Полная версия
Семь сестер
Первым мои способности к языкам заметил отец. Я, словно попугай, повторяла за ним все слова на незнакомом языке, на котором он вдруг начинал обращаться ко мне. Будучи и сам весьма талантливым лингвистом, отец любил в разговоре переключаться с одного языка на другой и вскоре заметил, что и я с легкостью могу проделывать то же самое. К двенадцати годам я уже свободно разговаривала на французском, немецком и английском – все три языка широко используются в Швейцарии. Плюс добавила к ним вполне профессиональное владение итальянским, латынью, греческим, а потом еще и русским с португальским.
Языки всегда были для меня настоящей страстью. Ведь в процессе изучения языков нет никаких барьеров для собственного самоусовершенствования. Каковы бы ни были твои успехи в постижении того или иного языка, всегда можно добиться новых успехов, покорить новые вершины в его освоении. Слова зачаровывали меня, мне нравилось постигать весь спектр их значений и смыслов, и то, как следует правильно употреблять то или иное слово. А потому, когда пришла пора поступать в университет, выбор будущей профессии был для меня уже очевиден.
И все же, помнится, я решила посоветоваться с отцом, на каком именно языке мне стоит сфокусировать внимание в первую очередь.
Папа бросил на меня задумчивый взгляд.
– Тебе самой решать, Майя, какой язык тебе ближе. Но я бы порекомендовал тебе выбрать что-то новенькое, а не те языки, которыми ты пользуешься практически ежедневно в повседневной жизни. Три или четыре года университетского обучения помогут тебе не только изучить новый язык, но и отшлифовать в полном объеме свои знания.
– Да, но на чем именно стоит мне сконцентрировать свой выбор? – вздохнула я. – Ты же знаешь, папа, мне нравятся все языки без исключения. Вот я и прошу совета у тебя.
– Что ж, тогда давай порассуждаем логически. В ближайшие тридцать лет мировая экономика, по моему разумению, претерпит существенный сдвиг. Поскольку ты свободно владеешь тремя основными западными языками, я бы порекомендовал тебе посмотреть немного дальше, заглянуть, так сказать, в будущее.
– Ты имеешь в виду такие страны, как Россия или Китай? – спросила я.
– Да, но не только их. Есть ведь еще Индия, Бразилия. Другие страны, располагающие огромными природными ресурсами и самобытными, яркими культурами.
– Пожалуй, русский язык мне очень нравится… Да и португальский тоже… – помнится, я запнулась в поисках подходящих слов, – тоже очень выразительный язык.
– Вот ты и определилась со своим выбором! – улыбнулся отец. И по его лицу я поняла, что он остался доволен моим ответом. – Так почему бы тебе не заняться в университете изучением сразу двух этих языков? У тебя врожденные способности. Думаю, ты легко справишься. И заверяю тебя, Майя, имея в своем багаже знания португальского и русского, одного или двух, ты с легкостью покоришь весь мир. Да, наш мир меняется, но ты окажешься в самом авангарде этих перемен.
* * *У меня запершило в горле. Я подхватилась с кровати и пошлепала на кухню, чтобы налить себе стакан воды. Я подумала о том, как отец лелеял в своем сердце надежду, что вот я, его старшая дочь, вооружившись своими уникальными способностями и знаниями, уверенно встречу зарю нового дня со всеми его переменами, в неизбежности которых отец был уверен. Оглядываясь в прошлое, я понимала, что тогда мой жизненный путь казался предрешенным. Да мне и самой больше всего на свете хотелось, чтобы отец гордился мной.
Но как это часто бывает, жизнь преподнесла свой сюрприз, круто поменяв траекторию моего полета. И вместо того, чтобы вступить с открытым забралом в эпоху перемен и сдвигов, я, со всеми своими способностями и задатками, уединилась в доме, в котором выросла, предпочла отгородиться от всех и вся.
Когда сестры изредка осчастливливали нас своим появлением, возникая на пороге родительского дома, куда они слетались из самых разных уголков земного шара, они, бывало, подначивали меня, подшучивали над той жизнью затворницы, которую я вела. И даже запугивали, говорили, что совсем скоро я останусь в старых девах. Ибо где же мне познакомиться с кем-то из представителей мужского пола, если я наотрез отказываюсь высунуть свой нос из Атлантиса?
– Ты такая красавица, Майя. Все, кто тебя видел, говорят то же самое. А ты торчишь здесь в полном одиночестве и попусту растрачиваешь свои драгоценные годы, – укоряла меня Алли, когда мы виделись с ней в последний раз.
Наверное, в чем-то она была права. Я действительно выделялась своими внешними данными в нашей сестринской толпе. У каждой из нас, шестерых, был свой опознавательный знак, своя метка, так сказать.
Майя – красавица; Алли – лидер; Стар – миротворец; Сиси – прагматик; Тигги – кормилица; Электра – шаровая молния.
Вопрос лишь в том, смогли ли все эти качества, которыми обладала каждая из нас, обеспечить нам жизненный успех и сделать нас счастливыми.
Некоторые мои сестры еще слишком молоды, чтобы понять, чего им ждать от своей жизни. Да и не мне судить их. Что же касается меня самой, то скажу так. Именно красота поспособствовала тому, что в моей жизни случилась очень горькая и очень болезненная история. И все потому, что в те годы я была слишком наивна, чтобы понимать, какую страшную силу имеет красота. И вот я сокрыла свою красоту от посторонних глаз, отгородилась от окружающего мира, спряталась в своей конуре.
Когда папа приходил ко мне в Павильон, он изредка спрашивал меня, счастлива ли я, устраивает ли меня та жизнь, которую я веду.
Мой ответ всегда был утвердительным.
– Конечно, папа, я всем довольна, – отвечала я. И действительно, никаких внешних причин для недовольства не было. Я жила в полном комфорте, а рядом со мной, можно сказать, на расстоянии вытянутой руки, находились еще две пары любящих рук. То есть по всему выходило, что весь мир и правда лежал у моих ног. Никаких обязательств ни перед кем, никакой ответственности ни за что… Между тем как в глубине души я страстно мечтала иметь и обязательства, и ответственность.
Я невольно улыбнулась, вспомнив, как отец всего лишь пару недель тому назад уговаривал меня поехать в Лондон, погостить у своей школьной подруги. Наверное, если бы не папа, которому мне очень хотелось угодить, поскольку всю свою взрослую жизнь я прожила с ощущением, что сильно разочаровала его, я бы никуда и не поехала. Пусть думает, решила я тогда, что его дочь вполне нормальный человек, такая, как все, хотя на самом деле это было далеко не так.
И вот я отправилась в Лондон… для того, чтобы вернуться и узнать, что отца больше нет. Что он ушел… Навсегда.
На часах было четыре утра. Я снова улеглась в кровать и постаралась заснуть. Но сон не шел. Сердце стало отчаянно колотиться в груди при одной только мысли о том, что со смертью отца я уже больше не смогу воспользоваться им, как предлогом, для того, чтобы и дальше продолжать прятаться от жизни в Атлантисе. К тому же весьма возможно, что и дом, и само поместье придется продать. Кстати, папа никогда не заводил со мной речь о том, что будет с нашим имением после его смерти. Насколько мне известно, и с остальными сестрами он таких разговоров тоже не вел.
Надо же! Всего лишь каких-то несколько часов тому назад отец еще был полон жизненных сил, вездесущ и всемогущ. Такая незыблемая природная глыба, державшая всю семью на плаву.
Отец часто называл нас своими золотыми яблочками. Такие румяные, созревшие плоды, которые уже пора снимать с дерева. Но вот ствол сильно тряхнуло, и яблоки сами собой посыпались на землю. И больше нет рядом крепкой руки, которая могла бы подхватить нас прямо на лету.
* * *Я услышала, как кто-то громко стучит в мою дверь. С трудом поднялась с кровати и поковыляла к дверям, чтобы открыть их. Уже на рассвете я, устав мучиться без сна, отыскала снотворное, которое когда-то прописал мне доктор, и приняла таблетку. Глянув на часы в холле, я обнаружила, что уже половина двенадцатого, и тут же пожалела, что поддалась соблазну и приняла злосчастную пилюлю.
Я открыла дверь и столкнулась нос к носу с Мариной.
– Доброе утро, Майя. Я все утро тщетно пыталась дозвониться тебе и по домашнему телефону, и по мобильнику. Поскольку ты не отвечала, я и пришла проверить, все ли с тобой в порядке.
– Прости, Марина, но я приняла таблетку снотворного и отключилась. Проходи! – пригласила я ее, испытывая неловкость от того, что заставила Марину волноваться.
– Нет, не стану мешать тебе просыпаться окончательно. Принимай душ и все такое, а потом, когда оденешься, приходи к нам. Мне позвонила Тигги, сказала, что часам к пяти будет уже здесь. Она уже связалась со Стар, Сиси и Электрой. Все они тоже на пути домой. А от Алли есть какие-то новости?
– Сейчас проверю свой мобильник. И если нет, то снова перезвоню ей.
– С тобой все в порядке, Майя? Выглядишь ты неважно.
– Все в порядке, Ма. Правда. Я зайду к вам чуть попозже.
Я закрыла парадную дверь и направилась в ванную. Плеснула себе в лицо немного холодной воды, чтобы окончательно проснуться. Глянув на себя в зеркало, я поняла, почему Марину так встревожил мой внешний вид. Огромные темные круги залегли под глазами, а в уголках обозначились лучики морщин. Обычно блестящие и шелковистые волосы теперь висели неопрятными жирными патлами. А кожа на лице, всегда безупречно смуглая и гладкая, что позволяло мне обходиться безо всякой косметики, была бледной, да и само лицо показалось немного одутловатым.
– Да, сегодня утром с такой незавидной физиономией ты едва ли сможешь претендовать на звание красавицы номер один в своей семье, – пробормотала я, обращаясь к собственному отражению в зеркале, и принялась искать среди постельного белья мобильник. Наконец телефон отыскался, под одеялом. Глянув на экран, я увидела восемь пропущенных звонков. Включила автоответчик и прослушала все голосовые сообщения от своих сестер. Спектр эмоций широчайший, от нежелания поверить до полного потрясения. Единственная из сестер, которая не откликнулась на мой SOS-сигнал, была Алли. Я снова связалась с ее автоответчиком и еще раз попросила срочно перезвонить мне.
После чего направилась в Атлантис. Марина и Клавдия хлопотали наверху: меняли постельное белье в комнатах сестер. Было видно, что, несмотря на горе, Марина была искренне рада тому, что ее цыплятки снова возвращаются в свой родной курятник. Ведь повзрослев, мы крайне редко собирались все вместе под одной крышей. Последний раз виделись одиннадцать месяцев тому назад на папиной яхте во время круиза по греческим островам. Только четверо из нас встречали минувшее Рождество в Атлантисе. Стар и Сиси в это время путешествовали по Дальнему Востоку.
– Я отправила Кристиана забрать катером тот набор продуктов, который заказала, – сообщила мне Марина, когда мы обе стали спускаться по лестнице. – Твои сестры все такие привереды, особенно Тигги с ее вегетарианскими вкусами. Да еще большой такой вопрос, на какой очередной причудливой диете сидит Электра, – ворчливо добавила она. Но было ясно без слов, что вся эта домашняя суета была ей очень по душе, ибо напоминала, я в этом уверена, о тех днях, когда все мы, шестеро девочек, были здесь под ее крылом. – Клавдия уже с рассвета трудится на кухне. Но сегодня, думаю, мы обойдемся обычным ужином – паста и салат.
– А когда приезжает Электра? – спросила я, входя на кухню вслед за Мариной. И тут же слюнки потекли от вкуснейших ароматов сдобы, витавших в воздухе. Сразу на память пришли детские воспоминания: выпечка Клавдии всегда была бесподобной.
– Не раньше завтрашнего утра, я думаю. Она летит из Лос-Анджелеса в Париж, а оттуда уже будет добираться до Женевы.
– Как она разговаривала по телефону?
– Плакала. Плакала навзрыд.
– А Стар и Сиси?
– Как обычно, все организационные хлопоты взяла на себя Сиси. Она, бедняжка, в полном шоке. Словно шарик, из которого вдруг спустили воздух. Со Стар я даже не разговаривала. Они лишь десять дней тому назад вернулись из Вьетнама. Скушай свежего хлебушка, Майя. Ты же еще даже не завтракала.
Марина положила передо мной кусок хлеба, щедро сдобренный сливочным маслом и повидлом.
– Боюсь даже думать, что с ними будет, когда они все узнают, – едва слышно пробормотала я, откусывая хлеб.
– То и будет, что всегда. Каждая из девочек отреагирует по-своему, – ответила Марина с присущей ей мудростью.
– Но они же все уверены, что едут на похороны отца, – снова вздохнула я. – Несмотря на то что уже само по себе мероприятие грустное, оно, во всяком случае, хотя бы укладывается в существующие традиции. К тому же все мы получили бы возможность воздать должное заслугам отца, упокоить его с миром и уже затем двинуться дальше, каждая своей дорогой. А так что? Они приедут, и им сообщат, что отца уже похоронили.
– Понимаю, Майя, все это будет непросто. Но что сделано, то сделано, – печально ответила Марина.
– Остались ли у отца хоть какие-то партнеры по бизнесу, его друзья, которым нужно сообщить эту новость?
– Георг Гофман сказал, что он сам уладит все эти вопросы. Утром он снова звонил мне, узнавал, приехала ли ты. Он готов встретиться с тобой прямо сейчас, не откладывая. Я пообещала перезвонить ему после того, как свяжемся наконец с Алли. Может, Гофман и прольет немного света на все эти таинственные придумки твоего отца, касающиеся его погребения.
– Думаю, что человек, способный пролить свет на все эти непонятные папины желания, все же где-то есть. И он обязательно отыщется в свое время, – уныло откликнулась я.
– Не возражаешь, если я попрошу тебя позавтракать в одиночестве? У меня куча дел, которые нужно успеть переделать до приезда твоих сестер.
– Конечно, не возражаю. Спасибо, Ма. Что бы мы все без тебя делали! – воскликнула я с благодарностью в голосе.
– А что бы я делала без тебя, Майя? – Марина ласково погладила меня по плечу и вышла из кухни.
4
Всю вторую половину дня я бесцельно прошлялась по нашим садам, потом даже взялась за перевод, пытаясь переключить свои мысли об отце на что-то другое. Но вот уже в шестом часу вечера я наконец услышала нарастающий гул мотора. Катер приближался к берегу. Обрадовавшись, что Тигги наконец приехала и мне больше не надо будет терзаться своими невеселыми мыслями в полном одиночестве, я распахнула настежь входную дверь в своем домике и опрометью ринулась напрямик, через лужайку, к пристани, чтобы поприветствовать сестру.
Стоя на пирсе, я молча наблюдала за тем, с какой грацией она соскочила с палубы катера на причал. Отец, когда Тигги была еще маленькой, часто предлагал ей брать уроки в балетном классе. Она ведь не ходила, наша Тигги, как все простые смертные. Она у нас парила в воздухе, порхала словно пушинка. Ее гибкое, стройное тельце почти не касалось земли. Что-то в ней было ангелоподобное: широко распахнутые, огромные и прозрачные глаза, обрамленные густыми черными ресницами, маленькое личико, похожее по форме на сердечко. Глядя на нее сейчас, я вдруг подумала, что Тигги и сама похожа на одного из ее питомцев, хрупкого молодого олененка, за которыми она так ревностно ухаживает где-то высоко в горах Шотландии.
– Моя дорогая Майя! – воскликнула сестра, простирая руки мне навстречу.
На какое-то время мы обе замерли, слившись в молчаливом объятии. Когда она оторвалась от меня, я увидела, что глаза ее полны слез.
– Ну, как ты? – спросила она у меня.
– В полнейшей прострации… Убита… А ты?
– То же самое. До сих пор не могу поверить, – ответила Тигги, когда мы, обняв друг друга за плечи, стали взбираться вверх по склону, направляясь к дому.
На террасе Тигги вдруг резко остановилась и повернулась ко мне лицом.
– Папа еще?.. – Она бросила быстрый взгляд на дверь. – Если он пока еще… Мне нужно немного времени, чтобы подготовиться.
– Нет, Тигги, дома его больше нет.
– Ах вот как! Я так и предполагала, что его заберут на…
Тигги замолчала, не в силах закончить начатую фразу.
– Пошли в дом. Выпьем по чашечке чая, и я тебе все объясню.
– Знаешь, а я ведь все время пытаюсь почувствовать его… Я имею в виду его дух. – Тигги тяжело вздохнула. – Но ничего не чувствую. Сплошная дыра и только.
– Может быть, еще слишком рано искать встречи с его духом, – осторожно предположила я. К странным идеям сестры я давно привыкла, и мне не хотелось сию же минуту начинать крушить их своим трезвым прагматизмом. – Я тоже пока ничего не чувствую. Не могу, – добавила я, когда мы вместе вошли на кухню.
Клавдия возилась с посудой у раковины. Она тотчас же повернулась навстречу Тигги. Подозреваю, та всегда числилась в ее любимицах. Глаза Клавдии были полны сочувствия.
– Какое горе, да? – воскликнула Тигги, обнимая домоправительницу. Пожалуй, она единственная из всех нас шестерых, кто осмеливался на подобные нежности с этой внешне суровой женщиной.
– Да, ужасное горе, – согласилась с ней Клавдия. – Ступайте обе в гостиную. Чай я принесу вам туда.
– А где Ма? – поинтересовалась у меня Тигги, пока мы шли в гостиную.
– Наверху. Хлопочет, наводя идеальный порядок в ваших комнатах. Наверное, решила, что какое-то время нам с тобой надо побыть наедине, – добавила я, усаживаясь на диван.
– Она была здесь? То есть, я хочу сказать, она присутствовала при кончине папы?
– Да.
– Но почему же она сразу не связалась с нами? – задала Тигги вопрос, который ранее я сама задала Марине.
Следующие полчаса ушли на то, чтобы ответить на все вопросы, которые волновали сестру не меньше, чем меня саму. Ведь еще вчера я бомбардировала ими бедняжку Ма. Разумеется, я сообщила Тигги, что тело отца в свинцовом гробу покоится в данную минуту где-то на морском дне. По правде говоря, я ожидала от нее такого же взрыва чувств, который случился у меня самой. Но Тигги лишь понимающе пожала плечами.
– Он просто захотел вернуться в ту стихию, которую любил больше всего на свете. Пожелал упокоиться на дне океана. В какой-то мере, Майя, я даже рада, что не видела его… то есть его тела. Зато я всегда буду помнить его живым.
Я бросила на сестру удивленный взгляд. Несмотря на то что Тигги была самой чувствительной из нас, новость о смерти отца, казалось, не сильно подействовала на нее, во всяком случае, внешне. А я ведь так боялась за Тигги. И вот вам, пожалуйста! Ее густые каштановые кудри блестящей пеленой обрамляли миленькое личико, огромные карие глаза безмятежно смотрели на меня. Лишь легкая тень удивления мелькала где-то в самой их глубине, а в целом сверкающий взгляд был позитивным, и ни капли испуга. Поразительное самообладание Тигги вселило в меня надежду, что и остальные сестры постараются продемонстрировать, хотя бы внешне, подобное хладнокровие и выдержку. В отличие от меня…
– Несмотря ни на что, выглядишь замечательно, Тигги, – похвалила я сестру от чистого сердца. – Судя по всему, здоровый свежий воздух шотландского высокогорья тебе только на пользу.
– Это точно, – согласилась она со мной. – Все детство я промучилась со своими болезнями в четырех стенах, без глотка свежего воздуха. И вот наконец-то вырвалась на волю. Я просто без ума от своей работы, хотя сама по себе работа очень тяжелая. Да и условия проживания… В домике лишь минимальный набор удобств. Достаточно сказать, что туалет у нас на улице.
– Вау! – невольно воскликнула я, восхитившись, с какой самоотверженностью Тигги отринула от себя самый обыкновенный человеческий комфорт, и все во имя своей непреодолимой страсти к животным. – То есть твоя нынешняя работа приносит тебе больше удовольствия, чем тогда, когда ты торчала в лаборатории при женевском зоопарке Сервион?
– О господи! Конечно! – Тигги удивленно вскинула брови. – В лаборатории, если честно, тоже было интересно, но все равно сама работа мне не нравилась. Ведь там я практически не соприкасалась с животными, просто сидела в кабинете и анализировала имеющийся в нашем распоряжении генофонд. Быть может, тебе кажется, что я совсем спятила. Бросила перспективную работу, карьеру ученого и подалась куда-то в горы, где приходится вкалывать сутками напролет за мизерную зарплату. Но лично мне такой расклад больше по душе.
Она подняла глаза и улыбнулась Клавдии, которая появилась на пороге гостиной с подносом в руках. Его она поставила на низенький столик рядом с диваном и тотчас же покинула комнату.
– Ничего ты не спятила, Тигги! – возразила я. – Лично я тебя очень хорошо понимаю.
– Честно, до нашего с тобой разговора вчера ночью я чувствовала себя самым счастливым человеком на свете.
– Потому что ты нашла себя. Уверена в этом, – улыбнулась я в ответ.
– Да… нашла… и не только себя, – согласилась Тигги и слегка покраснела. – Но об этом потом. А остальные девочки уже дома?
– Сиси и Стар должны приехать к семи вечера. А прибытия Электры ждем где-то ближе к утру, – сказала я, разливая чай по чашкам.
– Как отреагировала Электра, когда ты разговаривала с ней? – поинтересовалась у меня Тигги. – Хотя можешь не отвечать. Догадываюсь.
– Вообще-то с ней разговаривала Ма. Говорит, рыдала навзрыд прямо в трубку.
– Могу себе представить! – Тигги сделала глоток из своей чашки и тяжело вздохнула. Свет внезапно померк в ее глазах. – Знаешь, у меня такое странное чувство… Будто папа сейчас войдет в эту комнату. А он уже никуда и никогда не войдет.
– Это точно! – печально подтвердила я.
– Какие-то дела у нас сейчас есть? – Тигги пружинисто поднялась с дивана и подошла к окну, уставившись куда-то вдаль. – Нам надо срочно заняться… хоть чем-то.
– Когда приедут все остальные, в Атлантис пожалует папин нотариус. Он должен многое объяснить нам. А пока, – я сокрушенно пожала плечами, – все, что нам остается, это запастись терпением и дожидаться приезда остальных сестер.
– Ты права.
Тигги прижалась лбом к оконному стеклу.
– А ведь никто из нас не знал его по-настоящему. Правда ведь? – тихо спросила она.
– Не знал, – коротко согласилась я с ней.
– Майя, можно я задам тебе еще один вопрос?
– Можно.
– Тебя никогда не интересовало, откуда мы все взялись? Как сюда попали? То есть, я хочу сказать, тебе не интересно узнать, кто твои настоящие родители?
– Иногда подобные вопросы приходили мне в голову. Но, Тигги, отец для меня был всем. Его я считаю своим родным отцом. А другие мне и не нужны. Даже думать о них не хочу.
– Считаешь, это будет нечестно по отношению к папе – попытаться выяснить свое настоящее происхождение?
– Может, и так. В любом случае отцовской любви мне всегда хватало с лихвой. Ведь трудно представить себе более любящего и более заботливого отца.
– Понимаю. Вас с отцом действительно связывали особые узы. Наверное, потому что ты старшая. Так всегда в семьях и бывает.
– А по-моему, у каждой из нас были с ним свои особые узы. Ведь он любил нас всех.
– Да, я знаю, как он любил меня, – едва слышно согласилась со мной Тигги. – Но все равно не перестаю думать о том, кто же я есть на самом деле. Мне часто хотелось расспросить отца, но я боялась спрашивать, не хотела расстраивать его. Так и не рискнула. А сейчас уже поздно. – Тигги подавила зевок. – Не возражаешь, если я пойду к себе и прилягу на часок? Что-то на меня вдруг навалилась страшная усталость. То ли пережитый шок начал действовать, то ли тот факт, что последние несколько недель я работала без выходных. Но просто сил нет никаких…
– Конечно, ступай. Приляг, переведи дыхание.
Я молча проследила за тем, как Тигги направилась к дверям.
– Увидимся позже, ладно? – бросила она напоследок.
– Постарайся поспать хоть немного, – посоветовала я.
Дверь за сестрой закрылась, и я снова осталась в комнате одна. И меня вдруг охватило странное раздражение. Неужели дело во мне? Нет. Внезапно до меня дошло очевидное. Врожденная отчужденность от всего на свете у этого воздушного, неземного создания по имени Тигги с годами проступала все резче, все отчетливее, она стала даже бросаться в глаза. В конце концов, чего же я от нее хочу сейчас? Не я ли сама страх как боялась чрезмерно эмоциональной реакции сестер на известие о смерти отца? Так что надо только радоваться тому, насколько уравновешенно восприняла эту страшную новость Тигги.
Впрочем, вполне возможно, причина кроется в другом. Просто все мои сестры уже давно живут каждая своей жизнью, далеко за пределами дома Па Солта и всего того, что связано с их детскими годами, проведенными под крышей Атлантиса. А лично для меня и сам отец, и Атлантис по-прежнему составляют суть и смысл всей моей жизни.
* * *Стар и Сиси прибыли уже после семи вечера. И снова я встречала их на пирсе. Обычно не любящая всяческие нежности, Сиси на сей раз даже позволила мне слегка обнять ее за плечи и тут же отстранилась.
– Ужасно, Майя! Просто ужасно, – воскликнула она. – Стар очень расстроена.
– Могу себе представить, – ответила я. Стар действительно выглядела бледнее обычного.