Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло

Девет тоже вылетел из седла, не раненый, просто конь был убит наповал.

– Назад, назад! – кричал «Аскольд», будто других слов не помнил. Подхватил с земли генерала и побежал. Сбившиеся в кучу всадники начали бестолково разворачиваться в разные стороны. Тут и им досталось! Визг раненых лошадей, крики падающих всадников, суматошные неприцельные выстрелы.

«Артем», отступая спиной, разрядил остаток боезапаса по выдвинувшимся дальше всех стрелкам, и побежал тоже. Делать здесь больше было нечего. О привязанных у подножья холма конях он словно забыл. На самом деле – решил, что они теперь просто ни к чему. Расходное имущество.

Догнал «Аскольда». Поперек его плеча головой вниз повис Девет, пытающий вырваться. С тем же успехом, что из захвата грейферного крана.

– Не спеши, – сказал «Артем». – Мы не должны показывать посторонним, что бегаем быстрее лошадей.

– Когда люди сильно напуганы, – резонно ответил «Аскольд», – они могут бегать даже быстрее автомобилей. Донесу его до позиции командира, там пусть делают что хотят.

Со стороны они наверняка выглядели интересно. Один с бурским генералом, болтающимся, как тряпично-опилочный манекен для тренировок в штыковом бою, другой с четырьмя тяжелыми винтовками и в сбитом на ухо берете. Стайерская скорость, ровное дыхание, ни капли пота на лбах и щеках.

Вскоре их в дикой скачке обогнали остатки отряда Девета.

Никто не попытался задержаться, чтобы отдать коня своему вождю.

При этом стрельба за спиной прекратилась. Монстры потеряли цель.

«Они открывают огонь только при выходе на дистанцию гарантированного поражения, – отметил в памяти для последующего доклада «Артем». – Четыреста метров. И прицельность их оружия очень плохая. Как у «ППШ» на таком же расстоянии. В одиночном бою дальше двухсот они почти не опасны».

Движение орды почти остановилось, без всякого бинокля робот видел, что она сбивается в кучу, беспорядочно вращающуюся вокруг какого-то центра. Скорее всего, утомленные маршем и боем монстры, возможно, остановились перекусить свежезабитой дичью. Лошадьми, людьми и своими однополчанами. Зачем пропадать тоннам парного, высококалорийного мяса? И на медицинской службе экономия.

Еще через километр роботы остановились перед заставой Басманова.

Девет медленно выпрямился, мотая головой. От притока крови она была тяжелая и одновременно кружилась. «Аскольд» поддержал его под локоть.

– Что-нибудь интересное увидели, Христиан? – ровным голосом спросил полковник. – Ваших людей я задерживать не стал. Где-нибудь остановятся. Если проснется совесть и лошадей не запалят насмерть – сами вернутся. Возьмите, – он протянул полководцу фляжку с водкой и уже прикуренную папиросу.

– Я хочу принести вам мои извинения, – хрипло ответил генерал. – И выразить преклонение перед вашими бойцами. Он протянул руку «Аскольду». – Мои братья меня бросили, а вы несли на себе, рискуя жизнью. Теперь вы станете моими братьями…

Повинуясь кивку головы Басманова, робот вытянулся в струнку, пожал руку генерала.

– Да мы что? Одно дело делаем. Своих бросать не приучены, ваше превосходительство. Просто зря вы нас не послушались. Все бы сейчас живы были.

– Да-да, вы совершенно правы… Э-э?

– Подпоручик Аскольд меня зовут.

– Подпоручик Артем, – представился второй.

Девет не видел разницы между русскими именами и фамилиями.

– Я не забуду. И что мы будем делать теперь? – обратился он к Басманову.

– Вы – что хотите. Езжайте в Блюмфонтейн и попробуйте рассказать всем остальным, что видели. А я оттянусь к подготовленному рубежу и буду сдерживать нашествие, насколько хватит сил.

– Вы не хотите дать мне никакого поручения? – с удивлением и обидой спросил Девет. Русский полковник продолжал его оскорблять, возможно – неумышленно, но легче от этого не становилось.

А он что, ждал, что Басманов начнет его утешать?

– Вы – офицер? – спросил его Михаил, морщась от попавшего в глаз папиросного дыма. Ни от чего другого.

– В вашем понимании – конечно, нет, – честно ответил Христиан. – Сегодня – генерал, но вы ведь не это имели в виду?

– Какой вы догадливый. Я только хотел сказать – чтобы иметь право называться генералом, нужно сначала ощутить себя офицером. По дороге в город у вас будет время об этом подумать. Если что – по любым вопросам обращайтесь к полковнику Сугорину, а лучше – к капитану Ненадо.

Девет ускакал на любезно предоставленной ему лошади. Что он будет думать по дороге, Басманову представить было трудно. Совсем другой культуры и психологии человек.

Подкрепление Оноли принял с удовольствием. Еще одиннадцать надежных товарищей плюс три робота, в дополнение к трем уже имеющимся, наполнили его оптимизмом. Тем более – в присутствии Басманова ответственность с него снималась.

– Принимайте командование, господин полковник, – широким жестом он обвел позицию. – А я своим делом займусь.

– Займешься, кто бы спорил. Только сначала выслушай мнение очевидцев, с его учетом прикинь, может, огневые немного переставить стоит? И давай мне радио с Ненадо.

Капитан ответил сразу, будто ждал у рации. А наверное, так и было. Отзвуки дальней стрельбы он наверняка услышал. Уж хлесткие хлопки «Взломщиков» – точно. При здешней-то тишине.

– Игнат Борисович, у нас тут уже весело, скоро будет еще веселее. Сколько скорострелок можешь взять на передки в ближайшие полчаса?

– Настоящих здесь всего восемь, причем четыре не наши, бурские. Как еще договоримся. Остальное древняя хреновина или новые крупповские шестидюймовки.

– Там скоро генерал Девет подбежать должен, прикажи патрулям его перехватить, он сейчас в слегка расстроенных чувствах. Попроси, чтобы батарею в твое распоряжение передал. Надеюсь – не откажет. А пока хоть наши – рысью ко мне. И все шрапнели, что есть, на двуколки и следом.

Голос Басманова капитана встревожил:

– Так, Михаил Федорович, я сейчас всю бригаду подниму, мигом у вас будем.

– Не торопись, Игнат, не торопись. Я пока – боевое охранение, не более того. Сделай, что сказал, и оставайся на месте. Готовься к сражению главных сил. А то и обойдется.

– Насчет медуз как там? Не возникали?

– Бог миловал, другой сволочи хватает.

Глава 5

Оноли был возбужден и весел, расставляя бойцов на новые, подсказанные «Артемом» и «Аскольдом» позиции. Басманов помнил его такого, еще прапорщика, перед сумасшедшим, ни в какие учебники, к сожалению, не вошедшим, штурмом бесконечного моста через Днепр в Екатеринославе. Одна надежда – Сугорин в своем мемуаре отразит.

Сам же полковник был мрачен. Как накатившиеся с востока и повисшие над головой, брюхатые страшным ливнем сине-черные тучи. Им бы и порадоваться можно, если б враг на колесах наступал. Завяз бы в желтой глине к чертовой матери. Но выходит пока наоборот.

Этим суперобезьянам грязь под ногами – до фонаря. А стрелкáм дождь в глаза хлестать будет, мушки не увидишь. Не говоря о цели.

Да и не о том речь, если честно. Отбиться Басманов надеялся. Тридцать очень хорошо вооруженных солдат-рейнджеров, с достаточным запасом боеприпаса и пять тысяч бессмысленных монстров в кровавые ошметки порубить могут. А что после этого?

Честный, отважный, недалекий солдат Ненадо спросил про «медуз». Чи есть, чи пока нет? Без всякой моральной подготовки встретился он в Москве с порождением «потустороннего мира». Но ведь не убоялся! Ему, полковнику с куда большим опытом и пониманием сути вещей, тем более приличествует выдержка.

Басманов закурил новую папиросу. Бог знает, какую по счету. Но он ведь главный здесь строевой командир, ему обо всем думать надо, и о тактике, и о стратегии с геополитикой, раз старшие братья дали возможность проявить себя.

Ох, как он, молодой подпоручик, клял и Самсонова, и Ренненкампфа, двух командармов, бездарно и трагически проигрывавших приграничное сражение в Восточной Пруссии, при ином развитии событий сулившее блистательную победу. Все было понятно и ему, и сотням других офицеров вплоть до командиров полков. И чем кончилось?

Ладно, мы себя проявим. Если вся та орда, которую он разглядел в бинокль, до смерти напугавшая «отважных буров», сдержанная точным огнем всего двух снайперов, подойдет к незримо начерченному рубежу, то что?

Она безусловно будет уничтожена в ноль. Тут и Оноли спрашивать не стоит.

Одна беда – закономерно встанет вопрос – дальше что?

Послали дуггуры пять тысяч безмозглой пехоты на захват территорий, которые они могли без боя занять и тысячу, и десять тысяч лет назад. Зачем? Сегодня – зачем?

Опять через Берестина выйти на радиосвязь с Шульгиным и спросить? Или прямо с Алексеем сомнениями поделиться?

И что услышать? В такой ситуации ответов только два – воюй или беги.

Сбежать, если шальная пуля не достанет, он всегда успеет. Значит, все-таки высший смысл и нынешней ситуации, и жизни вообще – воевать. Ты сам выбрал для себя эту стезю в двенадцать лет, шел по ней и служил ей следующие двадцать, так чего же теперь ударяться в философии? Нужно будет – ему прикажут, что сочтут нужным. Без всяких дипломатических реверансов. После того, как Шульгин и Берестин лично приняли участие в смертельной битве за Каховский плацдарм, как Басманов с Алексеем Берендеевку защищали, обвинить руководство хоть в чем Михаил не мог.

– Господин полковник, не желаете ли? – Валерьян подал ему бинокль. А сам при этом похлестывал себя по голенищу ивовым прутиком. Как молодежь любит копировать привычки старших. Даже самые бессмысленные.

– Зачем? Я уже все видел. – Басманову и вправду неинтересно было смотреть на орду, закончившую свои дела и снова начавшую движение. Это даже не муравьи, как он раньше думал. Это – саранча. Тут нужны огнеметы. Желательно – танковые. Хотя бы на базе «Т-26». Но их нет. Воюй тем, что есть.

– Ты выслушал разведчиков?

– Так точно, господин полковник.

– Вот так и будем работать. Не боишься?

– Михаил Федорович, при всем к вам уважении…

– Не заводись, поручик. Жизнь такая длинная… Не был ты в Новороссийске.

– Агээсы, огонь! – вдруг закричал Оноли, совсем невежливо отодвинув Басманова, заслонявшего обзор. Без всякого бинокля Валерьян увидел, что грязно-бурая орда, надвигающаяся из-за невысоких увалов, пересекла намеченный им для завязки боя рубеж.

Басманову вспомнилась многометровая картина в Третьяковке про Куликовскую битву. И кое-какие книжки на ту же тему. Только у князя Дмитрия, позже Донским названного, автоматических гранатометов не было. Чуток не сложилось по времени.

Валерьян, правильно поняв сведения, полученные от роботов, первую серию гранат «АГС» положил в глубь строя, торопясь нанести монстрам катастрофические потери до того, как они выйдут на дистанцию огня своих митральез.

Кто этого не видел в натуре и по службе, видеть и не стоит. Если не солдат по духу, станешь пацифистом. Только одна беда – пацифист страшнее честного солдата. Часто – подлее. То есть, не желая сражаться сам, обычно ничего действенного не предпринимает, если за него посылают на смерть других.

Падающие в шахматном порядке со смещением по фронту и в глубину гранаты наносили монстрам страшный урон. Один разрыв кромсал в клочья как минимум четверых, осколки доставали и больше. «Пламя» все-таки предназначалось для стрельбы по достаточно рассеянному строю современной пехоты, лишь изредка, в случае особой удачи, накрывая групповые цели. Здесь же получилась гигантская мясорубка.

Расчеты выпустили по два полных барабана и по команде прекратили огонь. Гранаты следовало беречь, не так много их оставалось, а когда еще новые подвезут?

Предположение оказалось верным – когда количество трупов на определенной площади достигает некоей критической массы, монстры начинают перемещаться в стороны и назад. Но поскольку до находящихся за пределами действия «феромона» особей информация доходит с запозданием, а командовать нормально некому, неминуемо возникает сумятица и давка.

Пришла очередь пулеметов. Десять «ПКМ» ударили по левому и правому флангам, в самую гущу тел, бессмысленно кружащихся, сбивающих друг друга с ног и топчущих упавших.

И, главное, Басманов так и не понимал – почему они до сих пор не стреляют? Такая масса пуль, даже совсем неприцельных, прижала бы его бойцов к земле. Может быть, дальше полуверсты зрительные (или какие-то еще, обонятельные, например) анализаторы монстров просто не в состоянии опознать и захватить цель?

Да, не на того врага рассчитана их безмозглая мощь.

А на какого?

Вспоминая Мировую войну, Басманов и Оноли, не сговариваясь, представили одну и ту же картину. Как бы эти монстры выглядели, атакуя настоящую позицию, с траншеями полного профиля, прикрытую заграждением из колючей проволоки в шесть колов и занятую полнокровной дивизией?

– Валерьян, – крикнул полковник, перебегая к его окопчику. – Контратаку сейчас устроим. Я сам займусь. А ты держи правый фланг. До подхода подкрепления. Недолго осталось. «Пламя» тебе оставляю, стреляй до последней гранаты.

– А вы с кем и с чем?

– Роботов возьму, и пулеметы. Сейчас позабавимся!

– Стоит ли? Пока и так держимся.

– Когда они выйдут на дистанцию и из пары тысяч стволов в упор ударят – не удержимся. Головы не поднимешь. Я пошел!

Замысел у Басманова был рискованный, но с хорошими шансами.

«Иванов», «Петров», «Сидоров», «Артем», «Аскольд» и «Алмаз», забрав больше половины имеющихся у отряда пулеметов и по четыре коробки с лентами каждый, предводительствуемые Михаилом, длинными прыжками понеслись вниз по западному склону высоты.

Андроиды, конечно, умели бегать и втрое, и вчетверо быстрее человека, но применялись к возможностям командира. Они взяли его «в коробочку», держась так, чтобы и успеть прикрыть от пули снайпера, если такой появится, и поддержать, если вдруг споткнется. Тут с ними никакая, даже самая верная собака не могла сравниться.

Но Басманов и сам пока был в форме. Возраст, спецподготовка, постоянные занятия боевыми искусствами позволяли ему не чувствовать себя нуждающимся в помощи и защите.

– Стоп, залечь, рассредоточиться, – скомандовал он в нужный момент, падая в удобную ложбинку между камнями. – Оружие к бою!

Прислушался к себе. Полный порядок. Даже дыхание почти не сбилось, связки на ноге целы, хотя отчаянный бег вниз по сильно пересеченному склону – забава рискованная, и один раз он едва не провалился в кротовую нору. Плохо бы пришлось, и гомеостата с собой нет, в сейфе оставил на всякий случай.

Михаил стянул через голову «СВД», рядом положил широкий патронташ с десятью магазинами.

«Шульгинские ртутные винтовки сейчас бы здорово пригодились, – подумалось мельком. – Да и так справимся».

Весь его расчет строился на том, что дистанция открытия огня у монстров фиксированная. Надо в этом окончательно убедиться. Сейчас от фланга орды их отделяло около пятисот метров. Теперь Басманов мог посчитать глубину строя – до двадцати особей. Непонятно, зачем так много. Если бы они сократили ее до пяти, сумели бы вчетверо удлинить фронт наступления. А разбившись хотя бы на три группы со стометровыми интервалами – еще больше. И тактическая гибкость орды значительно бы возросла.

«А разбейся они на свободно маневрирующие стаи в сотню голов каждая? – задал себе вопрос полковник. – Тут бы нам и конец».

Но, очевидно, в существующем построении был какой-то смысл. Может быть, данный «легион» предназначался для боя с подобным же войском? Аналогичной численности и придерживающимся сходной тактики. Пережиток эпохи холодного оружия или что-то другое? Скорее всего, при более редком строе у них просто теряется управляемость…

Он проинструктировал «Иванова» и послал его вперед. Короткими перебежками вплоть до момента, когда монстры начнут в него стрелять.

Робот нарвался на залп из полусотни стволов точно на четырехсотметровой отметке, словно его отслеживали лазерным дальномером. Он мгновенно залег, ответил длинной пулеметной очередью и откатился назад. С десяток монстров упали, остальные сразу потеряли к точечной цели интерес и продолжили марш в прежнем направлении.

«Иванов» повторял маневр снова и снова, перемещаясь по синусоиде вдоль пограничной линии, стреляя и снова отходя. И все же добился своего. Какая-то часть орды восприняла робота угрозой и целью, начала разворачиваться в его сторону, пытаясь сократить расстояние до требуемого их правилами. Это походило на то, как амеба выбрасывает ложноножку в сторону раздражителя.

По команде Басманова остальные андроиды редкой цепью вышли на один с «Ивановым» рубеж, повторяя его действия.

И вот уже не меньше половины орды, изрядно, между прочим, поредевшей, потому что взвод Оноли продолжал, не жалея патронов, «на расплав стволов» бой с правым флангом, медленно, бестолково разворачиваясь на девяносто градусов, покатилось в «оперативную пустоту».

Через километр те, кто уцелеет, упрутся в непроходимые заросли «держидерева». Если не найдется командира, чтобы отдать новый приказ, или не сработает очередной инстинкт, долго им придется ломиться сквозь стену прочных, как железо, колючих стволов.

А если их еще и поджечь?

Но это уже не актуально. Полковник увидел на дороге, ведущей от Блюмфонтейна, полосу пыли, поднимающейся к низким тучам. Дождь так до сих пор и не пролился. И хорошо. Пусть он пойдет часом позже.

– Ребята, за мной. Отходим, – приказал он негромко, но роботы услышали, несмотря на грохот своих пулеметов. Направляющуюся в их сторону часть армии монстров они едва ли уполовинили, расстреляв каждый по две коробки, на сто патронов каждая.

Посланный Ненадо эскадрон и четырехорудийная батарея французских семидесятипятимиллиметровок (в просторечии – «коса смерти») полным аллюром вылетели к дефиле. Всадники спрыгивали с седел, тут же бросались на помощь артиллеристам. Отцепляли пушки от передков, с прибаутками и матерной руганью выкатывали на огневые, развернув стволами вперед.

Тут же и Оноли появился, как черт из табакерки, вполне освоивший умение быть одновременно везде, где требуется его присутствие.

Ухватил штабс-капитана, командира батареи за рукав, начал было объяснять ему, с кем придется иметь дело.

– Да в курсе! Ненадо изложил более чем подробно. И буров мы по дороге встретили. Не знаю, запасных штанов в гарнизоне на всех хватит или нет. Цель где?

– Поднимись повыше – увидишь!

Комбатр взбежал до половины кóпье, вскинул к глазам бинокль. И тут же принялся командовать, отнюдь не испытав посторонних эмоций.

– Ба-атарея! По пехоте противника! Угломер двадцать! Целик ноль! Шрапнелью. Трубка десять. Поорудийно – четыре снаряда беглых! Пли!

Пушки, едва успев упереть лафеты в землю, загрохотали наперебой. Перед низко опущенными стволами взвились в воздух поднятые дульными факелами столбы смешанной с мелкой щебенкой пыли.

– Есть, есть, – штабс-капитан видел в цейсовские стекла, как одна за одной лопаются над ордой шрапнели. На минимальном возвышении, разбрасывая сотни свинцовых пуль.

В историю артиллерии навеки записан случай, когда одной-единственной шрапнельной очередью русской трехдюймовой батареи был полностью уничтожен австрийский кавалерийский полк, колонной по четыре выдвигавшийся к передовой. Волею случая он целиком оказался внутри эллипса накрытия. Такая же великая флюктуация вероятности, как единственный в истории случай попадания в немецкий пикировщик «Ю-87» из советского 82-миллиметрового миномета.

Но и сейчас первая, по сути – пристрелочная серия легла очень хорошо. Басманов, приостановившийся, услышав родные с молодости звуки, тоже вскинул к глазам бинокль, увидел и оценил мастерство коллеги.

– Еще, на тех же установках! – машинально выкрикнул он, хотя комбатр и без подсказки делал все, что требовали профессия и обстановка.

Пушкари работали азартно и споро. Батарея успела выпустить тридцать снарядов, убивших никак не меньше тысячи гоминоидов. И опять случилось странное. Орда остановилась, будто в раздумье, дождалась еще четырех дымно-оранжевых вспышек над головами. Только тогда каждый еще живой монстр развернулся, будто по команде «кругом», и все дружно, со скоростью, превышающей походную, ринулись назад.

Участвуй в немыслимом побоище профессиональный энтомолог, тот бы сообразил, что сработал очередной инстинкт. Процент безвозвратных потерь превысил допустимый для выживания именно этого сообщества. Или, если проще – интенсивность связанных со смертью запахов и некробиотического излучения подавила все прочие, управляющие агрессией команды и эмоции.

Но имеющие совсем другое образование офицеры решили, что вмешался некто из вышестоящего, имеющего зачатки разума начальства.

Пулеметы и винтовки уже не доставали до растворяющегося в дождевой мгле у горизонта, сливающегося с цветом вельда стада разгромленных, но не деморализованных монстров. Только пушки продолжали выбрасывать очереди шрапнелей, все выше задирая стволы. Еще немного, и до передков заряжающие доберутся.[17]

– Ну все, точка, господа офицеры! – скомандовал Басманов. – На батарее – отбой. Гильзы собрать, стволы пробанить, к маршу изготовиться. Командиры отделений, доложить о потерях и расходе боеприпасов!

Нашел глазами подходящий камень. Присел.

Отдернул обшлаг кителя, посмотрел на разбитое поперек и покрытое звездчатыми трещинами стекло часов. С момента всей этой заварухи прошло ровно двадцать шесть минут. От и до. А казалось – несколько часов. Да нет, все правильно. Всегда так случалось. Без всякой хронофизики. То час – сутки, то минута – час. А если выживешь, потом, на досуге, прикидывай, что и как.

– Валерьян. А вот теперь – водки. Всем. По две чарки. Не больше. Остальное – дома.

Потери оказались на удивление небольшими. Не считая убитых буров, погиб один русский офицер и четверо были ранены.

– Да и это странно, – сказал Оноли. – Мы ведь ни разу не подпустили их на дистанцию прямого выстрела.

– Всяко бывает. Какой-то монстр, падая, пальнул с возвышением, вот и долетело. Баллистику объяснять надо?

– Чего тут объяснять. Но какая нелепость, а?! – От расстройства поручик выругался совсем неостроумно. – Мы же с Борькой Лагутиным с Екатеринослава, с девятнадцатого года всегда выкручивались! А тут шальная – и нету!

– Сочувствую. На войне все нелепость. Считая ее саму. Пошли людей, пусть выберут пару чудищ поцелее, привяжут к лафету. Отдадим медикам.

– А что с остальными?

– Природа распорядится. После заката сюда соберутся львы, шакалы и гиены с половины Африки. Утром будет чисто. Поехали. Дождь начинается.

Покрытые пылью и пороховой копотью бойцы выглядели, тем не менее, браво. И не такое видеть приходилось. Конные подтягивали подпруги, прочие делили места на двуколках и лафетах пушек. На полившуюся с неба воду никто не обращал внимания.

Ротмистр Барабашов подошел сзади, тронул Басманова за плечо.

– Что такое?

– Да неправильно выходит, командир. Враг отступает, бежит, можно сказать. А мы что?

– Что?

– Раньше меня учили, что в подобных случаях следует переходить в преследование. Интересно же, откуда они взялись, куда сейчас бегут, куда коров погнали. Нет?

А ведь прав чертяка, прав. Рискованно, нет слов, так ведь и результат может быть…

– Как себе это представляешь?

– И представлять нечего. Я, еще двое моих корнетов и парочка этих, человекообразных, – сделал ротмистр пальцами замысловатый жест, имея в виду андроидов. – Мы нарываться не будем. Последим издалека, где у них лагерь, что да как. К утру, глядишь, вернемся. Или к завтрашнему вечеру, по обстановке. Кто-нибудь уж наверняка…

Полковник подумал совсем недолго. В пределах двух папиросных затяжек.

– Да и поезжай. Чего уж. Не зря ведь стреляли. Посмотри, только правда не нарывайся. «Аскольда» с «Артемом» вперед пошли, хоть на полверсты…

– Ох и люблю я это дело! – Барабашов подвынул из ножен шашку, которую хранил при себе все минувшие восемь лет, только редко надевал, разве что к старой парадной форме, как по Уставу положено. А сегодня взял в рейд, как талисман, наверное. – Бывали дни веселые, гулял я, молодец, – довольно мелодично воспроизвел он фразу народной песни.

Воронцова вестовой разбудил в начале шестого утра.

– К радиостанции вас.

Так для простоты роботы называли любое средство связи, хотя к радио нынешняя схема имела самое отдаленное отношение. Левашов через специальный «переходник» дистанционно подключил блок-универсал Ирины к приемнику «Валгаллы», и сигнал от такого же блока Сильвии преобразовывался в нормальные звуковые частоты, транслируемые через динамик. Получилось нечто вроде сотовой телефонной связи будущего. Но – межвременной.

Эта хитрая уловка была устроена не для дуггуров, им технический уровень не позволял перехватывать каналы СПВ, а исключительно для Арчибальда, или Замка в целом. Антон гарантировал, что они не умели фиксировать излучения аггрианских приборов – ни «портсигаров», ни «шаров». Наложенную на мозг человека матрицу засекали и заранее записанные характеристики психоизлучения конкретных личностей – тоже. А вот используемые агграми методики амплитудного и частотного модулирования определенных слоев мирового эфира были недоступны. И наоборот, естественно. В противном случае противостояние между цивилизациями закончилось бы, едва начавшись.