Секта в доме моей бабушки

Я помню себя счастливым ребенком. Рядом с мамой и папой мне было хорошо и безопасно. И я гордилась ими.

В Ленинграде я окончила первый класс. Наступили летние каникулы, и родители отправили меня к бабушке в Таджикистан, в Душанбе. Это был еще Советский Союз, и Таджикистан был частью СССР.

2. Промывка мозгов

Первая коммуна на Лахути

Приехав в Душанбе – в город, где я родилась, в дом, где провела первые годы своей жизни, где каждый миллиметр был моей территорией, где оставались мои любимые игрушки, – я опешила: в малюсенькой двухкомнатной квартире с совмещенным санузлом находилось десятка два совершенно незнакомых мне людей разного возраста. Все вповалку спали на полу, тесно прижавшись друг к другу, под общими одеялами и на общих подушках. Ели тоже на полу, расстелив клеенку. Квартира перестала быть уютным и безопасным местом, где можно играть.

Все эти люди всегда были в хорошем настроении и на каком-то невероятном подъеме эмоций.

У всех этих людей были вши. У меня они скоро тоже появились.

Бабушка, казалось, меня не замечала; точнее, она уделяла мне внимания ровно столько же, сколько и остальным.

Первое время мне постоянно делали замечания такого рода: «Не сиди нога на ногу! Это говорит о том, что ты ставишь себя выше других. Не скрещивай руки на груди! Или ты вообразила себя Наполеоном?! У тебя, судя по всему, мания величия». Я была ребенком и не понимала смысла этих замечаний (кто такой Наполеон, что такое мания, величие), но класть ногу на ногу и скрещивать руки на груди перестала.

Видимо, считалось, что перекрещивание конечностей – способ психологической защиты, закрытия от внешнего воздействия.

Тогда как адепту секты полагается быть постоянно открытым, то есть уязвимым – чтобы его можно было контролировать.

Мне пришлось самой научиться заплетать свои длинные волосы, потому что ходить с распущенными, как Кармен, было нельзя. Если я не заплетала косы, мне говорили: «Ты что, как лахудра?!» Как-то я спросила, что такое «лахудра». Мне сказали, что это проститутка. Кто такая проститутка, я спрашивать не стала, так как уже по интонации поняла, что это что-то очень плохое и относится только к красивым девочкам и женщинам. Тогда я сделала вывод, что быть красивой плохо. Это небезопасно. Хотя если красивая Кармен была плохой, то почему же мы слушаем эту оперу, думала я. Ах, но она же в конце умирает… значит, заслужила?

Меня «стучат» и «слоят»

Однажды одна из взрослых женщин, Наталья Евгеньевна, позвала меня в комнату и сказала, что будет меня лечить. Вокруг все было настолько абсурдным, что у меня даже не возникло вопроса – от чего… Да и возникают ли у ребенка подобные вопросы, когда он совершенно один и спросить все равно некого? Она усадила меня перед собой, заглянула в глаза и начала доверительную беседу: «Аня, я знаю, что ты злишься и у тебя протест. На сколько баллов у тебя злоба по 10-балльной шкале? А протест?»

Позже этот вопрос мне, как и всем остальным членам секты, задавали постоянно, и я на всякий случай отвечала, что злоба и протест у меня на 7–10 баллов. Потому что, если взрослые так уверены, что я злая и сопротивляюсь, зачем же их разочаровывать?

Потом Наталья Евгеньевна попросила меня закрыть глаза и положить обе руки на стол ладонями вниз. В течение нескольких минут она специальной «стучалкой» в виде перевернутого деревянного грибочка выстукивала определенный ритм, а я должна была в течение одной минуты с закрытыми глазами по слуху отвечать стуком своих ладоней по столу. На один удар реагировать правой ладонью, а на два – левой. Правая ладонь отвечала за левое полушарие мозга, а левая, соответственно, за правое. Считалось, что чем больше ошибок ты делаешь обеими руками, тем лучше. Перекос, когда одной рукой сделано намного больше ошибок, чем другой, свидетельствовал о дисфункции мозговой деятельности. Если ты вообще мало ошибался, это означало, что ты практически одеревенел от злобности, агрессии и протеста, поэтому тебя необходимо активно лечить. Тут уже «психологи-педагоги» советовались друг с другом, узнавали авторитетное мнение Главного, и потом обычно следовала ударная доза терапии: беседа, механотерапия и слоение.

Словом, с помощью «стука» измерялся уровень агрессии человека.

Кроме этого теста иногда проводились и другие. Все они предназначались для определения текущего состояния и потенциальных возможностей мозга. Тесты были слуховые (ты должен запомнить и воспроизвести комбинации слов на скорость), зрительные (запомнить, тоже на скорость, специальные картинки, а потом быстро их зарисовать) и тактильные (тебе поочередно загибают пальцы на руке, а ты с закрытыми глазами запоминаешь и повторяешь эту очередность). Эти тесты назывались «следы». Так и говорили – «делать следы».

Хлорэтил

После первого теста, стука, Наталья Евгеньевна попросила меня снять трусы и лечь на бок. И стала лить жидкий хлорэтил – на ягодицы (сначала на одну, потом на другую, поочередно) и в определенные точки на пальцах ног. Это было больно, на поверхности кожи чувствовалось неприятное жжение. После процедуры нельзя было поднимать голову и следовало заставить себя заснуть или хотя бы лежать с закрытыми глазами. Потом кожа в тех зонах, куда лили хлорэтил, сильно чесалась и даже покрывалась небольшими ожогами в виде корки. Но с годами я к ним привыкла. С того случая это проделывали со мной практически каждый день в течение шести лет. Никаких изменений я не чувствовала. Всех остальных, как детей, так и взрослых, тоже постоянно «лечили» таким образом. Это называлось «слоить», «слоение».

Гениталии или слизистую никогда и никак не затрагивали. Никакого сексуального подтекста в лечении не было.

Много позже я прочитала, что хлорэтил является сильнодействующим наркотическим веществом и что даже микродозы препарата при вдыхании могут вызвать наркотический эффект. Возможно и привыкание. Но мы ничего этого не знали и никакого особого эффекта не замечали. По крайней мере, я.

Смысл всего

Вскоре я узнала, что во всей этой кутерьме есть Главный, Виктор Давыдович Столбун. Старый (так мне тогда казалось, а ему было не более 50 лет), низкого роста, с большим мясистым носом, всклокоченными серыми волосами и маленькими глазками человек, которого все очень боялись и уважали. На всякий случай я тоже к нему так стала относиться.

Коммуна называлась «Коллектив». В ней собирались люди, желающие построить коммунизм, чтобы спасти мир, гибнущий из-за тотальной шизофренизации.

Главный видел беду всего человечества в том, что большинство людей на Земле больны шизофренией, алкоголизмом, наркоманией и другими серьезными психическими отклонениями. «Дети страдают и гибнут!» – то и дело патетически восклицал он, драматично размахивая руками. С его точки зрения, абсолютно все физические недуги, включая рак, инфекционные заболевания, переломы костей, проистекают из психических отклонений и неправильного настроя и образа мыслей. И для того, чтобы выздороветь, необходимо скорректировать психику человека, перестроить структуру его личности. Психологическая коррекция возможна при условии вовлечения всех членов семьи, так как неправильная система семейных отношений служит для человека главным источником психических отклонений. Таким образом, в коллектив люди приходили (или, скорее, были вынуждены приходить) целыми семьями. Родственники, по каким-либо причинам отказавшиеся примкнуть к коллективу, считались предателями или потенциальными врагами. И все, кто когда-либо ушел из коллектива, тоже автоматически попадали в эту категорию.

Моя семья в полном составе, за исключением дедушки, оказалась под абсолютным влиянием этой идеологии.

Таким образом, в коллективе оказывались целые семейные кланы. А весь коллектив делился, в свою очередь, еще на два коллектива: взрослый и детский. Я была в детском. Со взрослыми мы жили раздельно и по-разному; иногда не пересекались месяцами.

Главный принимал людей на «лечение». К нему обращались как «дипломированные» алкоголики и шизофреники, так и люди, не получившие официального диагноза, но испытывающие определенные затруднения, например в воспитании детей. Были у Главного помощники – уже «вылеченные» им люди, просто энтузиасты и его жена. Они называли себя «психологами» и «педагогами».

Лечение главным образом состояло из бесед. Это было такое промывание мозгов: ты стоишь в окружении большого количества людей, и тебе доказывают, что ты полное ничтожество; в конце концов наступает момент, когда у тебя не остается в этом никаких сомнений. И тут тебя начинают снисходительно жаловать подачками в виде обещаний: «Ладно, если ты будешь нас умолять, мы, так и быть, тебя вылечим». Так ты понимаешь, что значит счастье. Ты, конечно, не выздоравливаешь, если даже и был чем-то болен, но зато навсегда становишься частью секты.

Клиентами секты в основном становятся женщины, и если ты особо везучая, тебя еще и осеменят, и у тебя появится шанс родить на свет психически здорового ребенка, ведь главарь секты – единственный в мире здоровый человек, значит, у него и семя здоровое. Таким образом от главаря появилось на свет много детишек. Слава богу, я сама там была ребенком, и лично меня в сексуальном плане никто не трогал. Но это редкая удача.

Беседы сопровождаются процедурами. Пациента сначала тестируют на уровень «агрессивности» и «напряженности»; потом делают «следы», чтобы исследовать мозг, его потенциал, слабые и сильные места (я с детства помню слова: лобная, теменная, височная и затылочная доли мозга); и наконец струей хлорэтила или небольшими разрядами электрического тока через разные точки на теле воздействуют на мозг. (Кто-то может перепутать это с акупунктурой.) Согласно обещаниям, это лечение помогает стать добрее и расслабленнее, избавляет от негативных мыслей, которые как раз и провоцируют в человеке любые болезни: и рак, и туберкулез, и прочее.

Абсолютно для любого недомогания в секте находили психосоматическое объяснение, предлагая решить проблему с помощью психотерапии и наслаиваний. Например, психосоматикой онкологии считались потеря веры и надежды, глубинная безысходность, отчаяние. Поэтому если кто-то заболевал раком, ему говорили: «Ну что же ты такой слабак?» С этих слов начиналась, в принципе, любая психотерапия.

Я сама много лет в это верила, пока не оказалась в Швейцарии. Здесь многие проблемы, которые в России казались мне неразрешимыми – потому что никак не получалось «снять в себе агрессию, провоцирующую заболевания», – решаются элементарно при помощи правильно подобранных лекарств или операций.

Для лечения в секте было еще одно важное условие: человек должен просить о лечении сам. Желательно умолять, стоя или даже ползая на коленях. Это значит, что он уже сломлен, потерял всякую надежду и, следовательно, пойдет на любые условия – остается лишь переиначить структуру его личности. Не раз я была свидетелем того, как педагоги-психологи ждали, когда же пациент дойдет до нужной им кондиции, чтобы снисходительно оказать ему помощь. Никто не считал такой подход бесчеловечным или антигуманным; наоборот, он был одним из самых важных элементов «метода».

Если кто-то был при смерти, считалось, что помощь окажется действенной только в одном случае: он должен прийти сам и попросить о лечении. То, что умирающий человек физически этого сделать не мог, объяснялось его нежеланием меняться, чтобы жить дальше. Другими словами, его личным и осознанным выбором.

Так, к примеру, умерла Наталья Сергеевна Карапетова, родившая от Столбуна нескольких детей. Так умерла моя бабушка Дина Михайловна Чедия.

Почему «Главный»?

Я хочу объяснить, почему я предпочитаю не называть Главного по имени.

Первое. Я брезгую называть его по имени. Велика честь.

Второе. Для меня Главный – символ крайнего проявления нарциссизма и аморальности, ставших возможными благодаря абсолютной безнаказанности. И, к сожалению, таких людей, как он, немало на этой Земле. Поэтому я пишу не о нем, а о ситуации как таковой. Я считаю, это неважно – как его звали. Важна не его личность – важно само явление и то, какое влияние оно оказывает на конкретных людей. Например, лично на меня.

Многих взрослых я называю в своих воспоминаниях их настоящими именами, так как считаю, что они были и остаются истинными подельниками преступника. Они примкнули к нему, потому что сами были гнилыми людьми. Они тоже преступники.

Принципы, по которым нас воспитывали

Самая большая ошибка родителей, по мнению Главного, состоит в том, что детей в семьях балуют и чрезмерно опекают. Из-за этого детский мозг тормозит в своем развитии, и ребенок становится вялым, пассивным, несамостоятельным, плохо соображающим, со слабой памятью и т. д. В семьях с опекающим стилем воспитания растут избалованные, капризные дети с претенциозным поведением. Такой стиль провоцирует развитие психических и, как следствие, физических заболеваний. Детям надо предоставлять максимум самостоятельности и свободы выбора. Родители должны обеспечивать благоприятную психологическую атмосферу в семье: доброжелательность и «чистоту отношений между полами».

Еще одна проблема, вытекающая из вышеназванных, – проблема пресыщения. Когда родители балуют детей, дети пресыщаются, или «зажираются».

Также Главный часто говорил о «мещанстве» как о доминирующей системе ценностей, основу которой составляют «теплый сортир» и порядок в доме; в результате дети в таких семьях вырастают «тупыми мещанами», ставящими во главу всего лишь достижение материальных благ.

Отношения между родителями и детьми также, с точки зрения Главного, требуют серьезной коррекции. Родители, которые общаются со своими детьми не на равных, свысока, давя своим авторитетом и властью, унижают чувство собственного достоинства ребенка и не дают ему свободно развиваться.

Утверждалось, что все детские болезни – это прямое следствие их желания привлечь к себе внимание. Они требуют родительской опеки, заботы и внимания и таким образом «рвут на себя одеяло», постоянно подпитывая свой эгоцентризм. Дети только для того и болеют.

Весточки

Считалось, что детей, пришедших в коллектив, необходимо изолировать от родителей: вырвать их из привычной среды, показать им другую систему отношений.

Встречи с родителями происходили крайне редко и под жестким контролем педагогов. Переписка также жестко контролировалась. Все письма мы были обязаны приносить педагогам на проверку, а письма от родителей всегда получали вскрытыми либо не получали вообще. Письма называли «весточками». Считалось, что у нас не должно быть времени на письма: мы же заняты борьбой. Поэтому весточки. Традиционно мы также писали родителям поздравительные открытки на праздники: Октябрьской революции, Дня Победы, 8 Марта, 23 Февраля и на Новый год. Дни рождения у нас не было принято как-то серьезно отмечать – ведь это индивидуалистский праздник. Текст поздравлений на открытках состоял в основном из штампов типа: «Дорогая мамочка! Я счастлива быть в Коллективе со своими друзьями и соратниками и сообща бороться за наше священное дело!» и т. п.

По причине конспирации никому даже в голову не приходило пользоваться обычной почтой. Да у нас и денег не было ни на марки, ни на конверты. Поэтому любые весточки всегда передавались с оказией и только через своих людей.

У меня до сих пор хранятся некоторые письма; они почти все без конвертов и выглядят как сложенные записки, на которых указано имя адресата. Некоторыми из них я делюсь в этой книге. По ним можно судить о многом: и о ценностях, которыми жили люди, и о принципах, которым следовали, и даже о «воздухе», которым дышали.

Бабушкины весточки я всегда хранила с особенным трепетом.

У меня чудом сохранилась и моя открытка бабушке, которую я писала, наверное, в классе третьем, когда освоила пропись, но, видимо, из-за помарок не передала ей, а оставила себе, сохранив в своей коробочке «с драгоценностями» – единственной разрешенной мне личной вещи. Заметно, что там я не знаю, как обращаться к своей бабушке, на «ты» или на «вы», и, кроме всего прочего, желаю ей быть «матерью».

Бабушка Дина чка! Поздравляю тебя от всей души с праздником с Днем Победы! Спасибо большое тебе за то, что вы мне дали так много тепла, души. Спасибо вам большое за то, что вы никогда в трудную минуту не бросите и всегда придете на помощь, как самый верный друг. Спасибо вам большое. Желаю вам быть все время такой доброй, ласковой, теплой и матерью.

Крепко целую. До свиданья.От вашей внучки Анки Чедия

Бабушка

Моя бабушка – личность эмоциональная и впечатлительная, известная в академических кругах как ученый и как прекрасный педагог, обожаемый своими студентами, умная и яркая женщина, независимо мыслящая и все схватывающая на лету, – была настолько зомбирована советской пропагандой, что оказалась неспособной фильтровать информацию в пользу здравого смысла.

Причина моего пребывания в секте была высосана из пальца.

Бабушка выросла в условиях диктатуры, в среднеазиатской ссылке, прошла огонь и воду, как и все в те годы, особенно женщины. Ад родов в условиях полной антисанитарии – только представьте себе медицину в кишлачных условиях Душанбе, где в родильных отделениях не было видно стен и потолка: они были полностью покрыты кровью, а сверху – копошащимися мухами. Маму бабушка родила в Ленинграде, но ее брат, мой дядя, родился спустя три года уже в Душанбе и вскоре после рождения, что неудивительно в тех условиях, заболел полиомиелитом. Вся семья выхаживала Котьку – как ласково звала его бабушка – с ложечки, и он чудом выжил. Надо ли говорить, что с тех пор он пользовался в семье особенным отношением. Когда он достиг совершеннолетия, бабушка решила, что у него не все в порядке с психикой: то ли потому, что ее убедил в этом встретившийся на ее пути Главный, то ли потому, что мой дядя действительно был незаурядной личностью. А в те времена, как я уже говорила, нельзя было быть не таким, как все. Кармены и Хосе существовали только на сцене.

Дядя сценой и увлекался: он окончил консерваторию, где учился на оперного режиссера. Но незаурядность проще было объявить психическим отклонением, чем принять или подстроиться под нее. В те времена в той стране никто не знал, что это такое и с чем это едят.

Именно поэтому оперы были так популярны – это была настоящая сублимация homo sovieticus.

Бабушка – женщина волевая и имеющая власть над сыном – определила его на лечение в коллектив. Окрыленная идеей панацеи, она решила посвятить ей свою жизнь. В том далеком Душанбе, на границе с Афганистаном, где не было ничего, кроме гор, кишлаков, слепленных из кизяка, и туалетов, в которых задницу подтирали камнями или просто рукой, а потом руку – о стену; где само по себе быть женщиной было позором; где общение с русскоязычными ограничивалось совместными походами на премьеру в оперу пару раз в год, – вдруг появился мессия из самой Москвы.

Да, Главный был родом из Москвы, с пропиской и квартирой на Котельнической набережной. Его сопровождали две его дочери от предыдущего брака, Катя и Юля; жена Валентина, его верная спутница и соратник; и два ее сына, тоже от предыдущего брака, Владимир и Андрей. И тянущаяся за этой шайкой по всей стране паства человек в тридцать, которая и называлась «коллективом». Все они побросали свои дома и квартиры и скитались по СССР в поисках пристанища и новых «больных». Паразиты в поисках большого тела – куда присосаться, чтобы жить и расти.

Бабушка была счастлива ощутить себя частью большого и светлого дела, призванного спасти все человечество. Ее квартира, так же как и все ее небольшое имущество, поступила в распоряжение коллектива. Бабушка, известная на весь Таджикистан влиятельная личность, незамедлительно начала привлекать новых людей и новые ресурсы для поддержания его деятельности.

В самом центре Душанбе появилась официальная клиника, где принимались амбулаторные больные.

Покончив с основными моментами по ее организации, бабушка связалась с моими родителями, жившими в Ленинграде, и сказала им: «Ребята, присылайте Анюту сюда! Вы говорили, ей было трудно учиться в первом классе? Математика плохо давалась? Ага. Стихи наизусть не хочет учить? Вот видите! С ней не все в порядке. Пусть приезжает, тут ее вылечат, вот увидите».

Бабушка стала главным сподвижником Главного. Мозгом и академическим ядром секты. Она всем сердцем верила в то, что делала. Читала лекции, писала труды, бегала по советским инстанциям и пробивала разрешения. Бабушка умела звучать очень убедительно. Она была ученым-палеонтологом, поэтому ей было легко и интересно связывать работу мозга и способы его коррекции с эволюционными теориями всего живого.

Это был идеальный союз шарлатана и ученого.

Конечно, бабушка стала для Главного находкой. А она, энергичная и образованная женщина с двумя детьми на руках, настрадавшаяся от одиночества и отчаянья, сосланная на край света, туда, где женщина – никто, где, чтобы доказать обратное, надо уметь взглядом раздвигать облака, – она бросилась в коллектив с головой, как в омут.

Человеку, кем бы он ни был, где бы он ни был, чтобы чувствовать себя человеком, важно ощущать свою принадлежность к чему-то большому и важному. Этим большим и важным для нее стал коллектив.

Больные дети

К нам приезжали дети с различными заболеваниями: псориазом, нейродермитом, шизофренией, в том числе «ядерной»; а также дети наркоманов и алкоголиков, или, как нам говорили, из трудных семей. Я часто слышала от взрослых, что детей воспитывают по системе Макаренко. Он всегда был авторитетом для Главного.

Но спустя много лет я узнала, что далеко не все эти дети росли в трудных семьях или страдали от болезней. Причины, по которым многие из них оказались в коллективе, были другими. Либо их родителей было легко убедить в том, что их дети больны, и таким образом приумножить паству; либо родители сами «лечились» в коллективе, а, как я уже упоминала, в коллектив брали целыми семьями; либо это были дети высокопоставленных чиновников и знаменитостей Советского Союза. Детей высокопоставленных чиновников и людей со связями в секту принимали с удовольствием: они обеспечивали поддержку, в том числе финансовую, и «крышевание». Ну и, конечно, за каждого отправленного ребенка родители вносили помесячную оплату, а многие еще и предоставляли свои квартиры для проживания.

Поскольку людей без проблем не бывает, с помощью психосоматической идеологии и догматики уцепиться можно за что угодно.

Если один ноготок увязал, пропадало все…

Белый домик

В центре Душанбе расположилась наша клиника, которую мы между собой называли Белый домик. Как мне объяснили, там лечили больных алкоголизмом и шизофренией. Это было типичное среднеазиатское глинобитное здание: одноэтажное, побеленное; внутри – кабинеты и коридоры. В кабинетах стояли столы, стулья и кушетки. Больных обследовали, а потом на кушетках слоили.

На улице вокруг Белого домика лежала пыль, стояли деревянные скамейки, под которыми я иногда находила фантики от конфет. Мне нравилось их нюхать и собирать в карманы.

Я ничего больше не помню про этот Белый домик, я тогда была слишком маленькой.

Педагоги-психологи

Людей в белых халатах уважительно называли «педагогами-психологами» и обязательно по имени-отчеству. Юлия Викторовна, Наталья Евгеньевна, Елена Евгеньевна, Надежда Юрьевна, Владимир Владимирович и прочие (в том числе сам Столбун) – никто из них не имел ни психологического, ни медицинского, ни педагогического образования. Единственным более-менее постоянным членом группы, имеющим медобразование, была законная супруга Столбуна Валентина Павловна Стрельцова. Она предпочитала жить в комфорте, поэтому лично я с ней пересекалась очень редко.

Я не хочу переоценивать качество и уровень советского образования в сфере педагогики, психологии и тем более психиатрии, потому что они имели карательный характер и были далеки от науки. Казалось бы, отсутствие такого образования могло стать преимуществом… Могло, но не стало.

Беседы и обмороки

Беседы проводились постоянно и в любое время суток, хоть среди ночи. Это была настоящая промывка мозгов. Привычный для моего уха клич: «Все на беседу!» – и ты встаешь и идешь, как на молитву, туда, куда идут все. Как зомби. Главный говорил много часов подряд, расхаживая внутри выстроенного из людей круга и почесывая свою лохматую голову. Плечи у него всегда были белыми от перхоти. Нельзя было ни присесть, ни прилечь. Нельзя было ни перебивать, ни задавать вопросы. Мы обязаны были сохранять полную тишину. И благоговейно слушать.