Инженер. Часть 3. Излом

Часть 3. Излом

1

Теплый ветер с моря обдувал разгоряченное лицо. Близился вечер и солнце опускалось за нашей спиной в горное царство мун1. Внизу у подножия башни небоскреба, на крыше которой мы стояли, за узкой полосой серебристого леса и ослепительно красного пляжа лежал океан – лазурная плита, исполосованная многочисленными чертами судов, отдыхающих на якоре или ползущих по своим делам. Я уже не новичок в этом мире, но до сих пор, хотя и побывал на краю западного моря, не видел океана. Ана родилась и выросла на побережье, но и она никогда раньше не видела океан с высоты сорокаэтажной башни.

Наша птица – самодельный самолет, на котором мы пересекли горный хребет и добрались до восточного края континента, стояла прямо посреди просторной плоской крыши небоскреба. В отличии от земных зданий подобного масштаба, на крыше этого не было никаких надстроек, остатков оборудования или еще чего-нибудь подобного – просто большой ровный прямоугольник крошащегося бетона, огражденный по краям невысокой балюстрадой.

Справа от нас, на краю гигантской дуги пляжа теснился Эстраух, или, как его назвал пастух мун – Эстру. Берег от пляжа быстро повышался, взбираясь холмами к подножию близких гор. Мелкие светлые домики с плоскими крышами жались друг к другу и выписывали занятные коленца следуя за складками местности. Останки древнего города, на одной из башен которого мы совершили посадку, занимали выступающий в море широкий и плоский мыс на краю залива. Два десятка башен разного калибра теснились друг к другу своими бетонными скелетами. Для посадки мы выбрали самую высокую из них.

Когда я, уже порядком уставший, выскочил из горной долины на это месиво голых этажей без стен и окон, то по началу оторопел – так неожиданно было встретить здесь знакомый земной пейзаж приморского полиса. Только присмотревшись, стало понятно, что город мертв и то, что мы видим – скелеты древних великанов, пережившие столетия. По понятным причинам, мы не хотели афишировать наше появление, и я был рад, подвернувшейся возможности остановиться в относительной безопасности рядом с живым городом.

Я повернулся:

– Кажется, стоит заночевать здесь. А уже с утра спускаться.

Ана кивнула, не отрываясь глядя на живописный вид, несравнимый с плоскими однообразными пейзажами Мау.

– Пойду осмотрюсь, – сказал я девушке.

– Я с тобой. – оторвалась та от чарующей картины предзакатного океана.

Не знаю из чего был построен этот небоскреб, но по внешнему виду материал его перекрытий и несущих стен ничем не отличался от привычного мне бетона. Прошедшие столетия более всего сказались на крыше и краях плит этажей, подверженных воздействию солнца, ветра и осадков. Под ногами хрустел слой крошащейся бетонной крошки и белесой пыли, края межэтажных перекрытий оплыли и вблизи выглядели так, как будто их долго и упорно грызли летучие акулы, питающиеся искусственным камнем. Однако в целом, ощущения того, что могучая башня готовится вот-вот рухнуть, ничуть не было – древние знали свое дело.

По такой-же бетонной лестнице, идущей вдоль края крыши, мы спустились на этаж ниже. Многочисленные следы говорили ясно, что сооружение не было древним памятником незавершенного строительства – когда-то это было великолепное, полностью отстроенное здание. Просто, люди нового времени, наступившего после катастрофы, вынесли отсюда все, особенно дорогой металл и дефицитное стекло, а сотни лет царствования дикого ветра и дождя завершили разруху, оставив лишь голый обгрызенный скелет. Если и были тут когда-то остатки чистовой отделки или мебели, то они уже сгнили в труху и были смыты дождями и сметены ветром.

Я вспомнил грандиозные многоугольники останков древнего города под Арракисом и подумал, какие же монстры должны были подпирать небо там, на западе.

– Ань, ты помнишь мы видели останки города около Арракиса2? – девушка кивнула, – А, почему там не уцелело не то, чтобы целого небоскреба, но и, хотя-бы руин от них?

– Там и не строили таких башен. Я видела картинки – это были невысокие города, а те многоугольники – это не фундаменты зданий, а основы городских районов. Они пористые, как сыр – древние сначала строили такой фундамент и прятали в него все коммуникации: транспорт, канализация, вода, воздух – все, что необходимо было им для жизни, а потом уже строились сверху в частном порядке – один дом, одна семья. Вот, ты спрашивал про улицы – они там были, но под землей, в толще районного фундамента, а наверху – люди жили. У нас до сих пор так строятся – без улиц. Вот, только, под землей уже ничего нет.

– А здесь?

– Район такой – специфический. Ты же видел – горы вокруг. Там только мун живут. А тут, вдоль берега – курорты, университеты, научные школы. Земли у берега много не бывает – вот и строили такие громады. На севере есть широкие долины – там людей побольше, там и столица северной части востока – Эстхил.

Мы нашли несколько лестниц, спустились по одной из них еще на уровень – похоже, этажи копировали друг друга и проверять что там ниже, сегодня смысла не имело. Везде – пыль, бетон, песок и больше ничего. Вряд ли сюда поднимались люди за последнюю сотню лет, а если, даже, и посещали из любопытства эти башни – вроде альпинистов, то следы их пребывания уже подчистили безжалостные время и ветер с дождем.

Ночевали мы в самолете. Несмотря на то, что в нашем распоряжении был целый небоскреб – по крайней мере, его верхние этажи, и можно было найти уютный, защищенный от ветра уголок для ночевки среди лабиринтов бетонных стен, мы не сговариваясь предпочли деревянный пол самолета, накрытый одеялами, как кусочек истинного уюта и комфорта. Пустые голые пространства навевали ощущение мертвецкой, склепа, и спать среди осиротевших останков чужой жизни было странно и немного страшно.

Ночью Ана опять уходила исполнять свой таинственный ритуал сброса эмоционального напряжения. В результате, у меня шевелились волосы на руках от неведомо откуда взявшегося статического электричества, и воняло горелым камнем. Я ничего ей не сказал, лишь молча помог забраться в самолет, когда она наконец-то вернулась. Сделал вид, как если бы речь шла о естественной надобности – ведь вежливые люди в таких случаях не расспрашивают, как оно прошло и все ли в порядке. Похоже, для нее мое поведение оказалось непривычным – во всяком случае, когда мы уже улеглись – каждый у своего борта, она вдруг встала, наклонилась и чмокнула меня в щеку, тут же юркнув обратно.

– Теперь, спи! – было сказано тоном, не терпящим возражений, и я честно попытался подчинится.

Великолепие приморского утра одарило нас фантастической красоты восходом и свежим морским воздухом. Мы, не торопясь позавтракали, упаковали те вещи, которые считали нужными носить при себе и начали спуск. Еще во время завтрака, я расслышал далекие голоса людей. Перегнувшись через балюстраду, я всмотрелся в неширокие поросшие деревьями проходы между башнями. Внизу сновали люди. Ни один из них не смотрел наверх, и я подумал, что внизу идет своя жизнь, никак не связанная с появлением нашего самолета.

Сорок этажей – это, доложу я вам, непросто, даже когда вы спускаетесь. Чем дальше мы продвигались по бетонным пролетам, тем сильнее я ощущал, что вскоре нам предстоит возвращаться обратно. На уровне пятого этажа башня раздавалась в стороны, образуя что-то вроде уступа, широким балконом опоясывавшего все здание. Кроны деревьев здесь уже поднимались гораздо выше, и я подошел к краю, чтобы рассмотреть жизнь, бегущую, судя по звукам, внизу.

Нижние два этажа соседних башен оказались оборудованы стенами и окнами, явно построенными не древними – неуклюжая кладка, бревна, штукатурка. Рядом с некоторым дверьми висели разноцветные флаги – местный аналог и вывески, и рекламы одновременно. По улицам шли прохожие – немного, но целеустремленно, стояла пара повозок, разгружавшихся каким-то товаром. Я подумал, что дальнейший спуск может оказаться затруднен – вряд ли местные будут рады незнакомцам, появившимся в их квартирах или магазинах с чердака. Но все обошлось – пролет лестницы, по которой мы спускались, ничто не преграждало. Просто, на втором этаже по сторонам появились стены и закрытые двери. Мы немного постояли, ожидая не появится ли кто из них, но все было тихо и мы беспрепятственно вышли на улицу.

Еще наверху, за завтраком, я мучал девушку расспросами об устройстве местной жизни. На Земле появление на территории чужого государства нелегально грозило скорыми проблемами, если только вы не мексиканский эмигрант в Штатах – где родственники и диаспора не бросят вас на произвол судьбы. Да и то, если речь шла о начале двадцать первого века – судя по нашему опыту пребывания на Земле, там сейчас и муха с чужим ДНК не пролетит.

Мои расспросы забавляли девушку – через них она как-бы знакомилась с реалиями Земли. Здесь же, по ее словам, все обстояло намного проще – границ, как таковых, не существовало. Точнее, доступная сухопутная граница между восточными государствами и западными, была в наличии только где-то далеко на севере – и как там все было устроено, Ана не знала. В остальном все связи осуществлялись по морю, и движение граждан через порты шло беспрепятственно. Совсем другое дело – товары. Именно их наличие строго контролировалось государством и во всех крупных морских городах имелась таможня, главной целью существования которой был грабеж купцов. Так как мы не собирались заявляться на рынок и торговать импортом, то и доказывать легальность ввоза чего бы то ни было, нужды не было. Была только одна проблема с нашим пребыванием здесь – скелле3. Местное отделение ордена в пух и прах разругалось со своим родительским центром на западе еще в туманном прошлом. Хотя, формально, никаких препятствий к посещению чужой территории скелле не было, в реальности, обнаружив чужака, что те, что другие, не преминут, что называется, взять заложника. При этом гражданские власти стараются в разборки магов не лезть и последние этим активно пользуются. Короче – нам следовало любыми способами избегать внимания местных скелле. Не говоря уже о том, чтобы демонстрировать им наш летательный аппарат. Местные славились гораздо большей консервативностью в отношении артефактной магии и не преминули бы воспользоваться этим. На нашей стороне был тот факт, что на востоке скелле, вообще, было намного меньше. Ана сказала, что весь орден тут едва ли превышает сто человек и при этом все они – монашки. Никаких маути, как на западе, здесь нет. Если ты маг, то ты – скелле. Если ты скелле – ты монах, точнее – монахиня. Без исключений. Пользуясь малочисленностью местных сестер, мы надеялись избежать общения с ними.

Ана, после пребывания на Земле, в совершенстве овладела техникой перевоплощения. Она научилась мгновенно превращаться в обычную, правда очень красивую, девушку. Даже я, с моим, привитым пытками, умением мгновенно распознавать скелле, иногда забывал о том, кто на самом деле рядом со мной. Я очень надеялся, что ей не придется выходить из образа и нас не будут ждать разборки еще и с местными сестрами.

Первый же, с кем ты столкнулись не улице, был высокий стройный негроид, удивительно похожий по телосложению на отца Аны. Я встречал не так много представителей древней расы и привык считать, что они красивы от природы – встречный разрушал этот стереотип. Просто всклокоченный негр с прямыми жесткими волосами, курносым плоским носом и широким округлым лицом. Он мазнул любопытным взглядом по Ане, легко обогнул меня и направился по своим делам. Мне показалось, что у него даже что-то растет на лице, что было и вовсе невероятным.

– Похоже, такие как ты здесь не в новинку. – задумчиво сказал я, провожая того взглядом.

– Тут после катастрофы осталось много людей с древней кровью – собственно, самой катастрофы тут и не было. Но, в отличие от запада, они полностью потеряли семьи. Темных тут много, но они все – уже давным-давно метисы. Этот вот, явно твой родственник. – Ана намекала на мун, которых как раз и отличали широкие округлые лица и плоские носы.

Девушка потянула меня за рукав, – Что ты застыл? Вон, еще метисы – смотри. – она указала на стоявшую неподалеку повозку, которую разгружали сразу три темнокожих грузчика.

Стало ясно, что, по крайней мере, экзотические черты скелле не являются чем-то здесь необычным и ее аристократическое происхождение для местных неочевидно.

Если когда-то и было какое-то покрытие улицы между зданиями, то сейчас от него не осталось и следа – под ногами лежал утоптанный красноватый грунт. Отростки дерева, которые то повсеместно пустило вокруг зданий, вздымались на высоту десятого этажа, образуя там наверху густую темную крону. Было забавно наблюдать такой светло серый, почти голубой, столб, растущий прямо посреди улицы – самый крупный транспорт – повозки, с легкостью объезжали его по сторонам и само дерево никого не смущало. Меня инстинктивно тянуло к океану и мы двинулись в его сторону, хотя изначально нашей целью было, изображая любопытных приезжих – кем мы и были на самом деле, найти себе гида или проводника, который бы мог что-то сообщить об остатках ушедшей цивилизации в городе и его окрестностях.

Вскоре стало понятно, что первые этажи древних зданий были повсеместно застроены и использовались аборигенами, как хорошая основа для жилья или чего бы то ни было. Редко, когда мы видели, чтобы использовался этаж выше второго. Переговорив с каким-то солидным мужиком, стоявшим рядом с открытыми воротами то-ли склада, то-ли супермаркета, мы выяснили, что сами того не желая, очутились в центре города. Тот симпатичный малоэтажный городок, который мы видели с крыши, был населен зажиточными гражданами. Район, выросший вокруг мертвых многоэтажек, был коммерческим центром города, а его окраины – не только в смысле ширины, но и по высоте, населял народ попроще.

Я чувствовал себя так, как будто очутился на Земле. Ориентироваться в переплетениях улиц, умело лавировать среди прохожих, рассматривая вывески в виде флагов и глазея на открытые ворота магазинов, складов и харчевен, было привычно и знакомо. Это была родная для меня стихия города, как я к нему привык, только без транспорта и в тени гигантских деревьев, растущих местами прямо между зданиями.

Скоро мы вышли на громадную прямоугольную площадь между древних башен. Точнее, это я догадывался, что когда-то это пространство, скорее всего, было площадью. Сегодня, площадь превратилась в рынок, застроенный одноэтажными рядами складов, один конец которых использовался как магазин, а другой, как складские ворота. Проходы, заполненные людьми, чередовались с проходами, заполненными повозками и большими телегами.

Мы ничего не собирались покупать и двигались мимо рыночной площади по направлению к блестящему на солнце океану, когда дорогу нам преградили трое стражников, вышедших прямо перед нами из широких дверей какого-то, видимо, официального помещения – на входе стоял еще один страж на карауле, а над дверьми на высоте второго этажа безвольно висела пара особенно больших знамен красно-черного цвета. Я привычно собрался обогнуть их, делая вид, что мне нет до них дела, но скелле, державшаяся в целом вполне скромно, видимо, не до конца вошла в образ простой девушки, и двинулась сквозь строй суровых воинов, как ледокол сквозь стайку мелких льдинок. Те автоматически расступились, но спохватились и начали смущенно оглядываться, присматриваясь к тому, кто так бесцеремонно разорвал их компанию. Я юркнул следом, на ходу извиняясь, догнал невозмутимо шествующую девушку и попытался на ходу скорректировать ее поведение:

– Ань, ты же простая девушка.

Та посмотрела на меня, как на сумасшедшего, но, видимо, сообразила, о чем я и бросила:

– И что не так?

– Простые девушки – если не ищут защиты, конечно, обычно сторонятся представителей властей, так как от них у простых девушек могут быть только проблемы. Особенно если простые девушки будут расталкивать стражников, как будто те – пустое место.

Ана оглянулась назад, встретилась взглядом с охранниками, по-прежнему провожавшими нас взглядами, и улыбнулась. Блин! Вот это я понимаю – магия! Четыре дядьки не юношеского возраста подтянули животы, поправили одежду и заулыбались, как если бы их одарили молодостью. Я вздохнул:

– Ну, так тоже можно, только, не перегибай.

Девушка, не обращая на меня внимания свернула с нашего пути и направилась к лавке на краю торгового ряда.

– Ань?

– Погоди. Это же жемчуг морских лохов!

Про себя я взмолился, – за что? Что я такого сделал? Опять магазины – я ненавидел необходимость убивать время в абсолютно не интересных мне заведениях, изображая самодвижущийся автономный кошелек на ножках с функцией транспортировщика и интеллектуального советника! За годы, прошедшие с тех пор, как я потерял семью, я уже стал забывать об этом ужасе – неужели я снова попал?

Позволив девушке исследовать прилавки самостоятельно, я скучающе озирался, рассматривая не слишком оживленный рынок. Мое внимание привлекли два странного вида персонажа – один постарше, другой – совсем молоденький паренек. Оба были одеты в просторные хламиды, напомнившие мне рубашки, которые на Земле я видел у арабов в Египте, с той, только, разницей, что у местных они были подпоясаны ярко-красными поясами. В руках они несли два мешка, в которые складывали все, что им выдавали лавочники. Это выглядело как служение буддийских монахов, которые профессионально побираются, обеспечивая таким образом пропитание их общины. Я повернулся к продавцу – молодой женщине стандартного на Мау4 облика, и спросил:

– А что это за чудики?

Та лениво осмотрела побирушек, скривилась и произнесла одно слово:

– Феус.

– Никогда не слышал. Кто они такие?

Женщина пожала плечами, подала Ане очередную непонятную мне коробочку и, только после этого, ответила:

– Монахи. Побираются.

Меня ее ответ не удовлетворил и так как, все-равно, делать было нечего, я продолжил расспросы:

– Монахи. А во что они верят? Чему служат?

– Верят, что мы все пришли из другого лучшего мира. Что боги дали нам феус, чтобы мы могли вернутся домой, но мы его потеряли. Говорят, что когда боги вернутся, то всех покарают, кроме тех, кто ищет этот самый феус.

Я ошарашено смотрел на продавщицу. До меня внезапно дошло – на древнем языке «пхеу» означало «физика» по-русски. Ну, еще «быть» или «расти». На каком-то наитии я спросил:

– Новый феус?5

Продавщица, равнодушно перекладывая свои коробочки на прилавке, также равнодушно, скривилась:

– Это они себя так называют. Мы их называем старый феус, – они усмехнулась, – Вы посмотрите на них – один, может и новый, но второй – точно, нет.

Чудики уже подошли к соседней лавке, старший переложил поданный ему круг колбасы в мешок, а молодой подошел к нам.

– Боги вернутся и всех рассудят. – пробормотал он, как заученную мантру, фразу.

Продавщица достала из-под прилавка сверток и передала ему. Тот, поклонился и пробормотал:

– Ради возвращения домой.

Я очнулся, и отойдя от прилавка заступил дорогу старшему из них:

– Простите любезный. У вас будет немного времени, ответить на несколько вопросов? Меня очень интересует новая физика, – последнее я произнес, так, как оно звучало у древних.

Монах ничуть не смутился:

– Ваше стремление похвально, и я обязан помочь вам, но сейчас я на службе и если не выполню свой долг, то пострадают мои братья. Если ваше желание не мимолетно, то вы справитесь сами. Ответы на ваши вопросы вы всегда найдете на службе в монастыре. Боги вернутся!

Почему-то, я ответил не задумываясь, – Дома вас не ждут.

Монах, уже развернувшийся от меня, остановился, медленно повернулся:

– Не говори так. Ты этого знать не можешь.

– Это я про богов знать не могу, а про дом – очень даже.

Его лицо выглядело намного старше, чем было – высохшее, осунувшееся, с глубокими морщинами, но мне показалось, что он еще довольно молод. Некоторое время он всматривался в меня, затем повторил, – Боги вернутся, – и, уже не оглядываясь, двинулся к дожидавшемуся его молодому монаху.

Похоже, Ана пропустила весь наш разговор. Пока я смотрел вслед монахам, она дернула меня за рукав:

– Чего встал? Пойдем?

Я задумчиво посмотрел на нее, – Надо узнать, где их монастырь.

Девушка нахмурилась, посмотрела вслед уходящим побирушкам и спросила продавщицу:

– Любезная, а где монастырь этих? – она указала изящным пальцем на скрывающихся за поворотом следующего ряда монахов.

– Где-то в горах. Наверное недалеко, если они пешком доходят. Я точно не знаю, но то, что они сегодня насобирают, уже на завтрак будет в монастыре.

Соседний лавочник, как оказалось, прислушивался к нам:

– В Узкой долине они сидят, в развалинах.

Я кивнул ему с благодарностью. Ана вновь дернула меня за рукав:

– Кто это такие?

– Новые физики. Ищут дорогу домой и ушедших богов.

2

Переждав реакцию скелле, которая застыла, широко раскрыв прекрасные глаза орехового цвета, я поспешил удовлетворить свое разыгравшееся любопытство:

– Скажите, а почему их не гонят, почему им подают? Я, вот, не заметил ни одной лавки, где бы им отказали.

Ответил тот-же лавочник с хорошим слухом и, по-видимому, наметанным глазом:

– Так, у нас не то, что на востоке – скелле на каждом повороте не найдешь. Да и не на повороте, тоже, вспотеешь бегать за ними. А, у них – видящие. Куда деваться?

Я подумал о том, что мы сильно рисковали – если бы среди монахов оказался видящий, то он, точно, опознал бы скелле. Но спросил о другом:

– И что, видящие тоже ходят прямо по улицам, побираются?

Мужик хмыкнул, – Ну, да, конечно! Видящие в монастыре сидят и вкусно кушают, а это – рядовые монахи, служки, так сказать.

Пришла моя очередь дергать девушку за рукав.

– Алло, гараж! Пошли дальше?

Ана озадаченно взглянула на меня, но не переспросила о том, что такое «гараж» – по-видимому, еще не пришла в себя от неожиданного открытия. Она задумчиво последовала за мной, вертя в руках небольшую коробочку, купленную ею в лавке.

– Чего это? Покажешь? – обернулся я.

– Смотри! – она с воодушевлением открыла маленькую упаковку и с гордостью продемонстрировала горсть разнокалиберных блестящих черно-бурых шариков, перекатывавшихся внутри.

– Похоже на какашки. – задумчиво с оценивающим видом изрек я.

– Сам ты, какашка! Это жемчуг морских лохов!

– Да я понял – какашки морских лохов.

– Балда. Это универсальное сырье, – Ана возбужденно стала объяснять мне ценность ее приобретения, – Понимаешь, человеческий организм – это, как множество замочков, прикрепленных к каждой его клеточке. А эти какашки – это целый набор ключиков к этим замочкам. Местные работать с ними не умеют – я говорю о скелле. Когда они разругались с орденом, то потеряли доступ к университетам на западе. В результате, интернаты, которые всегда были у них неплохие, выращивают новых скелле, но и только. Как врачи они деградировали – так, лечат на уровне простейших манипуляций. А чтобы выделить нужный компонент, нужны знания, а не только искусство. Короче, из этих какашек, я тебе что угодно могу приготовить – могу ускорить ритм сердца, могу замедлить, могу расслабить тонус сосудов, могу напрячь их, могу в мозги забраться, а могу в кишки. В этих какашках гигантская коллекция разных белков и их обломков. Это, просто, счастье какое-то!

Я кивнул, – Похоже, что местные – я не о скелле, это не очень понимают.

– Да знают они. Только сделать-то ничего не могут. Они из них вытяжки всякие, настойки и прочую белиберду готовят. Так сказать – комплексные препараты. Травятся потихоньку, но что-то и лечат одновременно. Да, что там говорить – они все это через пищеварительный тракт принимают. Понимаешь?

– Угу. – кивнул я с умным видом, – У них же там все белки тут же на аминокислоты разваливаются.

– Какой ты умный! – хитро прищурилась девушка, явно нацеливаясь, высмеять меня.

Я решил не давать ей такой возможности и с предельно серьезным видом согласился, – Это, да!

Я вырос у моря. Любой нормальный пацан, вспоминая детство, вспомнит ту среду, то окружение, в котором он познавал окружающий мир. Для одного – это будет лес, для другого – степь, для третьего – река, а для меня – это было море. Можно сказать, что я проводил в нем все время с мая по октябрь, а остаток года слонялся рядом. И вот, я дорвался – меня приняла родная стихия.

Я лежал на спине, рассматривая такое знакомое, такое земное синее небо со штрихами перистых облаков так высоко, что они должны были видеть космос. Мир вокруг исчез, оставив меня наедине с этой синевой. Это был миг, когда можно было забыть о всем, забыть о тайне, которая вела меня по мирам, забыть об опасности, которая бродила вокруг.

С сожалением, я оторвался от созерцания бесконечности и вернулся на планету. Дно медленно понижалось от кромки воды, и я заплыл довольно далеко от широкого пляжа из красноватого песка, на котором сидела, ожидая меня, одинокая темная фигурка. Я махнул девушке рукой и стал выбираться. Купание в океане, похоже, совсем не привлекало местных, больше озабоченных повседневной жизнью – во всяком случае, на пляже не было ни одного человека, даже детей. Ана отказалась лезть в воду несмотря на то, что солнце ощутимо припекало. Она внимательно осмотрела меня, добравшегося наконец до суши и заявила: