Ангелос

– Малышка, мы не сможем ее разбудить. Все умирают, когда постареют.

Девочка замерла на миг, а потом, с трепетом задала вопрос:

– Мы тоже умрем?

– Да. – прошептала Алина, убеждая себя в том, что рано или поздно кто-то поведает Джаннет об этом законе жизни, и лучше пусть это сделает она сама.

Выросшая в советское время, когда не особо поощрялись религиозные разговоры, Алина была недостаточно осведомлена о понятиях «жизни после смерти». И, хотя Союза уже не существовало, годами вбиваемые в сознание детей субъективные понятия системы мира оставляли свой след в их жизнях. Поэтому Алина не была уверена: стоит ли говорить Джаннет что-то о вечности души, тем более, что сама она об этом мало что слышала.

– И я умру? – продолжала спрашивать девочка.

– Когда-то и ты…– сказала мама и крепко обняла дочь.

– И ты умрешь? – с еще большим ужасом спросила Джаннет.

– Да. – Алина опустила взгляд.

– И тогда мы больше никогда не увидимся? – заплакала малышка, крепче обнимая мать.

– К сожалению, да, родная. – сжав в объятиях девочку, Алина горько заплакала вместе с ней.

Так ранним утром в маленькой квартире стояли две души. Крепко обнявшись, они рыдали, потому, что не знали: ждет ли их встреча после такой сладкой, но короткой жизни.

Затем в квартиру ввалилось много родственников. Казалось, поток их не прекратится, и маленькая квартира вот-вот разорвется на клочки от их напора. Они громко плакали и причитали. Джаннет смотрела на всех этих людей, многих из которых она едва знала, с нескрываемым ужасом. Отца нигде не было видно.

– Джаннет, – окликнула ее соседка Сева, стоявшая в дверях, рядом с подругой Эльзой, – иди сюда. Лала звала тебя, хочет с тобой поиграть.

Джаннет была рада убежать из дома, но оставлять мать одну ей тоже не хотелось. Взглядом она поискала Алину и нашла ее среди нескольких женщин на кухне. Худая и высокая Эльза уже протискивалась между плачущими людьми, направлялась к подруге, чтобы утешить ее. Увидев Севу, Алина утвердительно кивнула дочери. Джаннет побежала к соседке. Та раскрыла ей свои теплые и мягкие объятия.

– Ты моя дорогая! – выдохнула она, сгребая девочку на руки и относя к себе домой.

От Севы пахло домашними пирожками. Женщина несла Джаннет в соседний блок. На улице тоже толпилось много людей. Джаннет выискивала среди них отца. На мгновение ей показалось, что она заметила его грустное, осунувшееся лицо.

– Папа! – крикнула девочка, но Сева быстро забежала в блок, поднимаясь на свой этаж.

– Твой папа занят, малышка. Поговоришь с ним потом, а сейчас иди к подружке.

Когда Сева опустила Джаннет на пол в коридоре своей квартиры, из комнаты с топотом выбежала упитанная кудрявая девочка. Она бросилась к Джаннет и крепко обняла ее. Она обнимала Джаннет точно так же как Сева, с любовью и заботой. И пахло от нее теми же пирожками.

– Пойдем ко мне в комнату, я покажу тебе мою черепашку! Она живет в коробке из-под папиных туфлей. Гляди, какая забавная. – затараторила Лала, втягивая грустную и растерянную Джаннет за собою в комнату.

Девочка была ошеломлена новостью о смерти бабушки и тем, что эта самая смерть придет ко всем ее любимым. Но веселая болтовня Лалы всегда отвлекала ее. Сегодня подруга особо старалась отвлечь Джаннет, которую забавлял ее по-матерински заботливый характер.

– Тетя Алина разрешила тебе остаться у нас на ночь! Прекрасно, правда? Попробуй пирожок. Черепашка почему-то отказалась.

Вдруг в окно что-то стукнуло, и девочки бросились поглядеть. На улице стоял чумазый мальчишка, перебирая в руках камушки различных размеров. Казалось, он раздумывал, какой камень запустить следующим, если его не услышат, и в то же время не разбить оконное стекло.

– Это Рашид! – воскликнули обе девочки, будто бы именно его они и ожидали увидеть.

А мальчик высматривал в окне Джаннет, приложив ладонь ко лбу. Но солнце отражающееся в окне не давало ему толком разглядеть, есть ли рядом с Лалой кто-то. Угадав, что Рашид уже узнал от своей мамы – Эльзы грустную новость и так же обеспокоен состоянием их общей подруги, Лала еле заметно кивнула, давая мальчику понять, что он пришел по верному адресу. Этого знака было достаточно, чтобы бегом пуститься в подъезд.

До самого вечера друзья развлекали Джаннет, а Сева потчевала их всякими вкусностями. Совсем поздно Рашиду пришлось вернуться домой, а девочки сели смотреть записанный на кассету мультфильм. В эту ночь подруги уснули рядом, крепко обнявшись.

2008 год

Большой оранжевый кленовый лист с уже засохшими широкими прожилками сорвался с дерева и, медленно лавируя на легком ветерке то вправо, то влево, опустился на широкий подоконник здания государственного университета. Шестнадцатилетняя студентка первого курса юридического факультета Джаннет сидела за партой у этого окна и завороженно наблюдала игру осени за окном. Блестящие локоны девушки как всегда своенравно завивались по всей длине. Но теперь они стали намного светлее, чем в детстве, и полностью повторяли оттенок светло-карих глаз Джаннет. Мягкий ветерок коснулся ее волос, и девушка улыбнулась, вдыхая аромат осеннего сада.

В редкие мгновения, когда она оставалась наедине с собой, Джаннет предавалась своему миру фантазий. Сейчас перед ее взглядом вырисовывалась резная скамейка под фонарем, какие часто изображались на картинах 19-го века. Ей было бы самое место в этом осеннем саду. Детские придумки никак не хотели покидать ее, и в них она, несомненно, являлась главной героиней. Джаннет представляла себя с томиком стихов сидящей на этой скамейке, в пышном платье по моде позапрошлого столетия. Рядом с собой она видела необыкновенно умного, но не скучного кавалера, с которым бы вела беседы. Лица его Джаннет еще не придумала, но ясно представляла его статную осанку, высокий рост и строгий костюм. Джаннет не сомневалась, что любовь этой придуманной барышни, в которой она видела себя и ее загадочного спутника настолько сильна, что будет жить даже после смерти.

В середине этих девичьих мечтаний прозвенел звонок, и преподаватель римского права вошел в аудиторию. Поздоровавшись, он сел за свой стол и стал внимательно изучать журнальную страничку. Не готовые к опросу, студенты нервно напряглись, каждый в ожидании, что преподаватель сейчас произнесет его фамилию.

– Может быть, кто-то из вас хочет добровольно вызваться отвечать? – сказал учитель, поправляя очки на тонких золотистых ушках и выжидательно оглядывая аудиторию.

Увидев потянувшуюся вверх ладонь Джаннет, многие ребята расслабленно выдохнули.

– Он уж за кого возьмется, так весь урок допрашивает. – со смесью благодарности и жалости посмотрел на девушку одногруппник.

– Мне легче сейчас ответить, не люблю ожидания. – шепотом бросила Джаннет, вставая из-за парты.

Не успела девушка встать за кафедру, как в глазах у нее будто бы зажглись маленькие огоньки, которые притянули к себе внимание не только учителя, но и скучающих обычно на его уроках студентов.

Тем временем в старой кофейне, недалеко от государственного университета за столиком сидел молодой красивый мужчина в темно-серой вязаной водолазке, плотно прилегающей к его широким плечам. В грубоватой, по виду привыкшей к тяжелому труду, ладони этого человека изящно украшенная чашка кофе, как ни странно, смотрелась естественнее, чем в руках у анорексичного лжеаристократа, сидевшего за соседним столиком и тщетно пытавшегося разговорить собеседницу. Саид чувствовал каждой клеточкой своей кожи ее взгляд. Внешне он выглядел очень спокойным, но раздражение в его душе нарастало с той же силой, что и тучи, которые слишком рано собирались на сегодняшнем осеннем небе. Сколько еще сердец предстоит ему разбить? Сколько еще хрупких девушек и опытных женщин попадутся в его сети? Сколько раз он будет привязываться к милому существу и будет вынужден его бросать? Сколько еще раз он будет вырывать любовь, тепло и нужду в заботе о человеке из своей души? Задания даются тем, кто может их выполнить. За это Саид и презирал себя.

«Как легко живется людям. – думал он. – Они появляются на этот свет, полный возможностей и путей, которые имеют право свободно выбирать. Чего не скажешь об ангелах. Ангелы всегда знают свое предназначение. А вот люди должны жить – чтобы найти каждый свое».

Саид мог злиться и раздражаться, но никогда не жалел себя. Его смятение было не сродни даже чувству жертвенности. Хотя в прошлых перерождениях, глядя на его отважные поступки, люди часто счтитали его жертвенником, отдавшимся трудам и высшим целям человеком. Вот только он никогда не считал себя таковым. Саид знал, что он не мог ничем жертвовать, так как ему в этом мире принадлежали не вещи и не поступки. А лишь бессмертная душа. Да и та всецело принадлежала Богу, чьей частичкой, по сути, и являлась.

Он встретил взгляд девушки, сидящей за соседним столиком и, прочитал на ее лице тихую мольбу, о которой даже она сама наврядли догадывалась. Саид резко отвернулся к окну, но до него донесся голос парня, говорящего на все более повышенных тонах.

– Мама вчера выбрала для тебя подарок в люксовом парфюмерном бутике. Она уже настроилась на встречу, все уши мне прожужжала, и ты только сейчас говоришь, что не готова? – негодовал парень, и жилистая шея его вытянулась вперед, словно он хищная птица, пытающаяся запугать свою добычу. Его выпученные глаза с огромными белками, яростно вглядывались в собеседницу.

– К чему такая спешка? А ты не подумал посоветоваться со мной, прежде чем назначать нам встречу с твоей мамой? – тихо, но твердо спросила девушка.

Ей всегда было неуютно рядом с ним, хотя, первое время, она надеялась, что это от смущения и все пройдет после первого поцелуя. Этого не случилось. Он то и дело одергивал ее, размазывая вокруг замечания. Вот и сейчас Бану ерзала на стуле, выдавая тем самым свое волнение. Девушка теребила рукав красной кофточки из тонкой шерсти, отчего в ладони ее оставался мелкий пух, который она сворачивала в комочки.

– Ты должна радоваться, что я и моя семья так серьезно к тебе относимся!

Стоило Бану на что-то пожаловаться, как ее слова ловко оборачивались против нее, что и произошло снова. Очередная нападка лишь вызвала удивление на лице девушки. На мгновение она перестала щипать шерсть со своего рукава и замерла с приоткрытым ртом. Но тут же опустила голову и вновь принялась теребить рукав. Ей надоело постоянно защищаться и что-то доказывать. Увидев, что девушка не оценила отношение его семейства, парень сделал над собой усилие, чтобы не взорваться гневной тирадой посреди людного кафе. Он рывками вбирал воздух в свои растопыренные ноздри и не подозревал, насколько устрашающе выглядит со стороны. Хотя, возможно, его целью и являлось заставить девушку безропотно подчиниться.

– А к моей бывшей подруге, Диларе, ты тоже серьезно относишься? – все же решилась спросить девушка, оторвав взгляд от своего несчастного рукава и возмущенно посмотрев на парня. Ее голос тоже прозвучал немного громче обычного, и Бану испугалась, увидев какую реакцию это вызвало на лице ее друга. Но она уже не могла остановиться. – Твоя мама и с ней повидалась? Она должна выбрать: кто из нас подойдет тебе в жены, правильно?

Краска злости стала заливать лицо парня до тех пор, пока не поднялась до корней его желтых волос, уложенных в шевелюру явно не принадлежащую к современной моде.

– Мы с Диларой старые друзья. В последний раз мы абсолютно случайно повстречались в Турции: мы оставались в одном и том же отеле. – независимо от себя начал оправдываться парень.

– Я видела фотографии с дискотек в этом самом отеле. – как можно спокойнее произнесла Бану, но уязвленная гордость подкатила слезы к глазам. Эта же гордость заставила девушку отвернуться, чтобы не выдать своего состояния.

Бану перевела взгляд на необычного незнакомца за соседним столом, и это помогло ей сдержать предательские рыдания, готовые вырваться наружу прямо здесь и сейчас. Но ей совсем не хотелось еще больше унижаться перед человеком, который вел себя как неуравновешенный подросток и к тому же так грубо растоптал ей сердце. Сердце, которое она всерьез намеревалась подарить ему.

Парень с минуту молчал, потирая кофейную ложку, лежавшую на накрахмаленной салфетке. Костяшки его длинных пальцев напряглись, и тонкая кожа на ладони уродливо натянулась. Но молчание продолжалось недолго, он решил продолжить натиск:

– Это нормально, Бану. Я здоровый мужчина. Такие девушки как Дилара лишь помогают набраться опыта. Но когда мы поженимся, у меня будешь ты, и мне не нужен будет никто! – проводя напряженной ладонью по лицу, говорил парень.

Ему казалось: речь его звучит убедительно, но так казалось только ему. Наигранный взгляд не произвел впечатления на Бану, а лживая речь доставляла ей боль.

– У тебя буду я, а у твоего отца связи с моим дядей, не так ли? Ведь это он так торопит тебя. Твоя мама успела даже рассказать об этом матери Дилары.

– Дилара все это придумала из ревности! Хоть я и считаю ее подругой, признаюсь тебе честно: она без ума от меня. Как и многие девушки. Но я выбрал тебя, а ты веришь словам завистниц. Пойми, она хочет помешать нашему браку! – прикрикнул парень сорвавшимся на фальцет голосом.

Он не ожидал, что Бану воздвигнет вокруг себя такую стену. Но когда увидел, что не смог сдвинуть ни одного кирпичика этой стены, произнес спокойным голосом:

– Ты уже достаточно взрослая девочка. Даже если смотреть на наши взаимоотношения с точки зрения выгоды – это удачный брак не только для нас, но и для вашей семьи, неужели ты этого не можешь признать? Разве ты настолько глупа, что ждешь принца на белом коне и вечную любовь? Мы довольно богаты, и я (взгляни на вещи трезво) самая лучшая партия, которая когда-либо у тебя будет. Посмотри на себя, сними эти розовые очки. Кому ты нужна? Никому. – он сделал еле заметную паузу, чтобы четче выделить слова, которые хотел впечатать в сознание девушки. – Кроме меня. С кем ты общаешься? Ни с кем!.. Кроме меня. Целыми днями живешь в своем глупом мирке, читаешь эти дешевые романы. Радуйся, что я обратил на тебя внимание. И это от меня, выгодного во всех отношениях для любой девушки парня, ты отказываешься, как от не нужной посредственности. Стоит мне только свистнуть и любая тут же прибежит ко мне!

Слова его возымели действие, и Бану съежилась, ощущая себя упитанной дурнушкой, не наделенной ни умом, ни талантами. Девушка склонила голову под взглядом своего мучителя, обхватив торс руками, словно это помогло бы подсознанию увидеть ее стройнее, чем она себе представлялась. Он никогда не упускал шанса принизить ее самооценку. Откуда ей было знать, что так проявляются его собственные многочисленные комплексы? Сдаваться было нельзя, для нее это было бы равно погибели. Ее самомнение итак уже сжалось до размеров обыкновенной, самой неприметной точки.

– Вот и свисти! А я не хочу быть «любой»! И брака по расчету я тоже не хочу!

Злоба закипала внутри парня, и перегнувшись через столик, он схватил Бану за плечо, сжав его с такой силой, что девушка вскрикнула, а костяшки его пальцев побелели, словно вот-вот прорвутся через сухую кожу.

– Ты никуда не денешься от меня, Бану! – прошипел парень, все сильнее сдавливая руку своей жертвы. – Сейчас ты пойдешь со мной, мы должны поговорить наедине.

Испуганные глаза девушки доставили ему удовольствие.

– Я никуда с тобой не пойду! – борясь не столько с болью, сколько с обуявшим ее страхом, выдохнула девушка.

И тут она увидела, как лицо парня исказилось в уродливой гримасе: кто-то на такой же манер сжал руку ему самому. Саид стальной хваткой держал плечо парня, чтобы тот почувствовал, как это больно, когда, кто-то во много раз сильнее тебя показывает свою силу. А то, что Саид намного сильнее, не вызывало сомнений ни у Бану, ни у ее парня. Он уже давно отпустил ее и вперил жалкий, дикий и возмущенный взгляд на Саида. Высокий мужчина смотрел на него как на напроказившего ребенка, как на крошечную кусачую букашку.

– Давай, с тобой пойду я. Выйдем? – грубо, но спокойно произнес Саид.

– Что ты себе позволяешь? – выкрикнул парень, но голос его сорвался, как у подростка, застигнутого врасплох старшеклассниками, когда он сам пытался поиздеваться над учениками помладше.

– Уходи, пока ты цел. – спокойно произнес Саид.

Он одним движением выдернул парня из-за стола, словно тот весил не более чем пакет мусора, от которого поскорее хочется избавиться, чтобы не чувствовать больше смрадный запах. Лишь теперь Саид отпустил его руку.

Парень растерянно смотрел на своего обидчика, но побоялся поднимать шум. Бросив ненавистный взгляд на Бану, и выкрикнув: «Кажется все здесь ненормальные!» в попытке спасти свою задетую гордость, он выбежал из кафе. Хлопнув дверью, он сел в свою спортивную машину, поспешно удалившись с места этих неприятных событий.

Девушка изумленно смотрела на своего спасителя. Она не знала: плакать ли ей от обид, нанесенных ее теперь бывшим парнем, или же просто смеяться над его трусостью. Она не могла отвести взгляд от чисто выбритого притягательного лица мужчины, появившегося в самый нужный для нее момент. Можно было подумать, что этот мужчина, собрал в себе лучшие черты героев многочисленных романов, прочитанных ею за всю жизнь. Но он был слишком реален, чтобы казаться всего лишь книжным героем, находился слишком близко, чтобы оказаться плодом ее воображения, и смотрел на нее слишком серьезно, совсем не так, как романтичные графы смотрят на своих утонченных избранниц. Его глаза теперь были серыми, такого же цвета, как его шерстяная водолазка, и такими же суровыми, как сегодняшнее небо.

В этот дождливый вечер из кафе они вышли вместе.

«Саид, мой дядя попал в серьезную переделку. Мы продаем загородный дом. Я не смогу даже продолжить образование. Сейчас мне так нужна твоя поддержка, любимый!» – сообщение, отправленное Бану, застало Саида в машине по пути в банк, в который он недавно перешел работать. Они встречались уже несколько месяцев, и Бану делилась с Саидом всеми своими секретами.

«Еду». – второпях написал он своей девушке, заворачивая машину в обратную сторону всего в нескольких десятках метров от здания банка. Но отправить сообщение Саид не успел, так как отвлеченный мобильным телефоном за рулем, он чуть не врезался в проезжавший мимо автомобиль, водитель которого смачно выругался и со всех сил, как заведенный, надавил на сигнал три раза. А сигнал у этой машины был записью соловьиных трелей.

Больше Бану не приходили сообщения от Саида. Больше она его никогда не видела. Он не отвечал на ее бесчисленные звонки, и девушка подумала, что отношения эти были нужны ему только ради денег и статуса ее семьи. Так Бану поняла, что пора ей начинать самостоятельную жизнь и самой зарабатывать, чтобы вытянуть семью из затруднительного положения. Длинными ночами она мучилась в поисках решения, пока однажды не придумала единственно возможный выход. Девушка талантливо рисовала и умела красиво обставить пространство, поэтому она решила открыть дизайненерскую студию. Бану взяла кредит и задолжала многим родственникам и знакомым. С детства привычная ко всем удобствам, которые можно было иметь благодаря финансовым возможностям, теперь она чувствовала себя маленьким беспомощным птенцом, выпавшим из гнезда, которому, чтобы выжить, нужно было научиться летать самостоятельно. Только этот птенец был не одинок. Он должен был взлететь так высоко, чтобы суметь прокормить и защитить свою семью, обитавшую в прохудившемся гнезде.

С трудом выгрызая у победного пути каждый день и ночь, через пару лет Бану добилась больших успехов. Сосредоточив все свое внимание на проблеме семьи и отгоняя от себя мысли о предателе-Саиде, она сумела обеспечить себе и родным достойное существование. И только когда все кредиты, взятые в банках на различные проекты, вместе с процентами были погашены, а все долги возвращены, девушка возобновила образование.

Жизнь научила ее опираться на свои силы и ценить себя не за то, кто ее родня, а за то, какой личностью является она сама. Не сломавшись, как хрупкая ветка при первом же урагане, Бану перестала бояться того, что ее полюбят ради связей или денег, и в ее жизни перестали появляться такие люди. Каждый раз встречаясь лицом к лицу со все новыми типами людей, Бану стала разборчивее в отношениях. Теперь она не жаждала посмотреть в глаза Саиду, так жестоко поступившему с ней. Бану хотела бы, чтобы он видел: какой сильной она стала, каких успехов добилась, каков круг ее общения, но ярости в ее сердце больше не было. Она уже выплакала все слезы много месяцев назад, и тратить свои силы на злость по отношению к кому-то попросту не желала. Теперь, она, возможно, даже поблагодарила бы Саида, так неожиданно появившегося в ее жизни, и также неожиданно исчезнувшего из нее, за тот жизненный урок, который он ей преподал.

– Миша, подумай еще раз, прежде чем выходить на лед. – с мольбой в голосе проговорила Анна, сжимая в руках холодную ладонь мужа. – Я прошу тебя, пожалуйста!

– Мы ведь уже говорили об этом. – недовольно проговорил парень, не отводя взгляда от белеющей напротив ледовой сцены. Вот-вот объявят его имя, и он должен будет выступить со своим сверхсложным номером. Выступить, не обращая внимания на жуткую боль в копчике, безжалостно растягивая свежие послеоперационные швы, подвергая собственный позвоночник, да и саму жизнь смертельному риску.

«Михаил Петров!» – голос, объявивший очередного участника, взорвал трибуны Олимпийского стадиона бешеным шквалом аплодисментов и выкриками поддержки. Позабыв про Анну, Михаил прокатился к самой середине ледовой сцены.

Пятью минутами позже, разбившееся о лед поколеченное тело лежало перед тысячами глаз болельщиков. Многие миллионы людей, следящих за соревнованиями в прямом эфире, затаили дыхание. Анна молилась о том, чтобы он был жив. Хотя знала, что жизни в инвалидной коляске он не перенесет. Поэтому она не знала, что для него лучше.

Глава 5

Последний экзамен зимней сессии, подобно всем предыдущим, был сдан на отлично. Аккуратный университетский садик теперь был запорошен январским снегом. Наслаждаясь послеэкзаминационной свободой, Джаннет разглядывала побелевшие, сверкающие от мороза деревья. Она прикоснулась пальцами к их ледяным веткам и удивилась, не услышав в окутавшей сад тишине хрустального звона. В безветренную погоду это место было похоже на молчаливую залу снежной королевы. В центре располагался недавно полностью застывший фонтан. Прозрачные сосульки свисали со всех его сторон, словно время остановилось для воды, и в этот миг она замерла на весу, не успев стечь в округлый бассейн. А на самой верхушке этого многоярусного каменного сооружения собирались все новые и новые снежинки, образуя пушистые горки.

Овально подстриженные кустарники были похожи на пирожные, щедро посыпанные сахарной пудрой. Снежинки медленно витали в воздухе. Иногда легкий ветерок подбрасывал их вверх, а потом кружил в разные стороны по неведомой траектории, словно под какую-то волшебную рождественскую мелодию. «Когда снег падает ночью, кажется: кто-то встряхнул небесное сито и звезды сорвались с небосклона. – думала Джаннет. – Но когда снежинки падают днем, люди похожи на игрушки в стеклянном детском шаре, который потряс какой-нибудь маленький кудрявый ангелочек».

Стряхнув снег, с одной из недавно поставленных сюда резных скамеек, Джаннет села. Она не могла отвести взгляд от невесомых хлопьев, медленно опускавшихся на землю. Девушка подняла ладонь в надежде поймать легко парившую раскидистую снежинку, но лишь почувствовала прохладную капельку, появившуюся на руке. Причудливая снежинка почти сразу растаяла. А ведь другой такой же не было во всей Вселенной. «Такова и жизнь…» – подумала Джаннет.

– Не ранние ли это думы для столь юной девушки? – спросил хрипловатый мужской голос.

Иосиф Львович, пожилой преподаватель философии, сидел на скамейке напротив. Это по его предмету сегодня был самый последний и самый сложный экзамен. Угодить ему в ответах всегда было сложно, так как он требовал от студентов умения правильно излагать и твердо отстаивать свою точку зрения. Старик намеренно создавал дискуссии, а порой даже споры в аудитории, а сам в это время со спокойным удовольствием наблюдал за каждым учеником со стороны, сложив маленькие ладони на круглом животе, и точно так же скрестив ноги у самых пяток. Вот и сейчас, сидя в своей излюбленной позе, преподаватель направил проницательный взгляд из-под густых седых бровей прямо в глаза Джаннет. Его брови были настолько пушистыми, что казалось, это снег припорошил их. В своем сером шерстяном костюме, из-под которого выглядывала зеленовато-серая жилетка, и в этой позе, он походил на мудрого филина, примостившегося на толстой ветви лесного дерева.

– Простите, я не заметила, что произнесла это вслух. – смутившись, едва заметно улыбнулась Джаннет.

– Вы и не произнесли. Просто по вашему лицу всегда можно понять, о чем вы думаете. – парировал учитель и в глубоко посаженных маленький черных глазах его блеснули озорные огоньки.