В стране «Тысячи и одной ночи»

Пройдясь по узким улочкам, вы совершите путешествие назад во времени.

Пусть сегодня Марракеш, центр туризма, и процветает, его старый город, медина, остается нетронутым: жизнь в нем кипит, переливаясь через край, все такая же яркая и самобытная. И хотя теперь там продают пластмассовые куклы, сделанные в Китае, подержанные телевизоры, нагроможденные один на другой, мобильные телефоны, Марракеш продолжает жить ритмами прошлого. Форма меняется, в моду входит то одно, то другое, а суть, душа, остается неизменной.

Ища сказителя, я высматривал среди многочисленных лавок и лавочек кое-что особенное. Абдельмалик настоятельно рекомендовал мне зайти в необычный магазин под названием «Мезон-де-Мекнес»: как только я переступлю его порог, увижу мир другими глазами. Он несколько раз подробно объяснил, как отыскать магазин: дойти до улицы Баб Лаксур, от нее – по третьей улице налево, далее – по пятой направо, еще один поворот налево – у зеленой мечети, и снова поворот направо – у лавки мясника, торгующего кониной. Дойдя до хаммама, надо встать к бане спиной, пройти два метра направо и нырнуть в проулок, где валяются горы черствого хлеба.

Три часа я плутал по улочкам, забитым людьми и всевозможным товаром. И в какой-то момент оказался на верном пути: приметы совпали как подсказки на карте сокровищ. Я нашел и мечеть, и мясника, и ту самую баню, даже черствый хлеб. В дальнем конце переулка виднелся низкий арочный вход с аляповатой вывеской ручной работы. Вывеска гласила: «Мезон-де-Мекнес».

Вниз вели ступени, стертые многими поколениями торопливых покупателей. С низкого потолка свисала паутина, а на полках вдоль стен красовались сокровища: старинные берберские сундуки, серебряные чайники, скамеечки для ног, вырезанные из эбенового дерева, мечи воинственных племен, блоки французских почтовых открыток, древние фотоаппараты фирмы «Кодак», свечи, шелковые пояски на свадебные платья, богато украшенная верблюжья упряжь из темно-синей шерсти…

Хозяин магазина имел вид человека, довольного собой, с глазами табачного цвета, в заляпанной кофейными пятнами рубашке. Звали его Омар бен Мохаммед. Он сидел в кресле сразу на входе, за спиной у него светила настольная лампа. Я не сразу его заметил – глаза еще не привыкли к полумраку.

Поначалу Омар произвел на меня впечатление алчного дельца. Но вскоре выяснилось: помимо излюбленного занятия – сбывать туристам краденое, у него имелась куда более сильная страсть – он обожал рассказывать притчи.

Едва я переступил порог, как Омар заявил: ни одна вещь у него не продается. И как бы мне ни хотелось приобрести вон тот старинный сундук, вот этот щит одного из племен Сахары или, скажем, то янтарное ожерелье, мне их не продадут.

– Так это музей? – спросил я.

Омар бен Мохаммед поскреб щеку с отросшей седой щетиной.

– Мой магазин не такой, как остальные, – усмехнулся он. – В других магазинах – одни мошенники, они готовы вытрясти из вас последнее, мать родную продать.

– Значит, ваш товар лучше?

Омар высморкался в большой носовой платок, потер глаза большими пальцами.

– Да нет, – сказа он. – Все, что здесь разложено, самого низкого пошиба. Возможно, вам так не кажется, но это потому, что вы не разбираетесь. Да и освещение тут плохое, причем, неслучайно. Пустая консервная банка в таком тусклом свете покажется сокровищем. Возьмете это сокровище и только дома разглядите – барахло барахлом.

– Зачем вы мне все это говорите?

Омар развел руками.

– В этом моя проблема, еще с детства. Ну, да я уже смирился.

Опасаясь, что сейчас меня попросят об одолжении, я холодно заметил.

– У всех бывают проблемы.

– Да-да, вы правы, у всех, – согласился Омар. – Моя проблема в том, что я говорю только правду.

– Что же в этом плохого? Наоборот, это похвально.

Лицо хозяина магазина приняло страдальческое выражение.

– Вы не представляете, какое это мучение. Чтобы торговать здесь, в Марракеше, первым делом нужно научиться врать. Это умение передается от отца к сыну. Мало кто знает, но без умения врать в нашем деле не преуспеешь. Соврете удачно – разбогатеете. Довольная жена будет ласковой, как котенок, дети станут гордиться таким отцом.

– А вы сделайте вид, что тоже врете.

– То-то и оно, – сказал Омар. – Меня называют дураком, говорят, я должен облапошивать туристов – все так делают. Ведь турист не вернется. Говорят: для чего и существуют эти туристы, как не для нашей пользы?

– И?..

– И поэтому в моем магазине ничего не продается.

– Вот как!

Помолчав, Омар с улыбкой склонил голову набок.

– Да-да, ничего не продается… Все отдаю за так, совершенно бесплатно.

Я принялся рассматривать товар на полках. Один из сундучков мне особенно приглянулся. И я подумал, что не прочь заполучить его даром.

– В таком случае можно мне это?

– Конечно, – сказал Омар.

– Бесплатно? Вы отдадите его просто так?

– Я уже сказал: отдам.

– Как хорошо, что я заглянул к вам.

– Мне тоже очень приятно, – сказал хозяин магазина.

Я встал и подошел к полке с сундуком. Омар помог мне снять его и открыть крышку: изнутри сундук был обит выцветшей тканью вроде фетра.

– Но я должен вас предупредить, – тихо прибавил Омар.

– О чем?

– К каждому выставленному здесь изделию кое-что прилагается.

Я снова ничего не понял.

– Что же?

– Притча.

Я глянул на хозяина магазина, прищурив глаза.

– Вот как?

– Если вам что-то понравилось, – продолжал Омар, – придется заплатить за притчу.

И моргнул.

Я тоже моргнул.

Хозяин снова почесал заросшую щеку, а я тем временем раздумывал над предложением. В Марракеше торговцы отчаянно боролись за каждого туриста, ведь те платили наличными, так что Омар бен Мохаммед ловко придумал.

Хозяин было плотоядно усмехнулся, но тут же снова принял постный вид.

– И какая же притча прилагается к этому сундучку?

Он ненадолго задумался, пощипывая усы.

– «Всадник и змея».

– И сколько она стоит?

– Шестьсот дирхамов.

– Это же сорок фунтов! Для сундука слишком дорого.

– Я и говорю: товар у меня никудышный. Сундучок симпатичный, но не имеет никакой ценности.

– Тогда за что же я выложу шестьсот дирхамов?

Омар бен Мохаммед сложил руки с переплетенными пальцами на животе.

– За притчу.

Я вытащил три банкноты.

– Вот.

В следующее мгновение хозяин магазина спрятал деньги в потайной карман, и берберский сундучок был обернут мятыми газетными листами.

– Хороший выбор, – похвалил Омар.

– Но вы сами говорили: ничего стоящего у вас нет.

– Может, сундук и не хорош, – сказал Омар, – но вот притча «Всадник и змея» стоит в три раза дороже того, что я с вас взял.

Откинувшись в кресле, Омар бен Мохаммед уставился на круг света от лампы и начал.

– Давным-давно, еще в прежние времена, на расстоянии многих дней пути отсюда существовало королевство под названием Земля горшков и сковород. Жители этого королевства были счастливы и жили в достатке, продавая горшки и сковороды в соседние королевства.

Торговец замолчал, передавая мне стаканчик со сладким чаем из мяты.

– Так вот, в Земле горшков и сковород водились разные звери: львы, тигры, крокодилы, даже кенгуру. Не было только змей. Никто из жителей никогда не видел змею, даже не представлял, как она выглядит.

– Однажды дровосек прикорнул в лесу, а в это время длинная зеленая змея подползла к спящему и через раскрытый во сне рот дровосека проникла ему в горло. Дровосек проснулся, задыхаясь. С трудом поднявшись, он в ужасе замахал руками, издавая громкие стоны.

– По счастливой случайности мимо как раз проезжал всадник. Он увидел, как охваченный ужасом дровосек размахивает руками. Всадник прибыл из соседних земель, где змеи водились в изобилии: он тут же понял, в чем дело. Схватив плеть, всадник соскочил с коня и, подбежав к дровосеку, стал со всей силы стегать беднягу по животу.

– Дровосек пытался увернуться, но полузадушенный змеей и исполосованный ударами ни с того, ни с сего напавшего всадника, упал на колени. Змее внутри дровосека стало неуютно – она поднялась по горлу и выползла. Всадник убедился, что опасность дровосеку больше не угрожает, молча вскочил на коня и ускакал. Будучи родом из земель, где такие случаи не редкость, всадник не придал происшедшему большого значения.

– Дровосек же, придя в себя, понял: всадник бросился к нему без лишних слов только потому, что время было дорого – ядовитая змея в любой момент могла ужалить.

Омар бен Мохаммед вручил мне обернутый газетами сундучок. И усмехнулся.

– Возможно, вы тем более оцените притчу, потому что заплатили. Вспоминайте ее – каждый раз притча будет открываться вам с неожиданной стороны.

Через час я уже сидел со своим сундучком в парикмахерской через дорогу, дожидаясь одного сказителя. Встречу организовал по моей просьбе Омар бен Мохаммед. Как только я с ним простился, он пулей вылетел из магазина – побежал хвастаться удачной продажей «Всадника и змеи».

Так вот, Омар с восторгом рассказывал: Мурад – человек необычный, его род существует вот уже двенадцать веков. И все предки были сказителями. Будучи столь знатного происхождения, Мурад отличается от обычных людей.

Я спросил Омара, что он имеет в виду.

Торговец поднялся во весь рост – метр шестьдесят с небольшим – и воздел руки как при молитве.

– Слова – вот что течет в его жилах! – провозгласил он. – А не кровь, как у нас с вами.

Когда я сел на потертый диван, парикмахер, как водится, не обратил на меня никакого внимания.

Коротая время, я поинтересовался у парикмахера: слыхал ли он о сказителе по имени Мурад?

Едва услышав имя, парикмахер просиял.

– Его голос подобен пению тысячи ангелов, слова слетают с его губ, изливаясь водопадом. Притчи, рассказанные Мура-дом, завораживают.

– Так он личность известная? – спросил я.

Парикмахер потер руки.

– Да в Марракеше его каждый знает! – воскликнул он. – Завидев со своих балконов Мурада, жители радостно выкрикивают его имя. И в отчаянии рвут на себе волосы, когда он скрывается из виду.

Восторженные отзывы парикмахера произвели на меня впечатление. Я сидел на стареньком диване, смущенно ерзая, и с нетерпением ждал встречи.

Прошло сорок минут. Парикмахер полез в ящик под зеркалом и нашел среди всякого хлама старый компакт-диск. Помазал его кремом для бритья, смыл пену и аккуратно протер насухо. Вставил в магнитофон в ящике под раковиной, и по улицам старого Марракеша поплыли звуки песни Боба Дилана «Мистер Тамбурин».

И тут стремительно вошел Мурад.

Как-то раз – мне тогда было восемь – отец вернулся из путешествия по Востоку. С ним приехали два набитых подарками коричневых кожаных чемодана. И – шепелявый, рыжеволосый толстяк. С детства помню – в нашем доме не переводились гости. Многие из них так и остались для меня незнакомцами. Но я догадывался: этот людской круговорот неспроста, он как-то связан с отцом.

Толстяк поселился у нас в мансарде, откуда время от времени спускался и рассказывал нам притчи.

Я уже не помню, как его звали, откуда он. Но мне нравилось воображать, будто отец повстречал его в дальних краях и уговорил приехать к нам в Англию.

За те месяцы, что рыжий толстяк пробыл в нашем доме, он познакомил нас с известными персонажами арабского фольклора. Толстяк пересказал своим шепелявым голосом десятки сказок из «Тысячи и одной ночи», после чего перешел к другим собраниям историй, малоизвестным на Западе: «Жизнь и подвиги Антары», «Макамы» аль-Харири. Детский ум соединил услышанные в разное время отрывки – получилась осмысленная история. Мы, дети, считали, что толстяк появился в доме исключительно с целью нашего развлечения. Он и развлекал. Только годы спустя я понял: толстяк выполнял роль наставника.

Притчи он рассказывал не просто так – в каждой содержалась определенная мораль. Подобно персику с вкусной мякотью рассказ облекался в занимательную форму, благодаря чему крупицы знания проникали в душу, пуская ростки. Каждый день толстяк поднимался к нам в игровую. Иногда у нас были друзья, и тогда мы садились вокруг него по двое – по трое. Убедившись, что мы готовы слушать, он шепелявым голосом начинал.

Из всех рассказанных им историй мне больше всего запомнилась притча под названием «Райская вода».

«Давным-давно жил пастух-бедуин, кочевавший со стадом по необъятной пустыне. Как-то раз он заметил, что одна из овец лижет песок. Усталый пастух побрел к овце и с изумлением обнаружил бивший из земли источник. Он склонился и попробовал воду. Как только первая капля попала ему на язык, он понял: вода необычная. Такой вкусной воды пастух в жизни не пробовал.

Отпив еще, пастух вдруг преисполнился чувством долга. Он, скромный подданный великого Харуна ар-Рашида, решил поднести воду в дар правителю.

Заполнив райской водой самый надежный бурдюк, пастух оставил стадо на попечение брата, а сам отправился через песчаные дюны к Багдаду. Преодолевая преграды, мучимый жаждой, он через много дней пути подошел к дворцовым вратам. Стражники поначалу отогнали его, грозя отрубить голову, если он станет докучать им. Но пастух не отступался. Подняв над головой бурдюк, он прокричал: «У меня подношение калифу. В этом бурдюке – райская вода».

Огромные врата приоткрылись, и бедуина втащили внутрь. Не успел он опомниться, как уже лежал ниц перед троном, на котором восседал сам Харун ар-Рашид. Подданные засуетились вокруг правителя, калиф же потребовал у пастуха ответа: зачем тот пришел?

Протягивая разящий потом бурдюк, пастух сказал: «Ваше величество, я человек простой, кочую по пустыне. И живу очень скромно. Но вот недавно перегонял овец из оазиса в оазис и нашел источник с самой вкусной водой на свете. О ней рассказывали еще отцы и праотцы, но до сих пор никому не случалось попробовать ее на вкус. Ваше величество, примите мое подношение».

Харун ар-Рашид щелкнул пальцами – ему подали кубок из чистого золота на украшенном драгоценными каменьями подносе.

Он кивнул в сторону бурдюка – слуга в великолепных одеждах выхватил у пастуха бурдюк и плеснул из него в кубок. Прежде калифа из кубка отпил телохранитель. Убедившись, что с телохранителем ничего не произошло, кубок передали калифу.

Харун ар-Рашид коснулся губами края, вдохнул запах воды и попробовал ее на вкус.

Пастух и все придворные замерли, в волнении подавшись вперед.

Харун ар-Рашид, Повелитель дня и ночи, ничего не сказал.

Выждав, визирь склонился к уху калифа: «Ваше величество, отрубить этому пастуху голову?»

Харун ар-Рашид в задумчивости потер подбородок. Он поблагодарил пастуха за подношение, а визирю шепотом отдал тайное распоряжение: «Пусть под покровом ночи пастуха отведут к его стаду, – сказал калиф, – но проследи, чтобы по дороге он не увидел могучей реки Тигр и не попробовал великолепной речной воды, которую мы находим вполне обыкновенной. Награди его тысячей золотых и объяви, что он и его потомки назначаются хранителями Источника райской воды».

Глава седьмая

Тот стал метким стрелком, кто метил дальше меня, своего учителя.

Саади из Шираза

Сказитель Мурад был одет как дервиш – в залатанной шерстяной джеллабе, голова вместо тюрбана обмотана полоской ткани. Из-за катаракты на глазах у него словно образовалась корочка льда, покрытое шрамами лицо было плоским, выделялись лишь пухлые щеки. Особенно меня поразили пальцы Мурада – длинные и изящные, я невольно задержал на них взгляд.

Едва Мурад вошел, парикмахер выронил бритву; наклонившись за ней, он на мгновение стал похож на ворона с покалеченным крылом. Затюканные мужья, спасавшиеся от жен в парикмахерской и сидевшие в засаленных креслах, благоговейно склонили головы. Следуя их примеру, поклонился Мураду и я. После чего представился.

Сказитель протянул изящную руку, ожидая, пока я отвечу на рукопожатие.

– Ас-саламу ‘алейкум, – негромко, сиплым голосом приветствовал он.

Мурад поинтересовался, купил ли я что у Омара бен Мохаммеда? Мне подумалось: вряд ли его интересует берберский сундучок, скорее – прилагавшаяся к вещице притча. Хотя я несколько удивился тому, что он не заметил сундук на полу.

– Притчу «Всадник и змея», – ответил я.

И хотел было пожаловаться на дороговизну, но тут Мурад шагнул ближе.

– Есть в этом мире вещи бесценные, – сказал он, касаясь моей руки, – как вот эта притча. Она подобна драгоценному камню. Поднесите ее к свету, посмотрите с разных сторон – она вспыхнет рубином.

В это самое время в парикмахерскую тихонько проскользнула очередная группа мужчин – они явно прятались от жен. Увидев сказителя, мужчины почтительно склонили головы, приветствуя его пожеланием мира.

– Пойдемте-ка туда, где нам не помешают, – мрачно произнес Мурад.

Я подхватил сундук. Сказитель повел меня узкими улочками в направлении зеленой мечети. Я старался не терять из виду залатанный край его джеллабы, мелькавшей между прилавками со всевозможным товаром: розовыми нейлоновыми кофточками, говяжьими копытами, рисом…

На улочках Марракеша многолюдно, они запружены гужевым скотом, заставлены лавками – передвигаться по ним совсем непросто. Я наблюдал за местными, с рождения живущими в медине: они не идут, а будто скользят, мгновенно отступая вправо или влево, дабы избежать столкновения с груженой телегой, слепым попрошайкой или навьюченным мулом.

В свое время Мурад наверняка отличался большей ловкостью. Сейчас же он шел пошатываясь, то и дело хватаясь за стену.

Молча следуя за маячившей впереди джеллабой, я гадал: куда меня ведут? Вдруг джеллаба скрылась в низком дверном проеме с облупленной краской и замелькала по извилистому проходу. Я поспешил вдогонку, хотя берберский сундук и замедлял мой шаг. Дойдя до конца, мы стали подниматься по лестнице и оказались в помещении с высоким сводчатым потолком. На полу совершенно пустой комнаты лежал матрац и куча тряпья, по всей видимости, заменявшая одеяло.

Мурад пошарил по матрацу, и мы сели по краям, друг против друга.

– Вот тут я и живу, – сказал он. – Чувствуйте себя как дома.

После обмена малозначительными фразами я повел разговор о главном.

– Моему другу приснился сон, поэтому я здесь, – сказал я.

Соединив изящные пальцы домиком, сказитель приготовился слушать.

– Он приглашает вас в Касабланку – рассказывать притчи. Моего друга беспокоит то, что Марокко теряет свою самобытную культуру, повсюду – засилье мыльных опер. Он надеется на вашу помощь.

Мурад ответил не сразу. Он сидел на краю матраца, едва заметно покачиваясь взад-вперед в глубокой задумчивости. Я уже начал сомневаться, что он вообще заговорит, но тут Мурад произнес:

– Ваш друг и прав, и неправ.

– Что вы имеете в виду?

– Притчи. Их значимость.

Сказитель взял ветошь, пропуская край ткани между пальцев.

– Чтобы разбираться в притчах, надо разбираться в людях, – сказал он. Главное в этом деле – слушатели. Завладев их вниманием, вы обретете великую силу.

– Но по телевизору…

– Забудьте про него, – сказал Мурад как отрезал. – Телевизор – вещь бесполезная – люди смотрят на картинки, теряя способность фантазировать. Пробудите в них интерес, и они станут воспринимать не глазами, а ушами.

Мурад поморгал. Он сидел неподвижно, словно бронзовый Будда: сложив руки на коленях, уставившись глазами, словно подернутыми корочкой льда, прямо перед собой. Я что-то сказал, уж и не помню, что. Впрочем, Мурад меня все равно не услышал – он прислушивался к выкрикам разносчика рыбы, долетавшим с улицы.

И тут меня осенило: а ведь Мурад слепой!

Толстяк уже несколько недель жил у нас; как-то вечером он протянул мне спичечный коробок.

Я раскрыл коробок – внутри лежал голыш. Серый с голубоватым отливом, ярко-белая жилка с одного края.

Толстяк, которого мы прозвали Шлёпкой – он вечно ходил в шлепанцах, – вытряхнул голыш из коробка мне на ладонь.

Я потер его о щеку.

– Гладкий.

Шлёпка улыбнулся и прошепелявил:

– Конечно, ведь он побывал на самом краю света.

Я лизнул голыш.

– Солоноватый.

– Он лежал в глубоком, бескрайнем океане.

Я взвесил голыш на ладони.

– Тяжеленький.

– Да. А в воде ничего не весит – как пушинка, – сказал Шлёпка.

– Но это же всего-навсего голыш, – возразил я.

Толстяк едва заметно усмехнулся.

– Ну да, для глупца – всего-навсего голыш.

Мурад рассказал, что зрение у него никогда не было хорошим. Он отличал свет от темноты, видел размытые очертания предметов, но и только.

– Я никогда не мог положиться на зрение, – сказал он во время нашей следующей встречи в кофейне «Аргана» на главной площади.

Я спросил: как же в таком случае он обходится?

Мурад хохотнул.

– Как? Закрой глаза, и откроется сердце.

Официант принес чашки разбавленного молоком горячего шоколада. Приятный вкус после горького черного кофе. Мы сидели в углу террасы на верхнем этаже; я обозревал толчею на площади внизу, Мурад прислушивался к гомону.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Бахауддин Мухаммад Накшбанди (1318 – 1389) – суфийский шейх. – Здесь и далее – прим. перев.

2

Идрис Шах (1924 – 1996) – писатель и ученый афганского происхождения, популяризатор суфийского учения; отец Тахира Шаха.

3

Джеллаба – традиционный, обычно шерстяной, балахон с широкими рукавами и капюшоном, надеваемый через голову.

4

Папа – обращение, принятое в некоторых мусульманских странах.

5

Коран 15:26-27 (пер. В. Пороховой)

6

Ричард Фрэнсис Бёртон (1821 – 1890) – британский путешественник, писатель, поэт, переводчик, этнограф, лингвист, гипнотизер, фехтовальщик и дипломат. Прославился своими исследованиями Азии и Африки, а также исключительным знанием различных языков и культур.

7

Обращение к детям, также форма вежливого обращения к собеседнику.

8

Кускус (араб.) – крупа и блюдо из нее; является одним из основных продуктов питания в Марокко.

9

Саади из Шираза (между 1203 и 1210 – 1292) – персидский писатель и мыслитель.

10

Абу-аль-Асвад (ум. ок. 688) – арабский лингвист, автор первого свода правил арабского языка.

11

Антуан Галлан (ок. 1646 – 1715) – французский востоковед, антиквар, переводчик.

12

Роберт Ирвин (р. 1946) – британский историк-медиевист, писатель, специалист по истории средних веков Арабского и Ближнего Востока.

13

Рияд – особняк в медине, старой части города.

14

Бидонвиль (франц.) – французское слово для обозначения городских трущоб.