Снег над Россией

Услышав его вопрос, незнакомка застыла и задумалась, словно бы не знала, что ответить. Данила озадачился.

После минутного раздумья девушка с глазами, как у белки, сказала:

– Алиса. – И протянула ему маленькую, крепкую ладонь.

Правила приличия предполагали, что в ответ она спросит, как зовут его, но она почему-то промолчала.

– Еще пирогов? – предложила Алиса.

Тогда Данила чуть обиженно заметил, что он – Данила. Она кивнула – ну, дескать, ладно – на здоровье!

– Ты откуда? – поинтересовался Данила, чуть не добавив «такая»?

И тогда она выдала:

– Слушай, Данила, а давай не будем рассказывать о себе правду?!

– Не понял?! – озадачился Данила, списав собственную непонятливость на недавние фейерверки в голове. Но оказалось, что у этой девицы салюты в башке еще ярче.

Маша так долго стояла у окна, глядя на снег, что ей стало казаться, что прошла целая снежная вечность и они с Олегом простились, по меньшей мере, год назад; а между тем это был тот же вечер тридцатого декабря, вечер на самом краешке года…

Вот ведь интересно – обычно люди планируют начать новую жизнь в новом году, например, первого января – это красивая дата, идеально подходящая для новых начинаний и символического прощания с прошлым. А вот у нее, выходит, новая жизнь начинается в последние часы уходящего года (нелепость какая-то!), и все потому, что так захотела некая Света, а Олег пошел на поводу у своей девицы. Впрочем, она сама когда-то, много лет назад, совершила непростительную ошибку, и, если кое-что вспомнить в этой стихийно свалившейся холодным снегом за воротник новой жизни, станет ясно, что Света тут вообще ни при чем… И если уж начинать с чистого листа, то, может, с воспоминаний, чтобы что-то такое понять о себе важное, разглядеть за этим снегом… Господи, как долго он идет в ее жизни!

На улице по-прежнему мело, снежное чудо продолжалось. Наверное, так и будет мести до самого Нового года… «Завтра Новый год, – вздохнула Маша, – и как это право, некстати!»

В последние годы она не связывала с новогодними праздниками особенных надежд и не верила в новогодние чудеса, но в этот снежный вечер у нее что-то дрогнуло внутри, то ли снегом навеяло, то ли… «И кажется, что-то произойдет, вот там, в глубине двора, вдруг увидишь родной силуэт, а может, тишину неожиданно разрежет телефонный, или дверной звонок, и…» – она вздрогнула – звон дверного звонка показался слишком резким и продолжительным.

Глава 3

Открыв входную дверь, Маша остолбенела. На пороге стояла ее подруга юности Инна Куприянова.

– С наступающим! – тихо сказала Инна. – Можно войти?

Разговор не клеился. В сущности, как считала Маша, им вообще не о чем разговаривать, прошлое быльем поросло.

– До сих пор на меня обижаешься? – съежилась Инна.

Маша задумалась – что сказать? Вопрос Инны был из разряда «перестала ли ты пить коньяк по утрам?». Не знаешь, как ответить правильно, привычных «да» или «нет» не хватает, тут еще подразумевается множество нюансов и смыслов.

– Значит, обижаешься! – печально, но неверно заключила Инна.

Бывшие подруги прошли в гостиную, устроились на диване и… надолго замолчали. Инна сидела с лицом каменного идола (если каменное изваяние причесать, раскрасить и надеть на него обтягивающее платье – получилась бы вылитая Куприянова!). «Да и я не лучше, – подумала Маша, – тоже застыла как истукан. Однако какая нелепая ситуация!»

Нелепость ситуации дошла и до Инны. Виновато вздохнув, сказала, что, пожалуй, пойдет, и потопала в прихожую.

«Вот сейчас она уйдет, и мы больше никогда не увидимся! – кольнуло Машу. – А ведь ей непросто было решиться прийти ко мне после стольких-то лет…»

– У меня есть шампанское, – вдруг крикнула она в спину бывшей подруге. – выпьем?

– Давай! – расцвела Инна.

Откупорили шампанское, обменялись дежурными фразами, вяло обсудили общих знакомых, но беседа по-прежнему не клеилась. Тогда Маша, вспомнив, что у Олега в баре с незапамятных времен застоялась бутылка водки, подмигнула Инне: «Может, водки?» Определенно, эту ситуацию могла спасти только сорокаградусная. И действительно, под водку разговор начал разворачиваться в правильную сторону.

– Все-таки водка – это душевно! – изрекла Инна, слегка расслабившись.

Маша усмехнулась:

– Тренд сезона – душевность! Сейчас это модно, все хотят быть душевными, правда, не у всех получается.

От водки что-то размягчалось, теплело в душе, и теперь, когда Инна во второй раз спросила про ту давнюю ссору (когда их дружбу, словно ножом разрезали – пополам!), Маша искренне (как на духу!) призналась, что нет у нее на Инну никакой обиды: «Я давно уже это отпустила. Все сложилось, как сложилось!»

Инна расчувствовалась, пустила слезу:

– Сколько же, мать, мы не виделись? Четыре года?! С ума сойти!

– Да, – вздохнула Маша, – годы мелькали, как огни на этой елке. Представляешь, я и очнуться не успела, – пожалуйста, распишитесь в получении – тридцать восемь!

– Что уж тогда мне говорить в мои сорок? – проворчала Инна. – Я бы, например, мечтала скинуть эту пару лет и оказаться в твоем возрасте. Мечтала бы об этом так же, как о том, чтобы сбросить унижающие мое женское достоинство лишние десять килограммов веса!

Тут барышни посмотрели друг на друга так внимательно, как могут смотреть только бывшие подруги, встретившиеся спустя долгое время. Инна чуть обиженно заметила, что Маша по-прежнему выглядит, как изящная фарфоровая статуэтка.

– И как тебе это удается, Морозова?! Это же нечестно по отношению к другим женщинам!

В отличие от стройной Маши, Инна «поплыла». Она и в юности была крупной, а с годами уверенно прибавила в весе. Впрочем, Куприянову это не портило, тем более что с ее высоченным ростом полнота справедливо считается статью, а стать украшает русскую женщину.

Одета Инна была в своей манере – что-то нарядное, бьющее в глаза. В первые годы их дружбы Маша ненавязчиво пыталась привить Инне вкус, но потом осознала тщетность этих усилий. «Ну а что?! – однажды виновато вздохнула подруга. – Мань, ты представляешь меня в маленьком платье Шанель, твою мать?!» Маша покачала головой – нет, не представляю, и признала за Инной право быть собой.

Маша спросила, чем занимается подруга, и, узнав, что у нее свой ресторан, ничуть не удивилась – все правильно, у Инны настоящий кулинарный талант.

– Какая ты молодец, Инна! Собственный ресторан – это здорово! И, наверное, очень удобно – не надо готовить дома, можно поесть на рабочем месте?!

Инна расхохоталась:

– Есть и минусы! В виде жирного плюса – плюсуем уже упомянутые десять лишних кило! Как говорится: все, все, что нажрано непосильным трудом! Но если серьезно, ты же помнишь, что я всегда была помешана на кулинарии?!

Маша улыбнулась:

– Я все помню, Инна…

Они познакомились двадцать лет назад в общежитии института очень легкой промышленности, в котором Маша училась на модельера, а Инна на технолога пищевого производства.

Москва. 1990 годы

Соседка по комнате, высокая, крепко сбитая (кровь с молоком!) рыжеволосая девушка окинула Машу оценивающим взглядом и поинтересовалась, указывая на зачехленную швейную машинку:

– Чо это у тебя там? Баян?

Маша смутилась:

– Почему баян? Швейная машинка. Привезла с собой из дома.

Рыжеволосая кивнула:

– Понимаю. Я вон тоже, гляди, с чем притащилась! – и, подмигнув, пригласила Машу заглянуть под кровать, где обнаружился целый арсенал кухонной утвари: казан, кастрюли.

Маша аж рот разинула:

– Ничего себе!

– А чего? – хмыкнула девушка. – Люблю готовить. Не магазинное же есть! А готовить нужно в правильной посуде. Например, хороший плов можно приготовить только в специальном казане! – Она вытащила увесистый казан, в котором запросто можно было сварганить плов для всей общаги.

– А я шить люблю! – призналась Маша.

– Тоже хорошо, – улыбнулась рыжеволосая соседка, – кстати, меня Инна зовут. Я из Омска. Слушай, а давай так – я тебя сегодня вечером кормлю пловом, а ты мне треники подошьешь?

– Давай! – согласилась Маша.

С того вечера началась их дружба. Суровый быт общежития, скудная стипендия не раз испытывали подруг на прочность. Иногда за неделю до стипендии у них заканчивались деньги. В такие дни в кошельке была сосчитана последняя мелочь (Маше, конечно, давали деньги родители, но она талантливо умудрялась их сразу спустить – в основном на ткани, покупала метры «красивостей» и отшивала им с Инкой наряды), выручал барышень только Инкин кулинарный гений. Куприянова могла сварить суп даже «из топора». Так и жили: Инна подкармливала Машу, Маша ее обшивала.

Маша полюбила яркую, большую, громкую Инну, в которой всего было с избытком: веселья, душевности, наивности. За пару лет, что подруги прожили в одной комнате, они по-настоящему сроднились. Жили бедно, но весело. Москва бурлила, барышни учились, бегали по выставкам и театрам. Все – впечатления, радости, горести – было на двоих. А потом у Маши появился Олег, и для нее началась другая жизнь…

Надо же – все так живо предстало перед глазами: бесшабашная юность, институт, общага. Какие они с Инкой были смешные, наивные! Строили планы, мечтали – Маша о своем модельном доме, Инна о собственном ресторане, и обе хотели быть счастливыми, любимыми, спешили жить…

– Да я-то что! Вот ты у нас звезда, Маня! – сказала Инна. – Кстати, я видела твою последнюю коллекцию, и признаюсь – не удержалась, купила одно платье. Оно какое-то… волшебное. Ну, правда, что надо подчеркивает, а мои пироги и прочую сладкую сволочь, отложившуюся в самых неподходящих местах, гуманно стирает ластиком. Как это у тебя получается?

Маша улыбнулась:

– Знаешь, перед тем как сделать эскиз модели, я всегда представляю женщину, для которой придумываю платье. Я думаю, что у этой женщины, возможно, был тяжелый день, у нее паршивое настроение, и мне хочется устроить ей маленький праздник в виде чудесного преображения. Я хочу, чтобы, надев мое платье, она отправилась в нем на свидание (не пошла, а полетела!), будучи уверенной в своей неотразимости, ведь если у женщины есть такая уверенность – она горы свернет!

Семейное предание гласит, что однажды Маша, будучи в совсем несознательном «слюнявом» возрасте, полеживая в коляске, вдруг заприметив в маминых руках яркую ткань, необычайно взволновалась и протянула к ней руки: дай-дай! Присутствовавшая при этом Машина бабушка неодобрительно покачала головой: «Девка будет тряпичницей!» И как в воду глядела – внучка стала самой что ни на есть тряпичницей, куклы ее интересовали исключительно с точки зрения их нарядов, а в альбомах она рисовала преимущественно эскизы одежды. Еще учась в младших классах, Маша начала шить на бабушкиной машинке. Сначала она шила себе платья, перешивая мамины наряды, а потом добралась до сокровищ, хранящихся в бабушкиных сундуках (вот где можно было развернуться!): тафта, бархат, парча и шелк, шелк! Любовь модельера Марии Морозовой к аристократическим натуральным тканям уходит корнями в ее детство.

Выбор будущей профессии для Маши не был случайным; уже в институте она подумывала о собственном швейном производстве, хотя и не знала, с какой стороны подступиться к реализации мечты – не было ни денег (пресловутого стартового капитала), ни опыта. Кстати, Маша и в юности не обольщалась идеей внезапного успеха, свалившегося на голову в одночасье (сегодня ты придумал что-то, а завтра проснулся знаменитым!), догадываясь, что ей придется пойти другим путем – муторным, длинным, что называется – по прямой, честно вкалывая и двигаясь вперед маленькими шажками.

Ее молодость пришлась на лихие девяностые, страну сотрясали перемены, во всех смыслах, – это было удивительное время. Подруга Инна как-то сказала, что деньги сейчас валяются под ногами – надо только уметь их собирать, и предложила зарабатывать вместе. «А что нужно делать?» – поинтересовалась Маша. «Увидишь!» – расхохоталась Инна. В воскресный день они вдвоем поехали на рынок, где Инна продемонстрировала свою бизнес-идею «круговорота вещей в природе»: на одном конце рынка она купила лаковые итальянские туфли за сто рублей («Инка, ты с ума сошла! – ахнула Маша. – Такая дороговизна!) и через час продала их на другом конце рынка за сто восемьдесят рублей. «Вот такая арифметика!» – Инна снисходительно хлопнула Машу по плечу. После этого подруги три месяца ходили по выходным «работать» на рынок. Времена, когда барышни сидели на картошке и хлебе, остались в прошлом, тем не менее Машу категорически не устраивало такое «добывание денег из воздуха», сомнительное «купил – продал», ей хотелось делать что-то самой.

Вскоре, отказавшись от походов на рынок («Инка, я не хочу быть спекулянтом!»), Маша стала «варить» джинсы (оборотистая Инна их куда-то пристраивала), потом шить модные тогда мини-юбки (они уходили на ура), но, конечно, мечтала о другом – собственном доме, коллекциях и радости творчества.

Ее путь был долгим. При этом – все сама, без чьей бы то ни было помощи. Она и на поддержку мужа никогда не рассчитывала, самостоятельно зарабатывая деньги на свой будущий бизнес. Олег считал ее «тряпочки» блажью, делом пустяковым, но безопасным (уж лучше пусть жена проводит вечера в обнимку со швейной машинкой, чем будет шляться неизвестно где и с кем), препятствий для ее «индивидуальной трудовой деятельности» он не чинил, но и не помогал: «Извини, Маруся, мы не можем вкладывать деньги в рискованные проекты». Ладно, не может, и не надо – сама справится.

На заработанные деньги Маша арендовала помещение (сначала это была комната в десять метров), наняла нескольких сотрудников, наладила связи с торговыми центрами. Ее первым успешным проектом стала коллекция футболок с забавными принтами. Все, что зарабатывала, она вкладывала в расширение производства – арендовала цех, увеличила штат сотрудников. Через несколько лет у нее уже было небольшое ателье, специализирующееся на пошиве авторской одежды под брендом «ММ» (Мария Морозова).

– Это только начало, – Маша делилась планами с мужем, – вот увидишь, когда-нибудь у меня будет свой модельный дом!

Олег пожимал плечами:

– Ну, не знаю, Маруся, сейчас ведь можно покупать готовые вещи! Такие шмотки хлынули рекой, к тому же многие теперь имеют возможность покупать за границей. Кому нужен твой самтрест?! Прогоришь!

Маша спокойно возражала:

– Во-первых, ни одна купленная вещь никогда не будет сидеть на тебе так, как если ее по твоим меркам сошьет профессиональный портной. А во-вторых, подожди, время пройдет, многие пресытятся вещами массового производства и захотят чего-то дизайнерского, штучного.

Маша считала, что мода – это высокое искусство, позволяющее создавать и раскрывать индивидуальность.

Первую коллекцию, благодаря которой о ней стали говорить как о перспективном модельере, Маша создала в ретростиле. Ей вдруг захотелось одеть женщин, как кинодив, и чтобы у каждой за плечами угадывался королевский шлейф, нести который с готовностью вызвались бы сотни мужчин. Потом была коллекция «правильных платьев», вроде ничего особенного, но такой безупречный крой (каждая деталь продумана и архитектурно просчитана, как деталь самолета), что пять килограммов (всегда мешающих даже самой изящной женщине) уходят в минус, а вместо них – пять сантиметров над землей волшебного парения, вызванного горделивым осознанием своей красоты. Позже возник модельный дом «ММ», модный журнал, открылся первый магазин, затем второй…

Сама Маша считала, что профессия обязывает ее к постоянному профессиональному росту и движению вперед – даже достигнув успеха, она не успокаивалась и не почивала на лаврах. С одинаковым интересом Маша ездила в Париж и Милан на показы и выставки, на стажировку в Японию (был период, когда она увлеклась творчеством японских модельеров) и, скажем, в Павловский Посад, знаменитый своими шалями. Маша серьезно изучала историю моды и историю русского костюма – она намеревалась использовать элементы народного костюма в своих коллекциях, потому что не хотела быть безликим дизайнером, ориентированным только на европейскую моду. Она проводила много времени за изучением старых фотографий и архивных пленок с показами коллекций знаменитых домов моды. Она интересовалась театральными костюмами и, по просьбе знакомых из театрального мира, сделала костюмы к трем спектаклям. Ей хотелось развиваться, и поэтому она ответила согласием на предложение стать редактором модного журнала («да, это любопытно!»), она согласилась и когда ей предложили выступить дизайнером коллекции фарфора («я никогда этого не делала, но тем интереснее!»). Однажды отвечая на вопрос журналиста о «слагаемых ее успеха», Маша искренне ответила, что никаких особенных секретов у нее нет, «просто нужно очень любить то, чем занимаешься».

Конечно, у нее случались и откровенные неудачи, а порой приходилось начинать все с нуля. Зачастую собственный путь в бизнесе напоминал ей детскую настольную игру – бросаешь фишку и перемещаешься на энное количество пунктов вперед, и вот уже кажется, что ты у самой цели, победа в кармане, а потом вдруг тебе выпадает такая фишка, согласно которой ты должен вернуться обратно – в самое начало пути, и до победы опять как до луны. В один отнюдь не прекрасный день с Машей так и случилось – ухнул дефолт, и все ее достижения и результаты (равно как и накопления) обнулились. У нее опустились руки. Казалось, на то, чтобы начать все сначала, не хватит ни сил, ни банально – денег, и все-таки она тогда выстояла, не сдалась. Постепенно все стало налаживаться, выравниваться, и она снова шаг за шагом (как говорят мудрые китайцы: «дорога в тысячу ли начинается с первого шага») пошла вперед. «Молодец, Морозова, – хвалила ее Инна, – у тебя какая-то неукротимая воля и бульдожья хватка!»

– Вот я и говорю, что ты молодец – добилась всего, чего хотела! – сказала Инна. – Если честно, я всегда знала, что у тебя все получится!

Маша усмехнулась – да, добилась. Получилось. Гениальные слова Раневской: «Все у вас получится, стоит только расхотеть…» Да, она стала известным дизайнером, у нее собственный бизнес, но при этом она (тсс, скажем шепотом, чтобы никто не слышал!) «переросла» эту мечту, выросла из нее, как из коротких штанишек. Долгие годы ее жизненным девизом была установка, что достижения человека должны превышать его возможности, и вот вроде можно поставить себе «зачет»: того добилась, тем стала, связи, возможности, деньги (той девочке из института «очень легонькой» промышленности, стучащей по ночам в общежитии на швейной машинке, это казалось недостижимой мечтой), но, черт побери, откуда у нее сейчас это горькое – ножом по сердцу, чувство, что главное в жизни прошло мимо?! И как про него рассказать подруге юности?

Маша улыбнулась:

– Знаешь, на днях я сказала Даниле, что первый раз под Новый год ничего не загадываю и не строю никаких планов!

– Почему? – удивилась Инна.

– Потому что не хочу смешить мироздание! А если серьезно… Наверное, просто поняла, что жизнь нельзя подогнать под установленный план. Вот я – много планировала, пахала, как лошадь, а в итоге свой главный жизненный план – стать счастливой – так и не выполнила. В общем, пусть все идет стихийно, как этот снег…

Инна налила им еще по рюмке:

– Ладно, давай за стихийность! Кстати, как поживает Даня?

Маша фыркнула:

– Ну, как Даня?! Вырос здоровенный оболтус, красавец, косая сажень в плечах, но в голове ветер – абсолютно безбашенный парень. Все жду, когда он остепенится.

– Он не женился?

Маша покатилась со смеху:

– Кто? Данька? Скорее рак на горе свистнет. Девицы его избаловали, он с юности привык, что барышни вокруг него хороводы водят. Все какие-то романы, увлечения, несерьезный человек!

– Давай будем рассказывать то, что придумаем о себе, а не то, что есть в реальности! – предложила Даниле его странная попутчица.

– А зачем? – уточнил он.

– Так интереснее! – пояснила Алиса и раскрыла свой художественный замысел. – Согласись, что рассказывать о себе скучную правду и подлинные биографические данные «ну где-то там родился, где-то учился» – неинтересно, множество людей знают о нас эти банальные факты! Гораздо интереснее напридумывать про себя всякого, встретившись с кем-то, кого мы не знаем; случайный попутчик в поезде – собеседник на одну ночь, подходит идеально! Все равно утром мы расстанемся и никогда друг о друге не вспомним! (На этой ее фразе, сказанной с очаровательной, непосредственной улыбкой, Данила споткнулся и подумал: а не обидеться ли ему, на сей раз – окончательно?!) А так мы можем хотя бы на одну ночь «отпустить реальность» и дать поиграть воображению! Ну что, играем?

– Ладно, – усмехнулся Данила, – играем. Тогда мне сто девять лет, и я фрейлина последней императрицы!

Его новая знакомая невозмутимо заметила, что она «почему-то так и думала!», и рассказала, что она, в свою очередь, сочиняет сказки для детей, в свободное время играет в женской хоккейной команде и воспитывает трех французских бульдогов.

– Складно, – хмыкнул Данила, разглядывая сидящую напротив него чудаковатую девицу.

Говорят, что первое впечатление нельзя произвести дважды – и это точно. Первое впечатление, которое на него произвела эта девушка, было ошеломляющим – она нанесла ему джеб (точечный удар кулаком в голову) столь сокрушительной мощи, что вряд ли что-то могло ошеломить Данилу сильнее; но она продолжала его удивлять. Что и говорить – это была неординарная девушка.

– Таких, как ты, нет, не было и не надо! – выдохнул Данила.

Алиса благосклонно кивнула – нормально, принимается.

– Имя-то хоть настоящее? – усмехнулся Данила. – Тебя действительно зовут Алиса? Я уж не знаю, чему верить после трех бульдогов!

Алиса заверила, что имя настоящее, за все остальное – она не ручается, понимай, как хочешь.

– Я предупреждала, что буду привирать, а это, согласись, характеризует меня как честного человека.

– Ладно, – согласился он, – тогда твоей биографии мы касаться не будем, поговорим на другие темы.

К тому же тем было, что называется, в избытке.

О чем могут говорить два попутчика в поезде, разменивая стаканы с чаем и дорожные версты? Да обо всем на свете. «Синдром случайного попутчика» – интересное явление в прикладной житейской психологии. Ну в самом деле, разве знакомому человеку можно довериться со всей дури искренности, не боясь быть неправильно понятым? Вряд ли. А незнакомому – запросто. Ты ведь этого человека больше никогда не увидишь. Так что в чем-то Алиса была, безусловно, права.

Итак, они обсудили музыку, любимые фильмы, поговорили про путешествия и, конечно, про Новый год, а как иначе? Сошлись на том, что этот праздник справедливо назначен на роль главного в этой стране; а потому что какой праздник может быть главным в стране, которой управляет рок (Божественное провидение!), где каждый всю жизнь надеется на чудо и пресловутый «авось» и верит в то, что с Нового года (понедельника!) начнется новая жизнь?! Конечно, это может быть только очень иррациональный праздник. Ну, правильно, тридцать первое декабря!

– А правда, что мужчины в этот день любят ходить в баню? – хихикнула Алиса.

– Конечно, – кивнул Данила, – а я вот не дождался и сходил в баню сегодня. Подготовился, так сказать, заранее.

Заметив ее недоуменный взгляд, он пояснил, что отправился на вокзал прямо из бани. Тонкие брови Алисы поползла вверх.

– Да, правда, правда! – подтвердил Данила. – Новый год, баня – самая русская тема! Еще потом всякие приключения начинаются… Я баню под Новый год люблю так же, как в детстве любил ходить на новогодние елки; представляешь, мне мама брала билеты на все елки города!

– Мне тоже! – обрадовалась Алиса.

Данила попытался представить ее маленькой и спросил:

– Слушай, а ты кем была на елках? Небось снежинкой?

– Нет, – лукавая улыбка, – пиратом!

– Врешь?

– Нет! Снежинками были все, а я хотела быть пиратом. И упрямо была пиратом!

Данила покачал головой – как он запамятовал?! Попутчица-то ему попалась оригинальная! Эта девушка непростая, как ее пироги – не угадаешь, какая там начинка. Кстати, настроение у нее менялось, как погода в весенний день, – то смеется (смех, приглашающий рассмеяться вместе с ней, разделить ее радость), то становится задумчивой (даже вот задумчиво-мечтательной!), то говорлива, то молчалива, только глазищами зырк-зырк.

– Занятная ты! – улыбнулся Данила.

Ха! Кажется, его неправильно поняли. Алиса вдруг насторожилась и совершенно серьезно сказала:

– Только давай договоримся сразу – не надо в меня влюбляться!

Теперь он точно решил обидеться. Да что она о себе воображает?! Влюбляться?! Очень надо!

– Можешь не беспокоиться, – проворчал Данила, – не влюблюсь. Я вообще еду в Питер на встречу с девушкой своей мечты!

– Поздравляю! Тогда тем более не будем создавать друг другу лишних сложностей!

Поезд качнулся и остановился. Они выглянули в окно. Поезд стоял на тихой, занесенной сугробами станции. Светила луна. Снег кружил в свете фонарей. Алиса прошептала: