Шикотан – последний форпост государства

– Я тоже могу прочитать один стих, – сказал Илья. – Но честно предупреждаю, он будет с матами.

– Фу, Илья, при нас с Анютой не смей! – возмутилась Вика.

Я удивленно посмотрела на Илью. Ни разу не слышала, чтобы он матерился. Тем более при Вике…

– Девочка моя, поверь старому и мудрому еврею, матюги очень разные бывают. Наверное, это какие-то особые матюгальники, – light version – специально предназначенные для употребления при дамах и в приличном обществе, – предположил Изя.

– Вик, эти стихи называются «Два танкиста»; их написала восемнадцатилетняя девушка, – не обращая никакого внимания на Изю, сказал Илья. – Ее любимого человека, выпускника военного училища, убили в Чечне… Она захотела понять, за что он умер. Устроилась военным репортером и поехала в Чечню, где сразу полезла на передовую, в самое пекло. Кстати, ее тоже зовут Вика, Вика Скайнова.

– Ну, если так… Читай, конечно. Мне даже самой теперь интересно стало, – великодушно разрешила за нас обеих Вика.

Илья встал, подошел к окну и какое-то время молча смотрел в темноту ночи. Потом начал читать.

Два танкиста

Нас было трое… Витька… тот…

почти что сразу…

Лишь прохрипел: "Вот, блин, не прет…

ведь до приказу…"

Под Новый год… такая хня…

как есть – непруха.

Сполна плеснула нам Чечня!

в бочину… "мухой"…

Жгут затянул… держись, земляк…

помогут в роте…

На лоскуте висит ступня

ошметком плоти…

А чичи, сука, взяли след,

как свора гончих…

– Не оставляй меня, Паштет…

уж лучше кончи…

А я несу сплошную муть:

– Не ссы, товарищ…

Про Новый год, мол, не забудь,

мол, че подаришь…

На горб взвалил и побежал…

тут – или-или…

И как влупили тут по нам…

Как, ****ь, влупили!

Аж в пятки рухнулась душа –

какая смелость?!

Ах, как бежал я! Как бежал…

Как жить хотелось…

Мне до сих пор –

все тот же сон

полночной мукой…

Те двести метров… я и он…

как вши под лупой…

– Дошли, Серега! Все пучком!..

Перевернули…

Три пули по спине рядком…

МОИ, ****Ь, ПУЛИ!

Ну да – война… ну да – в бою…

но… кто ответит…

Он жизнь мне подарил свою…

Как жить-то с этим?..

–

И Пашка водки нацедил,

Чуть пролил даже…

И молча выпила я с ним.

А че тут скажешь…

Повисла гробовая тишина. Пламя свечей дрожало, отбрасывая причудливые тени. Глаза моих друзей как-то странно блестели. Я поняла вдруг, что у всех навернулись слезы. Я и сама чуть не ревела.

– Ребят, давайте за них выпьем, – подал голос Изя.

Он нацедил всем в чайные стаканы немного водки, и мы выпили молча, не чокаясь, за Пашку, Витьку, Серегу и ту отважную девушку…

В соседнем бараке, где обитала мужская часть стройотряда, ярко горели все окна. Оттуда доносились шум и смех. А мы нашей маленькой компанией находились словно на другой планете. Так какой-нибудь звездной тихой ночью мимо деревни, расположенной на берегу реки, проплывает прогулочный корабль. Он весь освещен яркими разноцветными огнями; на верхней палубе под громкую музыку танцуют отдыхающие. В обнимку у бортика стоят молодые пары. Кто-то курит, равнодушно глядя, как за бортом медленно уплывают вдаль темные дома. Потом бросает тлеющий окурок в воду и снова присоединяется к танцующим, не оставив в своей памяти и следа о забытой богом и людьми неизвестной маленькой деревушке…

Потом Изя решил разрядить обстановку. У него это любимое занятие. Всегда только и делает, что везде ее разряжает. Особенно, когда рядом Вика… Изя достал записную книжечку, с которой, как я вскоре поняла, он никогда не расставался, и его понесло.

– Вашему вниманию представляется Николай Глазков, советский Омар Хайям. Ну, вы-то, конечно, про него ничего не знаете, – надменно произнес Изя и начал читать.

***

А вы бы могли бы

Постичь изреченье:

Лишь дохлые рыбы

Плывут по течению!

***

Трудно в мире подлунном

Брать быка за рога.

Надо быть очень умным,

Чтоб сыграть дурака.

***

Из рюмочек хрустальных и стеклянных

Я коньяки и вина часто пью,

Но не люблю, не уважаю пьяных,

А трезвенников – тоже не люблю!

* * *

Мне говорят, что "Окна ТАСС"

Моих стихов полезнее.

Полезен также унитаз,

Но это не поэзия.

* * *

Сам себе заехать в рожу

Я могу, а плюнуть – нет!

И стихов писать не брошу,

Потому что я поэт!

***

Я иду по улице:

Мир перед глазами.

И стихи стихуются

Совершенно сами.

***

Плывет луна за мной, как карась,

не плыви, луна, отвяжись.

Разве знаешь ты, сколько раз

начинал я новую жизнь?

***

Покуда карты не раскрыты,

играй в свои миры.

И у разбитого корыта

найдешь конец игры.

И, утомленный неборьбой,

посмотришь на ландшафт

и станешь пить с самим собой

стихи на брудершафт.

***

Я на мир взираю из-под столика.

Век двадцатый – век необычайный.

Чем столетье интересней для историка,

Тем для современника печальней.

***

Шебуршит колючий снег.

В стуже и во мраке

мерзнет бедный человек –

лучший друг собаки».

***

И неприятности любви

в лесу забавны и милы –

ее кусали муравьи,

меня кусали комары».

– Изя, остановись! – замахала руками Вика. – Ты нам весь траурный вечер испортил. Как мы с Анюткой теперь завещания будем писать? Никакого настроения уже нет!

Я решила помочь Вике остановить разошедшегося не на шутку Изю и попросила передать мне гитару.

– Раз уж, ты, Изя, стал пропагандировать Глазкова, я спою одну песню на его стихи, – сказала я и объявила:

– «Песня о птицах», музыка моя, слова никому не известного здесь автора. Называть имя даже и не буду, потому что оно вам все равно, конечно, неизвестно… – не удержалась я от язвительно реверанса в сторону Изи.

– Так его, Анютка! – довольно захихикала Вика.

Я взяла первые аккорды, немного подстроила гитару и начала петь.

Песня о птицах

Печальной будет эта песня

О том, как птицы прилетали,

А в них охотники стреляли

И убивали птиц небесных.

А птицы падали на землю

И умирали в час печали,

А в них охотники стреляли

Для развлеченья и веселья.

А птицы знали-понимали,

Что означает каждый выстрел,

Но неизменно прилетали

К родной тайге у речки быстрой.

И не могли не возвратиться

К родимой северной округе,

И песни горестной разлуки

Весной веселой пели птицы.

А в них охотники стреляли

И попадали в птиц, не целясь,

И песню скорби и печали

Весной веселой птицы пели.

Когда отзвучал последний аккорд, я протянула гитару Лухе, но он наотрез отказался ее брать и попросил меня спеть что-нибудь еще. И тут раздался стук в окно. Оказывается, на улице напротив нашей комнаты уже стояло несколько человек. Они попросили, чтобы я вышла и пела для всех. Ребята были не против. Мы вышли. Между двумя бараками быстро соорудили небольшой костерок, вокруг которого все столпились. Я подобралась поближе к костру и снова взяла Лухину гитару в руки. Настроение у меня было на редкость светлое. Я уже распелась, и поэтому мой голос зазвучал в полную силу.

Я долгое время мечтала стать оперной певицей. Мне не раз говорили, что голос у меня как у великой Марии Каллас, с которой я всегда чувствовала какую-то странную связь. Удивительно, но мы обе с ней родились в один и тот же день – второго декабря. Ну и намучилась же я со своим голосом, прежде чем его правильно поставить…

Окончив школу, я сразу не могла окончательно определиться, чего больше хочу – заниматься наукой или петь в опере, поэтому стала поступать сразу и на физический факультет НГУ, и в нашу Новосибирскую консерваторию. Я решила, что окончательный выбор сделаю после вступительных испытаний. При этом была на сто процентов уверена: в консу меня возьмут с руками-ногами, а вот на физический факультет – вряд ли, поскольку, как я слышала от кого-то, девушек там валят на экзаменах просто из принципа. Все произошло ровным счетом наоборот. При поступлении в универ я легко набрала 15 баллов из 15 возможных. А накануне экзаменов на вокальное отделение у меня неожиданно сильно заболело горло и голос слегка подсел. Экзаменаторша, некая Диденко, без обиняков заявила, что мой потолок – петь колыбельные. Пришлось забросить в самый дальний ящик свои детские мечты об оперной сцене и удовлетвориться пением в хоре НГУ.

В тот вечер я спела пару песен Визбора и что-то из репертуара Далиды и Джо Дассена. Потом гитара пошла по кругу. Наверное, мы просидели бы так у костра всю ночь напролет, если бы вскоре после полуночи в нашем женском бараке не открылась форточка, откуда высунулась голова какой-то пьяной девахи. Прокуренным голосом, подкрепляя краткую речь самым отборным матом, она прозрачно намекнула всем, что завтра с утра на работу, и пора бы уже, наконец, разойтись. Что ж, трудно было не признать ее правоту: утром начиналась наша смена, а работу еще никто не отменял.

Костер уже почти догорел. Только красные угли таинственно перемигивались с мириадами звезд над нашими головами… Я перестала играть и нехотя встала на слегка затекшие ноги. Кто-то взял гитару из моих рук. Я подняла глаза. Передо мной стоял Луха. Он смотрел на меня уже совсем иначе. Каким-то внутренним женским чувством я поняла, что поднялась в его глазах совсем на другую ступень – ту, что отделяет девушку в глазах мужчины от прочих друзей и знакомых. И мне это нравилось. Я была одинока. С парнями у меня никогда не складывалось. Во-первых, я всегда считала себя некрасивой. А во-вторых, мать моя с раннего детства внушала мне, что для девочки даже просто общаться с парнями – это предосудительно. Я удивлялась, как мои сверстницы легко находят общий язык с мальчиками, которые казались мне существами совсем другого мира. Увы, научиться у своих подруг такой же легкости я не могла. Во время учебного года все мое свободное время уходило на занятия музыкой. А на летних каникулах я или работала на даче, или ходила с матерью в туристические горные походы, участники которых были в основном мамины ровесниками.

Анна

Только после школы, когда я поступила на первый курс физического факультета, удача мне улыбнулась в лице моей ослепительной одногруппницы Вики Рубиновой. Она, наверно, и не догадывается, как меня восхищает ее поразительное умение нравиться парням, сохраняя при этом вокруг себя определенную дистанцию. Я обожаю наблюдать ее флирт – самый пряный и сочный из всех, какой только может быть, но едва уловимый, заканчивающийся задолго до той грани, что отделяет порядочность от распущенности. Все это можно охарактеризовать одним словом – ЖЕНСТВЕННОСТЬ. Черта, которой мне всегда страшно недоставало…

Солнечная Вика

Общение с Викой дало свои плоды. Ее потрясающие эмоциональность и свобода разбудили тайные струны в моей одинокой душе. Пускай я до сих пор в отношениях с мужчинами веду себя слишком зажато и даже подчас дико, но тогда, ночью, под пристальным взглядом Лyхи я в первый раз в жизни почувствовала себя настоящей Женщиной – такой, какой она и должна быть всегда: загадочной и прекрасной. Подобно Золушке, под дымчатым флером волшебной ночи я чудесным образом преобразилась вдруг в прекрасную фею с ангельским голосом. Конечно, потом, с первыми же лучами солнца, этим чарам суждено развеяться, и мой принц увидит при свете яркого дня, что у его принцессы кривые ноги и большой нос, а еще черные усики, которые я никогда не удосуживалась выщипывать. А принцесса увидит, что он это увидит, и запрет все нежные чувства куда-нибудь в дальний и пыльный чулан своего сознания, повесив на дверях большой амбарный замок. А ключ выбросит с самой высокой скалы на самое глубокое дно синего моря. Надо бы не забыть над дверью написать большими печатными буквами: ОСТАВЬ НАДЕЖДУ ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ.

Вика взяла меня под руку, и мы пошли к женскому бараку. Наши мальчики провожали нас до самых дверей. Было уже совсем темно. Холодный ветер, дувший с океана, заставлял ежиться. Луху я не видела, поскольку он шел чуть позади, но тем не менее хорошо чувствовала его близость. Связь, которая неожиданно зародилась между нами в ту ночь, тоненькой, едва заметной серебристой ниточкой соединяла наши сердца. Перед самым входом в барак я остановилась, словно боясь, что захлопнувшаяся за нами дверь порвет эту нить безвозвратно. Меньше всего сейчас мне хотелось проверять ее на прочность.

Весь наш небольшой путь до барака Вика с Изей без умолку о чем-то весело переругивались в своей обычной манере, ставшей для меня уже совершенно привычной. Но в этот раз я не слышала ни одного их слова, настолько была погружена в собственные переживания. Перед тем как войти в чрево длинного тускло освещенного коридора, я посмотрела на Луху и сразу успокоилась. В темноте он возвышался надо мной, как скала, незыблемая и надежная, держа в одной руке свою гитару, а в другой так и недопитую бутылку водки. Одного быстрого взгляда под особым углом мне было достаточно, чтобы убедиться: все мои романтичные грезы – не плод разыгравшегося воображения одинокой девушки. С некоторых пор я вижу и знаю гораздо больше, чем могут предположить окружающие меня люди…

Араданский хребет

Это произошло прошлым летом. В июне к моей хорошей приятельнице Аленке Водопьяновой приехал из Магадана ее отец, Владимир Игоревич. Она загорелась сходить вместе с ним на пару недель в какой-нибудь не слишком утомительный горный поход. Я согласилась составить им компанию. После долгих поисков подходящего маршрута наш выбор пал на Арадан. Араданский хребет расположен всего в 50 километрах от кишащих туристами Ергаков. Благодаря внешне менее эффектному рельефу гор и большей труднодоступности, людей в этих местах практически не бывает, что явилось определяющим фактором в нашем выборе. Кроме того, мы там ни разу еще не были и захотелось не упустить возможность еще раз окунуться в атмосферу настоящей весны. В силу климатический условий зима здесь морозная и долгая. Снега по-настоящему начинают таять только в самом конце мая, поэтому лишь ближе к концу июня склоны гор, берега ручьев и хрустально чистых озер покрываются сочной зеленью и бесчисленными цветами.

Поход этот едва не стал для меня последним и полностью изменил всю мою дальнейшую жизнь. Дело было так. В один из дней мы налегке поднялись из нашего лагеря на самую высокую вершину хребта – пик Араданский. Целую неделю до этого без единого перерыва моросил дождь, который вымотал из нас всю душу. А тут в кои-то веки небо было абсолютно чистым. С вершины пика перед нами открылся вид на Ергаки такой грозной красоты, что захватывало дух. Гигантские, черные, как ужас ночи, тучи повисли над цепью величественных гор, расположенных напротив нас. Там, вдалеке над ними, шла мощная гроза. Это было хорошо видно по бешено проносящимся разрядам молний, которые то и дело озаряли клубящиеся тучи своими ослепительно-яростными вспышками. Апофеозом всего стала двойная радуга. Мы бросились фотографировать происходящую перед нами завораживающую мистерию. А между тем гроза неумолимо приближалась, что чувствовалось по усилившемуся ветру и насыщенному озоном воздуху. Атмосфера наполнилась статическим электричеством. Я посмотрела на приникшую к видоискателю своего фотоаппарата Аленку и обомлела: ее длинные темные волосы стояли столбом. Это было настолько противоестественно, что у меня началась истерика. Аленка обернулась на звук моего гомерического хохота и сразу поняла его причину: мои волосы торчали точно таким же образом. Видимо, от переизбытка кислорода нас обеих охватила дикая эйфория, мы смеялись как сумасшедшие, фотографировали друг друга и веселились точно малые дети. Позади меня находился геодезический триангуляр. В какой-то момент я, потеряв всякую бдительность, прислонилась спиной к его металлическим конструкциям. Делать такое на самой высокой вершине горного хребта во время налетающей сильной грозы – это чистое безумие. Мне до сих пор делается стыдно, когда вспоминаю, как я тогда глупо вляпалась.

Расплата за мое легкомыслие произошла мгновенно: в триангуляр ударила молния. Меня отбросило на крутой склон, и я кубарем покатилась вниз. Мне хорошо запомнился этот момент, потому что примерно один такт, состоящий из трех ударов сердца, я еще осознавала, что со мной происходит. ОДИН-ДВА-ТРИ – и мое сердце остановилось. Я решила, что уже навсегда. Не нахожу никаких слов, чтобы передать ощущение безысходной мировой тоски, которая меня в тот момент охватила. Точнее, меня как таковой больше не существовало вовсе – я и была всецело этой мировой скорбью, заполнившей своей глухой массой всю Вселенную. Наверное, мои слова выглядят как полный бред, но выразить по-другому тогдашние ощущения я не в силах.

Потом наступило освобождение. Я увидела свое тело с высоты. Под плотной стеной ливня оно лежало в неестественной позе, остановленное в своем падении куском скалы, выходящим из склона. С вершины, осторожно передвигаясь по скользким камням и мокрой траве, к нему спускались два человека. В девушке с распущенными, мокрыми от дождя волосами я узнала Аленку. Волосы все время падали прямо на ее покрытое смертельной бледностью лицо, закрывая обзор, и она отводила их руками. В пожилом мужчине я узнала ее отца, Владимира Игоревича.

Добравшись наконец до меня, они стали тормошить мое бездыханное тело. Убедившись, что я не подаю никаких признаков жизни, перевернули на спину, а затем начали делать прямой массаж сердца и искусственное дыхание. Я взирала на их тщетные попытки совершенно равнодушно. Зачем все это? Ведь я не собираюсь возвращаться. Подобно сжатой спирали, которая вдруг неожиданно полностью распрямилась, вся моя жизнь развернулась передо мной, и я не увидела в ней ничего, за что бы хотелось зацепиться. В конце концов мне смертельно надоело смотреть на землю и меня понесло куда-то вверх.

Не знаю, сколько это длилось. Я совершенно перестала ощущать время так, как ощущала на земле. Пожалуй, библейское «все ныне и здесь» правильно передает мое тогдашнее восприятие окружающего мироздания. Не было уже ни прошлого, ни будущего. Вокруг был только Свет, и впереди ждала бесконечная свобода, к которой я безудержно мчалась на всех своих парах. Но меня остановили…

Если бы я могла тогда кричать и чувствовать боль, то от моего негодующего крика содрогнулись, разлетелись бы вдребезги все галактики, а боль от того, что я остановлена на пути к моей единственной Цели, добила бы меня уже окончательно. Но я не могла ни кричать, ни тем более испытывать хоть что-то, отдаленно напоминающее человеческие ощущения. Я просто замерла и увидела перед собой то, что про себя назвала своей смертью.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.