Большая книга ужасов – 1 (сборник)

Возле веранды меня увидела Ли. Она сразу же сморщилась и спросила:

– Ты где был? На помойке, что ли? Воняет как… как не знаю отчего…

– На молокозаводе был, – объяснил я. – Опарышей накопал, пойду сегодня на зорьке на озеро…

– Ты же вроде на рыбалку никогда не ходил?

– Часы, проведенные на рыбалке, не идут в счет жизни, – изрек я. – А я у одного пацана лодку арендовал. Рыбки вяленой хочицца.

– А у родителей отпросился? – прищурилась Ли.

– Не отпустят, – вздохнул я. – Ты им ничего не говори, может, они и не заметят…

– Я-то не скажу, но все это будет на твоей совести.

– Моя совесть с удовольствием примет еще одно отягощение, – ответил я. – Хочешь на опарышей посмотреть? Такие жирные, аппетитные…

Ли плюнула и пошла в сад, бродить под яблонями и повторять вслух для лучшего запоминания математические формулы – она готовилась к какой-то математической олимпиаде, и ее голова была забита математической чепухой.

Я немного посмотрел, как Ли бродит между деревьями, затем уединился в своей комнате и стал разрабатывать план проникновения на чердак.

Попасть на чердак изнутри дома было нельзя, Па давно заколотил обе лестницы – чтобы мы не шастали по крыше и не ломали себе ноги и головы. К тому же на чердаке было полно всякого старья, о которое можно было легко пораниться и получить заражение крови. Значит, на крышу придется забираться как-то по-другому.

С западной стороны дома имелась длинная приставная лестница, но она находилась прямо перед окном кухни, а мне не хотелось, чтобы меня видела Селедка. Оставался один путь – забраться на крышу гаража, с гаража перепрыгнуть на крышу зимнего сада, подняться по ней до трубы водостока второго этажа, затем вдоль этой трубы пройти до крыши третьего этажа, перебраться через нее, а там уже совсем близко – по козырьку и в слуховое окошко. Оно всегда открыто, для улучшения вентиляции.

Я надел кеды, прихватил банку с припасенной вонючей начинкой и отправился к гаражу. Мне повезло – Ма оставила свою машину во дворе, а это здорово облегчало мне задачу. Я вскочил на капот автомобиля, затем влез на крышу машины, оттуда перепрыгнул на крышу гаража. Между гаражом и зимним садом было метра два, я легко преодолел их. Дальше начались неприятности. Я пробирался по жестяному желобу, а он весь был почему-то забит мертвыми жуками-носорогами. Дождей не было уже давно, носороги высохли, сжались и представляли собой плотные черные комочки, хрустевшие под ногами. Не знаю, почему это произошло, почему умерли носороги… Умерли. Тогда многие умерли.

Я преодолел этот носорожий желоб и ступил на черепицу третьего этажа. Надо было взобраться вверх до конька, а затем спуститься вниз. Уклон был довольно крут, и в одном месте я даже поскользнулся и сполз вниз по крыше, но удержался.

С конька, с самой высокой точки дома, открывался отличный вид на озеро, на бухту и на лес на ближней стороне холма. Хотелось остаться здесь, посидеть, чтобы никто не трогал, чтобы никто не видел.

Но я перевалил через козырек и стал спускаться к слуховому окошку.

На чердаке пахло пылью, летучими мышами, нафталином. Этот запах был настолько сильным, что у меня зачесались глаза, я едва не чихнул. Пространство было завалено разной рухлядью: креслами, баками, старыми столами, одним словом, всеми теми вещами, которыми так богат каждый нормальный чердак. Я прислушался. Никого. Жаль, что со мной нет Бакса. Но затащить собаку на крышу довольно затруднительно…

Я прислушался еще.

Тихо. Никого нет. Надо выбрать место. Я осторожно, чтобы не наделать в пыли следов, обошел чердак по периметру. Возник соблазн спрятаться в старый флотский сундук, но это было опасно. Поэтому я укрылся в огромной куче старого тряпья, хранившегося зачем-то возле дымохода. Тряпье так густо пахло нафталином, что вряд ли она меня бы почуяла. К тому же на всякий случай я снял с банки крышку и вытряхнул на пол пакеты с тухлятиной.

Это было круче нафталина.

Мне пришлось долго ждать. Солнце промелькнуло в чердачном окошке, и почти сразу же стемнело. Вечер. Внизу, в гостиной растопили камин, по трубе за моей спиной пошло тепло, я пригрелся и чуть было не уснул. Мешала нафталиновая пыль, попадавшая в нос, – от нее мне хотелось чихать. Впрочем, может быть, я и уснул. Может, я засыпал вообще несколько раз в ту ночь, не знаю. Но когда в чердачное окно просунулась белая длинная рука, я не спал, все видел.

Рука ощупала раму. Появилась вторая рука. На чердак лезла Римма. С лицом у нее было что-то не так. Половину его закрывало мутное белое пятно, над ним горели глаза. Римма огляделась и запрыгнула внутрь. Она приземлилась сразу на четыре конечности, как кошка. Пятно дернулось, и я понял, что это такое. Это был кролик. Римма несла его в зубах – руки-то у нее были заняты.

Римма выпрямилась. Кролик снова дернулся, и Римма взяла его в руку. Кролик пискнул, и Римма свернула ему шею. Зверек безжизненно повис. Римма села на старый стол. Какое-то время она сидела не шевелясь, затем стала выдирать из кролика шерсть. Шерсть разлеталась клочками по полу, и очень скоро кролик остался совсем голым. Тогда Римма сорвала из-под крыши бельевую веревку, обмотала кролика за ноги и подвесила к потолочной балке. Затем сделала быстрое движение, что-то блеснуло в воздухе, и я почувствовал, как по чердаку поплыл тяжелый запах… Римма села на пол почти под кроликом.

Дальше я не стал смотреть. Мне стало противно, и я закрыл глаза.

Я лежал под ворохом затхлого тряпья и слышал, как капает кровь, как бьют о доски капли. А иногда эти удары сопровождались странными скрежещущими звуками, будто кто-то возил по дереву гвоздем.

Вдруг что-то ужалило мою ногу. Может, это был паук, а может, просто нога затекла. Было больно. Моя нога дернулась совершенно непроизвольно, сама собой. Рваный кожаный сапог, лежавший прямо перед моим носом, упал на пол. Я задержал дыхание и открыл глаза.

Римма поднялась с пола. Она слушала. Ее лицо было все перемазано черным. Или красным. И в этом месиве знак, о котором рассказывал старый истопник Сухой, выделялся особенно отчетливо. Челюсти, скулы, глаза, переносица сошлись под нужным углом, что придавало лицу злое и хищное выражение.

Римма понюхала воздух, но меня так и не нашла – помог мой визит на молокозавод и эти пронафталиненные тряпки. Она решила, что на чердаке никого нет, подняла руку и сорвала кролика из петли. Кролик был какой-то тряпичный, будто выжатый. Римма сунула руку за пазуху, вытащила горсть черных перьев и дунула на ладонь. Перья разлетелись черным снегом. Римма поводила ноздрями и шагнула назад к окну. Постояла с минуту, послушала. Затем выпрыгнула.

Я остался на чердаке один и просидел на нем до утра под кучей ветхого барахла рядом с каминной трубой. Не мог заставить себя выйти.

Когда стало светать, я выбрался из своего укрытия. В том месте, где сидела Римма, на полу, прямо под потолочной балкой, был вырезан незнакомый мне символ. Неровный круг, пересекающийся под разными углами косыми полосами-бороздами. Поверх бороздок дерево было тщательно выкрашено красным. А вокруг разбросана выдранная кроличья шерсть и вороньи перья. Сильно пахло железом. Зачем Римма вырезала этот круг? Зачем она вырезала его именно здесь? Чем она его вырезала?

И внезапно я понял, почему Римма вырезала круг именно под потолочной балкой. Я еще не знал тогда, что означает этот символ и зачем его ставят, но почему он располагался именно тут, я понял.

Он располагался прямо над комнатой Ли.

Я поглядел на круг. От него исходила какая-то неприятная теплая энергия, мне было не по себе рядом с ним, и я поспешил убраться.

Спустившись с чердака, я сразу вернулся в дом. Все было в порядке. Все были дома. Даже Римма. Она отдыхала. Лежала то ли на полу, то ли на кровати. Проходя мимо ее комнаты, я почувствовал, как от нее пахнет кроликами. Теперь от нее будет еще долго пахнуть кроликами…

Я вспомнил о кроликах и решил их навестить. Кликнул Бакса. Бакс появился не сразу, сонный и перепачканный в какой-то тине.

– Пойдем кроликов проведаем? – предложил я. – Давно у них не были.

Бакс согласно вильнул обрубком хвоста.

Не знаю, откуда здесь у нас появились кролики. Видимо, сбежали откуда-то и прижились. А Ма и Па не стали их травить, вот на задворках сада и образовалась небольшая кроличья колония.

Сейчас в кроличьем углу было пусто, хотя сами кролики и находились на месте, в норе. Бакс слышал их и приветливо повизгивал, вызывая на поверхность.

Но кролики не показывались. Выход из норы был разрыт. Земля раскидана вокруг крупными комьями.

Я постучал каблуком по земле, обычно после этого кролики высовывали наружу свои мордочки. Но сейчас они не ответили. Мне подумалось, что кроликам, должно быть, совсем худо. Они ведь такие маленькие и беззащитные, единственное спасение для них – бегство. Но и убежать удается не всегда. И не от всех.

Я позвал кроликов еще раз. Бесполезно. Кролики были заняты. Они копали ход, ведущий прочь от нашего дома.

Мне здесь было больше нечего делать, мы с Баксом выбрались через лаз на улицу и побежали к озеру. После сегодняшней ночи надо было хорошенько помыться.

Глава X

Интервью с Коляскиным

Я снова смотрю телевизор, местную программу. А что мне еще в этой камере делать? По телевизору показывают доктора Коляскина. Доктор Коляскин сидит в студии и отвечает на вопросы какого-то студенистого суетливого репортера. Репортер хочет прославиться и задает специально придуманные подлые вопросики.

– Доктор, вы знаете, что в связи с так называемым «Пригородным инцидентом» по стране прокатилась волна демонстраций под общим лозунгом: «Остановим собак-убийц»? К тому же под угрозой срыва оказалась федеральная программа опекунства и усыновления детей-сирот…

Коляскин – наш домашний доктор. В смысле домашний доктор семьи Ли. И его отец был доктором, и его дед, и прадед, наверное, тоже. Говорили, что какой-то из предков Коляскина лечил чуть ли не самого Петра Первого и за это был жалован казной и землями. Так что Коляскин – потомственный доктор. Он, кстати, и животных может лечить, если возникает такая необходимость. Бакса он смотрел.

– Не вижу причин делать из одного частного случая какие-то далеко идущие выводы, – говорит доктор. – Я могу сказать, что за сорок лет моей практики это всего лишь пятое происшествие. И первый случай с летальным исходом. И тысячи семей усыновляют детей-сирот и живут счастливо. В то время как на наших дорогах в автомобильных катастрофах гибнет в среднем по пять человек в день. Женщин, мужчин, детей и стариков. И никто не проводит демонстраций с целью запретить автомобили…

Репортер согласно кивает.

– Допустим, – говорит он, – допустим. Но как должно реагировать на подобные случаи общество? Как в конце концов должно реагировать на подобные случаи правительство?

– Я убежден, что ни общество, ни правительство не должно реагировать на данный конкретный случай никак. Не будет же правительство строить над каждым городом купол из-за существования вероятности падения метеорита?

Репортер не находит, что на это ответить. Тогда он задает самый подлый вопрос изо всех, что можно придумать:

– Вы ведь наблюдали этого мальчика? Можно ли было предотвратить трагедию?

Доктор Коляскин отвечает не сразу. Он протирает очки, массирует пальцем переносицу. Потом говорит:

– Да, я был домашним врачом в этой семье. И наблюдал за ребятами. За девочкой. А как появился мальчик, так и за мальчиком. Нормальный парень, я не заметил никаких отклонений ни в умственном, ни в физическом развитии.

– Вы хотите сказать, – продолжал репортер, – вы хотите сказать, что все произошло абсолютно неожиданно? Без причин? Что любой ребенок в любой момент может превратиться в злобного кровожадного монстра?

– Я не хочу этого сказать, – устало отвечал Коляскин. – Я хочу сказать, что этот случай – отнюдь не система. Это исключение, лишь подтверждающее, что подавляющее число детей, в том числе и усыновляемых детей, вполне нормальны.

– Хочу напомнить телезрителям, – нагло перебил репортер, – что убийцу с улицы Розы зовут…

– Этот случай очень нетипичный, – терпеливо объяснял Коляскин, – этот случай надо еще долго и тщательно изучать. Во всем этом деле довольно много неувязок. Я попытался проанализировать некоторые из них. Почему никто не обращает внимания на довольно-таки странные детали?

– Какие, например? – Репортер аж подпрыгивает от предвкушения сенсации.

Доктора Коляскина камера берет крупным планом.

– Например, следующие. – Доктор заглядывает в записную книжку. – В газетных статьях никто ни разу не написал, что в той семье, в которой раньше жила та приемная девочка, произошел очень похожий случай. Удочерившая ее женщина пыталась Римму убить, правда, неудачно. А сама повесилась.

– На что вы намекаете? – спрашивает репортер.

– Молодой человек, – не выдержал Коляскин. – Я не ваша подружка, чтобы вам на что-то намекать. Я излагаю факты. А факты таковы. Доказано, что на трех человек в нашем городе кто-то напал. Какое-то существо. Какое точно – неизвестно. Все пострадавшие оказались в больнице с сильнейшими психическими расстройствами…

Значит, Ли все-таки попала в больницу. Зато она жива. А кошмары… У всех есть свои кошмары.

Коляскин излагал:

– После того как задержали этого парня с собакой, все стали считать, что нападения – их рук дело…

– Это ведь логично, – ввернул журналист.

– Зачастую логика не работает, особенно в таких случаях. Следы укусов обнаружены во всех случаях, это верно… Но неужели вы считаете, что нападение собаки может испугать человека так, что он уже больше месяца не может говорить, принимать пищу и спать? Кстати, до сих пор нет данных об исследовании останков Риммы. Почему? Но даже без этого можно сказать, что случай несколько не укладывается в схему собаки-убийцы и ее хозяина. Как вы все знаете, в последнем нападении участвовали этот мальчик, Сеня, и его пес. Бакс. Что произошло с хозяином, знают все. Его задержали, и сейчас он ждет специальной комиссии, которая определит степень его вменяемости…

Коляскин налил из бутылочки воды и выпил.

– Бакс, собака, погиб во время нападения. Но никто не обращает внимания, как именно погиб Бакс.

– А как погиб Бакс? – спросил ведущий.

– От перелома позвоночника.

– То есть там, в саду, был еще кто-то, кто сломал позвоночник такой крупной собаке?

– Эксперты утверждают, что никого в саду больше не было. – Коляскин снова налил себе воды. – Только Лиза, хозяйская дочка, Римма, этот парень. И Бакс. Потом прибежала экономка. И все.

– Следовательно, по вашей версии можно предположить, что позвоночник собаке сломала одна из девочек?

Коляскин не ответил.

– Как одиннадцатилетняя девочка смогла расправиться с собакой, которая даже весит больше ее? Которая сильнее ее в несколько раз?

Коляскин пожал плечами.

– Я не делаю выводов, – сказал он. – Я просто сопоставляю факты и рассуждаю логически. Выводы пусть делают другие. Сама себе собака сломать позвоночник не может. Хозяин свою собаку тоже не будет убивать. Следовательно, это сделала одна из девочек. Если продолжать рассуждать логически – собака напала только на Римму, Лизу, дочь хозяев, она не тронула. Значит, объектом нападения изначально являлась Римма. Отсюда: сломать позвоночник Баксу могла тоже лишь она.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Девиантное – отклоняющееся от нормы.

2

Пойнтер – порода охотничьих собак.

3

Социопатия – активное неприятие общества.

4

Ньюсмейкер – создатель информационных поводов.

5

Богадельня – здесь: детский дом, приют.

6

Роза Люксембург – немецкая коммунистка начала XX века.

7

Сеттер – порода охотничьих собак.

8

Бонсай – декоративное дерево.

9

Русский хорт – русская борзая, порода охотничьих собак.

10

Паранойя – психическое заболевание.

11

Уфология – псевдонаука о «летающих тарелках».