Тайна тихой реки

Виталий Тарханов

Тайна тихой реки

Глава первая

Сергей Иванович Вяземский нащупал в темноте тяжелую дверную ручку, опустил ее и аккуратно толкнул деревянную калитку. К его удивлению, дверь не была заперта. Он с облегчением выдохнул и вошел. Двор не был освещен, в окнах дома тоже было темно. Летнюю тишину села нарушали лишь сверчки и отдаленный редкий лай собаки с соседней улицы на берегу реки.

Несмотря на жаркий климат здешних мест, летняя ночь была холодной. И невероятно темной. Эту особенность Сергей Иванович отметил еще четыре дня назад, когда впервые приехал сюда, в Марфино, и вышел покурить перед сном: ни луны, ни звезд на небе не было, и в тех местах, где улицы не освещались фонарями, на расстоянии вытянутой руки густилась кромешная тьма. Ни в одной известной местности ему еще не приходилось наблюдать подобное явление.

Решив достать мобильный телефон, Сергей Иванович засунул руку в карман, но вынул из него маленькую ветку травы. Выкинув ее, из другого кармана он извлек телефон и убавил яркость дисплея. Затем опустил экран ближе к земле, пытаясь разглядеть предстоящий путь. От калитки в глубь двора вела узкая тропинка, краями поросшая зарослями полыни и чертополоха. Осторожно ступая вперед, короткими шагами он двинулся в сторону дома.

Жители села настоятельно рекомендовали ему, как гостю, не выходить из дома по ночам и уж тем более ни под каким предлогом не приближаться в темное время суток к этому месту. Сергей Иванович всегда скептически относился к подобным предостережениям и никак не мог последовать такому совету, поскольку целью его приезда в эту деревенскую глубинку были именно такие места.

Накануне днем проходя по улице, он постарался детальнее изучить обстановку домовладения, насколько это позволяли щели в старом заборе. Теперь же, в сумерках ночи, все ощущалось иначе. Осознание незаконности своего нахождения на частной территории повышало напряжение, а тот факт, что дальше полутора метров в темноте могло быть что угодно, будоражил сознание до холодных мурашек.

Когда в поле зрения появилось очертание дома, Сергей Иванович вздрогнул от резко пронесшегося где-то наверху протяжного крика птицы.

«Долбаный филин!» – подумал он и сразу же вспомнил поверье местных жителей о том, что ночами кричащие совы скликают души умерших. Переведя дыхание, он взял себя в руки и решил направиться дальше.

Будучи журналистом, Вяземский приехал в село Марфино Астраханской области делать репортаж о происходящей в округе мистике. По определенным, но необъяснимым причинам село считали средоточием колдунов, ведьм и прочей нечисти. Знакомые рассказывали многочисленные истории о происходящих здесь странных событиях, связанных с исчезновениями и гибелью людей.

Кульминация скопившегося интереса к астраханскому селу у журналиста произошла после того, как в Сети он наткнулся на статью об участниках известного телевизионного шоу, которые приезжали сюда расследовать причины загадочных смертей. Медиумы отметили, что это место проклято, люди здесь гибнут очень часто.

Верить экстрасенсам Вяземский категорически отказывался, но не мог скрыть, что любопытство в нем раскалилось до предела, в результате чего согласовал с руководством служебную командировку.

Сергей Иванович остановился, обернулся назад и поднял вперед телефон с тусклым дисплеем, чтобы проверить, не увидел ли кто, как он вошел во двор, и не зашел ли следом, но калитка с забором слились в беспросветной мгле. С детства он не боялся темноты, но в этот раз что-то заставляло его испытывать непривычный мандраж по телу. Поняв, что держать ситуацию под контролем бесполезно, он начал поворачиваться обратно, и в этот момент перед его лицом возник вытянувшийся вверх силуэт человека с омерзительно страшной головой. Вяземский от испуга дернулся назад и, споткнувшись, упал на землю. Крепко сжимая в руке телефон, он вытянул его вперед, освещая перед собой преграду. Человек по-прежнему стоял там, но не шевелился. Присмотревшись внимательнее, журналист разглядел в нем пугало, стоявшее на деревянной ноге у тропинки.

Выругавшись, Сергей Иванович поднялся на ноги, отряхнулся и поднес экран мобильника к пугалу. Голова у него была из старого мешка, из которого грозно глядели неровные прорези глаз, а ниже растягивалась дугой вышитая проволокой линия рта. Вяземский резко показал ему средний палец и, не получив ответа, пошел дальше.

По собранной им информации, здесь жила ведунья Агата Никаноровна Хилер, с которой он и познакомился в первые дни своего приезда. На его расспросы сельчане отзывались о ней как о самой неприятной жительнице округи, рассказывали леденящие кровь истории.

Пожалуй, самой необычной особенностью, о которой все говорили, было то, что здешние ведьмы «водят». Под этим местные понимали ведовскую способность заводить людей в воду ночью, после чего человек либо тонул, либо вовсе исчезал без вести. Некоторые из этих историй касались и Хилер.

Сергею Ивановичу было известно, что в Московском государстве ХVI века ведьмы, несмотря на низкий общественный статус, находились под защитой закона, и согласно положениям Судебника 1589 года за их оскорбление полагалась выплата пени – так называемое «бесчестье»; ведовство само по себе преступлением не являлось. В отличие от славян западное отношение к ведьмам было существенно строже – их массово преследовали и сжигали. Основанием для преследования там было подозрение в апостасии – отношениях с нечистой силой, отступничестве от Бога.

В то же время у славян все процессы против ведьм строились на конкретных жалобах о причинении ими какого-то вреда и начинались только с иска частного лица, что было вызвано отсутствием на Руси тех демонологических представлений, которые вызвали на западе жестокое преследование магов.

Сейчас Вяземскому не на шутку казалось, что славянская школа явно недооценивала значение наших волшебниц в мировой культуре фантастики и незаслуженно ограничилась их упоминанием в фольклоре в виде Бабы-яги и произведениях Гоголя.

Хилер отказалась вести с заезжим гостем конструктивный диалог при первой встрече и уж тем более демонстрировать ему свою «избушку». Снять завесу тайны с главной героини сюжета, таким образом, не удалось, и Сергей Иванович решил применить негласные методы журналистского расследования, тайно пробравшись в мистические апартаменты ночью.

Среди рассказов об Агате Никаноровне значительную часть занимали повествования о непонятной активности, происходившей ночами в ее доме. Одни говорили, что, проходя после полуночи мимо по улице, слышали заливистый смех, раздававшийся из дома ведуньи со странными громкими хлопками. Другие рассказывали, как испуганно ускоряли шаг, когда до них доносились громыхающие в доме звуки, похожие на топот празднующего застолья и сопровождаемые визгом свиней.

Ничего похожего на описанные события Вяземский сейчас не слышал. Напротив, кровь в жилах стыла от давящей тишины.

Тем временем он подошел к крыльцу. Деревянная ступень под ногой предательски скрипнула, и Сергей Иванович, замерев на месте, зажмурился, ругая себя за детскую неосторожность. Убедившись, что вселенная никак не отреагировала на сработавший капкан, он посветил телефоном на дверь, а также взглянул в расположенные по ее краям безжизненные окна. Тьма.

Потянув за ручку, он обнаружил, что и эта дверь не заперта. Осторожно открыв ее, Вяземский услышал чей-то голос в глубине внутреннего пространства дома. До этого, в ходе короткой встречи с хозяйкой дома, они перекинулись парой слов, и этого хватило, чтобы запомнить ее весьма неприятный голос, однако в настоящий момент было трудно разобрать, кто и что говорил. Говор был негромким и монотонным. Журналист вошел в коридор и прикрыл за собой дверь. Внутри было еще холоднее, чем на улице. Он невольно поежился, пожалев, что не надел что-то с длинным рукавом.

Где-то в другом конце помещения едва различимо мерцал тусклый свет, будто за стеной коридора в комнате горела свеча. Медленно ступая к свету и выставляя перед собой руку с телефоном, Сергей Иванович увидел, что погас дисплей. Он остановился посреди коридора и с негодованием заключил, что смартфон не работает. Судорожные нажатия на кнопку включения не привели к успеху и вынудили его в очередной раз мысленно чертыхнуться. Понимание того, что теперь освещать дальнейший путь будет нечем, усугубилось вдруг нахлынувшей мыслью о невозможности вызвать полицию в случае чего. Тут же его осенило, что в селе ночью из состава правоохранителей можно рассчитывать только на участкового, но в тот же момент он подумал, что в ближайшее время скорее проснется Вий, чем участковый. Журналист глубоко вдохнул и успокоил себя напоминанием – Агата Никаноровна в свои семьдесят с лишним лет ввиду больных суставов по дому передвигается с большим трудом и почти всегда в инвалидном кресле. Ухаживающая за ней внучка в доме бывает только до вечера и сейчас должна быть уже у себя дома. Никто никому не причинит никакого вреда, он только лишь одним глазком подсмотрит, чем это там госпожа Хилер занимается в столь поздний час.

Подойдя ближе, Вяземский рассмотрел очертание стены, за которой, похоже, горела свеча. Это был угол с поворотом продолжающегося коридора. Деревянный пол под ногами изо всех сил старался аккомпанировать скрипом каждому шагу, и журналист ступал с предельной аккуратностью. По тому, как становящийся все более отчетливым говор не менял темпа, он понимал, что остается незамеченным.

Теперь совершенно точно можно было сказать, что голос принадлежал хозяйке дома. Она говорила тихо и очень быстро, в одной тональности. Однако конкретных слов разобрать было по-прежнему невозможно. Одновременно с этим оттуда раздавались странные звуки, не поддающиеся описанию. Что-то отдаленно напоминающее хруст ломающихся костей вперемешку с шелестом листьев.

За последние несколько дней Сергей Иванович пришел к убеждению, что марфинские легенды полны таинственности и романтики. Во многих населенных пунктах имеются «нехорошие» дома. Жители села нарекли мистической славой и дом Агаты Никаноровны. Вяземский с каждой минутой все сильнее ощущал, что приближается к разгадке тайны, но в эти мгновения от подобной романтики волосы дыбом поднимались на теле. Непреодолимое любопытство тем не менее одерживало верх над нараставшим страхом, и вот теперь уже, подходя к краю стены, он видел главной своей целью – узреть, что же там происходит за углом.

Журналист всем телом прижался к стене, и в этот момент голос за углом неожиданно умолк. Сергей Иванович услышал стук своего пульса. Он был таким громким, что, казалось, мог выдать его. С той стороны, откуда мгновение назад раздавался голос, послышался слабый скрип, который стремительно приближался и походил на звук крутящихся колес. В то же время коридор сильнее озарился светом той же мерцающей свечи, но как будто начавшей гореть намного ярче.

Вяземский схватился рукой за сердце, словно боясь, что оно вот-вот выскочит. Левой рукой он осторожно провел по лбу – на нем выступила испарина.

Он повернул голову в сторону приближающегося скрипа и задержал дыхание. Из-за угла стены, у края которой он стоял, по полу выкатилось, скрипя колесами, инвалидное кресло и остановилось рядом с ним. В кресле никого не было.

Глава вторая

Село Марфино расположено в Володарском районе шестьюдесятью километрами юго-восточнее Астрахани. На территории административного центра – поселка Володарского – размещен районный суд.

Климат региона даже в ноябре позволяет осени быть теплой и солнечной. В Володарском без лишней суеты начинался очередной день.

Работа районного суда началась с утра вялотекуще: охранник в своей каморке сладко зевал, поглаживая увесистое пузо, водитель нехотя заплыл в фойе, волоча почту. Помощник судьи Флюра Ашимовна поправила сползающие с носа очки, постучала пальцем об аквариум, по стенке которого медленно ползла улитка. Быстрее нее в доме правосудия в этот час по коридору передвигалась только секретарь судьи Айгуль – чтобы набрать воды в чайник.

На пороге открытой двери показался высокий молодой человек с кожаным портфелем, в хорошо скроенном костюме, насколько могли судить Флюра Ашимовна и Айгуль. Его белая рубашка ослепила глаза зачарованных женщин, а стильно растрепанная светлая шевелюра на голове говорила о педантичном соответствии модным молодежным тенденциям. Он буквально блестел на фоне покосившегося шкафа с ветхими папками документов и потрескавшейся стены.

«Прямо жених», – подумала Флюра Ашимовна в ответ на его улыбку, замерев в оцепенении, а в сухом кабинетном воздухе зазвенела тишина восхищения. Казалось, даже стоящая на столе медная Фемида опустила весы и приподняла повязку, чтобы выяснить причину воцарившегося молчания.

– Добрый день! Архангельский Максим Андреевич. Я из областной прокуратуры, обвинитель по делу Хилер. Мне бы с судьей поговорить.

Пока Айгуль с усилием, достойным лучшего применения, пыталась вспомнить звуки русской речи, Флюра Ашимовна поправила очки и рукой медленно указала на дверь:

– Да-да, здравствуйте! Проходите, Раиса Рахадимовна у себя.

Максим посмотрел на табличку двери – «Судья Сомова Раиса Рахадимовна», постучал и вошел во внутренний маленький кабинет. Убранство помещения, как и всё вокруг, отражало дух эпохи прошлых лет. Пол застелен ветхим линолеумом, краска на стенах отливала унынием советской государственности. По бокам кабинета стояли два строгих шкафа, с полок которых выглядывали затертые тома законодательных актов с торчащими закладками.

В очередной раз молодой прокурор поймал себя на мысли, что время в провинции остановилось много лет назад, и закрыл за собой дверь.

Напротив входа за старым письменным столом сидела женщина преклонных годов, казашка, с короткими темными волосами и весьма серьезным взглядом.

Она медленно сняла очки, протерла глаза и задвинула подставку с клавиатурой компьютера – пожалуй, единственного здесь предмета, возвращавшего к осознанию настоящего времени.

– Да, проходите, пожалуйста, присаживайтесь. Я вас давно жду, – гостеприимно поприветствовала она, а затем посмотрела в записи раскрытого ежедневника под рукой. – Максим Андреевич, верно?

– Да, Раиса Рахадимовна, очень приятно. Вот поручение на поддержание обвинения.

– Ага, хорошо, – она взяла протянутый ей лист бумаги с печатью, смерила его взглядом и отложила в сторону. – Я сегодня разговаривала с вашей начальницей, и она сказала, что прокуратура всерьез обеспокоена судьбой дела. Очень хорошо, что вы осознаете серьезность ситуации.

Судья встала со стула, немного хромая на одну ногу, подошла к сейфу и извлекла оттуда стопку томов уголовного дела, которые положила на стол рядом с Максимом.

– Сейчас будете смотреть материалы, поймете, о чем я говорю. Доказательства очень слабенькие, надо сказать. На месте прокурора я бы такое дело назад завернула. Не буду вам все перечислять, просто посмотрите сами и скажите мне ваше мнение. Уж сколько лет я работаю, такого на моей памяти еще не было. Сколько вам надо времени? – спросила она у молодого человека.

Посмотрев на документы, он встал, взял их обеими руками и сказал:

– Мне не дали возможности особо увлекаться чтением, поэтому, думаю, мы сможем обсудить к концу дня. Я здесь почитаю материалы и зайду к вам ближе к вечеру.

С этими словами он вышел из кабинета судьи, а она, проводив его взглядом, откинулась на спинку кресла, тяжело вздохнула и подумала, что после этого дела уж точно отправится на пенсию.

Раиса Рахадимовна уже на протяжении сорока лет отправляла правосудие в этом районе и на своем веку повидала бесчисленную массу разношерстных негодяев и потерпевших их злодеяния местных жителей. Ей приходилось отсылать за решетку как спившихся воришек уток, так и хладнокровных душегубов.

Вопреки колким шуткам общественности о гуманности советского суда, она всегда принимала решения по совести. Видя слабый уровень профессиональной подготовки представителей правоохранительной системы, с которыми приходилось работать, она регулярно приглашала их к себе в кабинет и жестко отчитывала за допущенные нарушения, но всегда делала это строго наедине и исключительно в образовательных целях, подробно разъясняя, как следовало поступить и что предпринять, дабы это исправить.

Тщательно разбираясь в каждом материале, отписываемом ей председателем суда, Раиса Рахадимовна объективно подходила к любой ситуации, принимала исчерпывающий комплекс необходимых мер для законных и обоснованных решений, которые лишь в исключительных случаях изменялись вышестоящей инстанцией. В то же время были случаи, когда областной суд выказывал недовольство результатами ее деятельности, поскольку, будучи человеком старой закалки, она имела особое мнение, зачастую разнящееся с позицией руководства, и не брезговала оправдательными приговорами. С досадой наблюдая, что они постепенно вымирают как вид, судья часто испытывала глубокое сокрушительное чувство к молодым судьям, которые всячески старались избегать таких решений даже там, где это жизненно необходимо.

В судебных заседаниях ее знали строгим вершителем судеб, который, помимо требований о беспрекословном исполнении регламента, мог открыто отпускать нравоучения в адрес скамьи подсудимых, отличившихся в безнравственном поведении. Они безмолвно стояли, виновато опустив головы, и стыдились показать залитые краской лица. Судья говорила простым языком очень сложные и правильные вещи.

За стенами суда, в отсутствие черной мантии, внешне она едва ли отличалась от обитателей поселка: ходила в халате с авоськой в продуктовый магазин, подолгу болтала с соседками на скамейке у дома, любила копаться в огороде, пить сладкий чай с молоком и нянчиться с внуками.

Каждый прохожий здесь знал Раису Рахадимовну и безмерно ее уважал. Сельчане время от времени наведывались к ней с неразрешимыми личными проблемами и возникающими междоусобицами – она была своего рода Царем Соломоном местного значения. Благодаря огромному опыту, незаурядному интеллекту, тонкому чувству справедливости и душевной доброте вокруг этой деревенской женщины не оставалось неразрешенных конфликтов.

Несмотря на то что неделю назад судья отпраздновала свое семидесятилетие, она до сих пор пребывала в трезвом уме и твердой памяти. Кроме больной ноги ее здоровье было вполне исправным. Однако она болела за каждое свое дело всем сердцем, отчего оно бушевало изрядно и в последнее время все чаще подсказывало ей решение уйти в разряд полноценных пенсионеров.

В суде, помимо Раисы Рахадимовны, трудились еще четыре служителя Богини правосудия, но уголовное дело председателю показалось чрезмерно сложным, поэтому решено отписать рассмотрение именно ей как самому опытному судье.

И вот самый опытный судья, невзирая на все свои морально-волевые качества, теперь сидит и думает, что впервые оказалась в столь затруднительной ситуации. Ведь события произошли в селе Марфино, вокруг которого всегда пугающе клубилась мистика, а подсудимая была чуть ли не главным мистификатором всей округи.

Флюра Ашимовна проводила прокурора в зал для ознакомления с делом. Он начал листать его с легким раздражением, выражая судьбе претензию за ссылку в путешествие по сомнительным красотам региона, населенным не самыми интересными ему людьми.

Получив в столице престижное академическое образование, Максим никак не рассчитывал на переезд в глухую Астраханскую провинцию и работу с ее борющимися за выживание обитателями. Но сложилось так, как сложилось, и вот уже на протяжении нескольких лет он поддерживает государственное обвинение в жарких стенах судов каспийского юга.

Достаточно молодой возраст и пристрастие к кутежу не помешали ему, однако, зарекомендовать себя на службе грамотным специалистом и в скором времени получить повышение до областного звена. Как в поздние годы школы, так и в студенческие времена Архангельский существенную часть быта посвящал дорогим гулянкам с друзьями, алкоголю и прелестным юным леди. Студенты полагали, что их сокурсник заключил сделку с дьяволом и может свободно существовать без еды и сна, подпитывая свою прекрасную успеваемость одним лишь алкоголем (но, надо признать, хорошим). Учеба ему на самом деле давалась легко: стоило лишь раз пробежать взглядом по материалу, как он прочно укладывался в крепкий фундамент памяти и мгновенно активизировался оттуда в случае необходимости.

Отцовские гены позволяли мальчику расти человеком высоких когнитивных возможностей. Учителя видели в нем большой потенциал, но по шкале поведения он всегда балансировал между двойкой и тройкой. Говорил красиво, с ясностью и отчетливостью выражения, изяществом дикции. Ораторским искусством овладел с юных лет, что, безусловно, очень ценили окружавшие его люди, особенно те из них, что были женщинами. Благодаря этому же навыку он без особого труда справлялся с семейными баталиями, разгоравшимися дома по поводу жалоб преподавателей. Находить аргументы к выходу из этих ситуаций ему уже помогали гены матери. Ее интеллект, конечно же, значительно уступал отцовскому, но благодаря особенностям темперамента сильно помог развить хитрость и умение получить желаемое любой ценой. В то же время побочным эффектом оказалось чрезмерное себялюбие и пренебрежение многими моральными устоями.

Работа с криминалистикой пробудила в Максиме Андреевиче дикий интерес к уголовным элементам еще на кафедрах вуза, посему реализовываться в профессии ему было в радость.

Итак, прежде всего он открыл протокол осмотра места происшествия – на его взгляд, самый интересный материал в уголовных делах о преступлениях против жизни и здоровья. Сразу же перелистав документ до фототаблицы, он стал разглядывать цветные снимки – важную интерактивную составляющую, позволявшую ему достичь максимального погружения в обстановку событий. Если криминалисты старались на славу, фото получались объемными, красочными и информативными.

Вот панорамный снимок домовладения, в котором совершено преступление. Следственно-оперативная группа прибыла на место происшествия к утру, когда лучи солнца уже ясно обрисовали экспозицию обстановки. Большой двухэтажный деревянный дом с тяжелыми ставнями на окнах обвивался сверху огромной ивой, раскидистые ветви которой низко нависали над улицей. В облике самого дома было что-то угрюмое и даже зловещее.

Обзорный снимок двора, заросшего чертополохом с полынью и обнесенного по периметру ветхим частоколом.

Узловой снимок сарая во дворе, рядом с которым на тропинке в мокрой одежде лежит тучное безжизненное тело. И фото самого трупа с бледно-синей кожей, с конечностями, скрюченными в неестественной форме. Следов крови на снимке не было запечатлено, но при взгляде на следующий кадр с крупным планом головы потерпевшего у Максима зашевелились волосы, по телу пробежала холодная дрожь. На сером лице погибшего застыла гримаса ужаса, испытанного в предсмертные секунды. Рот был широко раскрыт в попытке истошного крика, а глаза закатаны вверх. На шее зиял след проникающего укуса от неровных зубов и проступали багрово-фиолетовые гематомы, похожие на отпечатки душения. Рядом с трупом на деревянной веранде сарая стоял стол, под которым в полу торчал кухонный нож.

На снимках внутренних помещений домовладения отмечено нарушение общего порядка вещей. Столы лежали перевернутыми, поломанные стулья разбросаны по полу, занавески сорваны со стен вместе с карнизами. Двери шкафов выломаны, вещи валяются хаотично на полу вместе с разбитой посудой.

«Да что там произошло в этом Простоквашино?» – безмолвно выкрикнул Максим. Найдя том с обвинительным заключением, он прочел, что Хилер Агата Никаноровна, находясь в период между 4 и 5 часами утра 7 июля 2018 года на берегу реки Конная в селе Марфино, на почве внезапно возникших личных неприязненных отношений с Вяземским Сергеем Ивановичем с целью лишения его жизни, сжимая руками шею, стала погружать последнего в воду, в результате чего он скончался на месте происшествия.

Хилер задержана у себя дома, находилась в инвалидной коляске рядом с трупом. Из акта вскрытия следует, что причиной смерти явилась механическая асфиксия вследствие закрытия дыхательных путей водой при утоплении. Алкоголь в крови погибшего не обнаружен. Один прямой свидетель из местных и несколько очень косвенных. Очевидец был в сильном алкогольном опьянении, но утверждает, что видел, как подозреваемая своими руками топила мужчину в реке. На теле потерпевшего человеческий укус и следы удушения с ранами от ногтей. На одежде подозреваемой обнаружены частицы одежды погибшего, равно как и на его вещах обнаружены волокна ткани одеяния преступницы. Но как потерпевший и Хилер оказались во дворе ее дома – материалы дела не объясняют.

Полицию вызвала внучка обвиняемой, которая обнаружила во дворе труп.

Согласно заключению психиатров, обвиняемой диагностирован магифренический синдром.