Жизнь на карантине

Суматоха

В начале весны из города отправили всех неугодных. Улицы замерли, затаились, а затем… распустились соцветиями, зазеленели листвой и возрадовались: наконец стало меньше граждан, которые не знали, куда идут и зачем…

Через неделю воздух очистился, на центральной улице появились фазаны и даже китайский павлин с желто-синим оперением. Двадцатилетняя проблема с транспортом и загазованностью решилась молниеносно: из области перестали прибывать миллионы машин, которые наводняли магистрали, создавая многокилометровые заторы, загрязняли и без того грязный воздух, занимали платные и бесплатные парковки.

Вовремя, конечно, кто-то пустил слух, что в городе появился опасный маньяк, который нападает на всякого, не щадит ни пожилых, ни зеленых. Вот так и началась вся эта суматоха. Автомобилей становилось все больше, особенно по весне, и они бы заполонили всю небольшую площадь, оставшуюся в распоряжении городских жителей, если бы не это происшествие.

Город закрыли. Несмотря на массовые возмущения и беспорядки на границе. А те, кто остался, радовались ровно полторы недели, пока могли ходить по свободным улицам, в оцепенелой тиши парковых аллей, коей не наблюдалось, наверное, с девяносто первого. По прошествии десяти дней власти решили, что пора прекратить все передвижения. Тут же последовал указ, предписывающий всем гражданам, независимо от возраста и вероисповедания, оставаться дома.

Маньяк крайне опасен, будьте бдительны! – объявления прилепили на каждую дверь, не говоря уже о столбах.

Самым трудным, к всеобщему изумлению, оказалось утихомирить стариков. Они рвались то в магазин, то аптеку, КСК и больницу. До запрета никто и не помышлял никуда бежать. Пенсионеры мирно попивали чай и посматривали сериалы. Но как только вышел пресловутое постановление, людям срочно понадобилось куда-то бежать. Кто-то бросился скупать эфиопский кофе, кто-то запасался картошкой, кому-то понадобился шампунь, непременно с протеинами, а кому-то – соевое молоко. Полиция сутками разворачивала всполошившихся граждан и упрашивала не покидать убежищ.

Меж тем, маньяк не спал. Ежечасно приходили будоражащие новости о его новых жертвах. Маньяк оказался проницательным и коварным, и никто не мог его отыскать. Он орудовал исподволь: во дворах и подъездах, в супермаркетах и общественном транспорте. Впрочем, от его рук мало кто умирал: маньяк уносил набитые кошельки и растворялся, будто его и не было вовсе.

Постепенно мегаполис зарастал травой и деревьями и превращался в тихий лес: по бетонным стенам разрастался дикий плющ и другие растения. Здания затерялись среди могучих крон. Людей почти не было видно.

Через два года всех выпустили. Город замер, затаился, а потом… задышал буйными побегами. И никто больше никуда не бежал. Все сидели и наблюдали, как пробуждается весна.

А маньяка так и не поймали. Просто однажды кошельки перестали пропадать и о зловредном нарушителе позабыли, переключившись на другие, более приятные дела. Возможно, он до сих пор бродит по городам и областям. А может, улетел в другой мир. Кто знает…

Оставайтесь бдительны, всегда, – на одном обшарпанном столбе забыли сорвать выцветшее предписание…

Ян

Дня три не высовывались на улицу. Лил дождь. Малыш Ян загрустил. Он любил прыгать по лужам. А тут нельзя. Мама сказала, что как только закончится эта катавасия, они обязательно выйдут. Ян сидел у окна – маленький комочек на сером подоконнике. По стеклу ползли тонкие струйки, как червячки, которые появляются после дождя. За окном серебрились влажные сумерки. Желто-оранжевые огоньки – отсветы от продолговатых фонарей – купались в сверкающей воде. Все равно когда-нибудь дождь кончится, подумал Ян, – и выйдет солнце. Обязательно. По-другому и быть не может.

Улица Байрона

Ежедневно наш путь начинается с вихляющей улочки Байрона (поэтичное название давно ушедших романтических времен. К счастью, не добрались до него вездесущие чиновники, не переименовали в какого-нибудь Баимбетова), вдоль частного сектора, столетних дубов, ярко-желтых кустов, бежевых трехэтажек, живых изгородей и цветочных клумб. Мы доходим до овощного, который расположился на перепутье дорог, берем лук и морковь (для острастки) у продавщицы в резиновых перчатках, туго стянутом на необъятной груди фартуке. Спускаемся по кривой тропинке в овраг, к реке, где блестит металлической спиной старый мост, простирают зеленые руки свежие побеги, поют на разные голоса перелетные птицы. Я вдыхаю чистый воздух, какого не было в нашем городе лет двадцать. А может, и больше. Время останавливается в этом апрельском великолепии: и мы замираем на мосту. Задержись, мгновение! Я хочу остаться в нем навсегда…

Взаперти

Сидеть взаперти я научилась прошлым летом, когда на город навалилась аномальная жара. Я выходила утром, часов в восемь: сковородка только разогревалась, было градусов тридцать – вполне сносно для бесцельной прогулки. Вокруг буйствовала выжженная зелень, белые тротуары прогибались под легкой ступней, высохшие розы клонили скукоженные стебли к ржавым оградам… В этот час коротко стриженные собаки выгуливали утомленных хозяев. Ветер перекатывал по дорогам суховей, машины еще гудели: запоздавшие служащие спешили в прохладные офисы, где властвовали кондиционеры, превращая горячие пласты пыльного воздуха в прохладный, пригодный для дыхания эфир. Я завидовала работягам: дома у меня не было охлаждающего агрегата. Я сидела в декрете и носилась с малышом по раскаленной квартире, притулившейся под старой шиферной крышей и мечтала об обжигающе-холодном коктейле, попиваемом где-нибудь на террасе горной траттории.

В то лето я задумалась о тщетности нашей каждодневной суеты. Невыносимо, да и невозможно было (для исхудавшего организма) куда-то идти или ехать (сказывались пунктирный сон, хаотичное питание, нервное напряжение из-за колик и температуры).

Вот так мы и сидели, всё лето. За три месяца я научилась развлекать себя пустяками, млеть от мелочей, например, от краткой вылазки к близлежащему болоту. А плошка приторного мороженого или холодный кофе с горьким осадком разнообразили избитый сценарий, и даже более того, эдакие выкрутасы казались апогеем сладострастного и неукротимого воображения. Именно они вносили свежий привкус, а вкупе с фруктово-ягодным меню примиряли с адовой жаровней, в которой мы все горели.

А может, сидеть взаперти я научилась еще раньше, когда лишилась работы. Шел 2013 год. Я не ждала ни подвоха, ни разгрома. Скоромная фирма, где я трудилась, работала тихо и прилежно. Держалась на давних клиентах. А потом основательница вздумала уехать. И с ее отъездом из компании будто вытащили все жилы и провода, вырезали почки, а потом и сердце. Умирала компания постепенно и мучительно… Так я перешла на фриланс и засела в темной комнате, перед экраном ноутбука. Старые связи испарились. Днем я работала, а вечера проводила с бокалом кислого вина. Я глядела на галдящую детвору с балкона и думала о том, что выходить совсем необязательно.

Четыре года я провела взаперти. Еду и одежду привозили курьеры, гуляла я ранним утром и ночью, когда улицы отдыхали от бесконечной дневной сутолоки. Я училась наслаждаться простой жизнью: без наполеоновских завоеваний, умопомрачительных достижений…

В один из весенних дней ко мне стал заглядывать местный артист. Мы распевали жизнеутверждающие песни после кислющего вина и его худое плечо, сквозь мутную призму бездарного стекла, казалось мне вполне надежным.

Через год родился наш сынок и пришло то нестерпимое лето… А когда всех заперли, я почему-то ничуть не удивилась, а даже, скорее, воспряла. Мне захотелось, чтобы и остальные познали счастливый покой похожих друг на друга дней…

Но дни-то были разные, стоило лишь пристальнее вглядеться в них. Тогда-то и удавалось смахнуть все наносное и иллюзорное и заполнить пустоты чем-то значимым. Появлялись свежие оттенки и новые краски и посещала радость. Проступало нечто новое. Возрождалось творческое вдохновение, затерянное под напластованием ложных личин, причин, верований…

А может, сидеть взаперти я научилась еще раньше. Когда окончила девятый класс. Конец девяностых – неплохая, в сущности, пора. То лето не было жарким. Ни томительным, ни удушающим. Еще не появилась невнятная безысходность – она начала преследовать меня позднее… Просто дел никаких не нашлось. Отсутствие общения, поездок, занятий привело к тому, что я засела дома, самолично лишив себя права куда-то выходить.

В школьные годы у меня были разрозненные и многообразные увлечения. И я до сих пор не понимаю, почему я не могла придумать себе дела в то пустое лето. Словно в моей короткой, неосмысленной жизни образовалась трещина или яма, которая никак не хотела заполняться. Сколько бы я не лила в нее воды, что бы не пыталась сделать, все оставалось точно таким же, как до моих усилий. Книги не читались, вещи не складывались, ремонт не делался, грядки не пололись.

Так я и болталась все лето. Может, меня готовили к грядущим событиям? Я не знаю… Однако в то лето я научилась обходиться без общения со сверстниками (что казалось самым трудным) и начала тешить себя размышлениями. Углубляться, вникать в философичность и бессмысленность бытия. Ах, лето девяносто девятого! Оно до сих пор стоит передо мной, как вычурный штрих исчезающего столетия, вневременное тире, которое запустило новый виток взрослеющего осознания… С него-то и началось обучение совсем другого уровня…

Апрель

Апрель в этом году вышел теплым. Двадцать пять градусов, почти лето. Иногда температура падает до пяти, идет дождь, но это день-два и снова тепло.

Выходишь на улицу – никого. Воздух прозрачно млеет: ни дымки, ни смога. Город очистился за две недели.

Этот апрель мы запомним надолго. Может быть, навсегда. Каждый выход на улицу – праздник. Зацвели яблони, сливы, вишни. Парад ароматов. Фантасмагория весны. И не верится, что это всё происходит сейчас, в тихом городе, в двадцать первом веке. Ни людей, ни машин.

А ведь каждый год цветут деревья, пробивается трава, прилетают скворцы. А мы ничего не замечали. В бесконечной круговерти: пробки, работа, обязанности, кредиты. Все это заедало. Замыливало взгляд.

На этот раз: ни гонки, ни спешки. Созерцай весну: она идет. Захватывает все новые площади, территории.

Хотя бы выйти на часок – уже радость. Погреться на весеннем солнышке. Подышать, прислушаться. Нет шумного людского роя. Все закрыто. Предоставлены сами себе: наслаждайтесь.

Да, такой апрель не повторится! Он единственный – пряный, жгучий, солнечный, дождливый, ароматный, переливчатый и… сумасшедший.

Когда еще мы сможем побыть в тишине? Без работы? И важных дел? Когда сможем наиграться с детьми? Заняться тем, что нравится? Выспаться? Влюбиться?

Уборка

Генеральная уборка всегда давалась мне с неимоверными мучениями. Может, потому, что я не стремилась наводить порядок в своей жизни.

У меня много нерешенных вопросов. Они ждут своей очереди, как и мешки с поношенной одеждой, которые пылятся в углах и под кроватью. Мне больно глядеть на них, но я не могу избавиться от столетнего хлама решительно и быстро. Я раздумываю, а меж тем время проносится, и я, как пассажир поезда, лишь наблюдаю за мельтешением своей нелепой жизни.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.