Дети ночного неба

– А что же Тайри не пришли Каеш на помощь? Они же ближайшие соседи и лучшие друзья.

Тассан только плечами пожал.

– Извини, но сейчас в честь победителя скачек будет танцевать моя дочь, я хотел бы посмотреть.

– Ох! Это ты извини! Не знал, что отвлекаю. Нам бы тоже хотелось посмотреть.

И назойливые Балооги последовали за Тассаном.

***

Ксаниш аккуратно подвязывала к ручным и ножным браслетам разноцветные ленты, половину зеленых, половину янтарных, ровно восемьдесят четыре штуки вместе. Ее злило, что нельзя никого позвать на помощь, что шайньяр должна сама подвязывать эти глупые, путающиеся в ногах и мешающие рассмотреть какие у нее красивые руки, полоски шелка. И узелки нужно завязывать крепко, потому что лента, отвязавшаяся от браслета во время танца – очень плохая примета. По обычаю, высокородная танцовщица должна быть облачена только в эти самые ленты, браслеты-феянь на руках, от запястий до локтей и от локтей до плеч, и на ногах от голеней до колен, небольшие шелковые штанишки до середины бедер и неизменную темную вуаль на лице.

Наконец облачение завершено и Ксаниш вытащила из футляра меч. Когда-то шай шин принадлежал ее бабке, а потом перешел к ней. Нежным радужным светом переливались на полукруглой чашке, должной защищать руку, если бы кто-нибудь вздумал напасть на шайньяр, черные жемчужины, изображающие в тонком плетении узоров глаза каких-то невиданных зверей.

Полностью приготовившись, шайньяр подошла к занавеси и прислушалась. Тишина. В зале, там за занавеской, – ни звука. Все ждут ее – Блистательную Ксаниш, пусть этот титул и не принадлежит ей. Красавица улыбнулась, наслаждаясь своей властью. Но вдруг в зале кто-то кашлянул и завозился на месте. Ксаниш захотелось выскочить и пристукнуть наглеца. Она украдкой выглянула в щель меж занавесок. Лица ждущих были невозмутимы и неподвижны, один только Император, опустив голову, что-то чертил пальцем на ковре, служившем сидением.

Совладав с яростью, Ксаниш вышла в зал. Те, кто были воинами-шакья, затянули песнь без слов, приветствуя свою сестру. Но даже в этом однообразном мотиве Ксаниш слышалась насмешка. И она решила отомстить. Отомстить так, как сможет. Сделать героем праздника не любимчика Императора, Тайри, а кого-нибудь другого. Все равно кого, на кого меч укажет [15]. Главное – разрушить планы этого жалкого мальчишки, пусть он и Император.

Обдумывая коварные планы, Ксаниш ни на мгновение не сбилась с ритма танца, недаром же придворные окрестили ее Блистательной, несмотря на непризнание Императора. Пел свою чарующую мелодию меч, прозванный Черноглазкой, настоящее имя знала только хозяйка, мелькали разноцветные ленты, подчеркивая грацию и красоту движений шайньяр. Будто бы в призрачной клетке из движений меча бьется разноцветная птица. Ни одного неверного движения, ни одной фальшивой ноты…

***

Император совсем пригорюнился. Чиа танцевала жестче, ее движения были более резкими, иногда ее меч срывался на оглушительный визг… но сколько же жизни, огня, души было в тех танцах. Казалось, сердце танцует вместе с шайньяр.

В танцах Ксаниш много красоты, много грации… но совсем нет жизни. Они быстро приелись, стали казаться однообразными и скучными.

Наконец, шайньяр совершила последний изящный прыжок, меч вывел завершающую трель и указал отчего-то на посла Адна.

Император приподнял брови. Может, шайньяр затанцевавшись, закружившись, забылась, запуталась? И сейчас переведет меч на Тайри. Но острие стройного, полуизогнутого лезвия продолжало твердо указывать на посла.

– Что же, шайньяр Ксаниш выбрала героя сегодняшнего праздника. Так пусть он будет героем ЕЁ праздника. А мы отправимся пировать в честь того, кто сегодня выиграл скачки, – сказал Император ровным голосом, поднялся и первым покинул зал. Придворные, гости, шакья последовали за ним, оставив Ксаниш одну.

К дочери подошел Тассан, постоял молча, потом выплюнул негромко:

– Дура, – и ушел прочь.

Ксаниш смяла вуаль и зарыдала, закрыв лицо руками. Даже она поняла, что значили слова Императора – он велел ей убираться из замка. А все из-за этого проклятого Тайри! Ничего! Она еще отомстит ему! Неизвестно как, но обязательно отомстит!

– Не стоит так убиваться, красавица, – произнес вдруг рядом мужской голос, густой, глубокий, его лишь чуть-чуть портил легкий акцент.

Ксаниш подняла глаза – перед ней стоял посол Адна.

***

Этот гостиный дом был подороже того, в котором мы останавливались вначале, но и получше, да и теперь мы могли себе это позволить.

Следующим утром, отъевшийся и выспавшийся Мэйо встрепенулся, увидев, что я куда-то собираюсь.

– Схожу я на базар, – ответила я на его невысказанный вопрос. – Прикупить кое-что, да и слухи не помешало бы пособирать.

– Я с тобой! – тут же вызвался мальчик.

– Что же, собирайся тогда.

Тщательно завернутый в тряпье футляр с мечами и большую часть денег я решила оставить в гостином доме, припрятав все это между ставен, после чего мы отправились в город на прогулку. Мне нужно было купить новые сапоги и штаны, да и Мэйо одежда потеплее не помешала бы. Могли мы и в богатую лавку направиться, там случались продажи товара с серьезной уценкой, например, того, что залежался на полках, и его побила моль, или он так сильно вышел из моды, что только отпугивал покупателей. Этот товар был довольно качественен, лучше того, что можно купить на развале, но я все же предпочла отправиться на базар, мне нужны были не только сапоги, но и слухи, а где их добывать лучше, чем там, где толчется куча народа?

Мэйо крутил головой из стороны в сторону, до этого ему и рассмотреть-то толком Кумшу не удалось, мешали то усталость, то волнение. От мальчишки градом посыпались вопросы, на которые я только и успевала отвечать. Спас меня базар, до которого мы, наконец, дошли.

Принявшись копаться в куче сапог, я отправила Мэйо к тряпью, выбирать себе одежду. Однако он почти сразу вернулся, притащив необъятного размера голубые женские шаровары, украшенные сиреневыми и розовыми бантиками и предложил мне примерить, намекая на то, что я вроде новые штаны собралась покупать. Я посмотрела на расшалившегося ученика, достала из кучи огромный сапог и надела ему на голову. Мэйо тут же подбоченился, будто на него воинскую шапку надели, и отправился дальше копаться в одежде, бросив через плечо напоследок:

– Не хочешь, не надо. Но голубой цвет тебе к лицу.

Наконец, я выбрала подходящую пару сапог и крепкие полотняные, с кожаными нашивками на коленях, штаны, если поверх моих надеть, как раз замечательно будет, еще прихватила большую, местами потертую, но еще способную неплохо греть, шерстяную шаль, а потом пошла посмотреть, как там дела у Мэйо. Оказалось, что выбрать себе что-нибудь полезное мальчик так и не смог, пришлось мне повозиться, заставив его перемерять с десяток тисок и плащей, еще мне приглянулась меховая безрукавка. Она была немного великовата, но если подвязать пояском…

Видя, что мы выбрали, к нам поспешил одни из торговцев, он живо посчитал наши покупки, и указал пальцем на голову Мэйо.

– Это брать будете?

Глаза мальчишки сапфировыми искрами блеснули из-под опушки сапога.

– Ну если только он согласится носить это в качестве головного убора каждый день.

Мэйо поспешно скинул сапог в кучу остальных и поправил шапку.

Тряпье обошлось нам в два с половиной шерла. Цены здесь все-таки! Увязав покупки в новый плащ Мэйо, я закинула узел на спину, и мы отправились бродить по базару. Недаром Кумшу называют торговым городом – здесь сходятся многие торговые пути. Именно через Кумшу легче всего добраться из глубин Империи до столицы, а уж оттуда, через переход Каеш – в Адн. Но что-то не видно было на прилавках аднского бархата, так мелькали кое-где жалкие отрезы, не продавалась соленая и вяленая рыба, которую торговцы всегда привозили из Адна, да и самих светловолосых жителей западной страны попадалось очень мало. Скорее всего, это те, кто осел в Кумшу, или не успел убраться до того, как переход Каеш закрылся. Да и купцов из других соседних стран почти не видно, лишь мелькнет кое-где смуглый желтоглазый тил-мерец или важный, как индюк, темнокожий ситранец в расписной тиске и сапогах с загнутыми носами.

Слухи же были еще беднее: каждый второй считал, что грядет какая-то беда, поговаривали даже о том, что спящее на дне океана чудовище Шиму воспрянет ото сна и поглотит, утащит в пучину, приморскую часть Империи.

Будь у меня усы, я бы в них посмеивалась. Знаю я это чудовище, только спит оно не в море, а за горами, и зовут его Адн.

Бродили мы довольно долго, Мэйо не выдержал и потянул меня за рукав.

– Может, чем-нибудь подкрепимся?

– Конечно.

Мы подошли к лавке, в которой продавались колбасы и копченое мясо, по соседству располагалась лавка хлебника, чтобы покупателям далеко не ходить. Пока я отвлекалась на покупку хлеба, Мэйо успел скормить половину своей колбасы лежащей в грязи у лавки колбасника собаке.

Крупная, мохнатая зверюга с жадностью проглотила подачку, чуть не оттяпав угощавшему пальцы. Мэйо с улыбкой погладил псину по голове. Широкий розовый язык лизнул руку мальчика, а вот песий хвост даже не пошевелился. Да и вообще двигалась собака как-то странно.

Колбасник, видя мое внимание к псине, сказал:

– Она уже три дня тут лежит. Под телегу угодила, вот задние ноги и отнялись.

– Мэйо, – я подошла ближе к мальчику. Собака, почувствовав во мне оборотня, грозно зарычала и даже попыталась встать, но у нее не получилось. Зверь рухнул обратно в грязь, заплакав от боли.

А я с удивлением смотрела на пронзительные серо-голубые глаза. Пес был чудовищно грязен, но я все же рассмотрела белую морду, темно-серую гриву и чуть более светлую шерсть на теле. Чей-ни. В Тил-мере, на родине этой породы, чей-ни используют как овчарок, а в Виларе их же обучали совсем иному, превратив в бойцов и охотников на людей. И там и здесь чей-ни ценятся очень дорого, за одного пса платят почти столько же, сколько за породистого скакуна. Они очень умны и преданы хозяевам, почему же столь ценный зверь оказался на улице, в грязи? Ответа я не знала.

– Чиа, давай возьмем ее себе! – взмолился Мэйо, жалобно заглядывая мне в глаза.

Я представила, как мы носимся по дорогам с полупарализованной собакой на руках, а та при каждом удобном случае норовит меня загрызть. Пожалуй, не будь эта зверюга в таком плачевном состоянии, она была бы не менее опасным противником, чем тигрица.

– Нет! – твердо сказала я, отводя взгляд от умоляющих синих глаз.

– Но…

– Мэйо, поверь мне на слово, мы не сможем заботиться об этой собаке.

– А может, давай ее отнесем тому господину, у которого мы выступали. Мне показалось, он добрый.

– Я думаю, он перестанет быть добрым, если мы принесем ему такой подарочек. Пес весит больше, чем взрослый мужчина, мы с тобой его просто не донесем.

– Это она.

– Что?

– Это психа!

– Все равно.

– Но она умрет от голода!

– И прокормить ее мы не сможем.

– Но…

– Хватит! – собаку и в самом деле было жаль. Смерть от голода и холода. Врагу не пожелаешь.

Я подошла к псине, вручив Мэйо узел с одеждой, достала нож. Собака, казалось, почувствовала, что я хочу сделать, перестала рычать, доверчиво подставив горло.

– Эй, вы что делаете?! – заорал колбасник. – Забирайте теперь эту падаль!

Не слушая его криков, я, взяв Мэйо за руку, отправилась прочь.

Мальчик вырвался и закричал, по щекам его катились слезы:

– Зачем ты это сделала?!

– Она все равно бы умерла. Только не так легко. Она калека и не смогла бы добывать себе еду, а для слабых на улице нет места. А представь, наступили бы холода, а она даже не смогла бы никуда спрятаться! Я лишь избавила ее от мучений.

Мэйо стоял и плакал. Мне тоже было здорово не по себе, но я старалась не подавать виду.

– А если я вдруг заболею? Или охромею? Или… – он судорожно вздохнул. – Со мной ты так же расправишься?

– Но ты не болен и не хром. Никто из нас не знает, что он сделал бы в той или иной ситуации.

– А если она бы выжила?! Выздоровела!!!

– У нее была сломана спина.

И я направилась прочь. Мэйо немного постоял, а потом все же посеменил за мной, но вдруг резко остановился и дернул меня за руку.

– Смотри!

У тела мертвой собаки стоял молодой пес. Кудрявый, рыжий, но все же на его морде угадывалась более светлая знаменитая «маска» чей-ни. В зубах он держал ощипанную курицу, явно стащенную с какого-то прилавка. Пес озадаченно посмотрел на мать. Положил добычу перед ее мордой, подтолкнул носом.

Мэйо, закусив губу, ненавидяще посмотрел на меня.

– Вот видишь! Она была не одна. Было кому позаботиться о ней!

– Наверное, ты прав…

Тут щен принялся сам уплетать принесенную добычу.

– А может и не прав. Может, я спасла жизнь этому рыжему, ведь теперь ему будет легче выжить.

Насупившийся мальчишка, так и не пожелав признать мою правоту, молча поплелся позади.

И тут, то ли боги и в самом деле решили наказать меня за собаку, то ли удача от нас отвернулась – дорогу заступили четверо. Мы как раз шли по узкому переулку к гостинице, и смрад отбросов на мостовой скрыл запах засады. Я попыталась отступить назад, но там стояли еще двое. В их руках блеснули ножи. Одежду придется заново покупать…

– Нехорошо красть! – я обернулась к тем, кто встречал. В их руках как по команде из-под широких плащей появились небольшие, но мощные самострелы. С такого расстояния они вряд ли промахнуться.

Полупреобразившись, я могу потягаться в скорости со стрелами, но вот Мэйо. Его я спасти не успею.

Те, кто стоял сзади, подошли, в поясницу мне уперлось лезвие ножа. По коже пробежала дрожь – клинок был из хладного железа. И где только уличные грабители его взяли! Хотя, это же самое дешевое и ненадежное оружие. Для всего, кроме охоты на оборотня.

– Мы не воры! – разнесся в переулке звонкий голос Мэйо. – Мы ничего не крали!

– Как же не крали? – возразил один из встречавших, на его лице появилась подленькая улыбочка. – Вы украли место на площади. Украли зрителей. А потом ничего не заплатили.

– Кому мы должны были платить? – устало спросила я.

– Надзирающему.

Кажется, нам пришлось столкнуться с местным воровским братством. Надзирающему и в самом деле платят все воры, попрошайки, а так же актеры и музыканты, случись им выступать на улице. Я как-то об этом забыла, и теперь мы поплатились за это.

– Так давайте мы заплатим. Сколько нужно? – потянулась я к кошельку, надеясь уладить дело миром.

– Раньше нужно было платить. Теперь Надзирающий хочет, чтобы вы были наказаны.

Ловкие руки обшарили меня, сняли кошель с пояса. Они находились так близко, но попробуй я преобразиться – нож вонзится мне в спину.

– Ну что? – спросил одни из тех, что держали самострелы. Тот, кто разговаривал со мной, по-видимому, предводитель, пересчитал деньги.

– Мало. У них еще должны быть шерлы за продажу кошки. Где они?!! Обратился он ко мне.

– Говори! – державший нож у моей спины чуть сильнее нажал на рукоять. Лезвие прорезало кожу.

Я закричала от дикой боли.

– Ты что?! – рявкнул предводитель. – Нам велено их наказать, а не убить!

– Но ведь я тихонько! – оправдывался грабитель.

Отлично, значит, они не знают, что я Кау Ши.

– Так где деньги?

Новый укол. Я закусила губу, из глаз непроизвольно брызнули слезы.

– В гостином доме! – крикнул Мэйо.

– Идем.

Хозяин видел, кто нас привел, но и пальцем не пошевелил, чтобы помочь.

В комнате грабители перевернули все, что только можно, но моего тайника не нашли.

– Мы все потратили, – выдавила я, пытаясь оправиться от нового приступа боли, на спине уже наверняка язва образовалась. Хладное железо разъедало тело с ужасающей скоростью.

– На что же? Где же те покупки, которые потребовали таких затрат?

Я молчала, не зная, что придумать.

Тогда он схватил жалобно пискнувшего Мэйо и прижал нож к его горлу.

– Где деньги?

– Вам же велели нас не убивать!

– Но велели и наказать. Можно, скажем, ухо отрезать. Или глаз выдавить, зачем мальчишке два глаза?

Мне стало понятно, что он не шутит. Подойдя к окну, я вытащила спрятанный между ставен мешок. Его тут же вырвали из моих рук. Грабитель нашел кошелек, довольно улыбнулся, а потом вытащил футляр с мечами.

– А здесь у нас что? – он вытащил на свет празднично засиявшего Тшиту, а потом и Шайру. Странно, но она, чуткая на любое движение, не произнесла ни звука. Недаром же мне казалось, что этот меч обладает каким-то собственным разумом.

Не заинтересовавшись старым мечом, грабитель отбросил его в сторону. Шайра упала на кровать, скользнула в щель возле стены и упала на пол, будто спрятавшись. А Тшиту он вновь уложил в футляр и сунул под мышку.

– Уходим. И не смейте больше показываться на площади или еще где. Увидим, что выступаете – порешим. Такова воля Надзирающего.

Как только за грабителями захлопнулась дверь, Мэйо кинулся ко мне и зарыдал, уткнувшись носом в мою тиску.

– Тише, тише, – я погладила по черноволосой, кудрявой голове. – Все в порядке, они ушли, – объятия мальчика причиняли боль, он задевал рану на спине.

– Они забрали все деньги! А теперь мы больше не можем выступать!

– Ну… зато они не забрали Шайру. А главное – мы живы. И у нас есть руки, ноги и – голова. Что-нибудь придумаем, – я щелкнула его по носу.

– А что мы можем придумать? – Мэйо уже успокоился. Он отпустил меня и вытер глаза.

– Что-нибудь да непременно придумаем, – я снимала одежду, рану необходимо промыть.

Тиску придется зашивать и застирывать, безрукавку и рубашку тоже. Мэйо вскрикнул, увидев рану у меня на спине.

– Как он мог тебя так сильно ранить?

– Хладное железо. Оно смертельно опасно для оборотней, особенно ржавое.

– Но ведь ты не простой оборотень!

– Ну и что.

Я попыталась промыть рану, но у меня ничего не получалось. Мальчик забрал миску с водой и тряпку.

– А сталь? – спросил он.

– Нет. То, что закалялось в огне, не причиняет вреда оборотням. Для нечистых – серебро и хладное железо, для таких как я – только хладное железо.

– А медь, бронза, золото?

– Раны, нанесенные оружием из этого металла почти не страшны для нечистых, мне – опаснее, но если вовремя преображусь, раны затянутся. Для нечистых куда опаснее оружие из дерева, кости, камня, например, янтаря и гематита, раны от такого оружия не зарастают мгновенно, заживают как на обычном человеке, переходя из преображения в преображение.

– А на тебе? – тут же поинтересовался Мэйо.

– Ты меня случайно не убивать собрался? – с улыбкой спросила я.

– Должен же я знать от чего тебя защищать!

Я хмыкнула.

– На мне раны от такого оружия заживают почти мгновенно. Что-нибудь еще хочешь узнать?

– Да. Почему железо так влияет на оборотней? Почему хладное железо? Почему не сталь?

– Я точно не знаю. Но считается, что железо разъединяет личины человека и зверя, и это ведет к гибели оборотня. Поэтому, когда на оборотне надето что-то железное – цепь, ошейник, колодки… он не может преобразиться. А хладное железо. То железо, что ковали способом холодной ковки. По тем же легендам в нем сохраняется стихия земли. В стали же ее выжигает огонь.

– А при чем тут стихия земли?

Мэйо смотрел не отрываясь. Не отвертишься ведь.

– Когда-то оборотни сильно обидели богиню земли Ааншу, они сказали, что раз наполовину люди, наполовину звери, то не являются ее родными детьми, предпочтя родство с огнем и небом. Ночным небом. Богиня сильно обиделась и сказала, что тогда она разъединит две сущности в оборотнях, и раз они ей по крови не родные, то ее кровь и будет разделять. А кровью Ааншу называют железо. Вот так-то.

– Понятно, – кивнул мальчик, отжимая розовую от крови тряпку. – Все, вроде. Больше не течет.

– Спасибо, – я на миг полупреобразилась. Рана тут же зажила, оставив только выпуклый рубец. Теперь в шерсти проплешина будет.

– Кстати, если в оборотня брызнуть кровью, когда он преображается, или водой, в которой долго лежало серебро, можно остановить преображение.

Мэйо рот открыл.

– А как же рассказы о том, что оборотни пьют кровь для того, чтобы преображаться?

– Так ни в одной из сказок нет того, что оборотни в крови купаются.

Мальчик задумался и умолк. Хорошо, что я отвлекла его от произошедшего. Теперь, когда он успокоился, будем думать о том, как нам выкручиваться. Можно уйти из Кумшу в другой город, неподалеку их много, но для этого нужны деньги. За вход в Кумшу плату не берут, а вот за выход берут, да еще как. И из города никак не выберешься, кроме как через специальные, выходные ворота. А там стража не пропустит, моли, не моли.

Если отправиться красть, об этом может узнать Надзирающий, и тогда нас убьют.

Продать что-нибудь ценное? Но что у нас есть, кроме Шайры?

Меч, завернутый в тряпки, лежал на стуле. Если его увидит знаток, он сочтет меня воровкой, или, что еще хуже, признает. На миг мелькнула святотатственная мысль – выковырнуть одну из жемчужин на эфесе меча. Пусть она и потрескавшаяся, но за нее можно выручить шерла четыре золотом, как раз чтобы нам с Мэйо покинуть город.

Но это значило – покуситься на то единственное, что мне осталось от матушки. Мне стало противно самой себя. Нет! Никогда!

И тут я вспомнила предложение Акшена. А ведь на этом можно неплохо заработать. Нет, к Акшену ходить нельзя. Его дом на площади, все сразу вспомнят, что Мэйо уже вроде как продал кошку. А вот на базаре…

– Мэйо! Я придумала!

Глава 4

Почти всю ночь мы обсуждали предстоящую авантюру. Мэйо она не понравилась, но ничего лучше он предложить не смог.

– Не расстраивайся. Я убегу и вернусь к тебе.

– А вдруг что-нибудь случится?!

– Но что может случиться? Со мной?

Мальчик вздохнул и согласился.

Затемно мы вышли из гостиницы, забрав все вещи. Получив деньги, Мэйо должен был немедленно уходить из города и ждать меня в ближайшем лесу. Здесь была загвоздка – я могла задержаться, и ему пришлось бы провести там часть ночи. Но Мэйо храбрился и убеждал меня, что справится. Я же обещала постараться нигде не задерживаться и к ночи его догнать. Так же мы договорились о том, что я сама укажу на того, кому меня продавать.

Преображаться пришлось в темном переулке, почти таком же, как тот, в котором нас грабили. Мэйо свернул мои вещи и сунул в мешок, потом натянул на меня заранее приготовленный кожаный ошейник, привязал к нему веревку и повел на базар – продавать.

Мы забились куда-то в середину звериных рядов. Слева старик в квадратной, сплетенной из соломы шляпе, продавал серых щенков, выдавая их за чей-ни; справа парень с десятком клеток торговал ручными горностаями. Зверьки метались по клеткам, блестя черными глазками. При виде меня они заскакали еще быстрее, в воздухе разнесся неприятный запах. Продавцы нехотя подвинулись, давая Мэйо место.

Покупателей на столь редкий товар, как взрослая горная львица, не находилось. Кто-то приценивался, гладил, но все уходили.

Мэйо замерз, сначала запустил руки в мою шерсть, а потом и вовсе прилег мне на спину, прижавшись в поисках тепла. Я задремала: сказывалась бессонная ночь. И тут вдруг над нами раздался голос.

– Эй, парень. Ты спишь, или продаешь?

Мэйо вскинулся.

– Продаю!

Я оглядела покупателя. Высокий, повыше большинства виларцев будет, да и пошире, могучий, светловолосый. Аднец.

– А она хорошо приручена? – говорил покупатель чисто с едва заметным акцентом, видимо давно живет в Империи. Не стар, едва за тридцать перевалило. Интересно, а зачем ему горная львица?

– Хорошо. Не сомневайтесь, господин. А еще разным фокусам обучена. Может плясать, петь, считать.

– Нет, это мне без надобности, – улыбнулся мужчина. – Мне спутник надежный нужен, а не плясунья.

– Так купите собачку! – тут же встрял старик, суя белобрысому в лицо всю свою псарню.

– Нет, – мужчина отстранил щенков. – Сколько с ними забот, пока вырастишь. Да и к горному льву я привык. Мой на днях скончался от старости.

Он так и сказал «скончался», не «сдох», а «скончался». Хотя, может аднец не совсем владеет языком.

– А чем же вы занимаетесь, господин? – спросил Мэйо, прижимаясь ко мне.

– Я путешественник. Ученый. В моем деле без надежного спутника нельзя.

Я хлестнула Мэйо по ногам хвостом, давая знак, чтобы продавал.

– Хорошо. Сто шерлов.

– А не дороговато ли? – нахмурился мужчина.

– Здоровая, сильная, молодая кошка. Совсем ручная, а умная какая! – принялся расхваливать меня Мэйо.

– Я куплю! – откуда-то из толпы вынырнул невысокий невзрачный мужчина. – Не берете, господин? Тогда я возьму.

– Нет, беру.

– Вдвое даю цену!

Мэйо растерянно посмотрел на меня. А я не сводила глаз с нового покупателя. Он теперь был не в стражницкой форме, но я сразу узнала того, кого приняла поначалу за охотника на оборотней.