем, повернувшись к хозяйке спиной. – Признаюсь – это было больно.

– Но разве он ее не обменял в сделке вероломной? – Любовь взволнованно вздохнула, словно речь шла о ней самой.

– Может быть, и так… – Он посмотрел на циферблат «часов», высветившихся электронными цифрами на руке, – я не придал этому тогда особого значения, но впоследствии я понял – она стала мне крайне необходима…

– Как женщина? – Любовь, ощутив сухость в горле, сделала несколько глотков вина.

– Как вера. Как ее символ…

– И вы решили забрать в ответ у оппонента и любовь? – Любовь, медленно и смело ступая уже и не дрожа, направилась к высокому, статному, стоящему к ней спиной. – Как женщину или как символ тоже?..

Гость повернулся резко, перебивая в ней дыханье.

– Неважно как! Сам факт отвратен… – Его глаза горели сине-зеленым огнем, он словно пылал изнутри, обжигая стоящую в метре от него женщину. – Зачем он вам? Слабый, бесполезный, неприспособленный, ни на что не способный, ничто буквально…

– Знаете, – она закусила губу, глядя ему прямо в «пылающие» глаза, – так часто бывает – непропорциональность человеческих характеров и темпераментов в парах. Кому-то нужно спрятаться за сильной спиной своего мужчины и почувствовать себя слабой и защищенной. А такой, как я, необходимо доминировать, пусть даже мнимо… но вести за руку по жизни вечно сомневающееся «амбивалентное создание»…

Сделав шаг навстречу, он взял ее за руку возле локтя, обжигая через блузку.

– Он вас будет всегда сравнивать с ней и искать ее… но… – Он отпустил Любовь и направился к выходу. – Но Веру я не отдам ему. Он забрал себе ее чувства, я забрал ее саму. Только ваше согласие и любовь ко мне могут помочь разрешить этот конфликт интересов.

– Зачем?! – Она крикнула, взвизгнув, останавливая тем самым его. – Василий не будет страдать, потеряв меня, по-прежнему любя именно ее.

– Это не ваше дело! – Гость улыбнулся, повернувшись, сверкая всем, что в нем могло сверкать. – Я буду ждать. И вот еще… – Он «прожег» синим огнем гостиную, оглядев ее. – Не пытайтесь о моем визите рассказать ему. Не получится, только будете сами от этого страдать…

Любовь пала на диван. Чувствуя боль от ожога на своей руке. И полное бессилие. Внутреннюю опустошенность. И невидимую нить от потери родителей в прошлом, тянущуюся к Василию в настоящем.

Незапланированные потери

Василий со злостью захлопнул за собой дверь. Охранник постучал в стекло, грозя ему пальцем, как ребенку. Пришлось улыбнуться виновато и отойти от монолита здания.

Детская школа творчества. Кружок оригами. Он любил приходить сюда после каких-либо эмоциональных и физических потрясений. Он здесь восстанавливался, больше телом, чем морально. Хотя разве эти две вещи не взаимосвязаны? Если ваше тело в тонусе, то и ваше эмоциональное состояние на соответствующем уровне. И наоборот…

Почему оригами? Василий сам не знал. Может, потому что в остальных творческих мастерских бумагу беспощадно резали для аппликации или мочили, утяжеляя красками и пастелью…

Здесь из бумаги, формируя, создавали фигуры, да, беспощадно сгибая, но делая целостное, радующее глаз творение.

Василий, сидя в стороне от работающих детей и подростков, ощущал, как здесь его тело восстанавливается после размокания и даже не однократно после сожжения, последний факт он не мог никак с позиции химии и физики объяснить, но это работало, это помогало – детские руки восстанавливали своим творчеством из золы его возродившееся тело, формируя и делая его прочнее… Дети – не испорченные алчностью и стремлениями к славе творцы.

Руководители кружков привыкли к присутствующей «невзрачной тени» в классе. Через пару часов уже выходящим твердым, уверенным в себе глянцево блестящим человеком. Едва ли не офицером по выправке или спортсменом по форме тела…

Сегодня же, соскользнув с креста возле заброшенной церкви и пройдя, плутая, по парковой зоне, прислушиваясь к шепоту деревьев, направляющих его, и прислоняясь к ним для минимального восстановления, Василий пришел именно сюда. В школу юного творчества.

Он едва не упал на пороге. Дети завороженно сидели за компьютерами, а возле доски с электронной указкой вышагивал молодой человек студенческого вида. «Заумно» поправляющий периодически очки. Он лишь скользнул взглядом по Василию, застывшему в дверях, продолжая объяснения аудитории.

Дети, всегда радостно встречавшие Василия, даже не обратили внимания на полуживого, качающегося на ногах человека. Зато молодая руководительница, легко вытолкнув Василия в коридор, закрыла за собой дверь.

– Юлия Викторовна…

– Василий! – резкий взмах руки, её открытая ладонь перед лицом собеседника. – Это всего лишь пара уроков! Во-первых, преподаватель показал массу новых чертежей оригами и программу, позволяющую самому ребенку лично создавать чертеж той или иной фигуры… – Когда она говорила, зрачки ее зеленых глаз сужались и расширялись, губы сжимались и разжимались в том же алгоритме, только с опозданием в секунду. – Во-вторых, это хранение их работ в 3D формате в файлах, для детей это необходимо! В-третьих, сами дети просто в восторге от подобного обучения, как и их родители, ну а про нашего директора и говорить нечего…

– А где?.. – Василий вяло шевельнул языком.

– У него отпуск. – Она положила ладонь на грудь Василию, похлопав по ней перед этим слегка. – Да вы не переживайте так; мы все вместе с вами вернемся к «рукоделию». Это просто… – она развела руками в стороны, впервые совпадая расширением зрачков со сжатием морковного цвета губ одновременно, – очередная фаза развития оригами. Вы же сами должны это понимать, как человек адекватный…

Как человек адекватный, Василий верил своим глазам, и он, войдя в класс перед этим разговором, сразу обратил внимание на груду бумажных поделок детей, хаотично ссыпанных в заднем углу помещения. Там же пачка сваленных журналов и книг по обучению искусству оригами.

Он, доехав до дома культуры, где проходили уроки детского художественного обучения, финансируемого Василием, обнаружил не менее удручающую картину.

Дети в 3D-очках перед двумя большими экранами с джойстиками в руках играли, издавая восторженные крики. Мальчики в одной части класса перед двухметровым экраном играли в футбол, а девочки во второй части класса бродили по джунглям аватарами.

Грудой лежали принадлежности юных художников возле окна в центре класса. Пюпитры, краски, кисти, большие листы бумаги…

Тоскливый взгляд Василия на художественный хлам перехватила руководитель кружка – в прошлом отличница школы искусств.

Она бесцеремонно вытолкала Василия из класса.

– Не поверите! Дети несказанно рады. – Она стискивала зубы, играя желваками на своих покрытых веснушками щеках и щелкая пальцем правой руки, цепко глядя Василию в глаза. – Ожили, в них столько энергии, гиперреактивность… И опять же родители довольны – не надо стирать одежду и отмывать тело и лица детей от красок…

Это говорит художница с высшим образованием… Еще недавно умиленно заявлявшая о спокойствии умиротворенности детей, занимающихся художественным творчеством. О ее отдыхе на проводимых с ними занятиях.

Василий посчитал продолжение разговора бесполезным, как и посещение остальных творческих кружков. Достаточно было только звонков – из трубки телефона «лился» все тот же расписанный в ярких красках «неописуемый восторг».

Вечерело. Дом Любови находился ближе, чем его собственный. Такси и общественный транспорт он отверг сразу. Там бы не хватило воздуха. Его легкие, словно намокшая пачка газет, с трудом раскрывались слипшимися страницами для поглощения кислорода.

Он шел от скамейки к скамейке старым дедом в свои тридцать с хвостиком, присаживаясь, едва не умирая. Отдохнув, следуя дальше. Не обращая внимания на прохожих, восторженных весною и ее красками цветения, счастья и теплых чувств.

* * *

Любовь открыла с заплаканным лицом, врата домашнего тепла перед пришедшим раскрывая. Ее страдания он прикинул на себя, словно единственный был в мире, по кому страдать возможно.

– Ты что-то долго… – Хозяйка вытерла мокрую щеку рукой, всем видом давая понять – вопросы бесполезны.

– Издалека… – Василий, входя, ойкнув, подвернул ногу на пороге.

– Откуда Волга?..

– Не река. – Он встал на пороге ванной. – Да и не такси. Послушай… мне не до лирики сейчас.

– Да я тоже не с вечера встреч забытых временем поэтов. – Любовь погладила его нежно по спине. – Чистое все там же…

– Твой фен?

– Ого! – в ее голосе внезапно раздался игривый задор. – Я на ролевые игры и не рассчитывала даже…

Василий резко обернулся к ней. Встреча взглядов. Понимание.

– …Прости, он справа в угловом шкафу. – Она закрыла за Василием дверь. – Я приготовлю ужин и вино открою…

Он долго сушил тело феном. Подставляясь потоку теплого воздуха. Закрыв глаза, представляя себе южный ветер морского пляжа.

Он вряд ли мог подумать когда-либо, что возненавидит воду. Мальчишкой не покидавший моря, рек и озер, открывая сезон ранней весной и закрывая поздней осенью, согреваясь после плавания возле костра. А купание в Крещение?..

Теперь обе стихии были для него ненавистны. В огне он сгорал. От воды, намокая, тяжелел и не мог полноценно функционировать.

«Спасибо тебе, Грюмо!» – Василий улыбнулся собственному отражению в зеркале.

Любовь поработала над собой и ужином. Потягивал приятно саксофон в составе симфонического оркестра. Вино потягивал Василий, глядя на благоухающие лавандой свечи.

– Выглядишь, конечно… – он, насколько мог, вложил интонацию восхищения в недосказанный комплимент.

– Ты тоже гораздо лучше, свежей по крайней мере… – Она поправила выбившуюся прядь темно-огненных волос. – Почти семейный вечер – ужин, вино, опять же свечи…

– Да уж… – согласился Василий, – как в романтическом кино.

– Тебя что-то гложет… – Любовь отставила в сторону полупустой бокал. – Есть что рассказать?

– Я не нашел его! – Василий отвернулся к появившейся в окне розовой луне. – Хотя он был где-то рядом, я чувствовал его присутствие, как раньше, такое не забудешь… – Он повернулся к Любови, оторвав взгляд от наполовину спрятавшейся в темном ночном облаке луны. – Пока я там в ночи плутал в поисках ответов, он побывал уже везде, смещая меня с позиций, мнимо прочных, надо отдать ему должное: он гениально прост в своих атаках, хотя что-то есть в них новое, похожее на расчёт… Ты в порядке?

Любовь, слушая его, заламывала руки, словно человек, пытающийся сказать что-то важное, и судя по выражению лица, это было далеко не признание в любви.

– Он был здесь! – Любовь «выстрелила» ему это в лицо и даже чуть слюной при этом, закрыла рот ладонью.

– Кто?! Грюмо?! – Кровь от лица Василия отошла, как влага от водостойкой бумаги.

– Сосед… – Она задышала в порыве тяжело. – Он приходил, я не открыла, одна и без мужчины в поздний час…

– При чем тут… твой сосед? – Василий наморщил удивленно лоб, ставя на стол пустой бокал. – Я о том, кто мою жизнь в му́ку, в пепел сожжения превратил…

– Прости, прости за этот бред. Но… – Она словно боролась внутренне с желанием донести что-то очень необходимое ему, какую-то информацию, – он приходил сюда ко мне целенаправленно…

– Да кто?! – Василий, видимо, «вскипел», побледнел и, задыхаясь, покраснел. – Сосед?

Она замотала головой в ответ. Василий встал, она смотрела преданно в глаза снизу вверх, кусая губы.

– Да… – и откинулась на спинку кресла разочарованно, но вздохнув при этом облегченно.

Василий отошел к балкону. Задышал свободно. Улыбнулся.

– Может, не надо было так «светить» здесь грудью обнаженной, и он бы не пришел сюда… – Резкий удар ладонью о поверхность стола остановил его.

– …Прости! – Василий повернулся к ней. – Я к тебе тут со своим… зачем? У тебя своя же жизнь… – Он «оборвался». Любовь «цыкнула», отвернувшись и головой качая. Затем, повернувшись, приложила указательный палец к губам, призывая замолчать, и протянула руки как к ребенку мать, зовущая к себе.

Старт взял отсюда дикий секс. Ночной и полупьяный марафон. Убийственный. Словно каждый из партнеров в нем проблемы всей своей жизни убивал. Оргазмами напичканный доне́льзя. Так до рассвета, до утра раннего…

Нетленные писания

Василий в библиотеке. Благо их никто не отменял. Хотя и «потрепал» немного электронными изданиями периодики и прочей беллетристики, информационными серверами и модным аудиопрослушиванием.

Женщина – как принято: в очках, с затянутыми в крепкий узел волосами на макушке. И телом, зажатым в клетчатый, вышедший давно из моды твидовый пиджак. Во взгляде недоверие к стремлениям Василия как чтеца и точное определение уровня его, Василия же, интеллекта.

– Что?.. – Она, не веря собственным ушам, переспросила.

– Библия, Священное Писание… – Василий болезненно наморщил лоб. – Желательно ближе к оригиналу, самое первое издание…

– Давно… – Библиотекарь приподняла очки, на всякий случай тестируя пришедшего еще и на вменяемость. – Не помню даже, чтобы интересовался подобным кто-то…

– Ну, вот, наверно, и пришел тот час.

– Лида, посмотришь тут, – она обратилась к почти уснувшей женщине и не реагирующей на ранний диалог коллеги с посетителем. – Я сейчас!

Лида, худая, с виду стерва, видимо, чтобы снова не уснуть, достала яблоко (не раздора), протерев, и медленно укус за укусом стала поглощать. Василия при этом осматривая с головы до ног, затем под разным ракурсом, видимо, ища ему применение в собственной жизни и в быту. На его многозначительные покашливания не реагируя никак, периодическим прищуром глаз разве что…

От вербализации возмущений Василия спасла коллега Лиды, вернувшись с книгами в руках.

– Ветхий Завет, Новый Завет, Священная Библия… откровения… – Она перекладывала с места на место потертые книги. – Издания довольно ранние, семнадцатый, восемнадцатый век… Мы не можем выдать на руки такое.

– Я заплачу…

Этим он Лиду поразил. Та, поперхнувшись, закашляла, туберкулезников за пояс затыкая. На пол полетели останки яблока, как зерна ржи в момент посева.

– Но… мы не можем… – Библиотекарь, оторвав взгляд от Лиды, растерянно смотрела Василию в глаза. – Не зная цену книгам, да и вообще, кто же их теперь оценит?..

– Ну да, бесценны, – вздохнув, Василий согласился. – Что предложите?

– Читальный зал, через стекло напротив…

– Хорошо…

Он разбирал тексты писаний, для современного читателя трудоемкие. Но не для него, не зря же Василий стал частью всей земной бумажной основы. И этих пожелтевших от времени страниц соответственно.

Нашел что-то для себя, как и каждый читающий подобное. Закрыв книги, долго размышлял, не замечая смены читателей в зале и времени течение.

– Простите… мы закрываемся. – Библиотекарь возле его стола, и Лида за ее спиной деловито размахивает женской сумкой. – Я узнавала «выше», мы не можем на руки выдать книги. Приходите завтра читать хоть с самого утра. Да и у нас грядут большие перемены…

– Что такое? – Василий всем видом проявил заботу.

– Большие сокращения, нерентабельность, переход на электронное обслуживание.

– Нонсенс, – резюмировал последний посетитель.

– И я про то же! – Лидин голос был схож с басом гудка дальнобойной машины.

– Финансы? – Василий их обоих оглядел.

– Да, – пробасила за обеих Лида. – Полный беспредел!

– А если я поддержу какими-то частными субсидиями вашу библиотеку, – Василий открыл и снова закрыл верхнюю в стопке книгу Ветхого Завета, – это как-то поддержит ее на плаву, оставит за вами ваши рабочие места?

– Конечно, – прогудела Лида, бесцеремонно отодвигая в сторону коллегу, – пишите номер телефона директора, этого козла!

После нескольких созвонов, перезвонов и диалогов, транзакций Василию выдали на руки его интересующую литературу.

Женщины провожали его как благодетеля до остановки такси. Долго благодарили, уговаривая не спешить с возвращением книг. Если что, звонить. В итоге Лида чуть не уехала с Василием. Ее вовремя остановила коллега, выдергивая навязчивую женщину из салона такси.

Незапланированные встречи

Василий, избавившись от провожатых, сразу погрузился в чтение святых писаний, забыв сказать адрес пункта назначения. Опомнившись, засуетился:

– Я не сказал…

– Можно позже. – От голоса водителя Василию стало не по себе – механически электронный, как в ранних фильмах о фантастических пришельцах. – По навигации – на пути пробки и авария, а объездная в центр одна, по ней двадцать минут…

– Ваш голос?..

– А-а-а, жутковато? – Он рассмеялся все так же – не оборачиваясь и не менее жутковато электронно. – Результат ранения в шею… Думаете, я бы таксовал? Пел бы в кабаке или диджеем на радио голосил…

– Война?

– Она, старушка… – Даже в электронной мембране почувствовалось сожаление и горечь.

Василий, успокоившись, открыл Евангелие. Он путался, возвращаясь назад к прочитанному, видя двусмысленность в писании.

Внезапно он ощутил вжатие тела в кресло машины. На четырехрядной магистрали водитель устроил «шашечный обгон». Слышались сигналы недовольных водителей.

– Может, не стоит так спешить? Я не тороплюсь! – Василий машинально потрогал ремень безопасности.

– Я тороплюсь, у меня важный клиент… – растянуто сломанным роботом проговорил водитель, окончательно пугая Василия.

– Если это так важно… – Василий сжался в комок на очередном обгоне, – может, тогда я выйду?

– На этом отрезке даже останавливаться нельзя – скоростной участок…

За окном мелькали фонари, дорожные указатели, вдали за съездами, открывающие кому-то проезд, светились светофоры. Василий схватился за ручку салона, когда машина резко затормозила перед идущими впереди транспортными средствами и рванула снова. Тошнотворный ком подступил к горлу. Священные книги катались по коже сиденья.

– Кто он… этот важный пассажир? – выкрикнул Василий, когда они на превышенной скорости влетали в город.

– Очень старый знакомый, – бодро в азарте «электронил» водитель. – Думал, уже не встретимся с ним никогда, так нет ведь… свела судьба.

– Вы… кажется, этому не рады? – Василий едва справлялся с тошнотой.

– Не то чтобы не очень… – Он усмехнулся – в его электронном исполнении это показалось затиханием работы какого-то прибора. – Но ведь надо же кому-то решать перед самим собой поставленные задачи…

Василий уже не мог говорить, он обреченно смотрел вперед. На вспышки габаритных огней, силуэты людей, на улицы, мелькающие светящейся городской иллюминацией. Не замечая сам, увлекся мастерством водителя и странным переключением светофоров, которые после зеленого, предупредительно мигая желтым, вновь загорались зеленым, как раз вовремя для проезда их несущегося «болида». Это несмотря на интенсивность движения во все стороны.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.