Меж мирами скользящий

Александр Сухов

Меж мирами скользящий

Пролог

Хмурый, как пасмурный день, Скрат стоял на крыльце своего дома и, попыхивая трубкой, решал насущную на данный момент проблему: стоит ли ему посетить сортир или тут же, не сходя с места, оросить и без того мокрые от дождя деревянные ступени. Несмотря на всю свою смехотворность, задача оказалась довольно сложной: с одной стороны, Скрат был исправным хозяином и аккуратистом, требовательным не только к людям, но и к себе; с другой – ему ужасно не хотелось мокнуть под этим проклятущим дождем, неустанно льющим с небес вот уже на протяжении двух месяцев. Не привыкший к более или менее интенсивным умственным нагрузкам мозг крестьянина тщательно взвешивал все «про» и «контра». Все-таки реальная перспектива насквозь промокнуть самому и испачкать в грязи новенькие лапти и онучи подвигла мужчину, преодолев врожденный стыд, справить малую нужду прямо с крыльца.

Удовлетворив естественную потребность организма, Скрат в который раз с тоской посмотрел на небо и, как обычно, не увидел на нем ничего обнадеживающего. Все те же низко нависшие свинцовые тучи, отделившие мир от благодатного дневного светила непроницаемой пеленой, все тот же дождь, успевший надоесть хуже горькой редьки, и непролазная грязь – непременный спутник всякого ненастья.

Вид монолитного, как скала, серого неба, низвергающего на головы ни в чем не повинных обитателей Малых Рыбиц избыточное количество влаги, направил неторопливое движение мыслей мужчины в несколько иное русло. Две недели назад местным крестьянам пришлось распрощаться с надеждой получить хотя бы какой-нибудь урожай зерновых. Еще пара дней такого дождя – и корнеплоды, так же как зерно, сгниют, что называется, на корню. Вот тогда многочисленное горластое семейство Скрата ждет целая пропасть проблем. Мужчина вспомнил, как давным-давно, еще в раннем детстве, Малые Рыбицы постигла точно такая же беда и как люди, подъев заготовленные припасы, принялись за собак, кошек и даже крыс. После той голодной зимы выжила едва ли половина взрослого населения деревни, а что касается детей и стариков – их осталось раз-два и обчелся. Самое страшное, что хоть волком вой, а помощи ждать обитателям Малых Рыбиц неоткуда: население прочих окрестных деревушек находится точно в таком же положении, а лендлорд преспокойно отсидится за высокими стенами своего замка, и горести арендаторов его мало волнуют – эти подохнут, бабы еще нарожают.

Желудок Скрата спазматически сжался, отзываясь явственной болью на воспоминание о том, как его добрая бабушка во время той голодухи отпаивала внука отваром ивовой коры и еще какой-то дряни. Горькое пойло на время отбивало аппетит, но очень скоро желание что-нибудь съесть вновь возвращалось с удвоенной силой. Затем мужчина ощутил во рту божественный вкус щей, сваренных из молодой весенней крапивы и нежных побегов лебеды. По прошествии многих лет никакое, даже самое изысканное блюдо не казалось ему столь восхитительным, поскольку лишь с появлением первой зелени его изголодавшееся за ту голодную зиму брюхо наконец-то получило хотя бы какую-то пищу в достаточном количестве. Впрочем, какие могут быть изысканные блюда в семье обыкновенного крестьянина, гнущего спину на арендованной у богатея-лендлорда земле? Лепешка, выпеченная из ржаной муки грубого помола, шмат свиного сала, пареная репа да кружка ячменного пива домашнего производства – вот и все немудреные яства, коими время от времени может побаловать себя землепашец. А теперь, в связи с разразившимся пару месяцев назад ненастьем, хоть сейчас ложись и протягивай ноги – еще одной лютой зимы ни ему, ни его многочисленному семейству не пережить.

Точно так же думали и другие обитатели Малых Рыбиц. Те, кто был помоложе и не обременен многочисленным потомством, не дожидаясь повального голода, собирали нехитрый скарб и бежали из деревни. Кто в ближайший город, надеясь до холодов хоть как-то обустроиться на новом месте и пережить надвигающуюся голодуху каким-нибудь ремеслом или попросту попрошайничеством. Кто-то пополнял банды лесных разбойников, промышлявших на большой дороге, рискуя рано или поздно быть зарубленным острым мечом наемного охранника купеческого каравана, четвертованным топором безжалостного палача либо самым банальным образом зарезанным при дележе добычи своим же коллегой по разбойному цеху.

Будь Скрат лет на десять моложе и не будь у него за душой кроме законной супружницы еще семерых мал мала меньше по лавкам, он бы, не задумываясь, слинял из родной деревни куда глаза глядят. Но в своем теперешнем положении отца семейства он не мог себе позволить совершить столь безответственный поступок, поскольку прекрасно осознавал, что без него они не протянут и месяца.

Мужчина вновь взглянул на серое, как сама наибезысходнейшая безысходность, небо, и вдруг им овладело непреодолимое желание высказать Небесам все, что он думает о безответственном равнодушии забывших свои прямые обязанности богов, коим он даже во время голодухи не забывает выделять самый лакомый кусок, вырывая его изо рта своих изголодавшихся чад. Все-таки он сдержался – не хватало ко всем прочим бедам навлечь на свою плешивую голову гнев Высших Сил. Так хоть какая-никакая надежда на светлую загробную жизнь, а прогневишь небожителей, и этого не останется.

«Хоть бы дождь прекратился, – подумал отец семейства, – за грибами, что ль, сходил бы – все веселее, чем дома сидеть».

Выкурив до конца трубку, Скрат хотел было вернуться в избу, чтобы компенсировать сосущее бурчание в животе сладкими сновидениями. Хотя какие уж тут «сладкие сновидения» на жестких полатях рядом с горланящими на все лады голодными домочадцами и вечно недовольной супругой.

Он уже взялся за ручку двери и намеревался распахнуть ее, как в паре шагов от крыльца непонятно откуда материализовалась долговязая, закутанная в непромокаемый кожаный плащ фигура. Скрат был готов поклясться, что всего лишь мгновение назад незнакомца не было во дворе его дома, но самым удивительным во всем этом представлялось то, что подкрасться незаметно долговязый не мог, поскольку ближайший раскидистый куст сирени, из-за которого кто-либо мог бы выскочить, рос шагах в десяти. Оставалось предположить, что незваный гость либо действительно материализовался из ниоткуда, либо Скрат задумался и банальным образом прошляпил сам момент его приближения к дому.

Крестьянин хоть и был глубоко набожным человеком и регулярно посещал храм Семи Богов, но, как существо здравомыслящее, не то чтобы отрицал само существование каких бы то ни было чудес, просто никогда не допускал даже малой вероятности того, что хотя бы самое незначительное чудо может произойти в его присутствии. Поэтому он тут же отогнал мысль о том, что незнакомец материализовался из воздуха, решив, что за всеми накатившимися на него проблемами стал полнейшим растяпой и ротозеем.

Между тем закутанная в непромокаемый плащ фигура обратилась к замершему на месте крестьянину низким мужским голосом:

– Ты Скрат по прозвищу Смышленый?

Перед тем как открыть рот, Скрат на мгновение задумался, правильнее будет сказать – выдержал паузу, поскольку, как всякий уважающий себя человек, не любил спешки в делах, а в разговорах – тем более. К тому же низко надвинутый капюшон не позволял рассмотреть лицо незнакомца. Этот факт здорово нервировал Скрата.

– Ну, допустим, я и есть Скрат Смышленый, – ответил мужчина, оставив бесполезные попытки рассмотреть скрытое капюшоном лицо пришельца, а про себя подумал: «Интересно, что это за тип явился по мою душу? На сборщика податей не похож, да те по одному не ходят. Купец или оптовый скупщик? Также мало вероятно. Может быть, ученый – эвон развелось их нынче сколько! Все ходят по деревням и заставляют народ сказки сказывать да старинные песни петь. Поговаривают, что за эти побасенки они платят чистым серебром».

После того, как последняя мысль сформировалась в голове Скрата, его пасмурная физиономия прямо на глазах начала расплываться в подобострастной улыбке.

– Милости просим уважаемого господина проследовать в мою убогую избенку. Можете не сумлеваться, энтого самого устного творчества у нас только успевай записывать: и сказок, и песен, и былин разных. Вы не ошиблись адресом – Скрат Смышленый самый лучший сказитель в окрестных местах…

Пока хозяин заливался соловьем, пытаясь всяческими хитроумными уловками не упустить перспективного клиента, гость поднялся по ступеням и, очутившись под навесом крыльца, наконец-то скинул с головы капюшон.

Как только это случилось, поток словоизвержений предприимчивого крестьянина тут же оборвался, как будто ненароком он умудрился наступить на свой язык. И причиной сему факту послужил весьма неординарный облик гостя. Нет, только не подумайте, что на его голове росли рожки или какие другие костяные выросты. По своей форме череп мужчины также ничем особенным не выделялся. Скрата буквально пригвоздил к месту и заставил заткнуть фонтан красноречия пронзительный взгляд серых, будто сталь, глаз пришельца. В то же мгновение Скрат почувствовал, как внутрь его черепной коробки вторгается нечто весьма страшное, непреодолимо фатальное. Каким-то шестым чувством он понял, что овладевшая его сознанием сила способна не только превратить его в своего верного раба, но смять и растоптать в мгновение ока.

Однако странный и страшный гость вовсе не собирался нанести какой-либо ущерб несчастному Скрату. Бесцеремонно перетряхнув содержимое черепушки обескураженного крестьянина и не найдя там ничего достойного внимания, гость по-доброму улыбнулся основательно заробевшему человеку, после чего заговорил:

– Не стоит меня бояться, уважаемый Скрат по прозвищу Смышленый. У меня к тебе имеется одно небольшое дельце, точнее, предложение, которое может стать для тебя весьма выгодным предприятием…

Незнакомец замолчал, и хозяин, воспользовавшись кратковременной паузой и тем, что всепроникающий взгляд гостя направлен куда-то в сторону, постарался как можно внимательнее его рассмотреть. Это был очень высокий и худощавый мужчина весьма пожилого возраста. О чем однозначно свидетельствовали его седая борода, белоснежная шевелюра на голове и темная морщинистая кожа, основательно выдубленная солнцем, ветрами и временем.

Поневоле в голове Скрата возникла мысль о том, что старик здорово похож на архижреца Дамиана Рукоприкладца, проезжавшего по каким-то своим делам через Малые Рыбицы лет пять или шесть назад.

«Точно жрец, – осенило крестьянина. – Как же я раньше не сообразил? Интересно, что понадобилось их милости от скромного и ничем не примечательного селянина?»

– Ты напрасно приравниваешь меня к вашим шарлатанам, именуемым жрецами, – усмехнулся незнакомец, отчего сразу помолодел лет на двадцать, даже его серые глаза неожиданно поменяли свой цвет и стали небесно-голубыми. – Эти так называемые посредники между людьми и богами пользуются вашей дремучестью и живут безбедно за счет околпаченных дураков, готовых сдохнуть от голода, лишь бы ублажить эту ненасытную братию. Тебе никогда не приходил в голову всего лишь один вполне естественный вопрос: для чего всемогущим богам все ваши подношения?.. – Мужчина осекся и, махнув бессильно рукой, продолжил: – А впрочем, что это я так раскипятился? Какой смысл перевоспитывать темного троглодита, погрязшего по самые уши в собственных заблуждениях? Называй меня просто господин Маг, а лучше – Ваша Магическая Милость.

– Чародейства, волшбы и прочей магии не существует, – блеснул эрудицией Скрат. – Во всяком случае, так утверждают наши жрецы. А ежели кто пытается промышлять чародейством, его тут же на костер, чтоб другим неповадно было…

– Вот дебилизм! – сердито оборвал его чародей. – Ты хотя бы своей тупой башкой подумай о том, что сам только что сказал! Коли магии не существует, почему же тогда идущих путем Силы отправляют на костер? А еще Смышленым слывешь… – К неописуемому облегчению напуганного крестьянина, вспышка гнева пришельца продолжалась недолго. Вскоре его изборожденная глубокими морщинами физиономия приобрела благодушно-умиротворенное выражение, а серо-стальной цвет глаз поменялся на небесно-лазоревый. – Не обращай внимания на старика. Что-то я в последнее время стал весьма нетерпим ко всему, что противоречит элементарной логике и здравому смыслу. Короче, в данный момент я прибыл в ваш занюханный мирок с одной-единственной целью – подыскать достойную кандидатуру на вакантную должность моего ученика. Видишь ли, уважаемый Скрат, мне уже полвека как перевалило за две тысячи лет, и ты прекрасно понимаешь – ничто не вечно под луной. Ну что мне осталось? Сотня-другая годков, а потом я так же, как все остальные смертные, кану в Лету, и забвение станет моим уделом.

– Ну а я-то здесь при чем? – преодолевая смущение и робость, рискнул открыть рот весьма озадаченный Скрат. – Неужели Ваша Милость считает старину Скрата достойным стать учеником чародея?

– Из тебя чародей, – не без издевки ухмыльнулся гость, – как из дерьма граната, потому что таланту в тебе абсолютный ноль. Я имею в виду твоего младшего сына. Я ощутил его энергетику, едва лишь оказался в этом континууме. Такой исключительной силы маг появляется во всем безграничном Межмирье один раз в целое тысячелетие, а может быть, и еще реже. Сам удивляюсь, как это кто-нибудь из моих уважаемых коллег до сих пор его не почуял и не прибрал к рукам.

Скрату показалось, что при этих словах в глазах чародея промелькнула искорка безумия. Вполне вероятно, что это ему всего лишь примерещилось, поскольку в следующий момент гость смотрел на хозяина избенки любящим взглядом своих на сей раз васильково-синих очей. Крестьянину не оставалось ничего, кроме как в очередной раз подивиться их способности менять цвет.

– И все-таки, Ваша Милость господин Маг, от меня-то вы чего хотите? – немного привыкнув к обществу странного визитера, спросил Скрат.

– Экий ты непонятливый, братец! – Маг укоризненно посмотрел на тупо хлопающего ресницами мужчину. – Ему на его же родном наречии толкуют, что уважаемому магу нужен ученик, а он все никак уразуметь не может. Короче, мой дорогой Скрат, предлагаю тебе честную сделку – ты мне отдаешь мальца в полное мое распоряжение, а я тебе за это… ну, скажем, отсыплю монет пятьсот…

– Серебром, – быстро сориентировался в обстановке Скрат, недаром он заслужил среди своих соплеменников прозвище Смышленый. – Медью или оловом маловато будет…

Маг повелительным жестом правой руки осадил чересчур предприимчивого торгаша.

– А ты прагматик, что меня несказанно радует, но негоциант из тебя, как все та же граната из все того же материала. Запомни раз и навсегда: маги ведут торговые сделки исключительно на золото. Предлагаю тебе пять сотен полновесных дуариев. Этой суммы тебе должно за глаза хватить на всю твою оставшуюся жизнь, а также кое-что перепадет и твоим наследникам, если, конечно, не пускаться в разные предприятия сомнительного толка.

– Пятьсот дуариев, – вылупив глаза на гостя, еле слышно прошептал Скрат. – Это сколько ж серебряных «куниц» или «бобров»?..

За всю свою жизнь Скрату всего несколько раз доводилось бывать счастливым обладателем хотя бы одной серебряной монетки, а что такое золотой дуарий, убогая фантазия обреченного на постоянную нищету крестьянина не способна даже представить. И вдруг – не было оловянной полушки, и нате вам – куча злата. От такого счастья можно враз умишком рехнуться.

– Давай прикинем вместе. – Маг зажмурил глаза и негромко забормотал, чуть ли не себе под нос: – Итак, один дуарий составляет половину ирекской унции. За унцию дают полтора стандартных фунта серебра. В одном фунте примерно сотня «куниц»… Значит, получается где-то двадцать пять тысяч серебряных монет. Только я бы тебе не советовал разменивать сразу все на серебро – золотишко, оно покомпактнее будет, и спрятать его от недобрых глаз куда проще…

Но ошалевший от свалившегося на его голову богатства крестьянин не слушал назидательных речей Мага. Крепко зажмурив глаза, он силился в бесплодных потугах представить означенную гору серебра, восторженно бормоча при этом:

– Двадцать пять тысяч!.. Это ж какие деньжищи?!

– Да уж, – согласился гость. – Бьюсь об заклад, что у вашего обожаемого народом монарха во всей его казне столько не наберется. Получается, продав родное чадо, ты станешь богаче самого короля.

При этих словах Скрата будто ледяной водой окатили. Мужчина сгорбился, в глазах его появилась такая смертельная тоска, что со стороны могло показаться, будто это приговоренный к казни душегубец и жить ему осталось от силы сутки.

– Ты чего это сник, словно одуванчик под дождем? – поинтересовался старик. – Или пятисот золотых тебе мало?

– Да нет, Ваша Магическая Милость, денежки хорошие, только сделка вряд ли состоится.

– Это по какой же такой причине?

– Видите ли, супруга моя скорее от голода сдохнет, чем продаст кого-либо из детишек. Баба, она и есть баба. Что с нее возьмешь?

– Ах, вот оно что? – криво усмехнулся Маг. – Мелочи жизни. Кто в ваш непросвещенный век феодальной раздробленности и всеобщего культа презренного металла интересуется мнением слабой половины человечества? Вполне достаточно устной договоренности между двумя мужчинами и крепкого рукопожатия, чтобы любая сделка воплотилась в жизнь.

– Ага, вам легко говорить, – Скрат отчего-то вдруг зачесал свою едва оперенную жиденьким пушком плешь, – а я на своей шкуре не единожды испытал силу ее удара скалкой или ухватом. К тому же моя хозяйка уж больно чадолюбива – стоит ей лишь только услышать краем уха насчет сделки подобного рода, как вы и я будем биты всем, что этой ведьме под руку подвернется, и никакие аргументы насчет материальных выгод не подействуют.

– Да уж, брат! Проблема. – Глядя на собеседника, Маг также запустил персты в собственную шевелюру. – Никогда не был женат и, поверь, ничуть об этом не жалею.

– Дык и я об этом, Ваша Магическая Милость, кабы знал, что так все сложится, всю жизнь проходил бы бобылем…

– И пятисот золотых не увидал бы, как своих ушей, – съязвил Маг. – Помни, что вся твоя ценность заключается в твоем полугодовалом сыне. А как бы ты без своей супружницы организовал его появление на свет?

– И то верно, – вынужден был согласиться Скрат и философски добавил: – С бабами зло, а без баб, выходит, еще хуже.

– Ладно, ты только не тушуйся. Я знаю, как провернуть это дельце без участия твоей супруги. Придется, правда, немного профильтровать бабе мозги, но ты не переживай, это не вредно. Заодно подкорректирую ей астральные тела, чтобы чувства и мысли вошли в гармонию с эпохой, а главное, чтоб супруга своего боялась как огня и берегла пуще глазу. А насчет ребенка пусть думает, что бродячие псы растерзали.

– А как же детишки? – спросил предусмотрительный Скрат. – Им-то на роток не набросишь платок.

– Все сделаю, как положено, – успокоил его чародей. – Короче, ты желаешь получить в обмен на своего сына пятьсот полновесных золотых дуариев? Если да, то по рукам. В этом случае я вхожу в твой дом, навожу необходимые чары на всех твоих домочадцев и забираю дитя. После чего ты тут же получаешь на руки вышеозначенную сумму, и мы с тобой разбегаемся по разным мирам. То есть ты, конечно же, остаешься здесь, а я исчезаю в бесконечном Межмирье, и больше ты никогда не увидишь ни меня, ни своего сына.

В ответ на столь авторитетные заверения, Скрат энергично закивал головой и поспешил блеснуть эрудицией, точнее, подслушанной когда-то в местной забегаловке фразой, оброненной во время пьяной ссоры между двумя заезжими барчуками.

– Извольте огласить ваши условия сатисфакции, милостивый государь!

На что пожилой чародей сначала удивленно замотал головой, затем с насмешливой улыбочкой произнес:

– Чую, не доведет тебя до добра твоя склонность к показухе. А на будущее запомни: старайся объясняться теми словами, смысл которых тебе известен совершенно определенно, иначе огребешь хлопот на свою тощую задницу по самые не балуйся…

Операция по изъятию малыша прошла без сучка и задоринки. Маг вошел в избушку. После чего доносящиеся оттуда крики и беготня мгновенно затихли. Пробыл он там не очень долго – буквально через минуту он вновь стоял на крыльце, неумело сжимая в руках одетое в драное тряпье тельце ребенка.

Стоит отметить, что полугодовалый бутуз ничуть не испугался бородатого деда – он восхищенно гукал и норовил ухватить его своими слабенькими ручонками за седые космы.

Перед тем как расстаться, Маг покопался в складках своей одежды, извлек оттуда весьма увесистый кожаный мешочек со словами:

– Здесь ровно пятьсот золотых. Спрячь подальше и постарайся никому не говорить об их существовании, даже своей горячо обожаемой супруге. В этом захолустье с такими деньгами тебе нечего делать, поэтому перебирайтесь-ка в какой-нибудь город, а лучше в столицу – там перспектив значительно больше. Будешь благоразумным, сможешь очень быстро приумножить свое состояние. Станешь рот раскрывать на каждом углу да хвастаться – все враз потеряешь. Засим позволь откланяться. Я тебя не видел, ты меня тоже.

После столь краткого, но емкого напутствия чародей спрятал живую добычу на своей груди, закутав ребенка складками непромокаемого плаща. Затем взглянул в глаза Скрату и, не обнаружив в них ни капли сожаления, молча сошел с крыльца. Мелькнувшую в голове мысль о том, что было бы неплохо родному отцу попрощаться со своим чадом, он так и не озвучил. Отойдя на несколько шагов от избушки, Маг растворился в воздухе, оставив обалдевшего от счастья крестьянина наедине с неожиданно свалившимся на его голову сокровищем.

Глава 1

Вот уже битый час я сижу за столиком уютного кабачка, расположенного на Олд-стрит – одной из ничем особенно не примечательных улиц столицы Туманного Альбиона, и начинаю серьезно нервничать. Встреча с человеком, обещавшим помочь в весьма важном для меня деле, определенно срывалась и вовсе не по моей вине. Это обстоятельство ужасно нервировало, поскольку в людях я ценю прежде всего бережное отношение к моему драгоценному времени и перестаю уважать всякого, кто пытается украсть у меня это самое драгоценное время. Мало того, что тот скользкий тип обещал всемерную помощь в поисках одной, столь необходимой мне вещи и драл за свои услуги три шкуры, теперь он и вовсе не соизволил явиться на назначенное им же самим деловое свидание.

Впрочем, для начала позвольте представиться. Меня зовут Ивэн Вериск: голубоглазый блондин приятной наружности, росту немного за сто девяносто, спортивного телосложения и очень легкого нрава. В некотором роде я большой ценитель и собиратель картин. К определенному географическому ареалу обитания не привязан, поскольку являюсь свободным гражданином бесконечного множества миров. В данный момент нахожусь в измерении Земля в славном городе Лондоне. И как последний идиот теряю остатки терпения в ожидании одного своего знакомого из местных, обещавшего выполнить для меня кое-какую непыльную работенку. Если конкретнее – выяснить местоположение одного интересующего меня художественного произведения, точнее, старинной гравюры работы некоего малоизвестного широкой публике мастера.

Если кому-то интересно, имя художника Уильям Блейк. Жил и творил этот господин в городе Лондоне на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков. По большому счету, быть узким специалистом в те далекие времена повального энциклопедизма считалось дурным тоном, поэтому сей непризнанный при жизни гений был еще и поэтом, и мыслителем, а также издателем собственных поэтических опусов. Для того чтобы не зависеть от произвола издателей, он даже изобрел оригинальную методику печати, в чем, по его словам, очень здорово ему помог его покойный брат, якобы явившийся мастеру во сне.

Меня вряд ли когда-нибудь заинтересовала бы убогая и ничем особенно не примечательная жизнь какого-то давно почившего в Бозе гения, если бы пару месяцев назад, в измерении Земля, я случайно не наткнулся на одну из его гравюр. Тогда я сразу понял, что этот парень был не просто художником. Он был Видящим. И Видящим, что называется, от Бога. Недаром, по утверждению самого Блейка, метафизическая составляющая в его судьбе играла не самую последнюю роль.

Чтобы неискушенному читателю было понятно, о чем ведется речь, попробую пояснить. Большинство причастных к искусству натур творят исключительно посредством сознания и подсознания, или, образно выражаясь, в творческих муках изливают на холст или бумагу материализованный продукт (эко завернул!) своего воспаленного воображения. Лишь считаным единицам выпадает счастье наблюдать воочию то, о чем они, сообразно своему таланту, пытаются поведать остальному человечеству. Да, да, я ничего не путаю, именно наблюдать воочию, по-другому – становиться свидетелями тех или иных событий, то есть быть Видящими.

Таковых в этом мире на протяжении всего его существования, как отмечалось выше, было не так уж много, но вполне достаточно, чтобы на довольно продолжительный срок загрузить работой по самые уши одного молодого человека, не обремененного семейными или какими-либо другими узами, материальное состояние которого вполне позволяет ему вести независимый образ жизни.