Убийство онсайт

Татьяна Сергеевна Шахматова

Убийство онсайт

© Шахматова Т.С., 2018

© Паламарчук Я., оформление, 2018

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2018

Глава 1

Такой Гондурас

Мы начали ругаться еще на земле, в самолете вроде бы помирились, но к посадке взаимные упреки пошли по новому кругу, не помню, каким он был по счету. Впрочем, совершенный вид глагола, намекающий на быстротечность и стремительность происходящих событий, в данном случае неуместен. Мы с Викторией были в пути – страшно представить – больше суток, двенадцать часов из которых монотонно летели над Атлантикой, упакованные в гигантскую голубую птичку с логотипом датских авиалиний, поэтому напрасно говорить, что мы только и делали, что ругались, мирились и снова ругались.

В аэропорту Амстердама, в этом неутомимом коронарном сосуде Европы, гудящем разноголосыми людскими потоками, Виктории захотелось курить.

Мне казалось, что пагубная привычка давно побеждена, на что Виктория огрызнулась, мол, перелет действует ей на нервы, а консультацию святого Александра Гондурасского она не заказывала. В такие моменты лучше промолчать, и я промолчал.

Насчет Гондурасского – это она зря, к идее лететь на другой конец света я имел так же мало отношения, как Амстердам к березовым лаптям. Это была Викина идея. Точнее – ее заказ. Ее заказали. Да, именно так. Купили, а она теперь мучилась, что купили слишком дешево.

В общем, курилку мы не нашли, зато на посадку опоздали. Девушка у пропускного контроля, изо всех сил стараясь не потерять профессиональную улыбку, нервно проговорила что-то в рацию на голландском, после чего для нас все-таки открыли дверь к самолету, которую уже успели перегородить бело-красным шлагбаумом. Вика прошествовала в любезно расстеленный рукав.

«Uncharted territory», – прочитал я надпись на рукаве, обозначавшую место, куда мы собирались лететь. «Территория, не отмеченная на карте».

Гондурас он и есть Гондурас.

– Быстрее, быстрее, – с досадой в голосе торопила Вика, как будто это из-за моего каприза мы чуть было не профукали билеты. Если бы не эта европейская терпимость к идиотизму пришельцев из других стран, не видать нам трансатлантического перелета как своих ушей. «Господин Александр Берсеньев, госпожа Виктория Берсеньева, пожалуйста, пройдите к выходу номер двадцать семь, посадка на ваш рейс завершена». Они объявили нас раз семь, пока мы наперегонки с траволаторами неслись к нужному выходу. Ничего удивительного в том, что сквозь профессиональные улыбки стюардесс читалось желание нас немножечко убить.

На крайнем месте нашего ряда величественно восседал индеец. Настоящий, живой индеец в цветастом пончо и с прической из двух толстых кос, куда были вплетены оранжево-желто-зеленые ленты. Широкая бочковидная грудная клетка мужчины едва помещалась в кресло. Грозно глянув на опоздавших, индеец медленно отстегнул ремень безопасности и, не торопясь, с достоинством поднялся.

Пробормотав извинения по-английски и на всякий случай по-испански, – в рамках только что изученной лексики разговорника, Вика скромно уселась на свое место у окна, и пару часов я ее не слышал. Она читала материалы нашего нового дела, а я смотрел какие-то древние бибисишные альманахи – единственное приличное из самолетного плеера, – украдкой пытаясь рассмотреть индейца. Каждый раз, когда мы с соседом встречались глазами, он слегка щурился и глядел настороженно и неприветливо.

– Промышленный шпионаж и конкурентная разведка, – сказала Вика вместо «приятного аппетита», когда нам принесли ланч.

– Это все, что тебе удалось выяснить за последние два часа? – подколол я, пытаясь хоть немного отомстить за тот кошмар, который она устроила в аэропорту.

То, что мы едем искать вора, или, как выражался наш заказчик, крысу, которая ворует информацию и передает ее конкурентам, было указано в теме самого первого письма.

Вика посмотрела как-то неопределенно, вздохнула и снова отвернулась к окну.

Нам не дано предугадать,Как слово наше отзовется, —И нам сочувствие дается,Как нам дается благодать…

Началось! Не обязательно цитировать Федора Ивановича Тютчева, чтобы намекнуть, что собеседник вас не так понял или не понял вовсе, но Виктории такой заход казался вполне удачным.

Эта симпатичная, несмотря на всю свою зловредность, дама, высокая, стройная, немного за тридцать, – моя родная тетка, сестра моей мамы. Она филолог, точнее эксперт-филолог. Это значит, что Виктория не просто знает, как правильно пишутся слова, но и умеет вычислить, что за ними стоит. Для нее «цепляться к словам» – это не образное выражение, а профессия. Однажды Виктория сумела вычислить убийцу, анализируя профили убитой пары в интернете, а были случаи, когда ей удавалось установить преступника по нескольким эсэмэс выброшенного на помойку телефона[1]. После таких словесных фокусов она получила в прокуратуре, где состоит в качестве штатного эксперта, прозвище «детектив с дипломом филолога».

У нас с теткой разница в возрасте двенадцать лет, и я считаюсь кем-то вроде ее помощника. Но такого клиента, как сейчас, у нас не было еще никогда.

– Попробуй, тут точно рыбы нет? – попросила Вика, протягивая мне пластиковый бокс с запеканкой вроде лазаньи.

На рыбу у Вики была пищевая аллергия, и в мои обязанности также входило следить за ее рационом.

– Креветки, кальмар и мидии, – как и написано: морской коктейль.

Я поковырял в предложенном блюде вилкой, но и так было ясно, что датские авиалинии не собирались вводить нас в заблуждение.

– Хорошо. Какой-то летающий ресторан, – пробормотала она.

Минут через сорок после ланча принесли еще один ланч, который теперь назывался обедом, потом был перекус, потом кофе-брейк, полдник, ужин. В перерывах между приемами пищи белокурые красавицы-стюардессы возили тележку с бутылочками вина, пивом, коньяком, чипсами и орешками, а если кому-то и этого казалось мало, то за шторкой в комнате проводников имелась емкость с надписью «Снеки», откуда дети таскали вафли, чупа-чупсы и разные другие вредные вкусности.

Виктория поела лишь однажды, остальное время догонялась орешками и потягивала вино, закусывая овощным салатом. Впрочем, я понимал ее – если приступ злосчастной пищевой аллергии случится где-нибудь посреди Атлантики, наше путешествие может стать летальным, и, к сожалению, не от слова «летать».

Все началось со звонка по скайпу.

– Мои сотрудники даже в курилку ходят через группу «курилка», понимаете, о чем я? – сразу взял быка за рога некто Павел Николаевич Кнопкин.

Фамилия оказалась говорящей, потому что с нами связался директор фирмы «Айтишники», канадский миллионер русского, точнее белорусского, происхождения, как охарактеризовала его Википедия. Фирма Кнопкина занималась тем, что упрощала документооборот, сокращая бюрократию, а заодно и людей в крупных корпорациях по всему миру. Это называется красивым словосочетанием «облачные технологии».

– У нас все на переписке. Крысеныш должен где-то проколоться. – Директор пустился объяснять, зачем ему филолог, а мы слушали его хрипловатый голос, наблюдая в камере размытый силуэт с торчащими, как иглы у ежа, волосами, и не совсем верили тому, что слышим. Понять, сколько Кнопкину лет, тоже не представлялось возможным – по ощущениям от сорока до пятидесяти. Википедия не давала ответа.

– Вам надо поменять точку, – заявил вдруг Павел Николаевич и отключился.

– Какую еще точку? – пробормотала Виктория, когда погас экран.

– Может, точку сборки, как у Кастанеды? – пошутил я, а она махнула рукой, и мы больше не возвращались к этому разговору.

Но странным оказался не разговор и не наличие то ли вымышленного, то ли реального канадского миллионера. Странно было, что Виктория согласилась лететь.

Через несколько дней Кнопкин позвонил снова.

– У нас тонны переписки: и внутренние чаты, и электронная почта, и скайп, и социальные сети. Мы завалены сообщениями, – продолжил он с того же места, на каком остановился в прошлый раз.

Говорил белорусско-канадский бизнесмен отрывисто и четко, как будто давал секретарше рядовое поручение о распечатке договоров. «Да, и кофе. Не забудьте, пожалуйста», – как будто собирался добавить он в конце.

– Я думала, что такие вещи, как хождение информации, контролирует система безопасности, – вставила наконец слово Виктория.

– В том-то и дело, что этот крысеныш как-то обходит службу безопасности. Вы в своих статьях и книгах доказываете, что человек не может не проболтаться. И смените наконец точку. Возьмите эппловскую коробку, я закину вам денег. Это не в счет аванса, просто… Считайте, что это оборудование для нашего проекта. Невозможно разговаривать.

Он снова отсоединился, и по той уверенности, с которой он дозировал информацию для нас, казалось, что господин Кнопкин не только все давно продумал и просчитал, но и знает ответ на свой вопрос. Нам же пока стало понятно лишь одно: под словом «точка» айти-магнат подразумевает точку доступа к интернету. К слову сказать, та модель, которую он порекомендовал, стоила около сорока тысяч рублей. Сорок тысяч за какой-то маршрутизатор! Канадский миллионер явно считал в каких-то других мерах. Однако он все-таки считал, и в этом мы очень скоро убедились.

Лететь нужно было аж в Южную Америку, а поменять точку мы так и не успели: Виктория взяла отпуск за свой счет, я ушел в академку, так как учебный год уже начался, и мы отправились покорять Новый Свет.

Долго отдыхать после обеда в самолете нам не дали: минут через пятнадцать принесли десерт.

Обнаружив под прозрачной фольгой вафли, проложенные мороженым, тюнингованные по краям вишневым конфитюром, я задался только одним вопросом: как удалось в такой сохранности донести это великолепие от ресторана на земле до моего пассажирского кресла?

– Представляешь, что сейчас творится в бизнес-классе?! – совершенно искренне восхитился я, забыв, что даже выстрелы в воздух сегодня рикошетят от небесной тверди и попадают в одну и ту же цель.

– У фирмы Кнопкина страшные утечки, миллионы на кону. Они являются иностранной компанией, местная полиция не поможет: чтобы вычислить крысу, надо владеть русским языком. И при таком раскладе он везет единственного в мире специалиста, который может помочь, в экономклассе, – проворчала Виктория, выгибая спину. – Ты чувствуешь разницу между конкурентной разведкой и шпионажем?

– Я всегда думал, что это синонимы, разница только в точке зрения: наш – это разведчик, а их – это шпион.

– Нет. Это не синонимы.

Вика повернулась, посмотрела на меня грустно и повторила:

– Не синонимы, чтоб их семантическое поле схлопнулось! Разведка – это когда информацию о конкурентах находят, анализируя открытые источники, а шпионаж – это воровство. Чувствуешь? Совершенно разный объем работ.

– А-а-а, – протянул я, веселясь напоказ. – А – это алчность.

– А – это Атвэтственность, – произнесла Вика со смешным акцентом и криво улыбнулась, а потом тихо добавила: – Не хотелось бы ехать на другой край шарика, чтобы опозориться.

– Опозориться в Гондурасе!

– В Эквадоре, – еще тише проговорила она.

– Один фиг, – тоже машинально переходя на шепот, ответил я.

– Не один, – оставила за собой последнее слово моя родственница, снова углубляясь в свои бумаги.

Конечно, я в курсе, что мы направлялись в Эквадор, а не в Гондурас. Но, прочитав несколько травелогов об этих местах, я не нашел особой разницы. Все страны Латинской Америки выглядели ужасно похожими между собой, а Гондурас звучит смешнее и подходит для троллинга некоторых слишком самоуверенных особ.

Оглянувшись, я понял, почему Виктория шептала. Запрокинув голову и страшно, по-разбойничьи обнажив верхние зубы, наш сосед-индеец спал. Наконец-то я смог рассмотреть его. Совиные веки и характерный крючковатый нос казались ненастоящими, как будто нарочно вылепленными с долей преувеличения, чтобы это лицо можно было снимать в исторических фильмах или рисовать с него монументальные портреты грозных индейских воинов. Стало завидно. Тоже хотелось отключиться до самой посадки, но не помогали ни вино, ни коньяк.

Вика задремала, а я от нечего делать прислушивался к разговорам. Публика в самолете четко поделилась по расовым и языковым признакам. Рослые белокурые пассажиры говорили по-немецки и по-английски, черноволосые, смуглые и рослые – по-испански. Черноволосые, малорослые и коренастые говорили на индейских языках, которых, как выяснилось, столько, что их количество сопоставимо с разнообразием человеческих языков вообще. Возможно, это были наиболее распространенные диалекты кечуа или аймара. Кажется, по-русски на этом лайнере говорили только мы с Викторией.

Я заметил, что индейцы не владели ни английским, ни даже испанским, объясняясь со стюардессами исключительно на языке жестов. Это было удивительно, учитывая тот факт, что испанский является официальным языком Эквадора. Впрочем, я надеялся повидать индейцев в этом путешествии и узнать о них побольше. Это было похоже на реализацию детской мечты о дальних странствиях.

Итак, наше путешествие началось, несмотря на отсутствие курилки в аэропорту Амстердама. Курс лежал на город Кито, столицу Эквадора, а также столицу мирового производства бананов, роз и город, по которому проходит нулевая параллель. Такой вот Гондурас.

Глава 2

Тимбилдер

В аэропорту Кито нас встречал высоченный детина с козлиной бородой-эспаньолкой. На крупном мясистом носу восседали огромные очки Рай Бан. Округлый живот обтягивала красная футболка с надписью Hard Rock cafe Istanbul. Даже если бы он не держал табличку «ВИКТОРИЯ БЕРСЕНЬЕВА, РОССИЯ, IT-shniki», мы все равно поняли бы, что парень приехал за нами.

Как узнать русского в иностранной толпе? Отсутствие улыбки? Затравленный взгляд? Ничего подобного! Люди, которые давно живут за рубежом, быстро привыкают к первому и теряют второе. Какие-нибудь шведы или норвежцы тоже не щедры на улыбки, но дело не в этом. Это скорее похоже на то, как мы отличаем высокую литературу и развлекательную. Достаточно нескольких страниц, чтобы понять, но сформулировать, в чем конкретно разница, получится не сразу. Здесь то же. Это и особое напряжение мышц вокруг рта из-за жесткости русской артикуляции, и привычка выяснять отношения на людях, громко говорить, давать подзатыльники детям, не здороваться с незнакомцами, привычка оценивать и смотреть на всех окружающих критически. А есть еще язык тела.

Парень, державший табличку, был не просто самым высоким в толпе. Красная футболка, подвернутые скинни цвета мокрого песка, наушники на шее, модные белоснежные кеды – все это не так сильно выделяло его среди остальных, как место, которое он выбрал для себя. Широко расставив ноги, парень стоял ровно посередине выхода из зала прилета, прямо перед автоматическими дверями. Людям приходилось огибать эту красно-желтую скалу, которой большинство пассажиров едва доходило до плеча, и прокладывать окольные тропы колесиками своих чемоданов. Однако молодого человека это ничуть не смущало, кажется, он вообще не замечал дискомфорта, который создал. Уникальная способность россиян в отношении другого, которую я сам смог заметить, только когда начал преподавать русский язык иностранным студентам. Пока этот самый другой не станет знакомым, близким, приятелем, он для нас либо пустое место, либо чужой. Третьего не дано. Встречавший парень предпочитал не замечать мельтешивших где-то внизу пассажиров, зато нас он выделил из толпы так же безошибочно, как и мы его.

– Добро пожаловать, Виктория и Александр! Очень рады! Меня зовут Анатоль. Первый раз в Эквадоре? – радушно заулыбался айтишник, демонстрируя такую же белоснежную, как и его кеды, улыбку.

– Нет, каждый год на каникулы прилетаем, – проворчала заметно позеленевшая к концу полета Виктория и направилась к выходу.

Глаза парня поползли под веки, но он мгновенно взял себя в руки и снова растянул рот в заученной улыбке.

– Вам заапрувили не обычное такси, а «Кадиллак Эскалейд», – значительно проговорил айтишник.

– За… что? – переспросила Виктория.

– Заапрувили, – беззаботно повторил парень, показав на стоящий у выхода джип представительского класса, похожий на огромного черного майского жука.

Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу. Первый же диалог, и сразу такая лажа. Я толкнул Викторию в бок и проговорил шепотом:

– От английского слова «approve» – одобрять. Айтишный сленг.

– А нельзя сказать просто: подтвердили? – злым шепотом поинтересовалась Вика.

– Учи матчасть, – посоветовал я, забираясь на заднее сиденье.

Впрочем, это были лишь незначительные первые брызги, настоящей волной айтишного языка нас накрыло на следующий день.

Виктория плюхнулась рядом со мной. Анатоль уселся впереди. Из аэропорта до Кито таксист домчал нас минут за сорок. Сначала мы ехали вниз, потом поднимались между горами, увешанными тропическими лианами и растениями, названий которых я не знал. Из романов Майн Рида вспомнились слова «пальметто» – что-то вроде карликовой пальмы с оперением в форме павлиньего хвоста – и агава. Все остальное зеленое братство, яростно пробивавшее себе жизнь в скалах и окрестных долинах, было для меня пока безымянным, и от этого я чувствовал себя не в своей тарелке.

– Круглый год здесь тепло, но не жарко, вокруг постоянно столько зелени, что кажется, она растет в несколько слоев, реально нет голой или выжженной земли, то есть совсем, от слова «вообще»! – сообщил зачем-то Анатоль то, что и без объяснений бросалось в глаза.

Оказалось, что аэропорт столицы Эквадора находится на одном плато, а сам Кито расположен на другом – три тысячи метров над уровнем моря. Вокруг величественные Анды из учебника географии – самая длинная и самая высокая горная система на Земле.

Все время пути наш провожатый изображал из себя ожившую Википедию. Из его гладкой речи – кажется, он читал с телефона – я запомнил только то, что головная боль в первые несколько дней адаптации – это нормально, и первое время даже подъем по лестнице будет вызывать проблемы с дыханием, потому что воздух здесь разрежен. А если в глазах лопнут сосуды, паниковать тоже не стоит, через пару-тройку дней все устаканится. Как и было условлено в нашей легенде, парень называл Викторию менеджером по продажам.

На самом подъезде к городу нас вдруг обогнало странное транспортное средство. Это был разрисованный школьный автобус, от салона которого остались только металлический каркас и крыша. Автобус был полон людей. Если бы мы попытались перевести на испанский язык выражение «как селедки в бочке», то местные жители узнали бы этот светящийся и громыхающий драндулет, внутри которого в тесноте, да не в обиде народ зажигательно отрывался под Рики Мартина. Автобус бибикал всем подряд, а его пассажиры бесстрашно высовывались по пояс на полном ходу.

– Мы называем это явление шайтан-автобус, – серьезно пояснил Анатоль. – Не удивляйтесь. Каждую пятницу и по праздникам эквадорцы ездят по городу и предлагают выпить тем, кто им понравится.

– Выпить? – усомнились мы с Викой хором.

– Точно. Рядом с местом водителя прикручена десятилитровая бутыль, где отдыхающие бодяжат текилу и разные фруктовые напитки. Иногда получается прикольно, иногда – полное дерьмо. Я пробовал. В принципе остальные лоховозки здесь не сильно отличаются от шайтан-автобуса, только без музыки и без алкоголя.

– Лоховозки? – переспросила Вика.

– Я имею в виду общественный транспорт. – Парень повернулся к нам и иронично изогнул бровь, мол, между нами, вы же меня понимаете.

– А сам ты на чем ездишь? – решил прояснить я.

– О, в самом Кито дороги неплохие, – парень принялся объяснять с видимым удовольствием. – Но чуть отъедешь в сторону, и появляется множество грунтовок, и знаете, в этой ситуации меня очень радует простой японский автопром южноамериканского разлива. У меня «Тойота Ярис» седан на автомате. Вроде бы машина «Б» класса, но она выгодно отличается от опробованных мной ее одноклассников. А таких немало.

Вот это да! Он не читал! Он так разговаривал, как будто составлял текст для пафосного рекламного объявления. Я посмотрел на Анатоля внимательнее: небольшие глазки на раскормленном лице поблескивали хитро. Интересно, в ближайшие десять минут он скажет слово «позитивный» или хотя бы пару-тройку прилагательных в превосходной степени?

– Вы только не удивляйтесь завтра, когда придете на работу. У нас в офисе есть некоторые… ммм… порядки, – продолжил наш провожатый.

– Простите, Анатолий… – начала Вика.

Но парень тут же поправил ее:

– Анатоль. Прошу прощения, это нерусское имя.

– Нерусское? – делано изумилась Вика.

– Мой дед был из ссыльных поляков, и хотя я вырос под Самарой, в нашей семье сохранились традиции, – заявил Анатоль с гордостью.

Мы с Викой переглянулись. На некоторое время повисла тишина.

– Не смущайтесь, вы меня не обидели, – проговорил потомок ссыльных поляков с французским именем, которое он, кажется, считал польским.

Голос его снова звучал дружелюбно.

– А какие обязанности у вас в офисе, Анатоль? – поинтересовалась Вика, пропустив последнее замечание мимо ушей.

– Я тимбилдер, – заявил парень.

– Что это значит? – тупила Вика. Думаю, ей тоже стало интересно, действительно ли с этим чуваком что-то не так или мы просто устали с дороги. Сомневаюсь, что слово «тимбилдер» было ей, неплохо владеющей английским, незнакомо.

Анатоль посмотрел на нас изумленно, мол, ну вы даете, ребята, но сочтя, наверное, что у продажников свои причуды, пояснил:

– Тимбилдинг – это от английских слов «команда» и «строить». Что-то вроде строительства отношений. Вот. В общем, не суть.

– А в чем суть? – Вика приподняла бровь и даже наклонилась вперед, стараясь встретиться с парнем глазами в зеркале заднего вида.

– Суть в позитивном климате, который я создаю в коллективе…

Позитивный – раз.

– То есть вы психолог? – перебила Вика.

– Хорошо, пусть будет психолог! – снисходительно согласился Анатоль, явно не намереваясь спорить с этим динозавром человеческой цивилизации, не знающим волшебных слов-заклинаний современного бизнес-мира.

– Тут полная толерантность и позитивность, как видите, – проговорил Анатоль, показывая на костел и мечеть, стоящие недалеко друг от друга на одной улице.

Позитивность – два.

Мы уже ехали по Кито. Однако удивило нас не это соседство, в России таких примеров толерантности тоже немало. Тут было другое. Прямо напротив костела на желтой кирпичной стене в огромном граффити-сердце зависли два имени: Карлос + Диего. Я прочитал еще раз. Нет, ошибки быть не могло: два мужских имени смотрели прямо в окна правого нефа культового католического сооружения.

– Я же говорю – позитивность и толерантность, – проследил за моим взглядом Анатоль и широко улыбнулся толстыми масляными губами, которые выглядели так, будто он на бегу съел парочку куриных крыльев из фастфуд-кафе и забыл воспользоваться салфеткой.

Уже через десять минут мы оказались в центре Кито рядом с нашей гостиницей, где Анатоль проявил чудеса и позитивности, и толерантности. Пока мы вдвоем с таксистом корячились с тремя чемоданами и двумя сумками – куда только Вика набрала столько нарядов? – тимбилдер стоял в стороне, сложив руки на груди, наблюдая за нами с видом радостным и беспечным.

– А что вы говорили про порядки в офисе? – подошла к нему Виктория.

– Завтра все увидите, – загадочно улыбнулся Анатоль и протянул мне небольшую белую карточку. – Завтра вас подключат ко всем корпоративным чатам и выдадут местные симки. Связь здесь дорогая, так что роуминг лучше отключите. Завтра и послезавтра у нас последние рабочие дни перед длинными выходными. Впереди четыре дня отдыха, так что приходите, познакомитесь, осмотритесь. А сейчас отдыхайте, у вас удобнейшие комфортабельные апартаменты.

Удобнейшие – три. Пасьянс сошелся.

Попрощавшись, парень быстро скрылся за гигантским развесистым деревом с необъятным стволом, которое занимало не меньше половины скверика прямо напротив нашего дома. Названия дерева, как и всех остальных растений, которые попались нам сегодня на пути, я не знал. Умная Алиса, для которой я сфотографировал это тропическое великолепие, судорожно, но безрезультатно шарилась по закромам своей электронной памяти, подобно заправскому наркоману впадая в роуминговый экстаз. Помня о предупреждении Анатоля, я отменил запрос и отключил роуминг.

Оказывается, в моей голове помещается целый гербарий, о существовании которого до этого момента я даже не подозревал. Он включал цепь ассоциаций. Скажут, к примеру, «бордовая дачная астра высунула свою любопытную лохматую голову в щель между досками щербатого забора нашей соседки тети Кати» – и все, образ готов. Тут тебе и дачный поселок, и цветник, разбитый бодрой дебелой пенсионеркой, петух у забора горланит, мухи жужжат, стрекозы машут радужными крылышками, хозяева на веранде пьют чай. А если я услышу: «рыжиков собрали в ельнике видимо-невидимо», и за шиворотом станет будто сыровато, как если бы разлапистая кряжистая ель стряхнула под свитер утреннюю росу.