Суфии – мысль и действие

Суфии – мысль и действие

1

Суфийские духовные ритуалы и верования

Идрис Шах

Суфийские духовные ритуалы и верования

Цель суфийского учения

Цель суфийского духовного учения можно выразить так: помощь в очищении индивидуального сознания, чтобы оно смогло отразить сияние Истины, от которой человек отгорожен своей обычной мирской деятельностью.

Термин, которым обозначается просветление или сияние, – Анвар.

Мистицизм – это не магия

Как утверждается, например, в книге Zia al Qulub и в других произведениях суфиев, мнение, будто мистик желает или способен достичь тождества с Богом, в смысле обретения божественных атрибутов или сил, является ошибочным. Такое представление основано на магическом, а не на мистическом мышлении.

В обыденной речи, так же как и в умах многих людей, которым следовало бы лучше в этом разбираться, понятие «мистическое» связано с чем-то запутанным, недоступным пониманию. Это второстепенное значение данного понятия, своим существованием, разумеется, обязано одному только «неосознаваемому невежеству».

Суфии добиваются ослабления влияния «материальных атрибутов», т.е. всего, что стоит на пути высшего понимания.

Многое же из того, что религия, построенная на повторах и упрощениях, выдает за духовное, при ближайшем рассмотрении обнаруживает свою принадлежность к материальному. Одним из примеров может служить эмоционализм.

Распространенные искажения суфийской мысли

Многие религиозные формулировки, какими бы распространенными и известными они ни были, на самом деле, являются сокращенными и искаженными версиями некоего первоначального учения, совершенно неизвестного тем, кто ныне практикует эти формулировки. Подчас общие черты первоначального учения там все еще различимы, и некоторые примеры этого приведены ниже.

Возврат к примитивному мышлению и желание порядка, нечуждое человеческому уму и часто (хотя и не всегда) ему полезное, – вот основные виновники этого процесса.

Там, где примитивное чувство вступает в союз с такой же примитивной логикой, мы получаем знакомое извращение: веру в то, что, поскольку материальное создает препятствия, поскольку «уничтожение или подавление» материального должно вести к просветлению.

Такое мышление, отнюдь не сулящее ничего хорошего, по существу является магическим.

Омар Хайям указывал на ошибочность подобных выводов, когда (передразнивая глупцов) писал: «Если вино – это враг религии, то я поглочу врага религии».

Вполне объяснимо, что эта фраза была неправильно истолкована узкомыслящими буквалистами. Они вообразили, будто Хайям сам отвергает религию. Поэт был юмористом, тогда как буквалистам часто, а, возможно, и всегда, чувства юмора не хватает.

Умерщвление плоти не только не освобождает от пут материального мира, но вероятнее всего, либо вызывает расстройство рассудка и повергает в иллюзии, либо развивает мазохистский вкус к страданиям, от которых человек, разумеется, начинает получать удовольствие.

Удаление того, что изолирует от истины

«Полировка зеркала» или «удаление пыли» – суфийские термины, обозначающие процесс освобождения от тех элементов, как врожденных, так и приобретенных, посредством которых «мир» изолирует человечество от Великой Истины.

Суфии далеки от того, чтобы строить на фундаменте обусловленных верований; обычно они начинают с детоксикации ума от вредных, лишенных жизненности и других мнимо важных иллюзий, фиксаций или эмоционально заряженных идей.

Согласно суфизму то, что в человеке способно воспринять объективную Реальность, – это его душа (рух). Материальностью же называется все, что отягощает душу.

Душа представляется как часть единого «моря», «Моря Покоя», на поверхности которого зыбь, волны и шторм отражают влияние материализма, привязанность к объектам и негативное мышление.

Указывая на изначальное единство бытия, Руми в первой книге Маснави сказал:

Мы были огромны, и все мы были единой субстанцией.

Без головы или ног все мы были одной головой.

Мы были единой Сущностью, подобной солнечному сиянию:

Не завязанные в узлы и чистые как вода.

Проникновение гордыни в религию

Материализм, привязанность к вещам, включает в себя также и гордыню: когда люди получают удовольствие или даже испытывают восторг от мысли, что они добры или религиозны. В обычных религиозных кругах стало уже настолько привычным не проводить никакого различия между людьми духовными и теми, кто обманывает самих себя, что суфийское учение, касающееся этого различения, является очень важным, как постоянное напоминание об этой проблеме и как способ исправления. Чем больше гордыни в людях, тем больше им не нравится это напоминание. В результате, следуя типичному образцу, они атакуют суфиев, а не свою собственную проблему.

Их проблема – та самая проблема, которую давно уже распознали психологи, но когда ее переносят в область риторики или теологии, она часто ускользает от анализа.

Последствия этого простираются от простого игнорирования самой проблемы вплоть до поистине изощренных форм злобы против тех, кто ее поднимает, что снижает вероятность правильного циркулирования информации.

Для демонстрации этого недуга можно экспериментально спровоцировать в людях серьезную враждебность. Я, например, неоднократно выводил из себя «специалистов», рассказывая им анекдоты, а других, им подобных, приводил в восторг, изображая то, что сегодня модно называть значимостью.

Каждый человек знаком с ханжами, ставшими таковыми в результате материализма, а также с теми, чья гордыня так велика (из-за чего, с точки зрения суфиев, их даже нельзя назвать духовными людьми), что они воображают, будто только они правы или только их форма веры является абсолютно истинной.

В кажущемся парадоксе, рассчитанном на интеллектуалов, Мирза Абдул Кадир Бедиль настаивает на том, что реальное знание значительно превосходит механическое, и даже духовно невозрожденные могут, в конце концов, прийти к нему, если найдут путь:

Ты лучше всего, что понимает твой интеллект,

И ты стоишь выше всего,

Чего достигло твое понимание.

Суфий утверждает, что воспринимает Реальность, лежащую за пределами внешней формы, в отличие от тех, кто просто фиксируется на форме. Форма полезна, но она второстепенна. Как говорит великий представитель суфизма Ибн ал-Араби в произведении «Толкователь желаний»:

Сердце мое способно теперь принять любую форму:

То оно – лужайка, где пасутся газели, то христианский монастырь, где живут монахи;

Иногда – капище [язычников], а иногда – мекканская мечеть, куда стремятся паломники;

То оно превращается в Скрижали иудейской Торы, то в свитки Корана;

Я следую вере Любви, куда бы ее горние тропы ни вели моего коня, ?

В этом моя религия и моя вера.

Отрывок этот весьма драматично иллюстрирует, что религия и вера мистика совершенно отличны от того, что исповедуют люди, обрученные с внешними атрибутами, теми атрибутами, которые кажутся невеждам религией.

Суфийский путь опирается на знание и практику, а не на интеллект и слова. Как сказал принц Дара Шикох в своей поэме на персидском языке:

Хочешь присоединиться к Зрящим?

Тогда переходи от разговоров к опыту.

Рассуждая о «Единстве», тебе не стать монотеистом,

Во рту не слаще от слова «сахар».

Некоторые люди верят, что восприятия Истины можно достичь с помощью самостоятельных усилий. Они воображают, что в результате неколебимой верности определенным практикам, следуя правилам, установленным экспериментаторами или – того хуже – представляют собой всего лишь какие-то фрагменты целого, человек может совершить путешествие Души или хотя бы продвинуться на пути.

Сказать – это одно, другое – сделать. Попробуйте-ка, к примеру, поднять себя за волосы.

Изучение соответствующих отрывков из литературы может обеспечить необходимую основу; это может быть существенным предварительным условием, подготовкой, но, как и в любой специализации, на определенной стадии обучения необходим тот, кто может протестировать обучающегося, назначить ему курс обучения. И курс этот должен быть правильным образом пройден учеником.

Мышление, противоположное «магическому» подходу, в действительности уже дает о себе знать. Если все дело в магических процедурах, то зачем существует такое множество формулировок? Если путь был установлен раз и навсегда, то откуда необходимость в последовательном появлении различных учителей? Зачем нужно снова изобретать колесо, если путь этот так удобен и последователен, в чем нас с легкостью убеждает наше примитивное стремление к систематизациям?

Постоянное появление новых формулировок, повторно возвращающих учение к его центру тяжести, само по себе настолько соответствует определенному повторяющемуся образцу, что те, кто в должной мере преодолели в себе жадность и нарциссизм, в самом существовании упомянутого образца увидели, что в нем-то и заключен центр тяжести.

Ментальность многих претендентов на метафизическое обучение разоблачает себя, когда, встречаясь с таким заявлением, они требуют, чтобы их допустили к следующей стадии, наступающей после чтения или формального изучения, вместо того, чтобы обратиться к суфию и узнать, готовы ли они для дальнейшего развития, в том ли направлении они двигались в своем изучении, адекватным ли было их чтение и ознакомление с определенными концепциями.

Джалаладдин Руми в Маснави говорит о «линии» направления к Истине, которая ведет в «точку», являющуюся Истиной:

Знание Истины – точка, мудрость суфия – линия;

Из существования точки проистекает бытие линии.

Путаница, созданная учеными и популяризаторами

Ученые, так же как и популяризаторы, полагаясь на свои наблюдения или письменные описания практических процедур (и желая дать оценку суфийской «системе» развития), смешали эти процедуры в одну кучу и вообразили, что они имеют дело с какими-то постоянными величинами. Такой подход не эффективен. Он делает описательную литературу и академические работы бесполезными. Ученые и другие внешние наблюдатели не проводят различий между подлинными процедурами и теми, что уже истощили свою полезность, между существенными практиками или концепциями и практиками и концепциями локальными, либо рассчитанными на определенный период времени.

Они также не способны увидеть личностный элемент – то, как может иногда отличаться позиция и потенциал разных людей, вовлеченных в изучение.

Легко увидеть, откуда взялось это непонимание. Схоластические ментальность и методы, а также линейное мышление были применены к изучению явлений совершенно иного порядка.

Суфийский руководитель

Взыскующим Истины должен руководить наставник. Стадия, на которой это руководство может начаться, почти никогда не известна будущему студенту. Те, кто говорят: «Я готов к обучению», или: «Я не готов к обучению», имеют одинаковые шансы ошибиться или оказаться правыми в своих предположениях. И все же взыскующий должен стремиться, не думая, что он ничего собой не представляет и, одновременно, не «взбираясь на трон». В Письмах Руми на персидском языке я обнаружил следующее двустишие:

Если не можешь подобно королю восседать на троне,

Привяжись, как походный кувшин, к королевскому шатру.

Суфии единогласны в том, что Руководитель (шейх) абсолютно необходим, хотя в ответ на требование изучающего не доступен: «Суфии не купцы». Многие суфии и вовсе не являются руководителями. Как в любой специализации, обучение – это призвание, раскрывающееся только в тех, кто способен к осуществлению связанных с ним функций.

Суфий может осуществлять в «миру» функции, не воспринимаемые другими людьми. Он (или она) может превосходить своим рангом учителя и при этом не иметь миссии обучения.

Концепция, согласно которой учитель принадлежит к наивысшему уровню, какого только может достичь человеческое существо, появилась откуда угодно, только не из суфизма. Суфии существуют не для того, чтобы вести других к просветлению; в тех случаях, когда они осуществляют иерархические функции, они делают это для иных, не связанных с обучением целей. Возможно, никогда не покидающее человека чувство собственной значимости и поощряет в нем предположение, будто суфийский учитель – это величайшее человеческое существо. Если индивидуум предполагает, что нет ничего важнее, чем он сам, и нет цели более высокой, чем его собственное благополучие, тогда понятно, откуда взялось это необоснованное предположение.

Некоторые придерживаются мнения, что суфийский путь не отличается от пути Ислама, но следует эзотерическому значению Корана, который содержит также и экзотерический смысл, вытекающий из его буквального понимания. Поэтому Газали или Абу Ханифа (основатель одной из основных ортодоксальных школ Ислама) одновременно могли быть и мусульманами, и суфиями.

Некоторые суфийские авторы обращают внимание на вневременную природу суфизма («до того, как человек был, мы были»), но среди них нет ни одного, кто считал бы, что суфийская мысль отсутствует в какой бы то ни было законной религиозной формации.

Есть множество мистических отрывков в мусульманской Священной Книге, а также и в Преданиях о Пророке. Вот один из них: «Мы ближе к нему (человеку), чем его яремная вена»; а вот другой: «Он с тобой, где бы ты ни был», и еще: «Он в ваших собственных душах, но вы не воспринимаете Его».

Это, конечно, относится к общим утверждениям, но суфийские представители обращают внимание на суру XVIII (стих 65 и далее), как на близкую аналогию с суфийским учением и учителями. В этой суре Учитель, обладающий особым знанием (многие называют его Аль Хидр, Странствующий руководитель) встречает Моисея и преподает ему урок, смысл которого в том, что у жизненных событий, помимо их внешнего и очевидного смысла, есть иные значения, а такой подход и есть классическое суфийское воззрение.

Моисей попросил незнакомца научить его истине, на что человек этот сказал ему: «У тебя не хватит терпения, чтобы следовать за мной!» Моисей, однако, стал настаивать, пообещав во всем повиноваться этому человеку.

Они пустились в путешествие, – ибо суфии называют следование по пути Путешествием, – после того как Учитель взял с Моисея обещание, что тот будет во всем повиноваться ему, терпеть и не задавать вопросов.

Первым путешествием на из пути была ситуация с лодкой, днище которой учитель продырявил. Моисей выразил недоумение, зачем тот сделал это, ведь люди, которые в ней окажутся, могут утонуть. «Воистину ты поступаешь очень странно!» – сказал Моисей.

Руководитель ответил ему: «Разве я не предупреждал, что тебе не хватит терпения следовать за мной!»

И далее по тексту:

Сказал Моисей: «Не осуждай меня за забывчивость и не опечаливай сердца моего, создавая мне препятствия».

И они вновь продолжили свой путь, пока не повстречался им мальчик, которого учитель убил. И сказал Моисей: «Ты убил невинного человека, который никого не убивал? Поистине ты совершил злодеяние!»

И ответил ему Учитель: «Не говорил ли я, что не хватит тебе терпения следовать за мной?»

И снова Моисей пообещал хранить молчание, дав слово, что если он еще раз спросит учителя о его действиях, то должен будет безоговорочно уйти.

И они отправились дальше, пока не пришли к одному городку, у жителей которого они попросили какой-нибудь еды, но жители отказали им в гостеприимстве. В том городке они увидели старую стену, которая вот-вот могла упасть, но Учитель укрепил ее. Моисей, не в силах более себя сдерживать, упрекнул Учителя за то, что тот помог людям, лишенным милосердия.

Тогда таинственный Учитель сказал: «На этом мы должны расстаться. А теперь я истолкую тебе то, на что у тебя не хватило терпения».

И он объяснил, что лодка принадлежала бедным людям. Выведя ее из строя, он сделал ее ненужной королю, захватившему власть в стране и приказавшему своим солдатам отобрать у населения все лодки. Когда тиран будет изгнан с той земли, бедняки смогут починить свою лодку и прокормить себя с ее помощью.

Что касается мальчика, то ему, если бы он вырос, суждено было стать опасным преступником. А стена принадлежала двум мальчикам-сиротам, жившим в том негостеприимном городе. Под этой стеной был зарыт клад, который по праву принадлежал этим детям. Их отец был добродетельным человеком. Господь пожелал, чтобы мальчики, став взрослыми и сильными, получили свое наследство. «Все, что я сделал, – сказал Учитель, – я делал не для себя. Таково объяснение тех событий, осмыслить которые у тебя не достало терпения».

Эта метафорическая история очень точно передает то, каким путем суфийский учитель осуществляет в жизни свои функции. Заметьте, что если ученик не способен следовать за своим мастером, его придется изгнать. Сколько бы он не старался, он остается на своем собственном уровне.

Некоторые теологи могут приводить аргументы в пользу того, что Моисей, чтобы выполнить свою пророческую миссию и передать людям духовные практики и принципы поведения в миру, составляющие сущность определенной религии, конечно же был просветленным. Но это только те теологи, которые признают мистицизм. Многими же ортодоксальными теологами большинства религий мистицизм предается анафеме. Как сказал Ахлак-и-Мохсини:

Птица, никогда не знавшая чистой [пресной] воды,

Круглый год макает свой клюв в соленую воду.

Чистая вода – это технический термин, имеющий специфическое значение для суфиев.

Услышав или прочитав эту историю, многие люди задаются тайным или явным вопросом, должны ли они доверять учителю до такой степени. Другие спрашивают себя: а должны ли они вообще ему доверять. Суфийский ответ на это прост: без такого доверия никакое обучение невозможно. Хуссейн Ваиз Кашифи, в книге «Свет Канопуса», говорит:

Кто не видел лица веры, – ничего не видел.

Кто не обрел удовлетворенности, – ничего не обрел.

Некоторые авторы в своих разъяснениях идут еще дальше, рассуждая так: «Человек, независимо от того, отдает он себе в этом отчет или нет, каждую минуту своей жизни доверяет себя кому-то или чему-то. Он верит, что пол под ним не провалится, что поезд, в котором он едет, не потерпит крушения, что оперирующий его хирург не убьет его и т.д.»

Кое у кого может возникнуть на это следующее возражение: «Мы доверяем себя всем этим вещам и людям, потому что у нас есть основания полагать, что они нас не подведут». Суфийские апологеты могли бы ответить такому человеку, что точно в таком же положении находятся и ученики суфия. Только недумающие и невнимательные люди не замечают этого.

Суфии традиционно живут среди тех, кого учат, они ведут себя добропорядочно и честно, поступая всегда в соответствии со своими словами, выполняя свои обязательства, пока они, подобно полу, поезду или хирургу, не заслужат достаточного доверия тех, кто с ними общается. В зависимости от природы тех людей, жить среди которых им предназначено судьбой, на это может уйти тот или иной отрезок времени. Никто из суфиев никогда не выразит на этот счет сожаления, даже если срок этот будет исчисляться десятилетиями, хотя люди, претендующие попасть в ученики, возможно, и будут сетовать. Последним, подобно Моисею, не достает терпения, которое одно только может преодолеть их подозрительность. Если даже их не отвергает учитель, они отвергают себя сами. Человек не может учиться у того, кому не доверяет. И все же множество людей, опять-таки в результате самообольщения, «следуют» за теми, кому не вполне верят. По мнению суфиев, такие люди, пребывая в таком состоянии, могут быть последователями, но не могут стать учениками.

Необходимость для учащегося учиться тому, как учиться

Суфии пользуются некоторыми поразительными аллегориями, созданными специально, чтобы одновременно указать и Путь, и ситуацию человечества, абсолютно невежественного в том, что касается Пути. Каким, например, видит суфий обычного человека, бредущего по дороге жизни?

Одно такое сказание, иллюстрирующее «взгляд из другого мира» относится к серии коротких историй о мулле Насреддине, который берет на себя роль человека, пытающегося, как и все мы, понять смысл жизни, тогда как Реальность совершенно не совпадает с его представлениями о ней:

Насреддина – глупого юношу, мать посылает на базар продать сотканный ею кусок ткани. По пути в город Насреддин встречает другого путника, и вскоре между ними завязывается оживленная беседа. Молодой Насреддин несет такую несуразицу, что его собеседнику становится ясно: этого парня можно облапошить.

«Отдай эту ткань мне, – говорит он, – ведь самому тебе она не нужна».

Но Насреддин себя дураком не считает и отвечает так: «Не спеши, дружище. Моя мать велела мне продать эту ткань, потому что ей нужны деньги. Мы, знаешь ли, люди бедные. Было бы совсем легкомысленно просто отдать ее тебе».

«Ладно, – говорит человек. – Я дам тебе за нее двадцать серебряных монет. Правда, у меня с собой денег нет, но в следующий раз, когда мы встретимся, я тебе обязательно заплачу».

Целых двадцать монет! «Это же настоящая удача, – думает Насреддин, так как мать сказала ему, что самое большее, что он может выручить за ткань, – это три монеты».

«Так и быть, забирай ее, – говорит Насреддин, добавляя при этом, – но считай, что я себя ограбил». Эту фразу он не раз слышал от купцов при завершении сделки.

«Ну что ж, – говорит человек, – тогда я пошел».

«Постой, – говорит Насреддин, осененный новой мыслью, – сначала скажи мне свое имя, чтобы я мог снова найти тебя».

«Нет ничего проще, – отвечает человек. – Я – это я, вот кто я есть…»

Довольный совершенной сделкой, Насреддин возвращается домой и рассказывает матери обо всем, что с ним произошло…

«Дурачок! – восклицает мать. – Каждый человек называет себя «я». Ты – это «я» по отношению к себе самому, я – это «я» по отношению к себе, и, точно также, тот человек тоже «я»».

«Все это для меня слишком сложно, – говорит Насреддин. – Но завтра я пойду, найду этого «я», и он мне заплатит».

На следующий день Насреддин снова выходит из дому и направляется на базар. Пройдя полпути, он наталкивается на человека, сидящего в тени под деревом. Насреддин, будучи туповатым, забыл, как выглядел человек, которому он отдал материю. «Этот человек вполне может быть тем самым, кого я ищу», – соображает Насреддин и, чтобы действовать наверняка, решает испытать его.

«Ты кто?» – спрашивает Насреддин.

Такой вопрос в лоб отнюдь не по душе человеку, и он отмахивается от Насреддина, добавляя при этом: «Не твое дело. Иди своей дорогой!»

Насреддин, воспитанный своей матерью в лучших традициях добропорядочности, считает, что люди должны всегда вежливо отвечать на вопросы. А этот человек ведет себя неподобающе. Насреддин хватает с земли здоровенный камень и замахивается на незнакомца.

«Отвечай, кто ты, потому что мне кажется, что ты и есть «я»!» – восклицает Насреддин.

«Ладно, – отвечает напуганный человек. – Если тебе так хочется, то я – это «я»!»

«Так я и думал, – говорит Насреддин, – а теперь отдавай мне двадцать серебряных монет».

Человек, убежденный, что перед ним опасный безумец, бросает на землю двадцать серебряных монет и убегает со всех ног, радуясь, что легко отделался.

По поводу этой истории заметим, что ученые игнорируют или презирают Насреддина, а помпезные богословы просто ненавидят его, потому что у них отсутствует чувство юмора.

Однако проницательному читателю эта история помогает почувствовать вкус суфийского взгляда на жизнь, мысль и действие, увидев абсурдность предположений человека, проявляющихся в его поступках.

Слово, часто используемое для обозначения ученика – это Искатель (салик). Те, кто только практикуют суфийские упражнения или интересуются суфийскими вопросами, но не достигли конца Пути, не могут называть себя суфиями. «Суфий» – это название Реализованного Человеческого Существа. Как гласит суфийская фраза: «Тот, кто называет себя суфием, не суфий». При этом мир кишит людьми, именующими себя суфиями. Таких самозванцев всегда было полным полно во все времена.

Четыре основных состояния человечества

Суфии говорят о четырех основных состояниях, в которых может находиться человек. Эти состояния, или стадии, называются по-разному, и ниже приводится пример такой классификации:

ЧЕЛОВЕЧЕСТВО (обычное состояние)

УЧЕНИЧЕСТВО (нахождение на Пути)

СОСТОЯНИЕ РЕАЛЬНОЙ СПОСОБНОСТИ (начало прогресса)

СОНАСТРОЕННОСТЬ С БОЖЕСТВЕННЫМ (конечное состояние)

Аллегорически они помечаются как:

ЗЕМЛЯ

ВОДА

ВОЗДУХ

ОГОНЬ