Кукла

– Я смотрю, ты неплохо устроился, – сказал он, когда Руслан вернулся из ванной с мокрыми руками (он просто сполоснул их водой, так как ни мыла, ни полотенца в ванной не обнаружил). – Вижу, акцент уже появился. Скоро вообще русский забудешь.

Руслан промолчал. Вскрыв упаковку салфеток, он промокнул руки и осторожно присел на стул. Тот протяжно заныл, словно больная собака.

– Можешь сесть на диван, – бесцветно сказал Вадим, начиная резать колбасу. Очевидно, он прочитал в глазах Руслана озабоченность по поводу устойчивости умирающего стула. – Давай, двигай сюда кровать, а то, в натуре, стул сломаешь. Я же не знал, что ты стал таким толстым.

Зато ты стал похож на высушенный стручок, хотел подколоть его Руслан, но, взглянув в слезящиеся глаза друга, понял, что шутка будет неуместна, и стал двигать кровать к столу.

Вадим сначала пытался резать колбасу как полагается – тоненькими колесиками, но то ли нож был тупой, то ли зрение уже было не то (а может, и все вместе), но лезвие все время соскальзывало, а если резало, то криво. Вадим вполголоса чертыхнулся и стал кромсать громадными, неуклюжими кусищами.

– Что, не узнал меня? – не поднимая глаз, спросил он.

– Ты чем-то болен? – неожиданно вырвалось у Руса, хотя жалеть о своем вопросе ему не пришлось – Вадим лишь невесело усмехнулся, и только.

– Рак, – коротко бросил он. – Только не тот, который к пиву подают, а другой. Рак желудка.

Руслан оторопел.

– Тогда you must’t,[5] то есть, тьфу, ты не должен есть все это, – сказал он, показывая на разложенную закуску, но Вадим сделал беспечный жест рукой (этот жест не изменило ни время, ни страшный диагноз) и стал разливать виски в чайные чашки. Руслан смотрел во все глаза, и волей-неволей его глаза замечали все мелочи – и мелко дрожащие руки Вадима, и его согбенную, как у больного спинным менингитом, фигуру, и его поредевшие волосы, и эти, чтоб они провалились, fucking,[6] чашки с коричневыми разводами, словно там заваривали shit, то бишь дерьмо…

– Ну, за встречу? – произнес Вадим и, не чокаясь, жадно выпил. Закусывать он не стал, и сразу же налил себе еще. Руслан отпил совсем немного и потянулся к банке с ананасами. Вадим распечатал пакет с томатным соком и хитро подмигнул Руслану:

– Ну че, хряпнем по сто грамм крови мертвых помидоров?

Руслан вежливо улыбнулся, гадая про себя, считает ли сам Вадим сказанное шуткой. Если да, то юмор его друга стал чересчур специфичен. А может, он слишком долго жил в Америке и отстал от здешней жизни с ее jokes?[7]

Его так и подмывало спросить, почему Вадим спросил его вчера про шрамы, но что-то подсказывало мужчине, что время откровенничать еще не пришло, и он терпеливо ждал.

– А где твои родители? – поинтересовался он. – Они живут отдельно?

– Нет родителей. Погибли в аварии шесть лет назад, – равнодушно сказал Вадим. – Батя жевал зубочистку – он жить без них не мог – и не заметил открытого люка. Может, все бы обошлось, но зубочистка от удара попала в глотку, он стал кашлять, выпустил руль, и нас вынесло на встречку. Он вылетел через лобовое, и при ударе ему оторвало башку, ее потом нашли в канаве с этой дурацкой зубочисткой в глотке. Мать умерла в больнице. Жена, Иринка, сломала позвоночник, в больнице до сих пор лежит. Представляешь, Рус, все всмятку, и только мне хоть бы хны… Хотя иногда мне кажется, что лучше бы я сдох вместе с ними…

– Ты не должен так говорить.

Вадим снова усмехнулся, кольнув друга недоверчивым взглядом.

– Узнаю тебя, Рус. «Должен», «не должен», «следует», «не следует»… ты всегда был такой правильный и хороший, верно?

Руслан не нашелся что ответить, и в прокуренной комнате повисла пауза. Руслану почему-то впервые стало неудобно за свой новенький костюм, за недавно приобретенный золотой перстень, за безукоризненно завязанный галстук.

Вадим же, напротив, ничуть не стеснялся своего драного халата и выцветших «адидасовских» треников с отвисшими пузырями на коленях и снисходительно поглядывал на своего школьного друга.

– Как ты догадался, что я в Питере? – задал вопрос Руслан, когда молчание уж слишком затянулось и становилось откровенно неприличным.

– А никак. Интуиция, если хочешь. Последний раз я звонил тебе… наверное, года три назад. А тут прямо как по яйцам получил: ни о чем не могу думать, только ты перед глазами. Хорошо, соседка дома оказалась – мой телефон уж полгода как отключили.

Пока друг говорил, Руслана все еще одолевали сомнения – неужели такое возможно? Неужели можно так деградировать и скатиться вниз? И если им сейчас под сорок, то Вадик тянул никак не меньше чем на шестьдесят, а то и больше.

– Ну, как живешь? – спросил Вадим, сооружая себе бутерброд, по мнению Руслана, из совершенно несовместимых компонентов – на хлеб положил колбасу, сверху кусок семги и завершил эту конструкцию двумя «Черри». После этого он обильно посыпал свой «гамбургер» солью и с жадностью вонзил в него желтые зубы.

– Я? – спросил Руслан, чувствуя, что рассказывать о своей нынешней жизни Вадику, учитывая его недавнее признание, просто кощунство. – Да так. Нормально. В фирме одной работаю.

– Ну-ну, – закивал с набитым ртом Вадим. – Оно и видно.

В комнате снова наступила тишина. Разговор однозначно не хотел клеиться, Вадим словно забыл о вчерашнем разговоре про клятву двадцатилетней давности, и Руслан все чаще поглядывал на часы. Вадим потянулся к бутылке, но Руслан знаком показал, что больше пить не будет. Произнеся «как хочешь», Вадим с напускным равнодушием наплескал себе почти до краев. Выпил, отставил чашку в сторону, тыльной стороной ладони вытер шелушащиеся губы.

– Ты сигареты случаем не купил, Рус?

– Нет, извини. Сам не курю, вот и не подумал.

Вадим со вздохом полез в карман облезлых штанов.

– Придется свои курить, – провозгласил он с видом утомившегося мудреца и задымил «Явой».

– А где твоя семья? У тебя вроде сын с дочкой были? – спросил Руслан, и Вадим понятливо закивал головой – ну ни дать ни взять старый дедушка поучает своего не в меру расшалившегося внучка.

– Ага, вспомнил наконец. Вот мы и пришли к главной теме нашего разговора.

Он внезапно резко наклонился к Руслану и показал ему свою сухую ладонь, испещренную глубокими линиями, ткнув грязным ногтем в едва виднеющийся шрам:

– Ты вспомнил, Рус?

– При чем тут твоя семья? – спросил изумленно Руслан.

– Она погибла, и к этому имеют прямое отношение те события.

Руслану показалось, что его мешком огрели. Ничего себе заявление!

– Налей, – хрипло сказал он, и Вадим, будто ожидая эту просьбу, быстро налил другу почти полную чашку. Руслан выпил, желудок сразу подскочил куда-то к горлу, но он намеренно не стал закусывать.

– Может, пояснишь? – наконец выдавил Руслан.

Однако Вадим не торопился с ответом. Докурив, он раздавил окурок прямо об стол и пристально посмотрел на Руслана:

– Ты никуда не торопишься, братишка? Ничего, что я так обращаюсь к тебе, Рус? Не брезгуешь? Я ведь уже не ровня тебе.

– Перестань, Вадик.

– Ладно-ладно, что я, слепой, что ли, и так все вижу… Только я не всегда такой был. Ладно, я отвлекся. Хочешь послушать одну занимательную байку? – неожиданно предложил Вадим. – Только прежде я покажу тебе кое-что.

Неожиданно на кухне что-то звякнуло. Лицо Руслана вытянулось:

– Ты не один?

Вадим выглядел совершенно спокойно, даже немного раздраженно, мол, не перебивай. Он сказал равнодушно:

– Со мной живет мой пес, но сейчас он болен. Хочешь взглянуть?

Руслан замотал головой. Благодарим покорно, но любоваться на собак, да еще больных неизвестно чем, не входило в его планы. Он лишь уточнил:

– Он привязан?

Вадим кивнул и, не без труда встав со стула, вышел из комнаты и вскоре вернулся, неся в руках фотографию. Он протянул ее Руслану и медленно заходил по комнате.

Руслан взглянул на фото. На ней была изображена улыбающаяся девчушка лет двенадцати, довольно симпатичная, с открытым, жизнерадостным личиком. Перед собой она держала большую куклу с розовыми бантами. Казалось, и девочка, и кукла смотрят прямо в объектив.

– Это твоя дочь? – Руслан поднял глаза на Вадима, и тот болезненно скривился:

– Нет… но об этом потом. Хорошо посмотрел? Итак, слушай историю. Жил-был один мужик. У него была прекрасная жена-красавица. И родились у этого мужика два мальчика, а потом девочка. Чудо-девочка. Красавица, пером не описать. Как в сказке.

Руслан во все глаза смотрел на Вадима, который как ни в чем не бывало шаркал носками по комнате. Уж не тронулся ли умом его друг детства?

– Все у него было замечательно, у этого мужика. Да, кстати, его звали Роман Викторович Агейко. У него был свой процветающий бизнес. Милая, верная жена, умные, подающие надежды дети, особенно дочка, так что все в ажуре. А жил он… – Вадим на секунду наморщил лоб и бросил быстрый взгляд на Руслана: – Хотя пока это не важно. Далеко жил. Тебе интересно?

Руслан кивнул с несчастным видом. Ему становилось дурно в этой убогой комнатенке, спертый воздух давил на виски, сигаретный дым жег глаза, но он понимал, что не может вот так просто встать и уйти.

– Затем в какой-то момент все перевернулось с ног на голову. Будто в их жизни заклинило какую-то важную шестеренку, и весь механизм стал медленно рассыпаться, превращаясь в хлам. Сначала при странных обстоятельствах погибает жена. Роман Викторович в шоке, но держится. Далее погибают сыновья.

Вадим замолк, но только для того, чтобы прикурить новую сигарету. Его руки так сильно тряслись, что он никак не мог зажечь спичку. К тому же его снова скрутил приступ кашля. Руслан терпеливо ждал, прекрасно понимая, что желание помочь другу и прикурить за него сигарету тот может расценить как сочувствие или даже жалость, а он в силу своего характера в этом не нуждался. Наконец сигарета раскурилась, пых-пых, грязная чашка вновь полна виски, бульк-бульк, и рассказ продолжался.

– Бизнес катится под откос, они разоряются, продают все имущество, и перебираются жить в какое-то захолустье. Но несчастья не покидают их, все, кто хоть как-то поддерживал с ними отношения, или тяжело болели, или умирали. Словно их род прокляли. Тогда Роман Викторович стал жить в лесу. Вместе со своей дочкой. И в один прекрасный день, когда пошел дождь, в этом лесу случайно оказались четверо мальчиков, которые заблудились… – Вадим прервал свой рассказ и резко повернулся к Руслану: – Думаю, дальше ты в состоянии продолжить сам.

Лоб Руслана покрылся испариной, страшная догадка, как лохматый паук, неуклюже барахталась в закоулках сознания, и он спросил, не поднимая глаз:

– Ты думаешь, что этот мужчина с дочерью… это они и есть?

Вадим без сил опустился на стул, глаза запали еще больше.

– Да. Не думаю. Я ЗНАЮ. Отец той девушки, он и есть Агейко. Я был там, в доме, – добавил он. В глазах выступили слезы. – Был после того, как… погибла моя семья.

На кухне снова что-то звякнуло, после чего стало слышно низкое ворчание.

– Я сейчас, – отрывисто бросил Вадим.

Опрокинув стул, он зашаркал из комнаты. Пока его не было, Руслан с трудом боролся с искушением улизнуть из квартиры. Он слышал приглушенный голос Вадима, успокаивающий и почти нежный. Наверно, гладит несчастное животное. Руслану стало жаль друга. Вадим скоро вернулся, лицо было пепельным, как грязный подтаявший снег.

– Я, судя по всему, сбил тебя с толку, – сказал он. – Начну по порядку. Надеюсь, ты вспомнил, о чем идет речь? Этот мужик, которого вы завалили с Серым, и есть Агейко.

Руслан хотел о чем-то спросить, но Вадим взмахнул рукой:

– Не перебивай. Просто слушай. Помнишь, у меня была подруга Алинка? У меня еще с ней были проблемы по мужской части.

Руслан кивнул.

– Так вот, как ты помнишь, там, в доме, с той девушкой, Ингой, все было чики-пуки. Но когда я вернулся домой, обломы повторялись. Сечешь? Мы с Алинкой расстались. У меня был жуткий депрессняк, я чуть ли не в петлю лез. Врачи разводили руками – никакой патологии, нервы, молодой человек, и прочие сопли. Тогда я направил все силы на карьеру, и твой мальчишник стал понемногу забываться. Я неплохо зарабатывал, познакомился с девушкой, но долго боялся лечь с ней в кровать. Не буду вдаваться в подробности, но у нас все получилось, и спустя какое-то время мы поженились. У нас родился сын, потом дочь, и все было как в сказке, я жил, наслаждаясь всеми прелестями жизни. Но потом все покатилось вниз, как у этого Агейко.

Вадим снова заходил по комнате, глаза его возбужденно блестели, впалая грудь ходила ходуном.

– Все началось с работы. Ни один контракт не клеился, везде косяки сплошные, проблемы с налоговой, долги, банкротство и так далее. Потом проблемы со здоровьем. И, наконец, авария. Я упустил одну деталь, когда рассказывал тебе о ней. Рус, тебе снились какие-нибудь необычные сны в последнее время?

Руслан, подумав, пожал плечами. Сны ему снились нечасто и в большинстве своем тут же забывались. По крайней мере, ничего особенного он припомнить не мог.

– Она снилась мне за день до катастрофы, – сказал медленно Вадим. – Эта девушка, Инга. И я наврал тебе, что батя налетел на люк. За рулем был я. И я вывернул руль, чтобы не врезаться в НЕЕ.

– Что?! – обалдело уставился на друга Руслан. – В кого?

– Что слышал, – зло сказал Вадим. – Она появилась неожиданно, как ведьма, снова во всем черном, я дал по тормозам, и мы перевернулись. Когда я выполз из машины, ее и след пропал.

Руслан боялся пошевелиться, настолько он был оглушен тем, что только сейчас услышал.

– С тех пор сны стали постоянными. Мне казалось, что я уже не отличаю реальность от сновидений, я постоянно пил таблетки, я боялся прилечь хоть на минуту, потому что в следующую минуту приходила эта страшная женщина без лица, молча подходила к моей кровати и смотрела на меня, смотрела, смотрела…

Голос Вадима сорвался, теперь слезы бежали по его дряблому лицу не переставая.

– Так что с твоей семьей? – как можно мягче напомнил Руслан, и Вадим на мгновенье замешкался.

– Она сгорела, – сказал он, глядя в сторону. – Вместе с дачей, они сгорели дотла. Неисправная электрика.

– Соболезную, – выдавил из себя Руслан, но Вадим сделал безразличный жест рукой и продолжил:

– Я не находил себе места. В каждой женщине в темной одежде я видел Ингу. И когда у меня нашли рак, я принял решение. У меня еще оставалось немного денег, кое-какие связи, и я поехал в Горячий Ключ. Я хотел найти кого-то из вас, но ты уже давно жил в Штатах, Серый к тому времени сидел в тюрьме, и я разыскал только Клепу. Ты помнишь их? Кстати, Клепа сейчас в местной ментовке начальником работает. Смешно, правда? Клепа – и начальник милиции. Дмитрий Егорович, с брюхом до колен. Но он даже не захотел меня слушать, решил, что у меня крыша поехала. И тогда я пошел сам. Я искал этот чертов дом почти неделю, ты не поверишь. Похудел на десять килограммов, высох, как щепка, но продолжал искать. И я нашел его, Рус, потому что где-то внутри чувствовал, что корни моих бед нужно искать там.

– И… что ты там нашел? – Голос Руслана задрожал.

– Ничего, у меня вообще сложилось впечатление, что этот дом будто законсервировали с тех пор, как мы там побывали. Все было так, как в тот проклятый вечер. На полу валялся топор и нож, на них даже осталась засохшая кровь. Весь пол тоже в черной крови. Но внутри никого не было!

– Может, этого э-э… Агейко похоронили? – предположил Руслан, но Вадим покачал головой:

– Я все узнал. Клепа, слава богу, согласился помочь хоть в этом. Агейко не хоронили. И никого похожего на него вообще никто не видел. Он словно испарился вместе со своей страшной дочерью.

– С чего ты вообще взял, что это Агейко? – осведомился Руслан, налив себе в чашку сок. Он не верил, что тот заросший мужик некогда был преуспевающим бизнесменом.

– В доме я нашел кое-какие документы, – ответил Вадим с такой уверенностью, будто сомневаться в его словах мог только полный кретин. – А его биографию узнать было делом техники – Интернет, нужные связи, слухи и так далее.

Руслан скептически оглядел Вадима с ног до головы. Не вязался как-то Интернет с внешним обликом его друга.

– Еще одна деталь. По официальной версии, он исчез без вести, Рус. Он и его дочь. Кстати, тогда она была совершенно иной. Бог мой, я не поверил, когда увидел ее фотографию, там, в доме! Она была красивой, как ангел! А ее лицо! Чистое, невинное, будто роза! Не могу представить, что случилось потом с ее лицом. Кстати, это ее фото ты держал в руках только сейчас.

Руслан недоверчиво перевел взгляд на карточку. Нет, не может быть, чтобы этот счастливый ребенок потом превратился в то кошмарное создание!

– Но самое главное впереди, – после паузы продолжил Вадим. – Я обошел дом и наткнулся на огромную сумку, Рус. Она была закрыта, и я, естественно, посмотрел, что там внутри. Там был труп какого-то мужика, вот так. А через минуту я увидел в лесу фигуру, она шаталась и шла прямо к дому! Никогда в жизни я не бегал так быстро, Рус!

Вадим перевел дыхание и с надеждой посмотрел на Руслана:

– Я снова пошел к Клепе, но он только поржал надо мной и посоветовал подлечить мозги.

– Ладно, допустим, ты прав, – Руслан вытянул ноги, стараясь не сломать стул. – И к каким выводам ты пришел?

– Я много думал. И меня посетила одна простая мысль – что случилось с семьей Агейко? В смысле, не что, а почему? За что ему достались все эти напасти? Ведь фактически я повторяю его судьбу.

Вадим вдруг замолчал. Он перестал ходить, остановившись перед старым сервантом, обшарпанным, с облезлым лаком и без стекол. Внутри была расставлена какая-то мелочь вроде пыльных фарфоровых фигурок, но внимание Вадима было приковано к невзрачной кукле.

– Это единственное, что осталось в память от Олеси, моей дочки, – прошептал он и смахнул слезу.

Руслан мельком взглянул на куклу. Старомодная дешевка, к тому же в неряшливой одежде, лицо в каких-то разводах. Кудрявые волосы, которые, очевидно, в незапамятные времена были светлыми, теперь повисли серой паклей и лоснились, кончики пальцев были тоже черны от грязи. На одной руке что-то вроде браслетика с блестящей побрякушкой. Кукла сидела таким образом, что задралось ее платье, и Руслан поймал себя на мысли, что его взгляд непроизвольно задержался на ее трусиках. Он торопливо отвернулся. Он не знал почему, но у него возникло не слишком приятное чувство – эта кукла словно исподтишка разглядывала его своими синими глазами сквозь пластмассовые ресницы.

– Она очень любила ее, – нежно говорил тем временем Вадим.

– Вадик, пожалуй, я пойду, – сказал Руслан, и Вадим повернулся к нему. Он был поражен, увидев, как переменилось лицо мужчины – оно было почти счастливым. В уголках глаз дрожали слезы.

– Не правда ли, она прекрасна? – произнес он. – Посмотри, какое на ней красивое платье, какие блестки, – хрипло бубнил Вадим, поглаживая куклу по голове. – А эта прическа… у моей Олеськи была такая же прическа, когда она погибла. А эти туфельки!

У Руслана отвисла челюсть. Точно, Вадик съехал с катушек. Какие блестки, какие туфельки? Он что, ослеп? Ничего этого на кукле не было, ни блесток, ни туфелек, но Вадим выглядел так, словно истово верил в свои слова.

– Она похожа на мою дочь. Скажи, что она красива! – настаивал Вадим.

– Нет, – без обиняков заявил Рус. К черту это воспитание и этикет. К черту эту квартиру, он и так засиделся здесь. – Она отвратительна. Я бы на твоем месте выбросил эту пакость. Чем больше ты будешь смотреть на нее, тем дольше будешь страдать о потере близких…

И тут Вадим сделал то, чего Руслан меньше всего ожидал, – попытался ударить его. Руслан без труда перехватил кисть друга, чуть сжал ее, их взгляды встретились. Покраснев, Руслан отпустил Вадима. Тот, отступив назад, потер запястье и с ненавистью поглядел на друга детства.

– Мы все виновны. И наши шрамы – тому доказательство, – прошипел он. – Но почему-то только я тяну за вас лямку. Я потерял все. И все из-за твоего е…го мальчишника. Посмотри на меня, мне ведь прямая дорога на свалку! Работы у меня нет, жилья, скорее всего, тоже скоро не будет – отселят за неуплату. Друзей тоже нет – все шугаются от меня как от прокаженного. Но ничего. Подождите – придет и ваше время. Просто я был первым тогда, первым и расплачиваюсь.

– Бога ради, Вадим, ты о чем?! – закричал Руслан, уже не владея собой. – Ты болен, тебе нужно в больницу, у тебя проблемы с психикой!

– Она жива, Рус, – зловеще проговорил Вадим, сверля Руслана взглядом. Тот поежился – это было все равно, что пялиться в бойницы, из которых веет смертью. Теперь перед ним стоял не его друг, а некое существо, злой гоблин с искаженным лицом и дикими глазами.

К изумлению Руслана, Вадим стал баюкать куклу, прижав ее к своей костлявой груди как самое драгоценное в своей жизни. Побрякушка на грязной руке куклы тихо позвякивала.

– Эта стерва без рожи жива, точно тебе говорю, – скрипучим голосом проговорил он. – Может, ее папаня и отдал концы, не знаю, но Инга точно еще на белом свете. И она жаждет мести.

– Ты сошел с ума, – решительно сказал Руслан. – Я ухожу.

– Она жаждет мести, – с каким-то неизъяснимым удовольствием подтвердил Вадим, будто упиваясь звуком собственного голоса. Глаза его недобро искрились. Он приблизился к застывшему Руслану, тот инстинктивно отодвинулся назад, будто бы Вадим и эта грязная кукла были заразными. Вадим засмеялся, обнажая щербатый рот, и этот глухой, безрадостный смех только усилил тревогу Руслана. В этот момент он отчетливо почувствовал исходящее от Вадима зловоние, какая-то безумная смесь тухлого мяса с канализационными отходами.

Он выскочил в прихожую, Вадим зашаркал вслед, продолжая укачивать куклу, словно она была живая, напевая ей какую-то колыбельную песенку. Пока Руслан предпринимал отчаянные попытки открыть расшатавшийся дверной замок, он снисходительно наблюдал за ним.

– Она доберется до вас, – прокаркал он, видя, что Руслан наконец справился с замком.

– Счастливо оставаться, – бросил Руслан, выскакивая на лестницу.

Вадим посмотрел на куклу. Она улыбнулась ему пластмассовыми губами с полустершейся краской. Иссушенные губы Вадима, сами того не замечая, тоже раздвинулись в счастливой улыбке.

Руслан уже был на полпути домой, как вспомнил о непростительной халатности – там, в квартире Вадима, он забыл свой мобильный телефон. Вот растяпа! Он был готов рвать на себе волосы. Ему не был дорог сам телефон, но в записной книжке были координаты важных персон, которые он не знал на память, и эти самые персоны могли позвонить ему в любую минуту!

Он уговорил таксиста вернуться. Бегом взбежав на нужный этаж, он заколотил в дверь. Ему долго не открывали, и Руслан уже подумывал, не вынести ли дверь плечом, как внутри звякнул замок, и сквозь щель просунулось бледное лицо Вадима.

– Чего тебе? – недружелюбно спросил он, словно его отвлекали от чрезвычайно важного дела.

Руслан объяснил, и Вадим пошел за мобильником. Дверь немного приоткрылась, и Руслан снова почувствовал, как его окатывает смрад давно не проветриваемого помещения.

– На, – сказал Вадим, чуть ли не швыряя телефон в лицо Руслану.

– Спасибо, – пробормотал мужчина, не отрывая взгляда от Вадима, – весь низ его рубашки был заляпан чем-то ярко-красным.

– Ты что, порезался? – спросил он.

– Нет, сок томатный пролил, – раздраженно буркнул Вадим, захлопывая перед носом друга хлипкую дверь. Руслан задумчиво зашагал вниз по ступенькам.

* * *

Никакого разбирательства по факту самоубийства Рулика не было. К вечеру следующего дня (то есть почти через двое суток!) приехал какой-то сонный, постоянно зевающий мент, без интереса осмотрел решетку, кусок пододеяльника, из которого покойный Рулик соорудил петлю, смачно выматерился, достал из папки мятый протокол, что-то начеркал, заставил внизу расписаться двух санитаров (надо полагать, как понятых) и укатил прочь.

Никто бесстрастно наблюдал за этой дурацкой суетой. Все шло своим чередом: утром процедуры, уколы, таблетки, у кого-то приступ, Груша снова раскровил себе нос, солнце вставало и садилось, уступая место луне, и так все сначала по кругу. Последние дни Никто приходилось быть еще более осторожным – ему очень не нравилось, как на него поглядывает один медбрат. Ни для кого не было загадкой, что работающие в психушках люди не отличаются сентиментальностью и души их огрубевшие, как конские копыта, но Резо был самым жестоким. Огромный, под два метра ростом, он имел такой густой волосяной покров, что ему позавидовал бы снежный человек. Волосы росли отовсюду – на лице, на шее, на груди, из ушей, из ноздрей и даже у самых оснований ногтей. Никто не удивился бы, если бы Резо открыл рот, и оттуда показался бы мохнатый язык.

Он и раньше частенько задевал Никто, в основном из-за его клички – в больницу Никто привезли без каких-либо документов, и все потуги, направленные на установление его личности, ничего не принесли. Ему предлагали написать про себя на бумаге, но он только простодушно улыбался, показывая крепкие желтые зубы, слишком крепкие для старика, и обескураженно качал головой, давая понять, что не имеет представления, чего от него добиваются. Он словно материализовался из дыма, человек без имени и прошлого. Правда, были у него и особые приметы – на правой ступне отсутствовало два пальца, несколько глубоких шрамов на костлявом теле, но это не прояснило ситуации для эскулапов. В графе «Ф.И.О.» врачом было в сердцах написано «Иванов Петр Петрович». Самое смешное, что никто к нему так не обращался, и все по привычке продолжали его называть Никто. Только не Резо. Эта заросшая двухметровая горилла обращалась к нему по-всякому, и наименее обидное обращение было «дерьмо». Что ж, дерьмо так дерьмо, пожимал плечами Никто. Как поется, называйте хоть горшком, только срать не садитесь.