Те же и Скунс – 2

Он повесил полотенце, распахнул дверь ванной и шагнул в коридор.

Успел увидеть обои на противоположной стене коридора, озарившиеся ярким люминесцентным светом из ванной, и сообразить, что забыл-таки повернуть выключатель.

А больше он не успел ничего. Ни шарахнуться назад, ни даже руку поднять. Потому что пуля, выпущенная из бесшумной винтовки, проделала аккуратную дырочку в оконном стекле точно посередине незашторенного сантиметра. Пролетела по коридору и вошла ему в голову как раз над ухом. Чтобы там разорваться.

«Но только в Портленд воротиться нам не придётся никогда…»

Несколькими минутами позже из парадной соседнего дома (парадные у них, к слову сказать, смотрели в разные стороны) вышел симпатичный молодой человек и зашагал, не оглядываясь, прочь. На нём были чёрные джинсы, кожаная тёплая куртка и неброская шапочка, а в руках – спортивная сумка. Слякотным зимним вечером в питерской толпе таких, как говорится, в любой дюжине по двенадцать.

То, что молодой человек сутки с хвостиком торчал на промозглой верхотуре пятиэтажки, дожидаясь одного-единственного момента, – никого не касалось. Там осталась винтовка с глушителем и оптическим прицелом; она ещё хранила тепло его тела, но никаких следов, могущих указать на стрелка, не было ни на ней, ни вокруг.

Молодой человек шёл и улыбался своим мыслям, он был доволен. Долгие недели он ездил на Невский и посещал там вполне определённый книжный лоток, но разбитная продавщица не предлагала ему новых изданий, предпочитая в упор не замечать постепенно мрачневшего покупателя. Потом, в один прекрасный день, женщину у лотка сменил парень – кудрявый, темноглазый, с лицом, каких много в южной России. Молодого человека сначала насторожила эта замена, но лоточник тут же сосватал ему альбом о храмах православного Петербурга. Пришлось купить… И, соблюдая всю мыслимую конспирацию, отправиться в Пушкин.

Молодой человек ждал западни, но скоро у него отлегло от сердца. В заветном абонентском ящике на Ленинградской улице его без всяких подвохов ждал привычный конверт. С фотографией короткостриженого парня, лаконичной сопроводиловкой и хорошим задатком.

Если гражданин государства Российского зарабатывает в течение года больше двенадцати миллионов, его начинают считать жутко богатым и взимать дополнительные налоги. Двенадцать миллионов – это примерно две тысячи долларов. Молодой человек привык тратить большие суммы в течение одного месяца. Так что задаток, опять-таки превышавший годовой доход статистического гражданина, пришёлся весьма кстати. Не говоря уже обо всей сумме, которая теперь, после успешного выполнения, была практически в кармане…

Оскудевший было финансовый ручеёк вновь весело зажурчал, радуя душу.

Был, правда, один небольшенький нюанс. Раньше – во времена весёлой лоточницы – содержимое предварительных конвертов несколько отличалось от нынешнего.

Там «клиенту» ещё и давали характеристику. Ему заказывали полных и окончательных негодяев: владельца подпольного заводика, производившего отраву в бутылках, чиновницу по недвижимости, разбогатевшую на взятках… растлителя малолетних из коммунальной квартиры… И куда, спрашивается, Плещеев смотрит, «Эгида»?.. Или рук на всех не хватает?

Сам он первое время все сведения тщательным образом проверял. Потом проникся доверием и прекратил трудоёмкий процесс, вынуждавший медлить с исполнением – и получением заслуженного гонорара.

А теперь, изволите видеть, сменился посредник, и про сегодняшнего «клиента» в плане морального облика не написали вообще ничего. Пожалуй, всё же надо будет уточнить. Кем он был, бандитом? Сволочным ментом вроде тех, с Ладожского вокзала, которые ребятишек приспособили грузовые контейнеры потрошить? Или…

Нет. Если уж ЕМУ заказали – парень, стало быть, заслужил. За тех, кто не заслужил, таких денег не платят. Точка. И вообще, он бы сразу почувствовал фальшь. Он – мастер!

Молодой человек улыбнулся, поймал на ладонь снежинку и стал смотреть, как она тает. Через несколько часов наступал Новый год.

Часть первая

Друг дома

Мужчина и женщина

Январь не спешил радовать питерцев устойчивой зимней погодой. Снег, вроде по-деловому улёгшийся в начале ноября, продержался недолго, предпочитая с утончённым ехидством выпадать и таять каждую неделю. Вот и в этот вечер резкий ветер нёс нечто, сыпавшееся предположительно с неба и откладывавшееся на уличном асфальте обильной тающей кашей. Она звучно хлестала по днищам автомобилей и разлеталась из-под колёс, заставляя немногочисленных пешеходов шарахаться от поребриков. В такую погоду, когда дворники тщетно силятся соскрести налипающие хлопья, а изнутри стёкла немилосердно потеют, превращая огни светофоров и встречные фары в большие мутные звёзды, – всё, что нужно для счастья неопытному водителю, так это сложное маневрирование на запруженной городской магистрали. То, что доктор прописал. Бесценный опыт. Плюс райское наслаждение…

«Жигулёнок-троечка» цвета рыжей охры, с чёрным капотом (последствия давней травмы, полученной оставленным во дворе автомобилем при таинственных ночных обстоятельствах) двигался по Адмиралтейской набережной в левом ряду, за две версты готовясь к повороту возле Исаакия. Светловолосая девушка, сидевшая за рулём, напряжённо смотрела вперёд, время от времени косясь в зеркало заднего вида и болезненно закусывая губы на недовольные гудки, то и дело раздававшиеся за кормой. «Никогда не обращай внимания, – наставлял папа. – Пусть гудят: в случае чего не им в происшествие попадать…»

Папе, с его тридцатью годами за баранкой, говорить было легко. А у Даши в данный момент происходил самый первый самостоятельный выезд, и она стискивала руль такой мёртвой хваткой, что, если бы прямо сейчас в самом деле ЭТО СЛУЧИЛОСЬ и она, оборвав ремень безопасности, улетела бы сквозь лобовое стекло, – руль, выдранный с корнем, совершенно точно остался бы у неё в руках.

Права у неё, вообще-то, были давно. Однако автомобиль в семье Новиковых традиционно считался делом мужским. Папа знай рассуждал, как с удовольствием передал бы ржавеющий агрегат справному зятю: пусть возится… Опять же и «гонять» туда-сюда почём зря за рулём родительской машины Даша особенно не стремилась. Так что на сегодняшний подвиг её вдохновили вовсе безвыходные обстоятельства. Надо было поспеть в десять разных мест по делам, касавшимся научного наследия дедушки, а папа, как назло, подхватил очередную разновидность гриппа, традиционно явившегося из Гонконга. И ни на что, кроме раздачи бесплатных советов, временно не годился.

А замуж Даша так и не вышла.

Она составила по автомобильной карте маршрут, с трепетом завела семейный рыдван… и никак не могла отделаться от лёгкого изумления, обнаружив, что без папы, сидящего справа, машина выполняет всё то же, что и при нём.

Она выехала из дому в районе обеда, и поначалу всё шло хорошо. Однако потом разразился час пик, и для начала Даша угодила в объезд возле концертного зала «Октябрьский». Какая-то «персона» то ли прибывала, то ли отчаливала с мероприятия, – соответственно, простых смертных направляли задворками, по Греческому проспекту. Этот последний годился испытывать на живучесть современные танки. «Троечка» чудом не рассыпалась на колдобинах и выпирающих трамвайных рельсах, героически вывернула на Некрасова и уже у набережной Робеспьера еле затормозила перед светофором, без предупреждения выдавшим жёлтый…

…На траверзе Адмиралтейства раздражённые гудки сзади неожиданно прекратились. Не сразу осознав это, Даша бросила взгляд в зеркальце. За ней, отсвечивая золотистым металликом, мягко катился большой джип. И хотя всем известно, что на джипах ездят сплошные бандиты, – некоторым образом чувствовалось, что этот не станет понукать замешкавшегося «чайника» истошным гудком, а, наоборот, как бы даже прикроет, предоставив особо недовольным таранить свою дорогостоящую корму.

Даша сразу приободрилась, включила поворотник и благополучно вырулила по стрелке налево. Благородный «бандит» немедленно умчался вперёд и сразу исчез в хлопьях мокрого снега. «Серёжа… – невольно подумалось ей. – Вот кто водит… И за рулём такой же… тактичный… добрый…»

Она невесело вздохнула.

Впрочем, размышлять о Серёже Плещееве тотчас стало некогда: перед Дашей во весь рост поднялась проблема парковки. Ей, вообще-то, нужно было в Мариинский дворец, но сунуться на отгороженную площадку она не решилась. Наверняка выгонят – неча занимать служебное место! А в остальных местах не то что стоянка – даже остановка была самым бескомпромиссным образом запрещена. У нас ведь в каждом автовладельце непременно видят бомбиста, намеренного подорвать правительственный кортеж. И кому какое дело, что киллеры, если действительно захотят, взорвут кого угодно и где угодно, и столь жалкие меры безопасности им не помеха. Это никого не заботит, главное – чтобы народ поменьше шатался в местах, отведённых для его слуг!

Причалить оказалось решительно невозможно и на Вознесенском проспекте, куда волей-неволей пришлось проехать. Неопытная автомобилистка мучительно щурилась сквозь заляпанное лобовое стекло и была близка к панике, когда спасительная мысль осенила её. Она свернула направо, в какой-то тупичок, и там благополучно припарковалась. Заглушила двигатель и некоторое время сидела неподвижно, блаженно откинувшись на спинку сиденья и чувствуя, как отпускает напряжение. Плохо верилось, что рано или поздно она опять окажется дома, станет пить чай и посмеиваться, докладывая маме с папой о своих похождениях, и автомобильное море будет уже казаться ей по колено…

Она оптимистично напомнила себе, что через час с чем-нибудь, когда поедет обратно, потоки машин наверняка схлынут, а значит, домой на Колокольную она доберётся, скорее всего, без проблем.

Выбралась из машины, повернула в замке ключ (сигнализация давно не работала), подняла воротник и торопливо зашагала к обители законодательной власти.

Спустя два с половиной часа она вновь подходила к машине, чувствуя себя бесконечно усталой. Это совсем особенная и очень неприятная усталость, когда приложены немалые силы – и выясняется, что впустую. Человек, к которому она ходила на рандеву, был когда-то дедушкиным учеником. Академик Новиков связывал с ним большие надежды и весьма огорчился, заметив однажды, что перспективный молодой учёный направляет свои силы всё больше по части администрирования. Впрочем, сказал он тогда, у каждого своя стезя. Толковые чиновники от науки – это тоже, знаете ли, в наши дни ценность немалая… И вот сегодня, придя точно к назначенному времени, внучка покойного академика битый час просидела перед начальственной дверью. Потом выслушала длинный монолог о прекрасных былых временах и о мерзости времён наступивших. И наконец выяснила, что пришла не по адресу. То есть, вообще-то, по адресу, но не вполне. Сперва ей надо в Смольный. К какому-то Гнедину. Владимиру Игнатьевичу. Заместителю начальника юридического управления…

Даша Новикова смахнула с пальто капельки сырости, отперла дверцу и юркнула в машину, предвкушая тепло. Вставила ключ в замок зажигания, повернула…

…И вместо уверенного, радующего слух взрёва заводимого двигателя услышала слабенькое, умирающее жужжание стартёра. А потом – зловещую тишину.

Она поспешно вернула ключ в исходное положение и почувствовала, как начали дрожать руки. Озябшей было Даше сразу сделалось жарко, на лбу выступил пот. Запуск мотора всё ещё оставался для неё полумистическим процессом, происходящим в непостижимых недрах автомобиля. Папа, возможно, сообразил бы, что делать, но папа был далеко. Даша подумала о паническом звонке домой (должны же в окрестностях законодательной власти водиться работающие автоматы!), но воображение тотчас нарисовало ей больного родителя, собирающегося на улицу – выручать дочь. Она нахмурилась и вновь повернула ключ, повторяя попытку.

На сей раз стартёр едва отозвался и сразу же беспомощно смолк.

Даша отчаянно сосредоточилась, вглядываясь в приборную панель… И заметила, что габаритные огни, оказывается, всё это время так и оставались включёнными.

Вот, значит, что на самом деле значили папины недавние жалобы на постоянно «садящийся» аккумулятор. Вот оно, стало быть, как…

Даша вновь выбралась наружу, на ветер, в слякотную непогоду, торопливо вышла на проспект и замахала рукой, стараясь остановить какой-нибудь автомобиль. Правду сказать, в этом деле опыт у неё был небогат, ибо скромный доход семьи предписывал пользоваться общественным транспортом, а не дорогостоящим частным извозом. Видимо, отсутствие должной решимости в фигурке с жалобно воздетой рукой ощущалось и сказывалось. Никто так и не пожелал тормозить. Придя уже в полное отчаяние, Даша вспомнила о знаке, запрещающем остановку, потом разглядела вдали фигуру вроде бы милиционера, вышагивавшего туда-сюда вдоль поребрика. Она воодушевилась и заспешила к нему, но тут же как по щучьему велению рядом с силуэтом в форме из снежных завихрений возникла машина с синей полосой на борту. Страж порядка хлопнул дверцей и укатил прочь, не обратив на терпящую бедствие никакого внимания. Наверное, у него кончилась смена.

«Может, Серёже позвонить?..» – мелькнула малодушная мысль. Даша тут же представила, как набирает знакомый номер и трубку снимает его жена Люда. Ой, только не это!

Она всхлипнула, вернулась к безжизненной «троечке», извлекла из багажника раскладной треугольник аварийного знака и вновь поплелась на проспект. Может, хоть на это кто-нибудь прореагирует?

Чудо произошло сразу, как только она повернулась лицом к слепящему ветру, неловко прижимая к груди светоотражающий треугольник. Что-то большое выделилось в транспортном потоке, замигало сперва поворотником, потом аварийными огнями – и остановилось подле неё. В свете уличного фонаря блеснул золотистый металлик.

– Девушка, что случилось?

Он придерживал дверцу рукой, перегнувшись с водительского сиденья, – крупный, плотный молодой мужчина в дорогой кожаной куртке, такой же светловолосый, как сама Даша. Изнутри джипа веяло приятным теплом, там работала мощная печка и негромко мурлыкала хорошая стереосистема.

Столь неожиданное проявление участия едва не заставило Дашу разреветься. Губы, по крайней мере, запрыгали:

– Машина… не заводится…

– Где? – Мужчина шире распахнул дверцу. – Да вы забирайтесь, покажете.

Даша полезла в высокий джип, на ходу пытаясь сложить заклинивший треугольник:

– Тут рядом… за угол завернуть…

Треугольник никак не слушался озябших пальцев. Мужчина улыбнулся, взял его у Даши из рук и мигом свернул.

Пока джип одолевал сотню метров до терпящих бедствие «жигулей», девушка успела кое-как обрисовать своему спасителю клиническую картину случившегося.

– Сидите, нечего мёрзнуть, – сказал он, останавливаясь впритирку к рыженькой «троечке». – Гляну, что там стряслось…

Даша доверчиво вручила ему ключи, потом запоздало вспомнила об осторожности… и мысленно махнула рукой. С таким-то агрегатом, как у него, да зариться на дырявые «жигули»?..

Сначала она пыталась следить, что там поделывает незнакомец, но печка дышала таким обволакивающим теплом, что глаза начали закрываться сами собой. Даша даже вздрогнула, когда мужчина распахнул заднюю дверцу джипа и вынул пластиковый ящичек с инструментом. Потом открыл оба капота и стал прикреплять какие-то провода, увенчанные устрашающего вида зажимами. Вновь обосновался за рулём «жигулей»… Ещё через минуту двигатель «троечки» ожил и деловито зафырчал, прогреваясь.

Даша обрадованно выбралась из джипа наружу. Какое всё-таки счастье, когда металлический труп вновь становится жизнерадостно пыхтящей машиной. И вообще, не слишком крамольное это преувеличение – сравнивать мотор с человеческим сердцем. Ей показалось, что она приближается к ощущениям врача над успешно реанимированным больным. Даже и на улице вроде была не такая уж пропасть. Подумаешь, мокрый снег с ветром. Бывало и хуже!

– Я вам… сколько-нибудь обязана? – нерешительно спросила она мужчину, отсоединявшего толстые «прикуривательные» концы.

– Да бог с вами, – усмехнулся уличный джентльмен. – Счастливый путь. Вы за рулём-то как, уверенно себя чувствуете?

– Ув-веренно… – Даша почувствовала, что краснеет. – Спасибо вам огромное…

Мужчина кивнул, вернулся в машину… Большой золотистый джип плавно тронулся с места, изящно развернулся в проезде (Даше на маленькой «троечке» понадобилось бы больше возни), мигнул на прощание стоп-сигналами у светофора – и скрылся в непогожих потёмках. Даша осторожно выехала следом за ним, но джипа, конечно, в пределах видимости уже не было.

«Ну вот… – с внезапным отчаянием подумалось ей. – Даже не познакомились… И этот наверняка женатый небось…»

Она тщетно попыталась припомнить, было ли у него обручальное кольцо на руке. Хотя, конечно, никакого значения это теперь не имело.

Даша благополучно вернулась домой, и переволновавшиеся родители – как и следовало ожидать – бросились отпаивать дочку сладким обжигающим чаем и подробно расспрашивать о постигших её приключениях. И откуда было Даше знать, что её дорожный спаситель тоже думал о ней, сидя перед телевизором в своей холостяцкой квартире. На экране мелькали в рекламных клипах настырные, агрессивно-сексуальные красавицы с повадками дорогостоящих шлюх. Никита смотрел на них, рассеянно морщась и недоумевая, кому такие могут понравиться. Уж во всяком случае не ему. По крайней мере с сегодняшнего дня он точно знал, что именно требовалось лично ему. Вернее, кто. Незнакомка была такой милой, такой трогательной в своей женской беспомощности. Так благодарила за пустячную, в общем, услугу… А он, чудо в перьях, даже имени не спросил, не воспользовался замечательным предлогом хотя бы визитную карточку подарить: «Если что вдруг опять поломается, не стесняйтесь, сразу в фирму приезжайте или звоните…» Так-то вот. Тянемся к несбыточному, плачемся на одиночество, а даст судьба в руки единственный, может быть, жизненный шанс – и тот ухитряемся бездарно прохлопать.

Самое смешное, что они с Дашей были однофамильцы. Оба Новиковы. Но не подозревали об этом.

Момент истины

А вот Борис Дмитриевич Благой визиток, наоборот, не давал практически никому. Как правило, они у него были заказаны, но ещё не готовы, либо же он вот только что как раз отдал последнюю. Тем не менее страждущие каким-то (он не отказался бы узнать, каким именно) образом добывали номер его телефона. И, столь же чудесно минуя грозного постового на вахте, безошибочно находили дорогу к неприметному, в общем-то, кабинету Благого в обширном здании на Фонтанке. Умом Борис Дмитриевич всё мог понять. Когда привыкаешь считать городские власти скопищем мздоимцев, бездельников и в лучшем случае болтунов, а милицию – мафией в погонах, что остаётся человеку? К кому на порог «нести печаль свою»? Правильно, к известному журналисту, пишущему на острые темы.

И какие только «темы» ни звучали в его кабинете. От жутких коммунальных страстей до чудовищных внутрисемейных разборок. От трагических переживаний чьих-то детей, «заваленных» на приёмных экзаменах в вуз, до вполне будничных рассказов о похищении и убийстве людей.

И каждый «ходок» полагал, что Благой немедленно вникнет, разберётся, всех выведет на чистую воду и засвидетельствует правду в передаче или статье. Иногда, впрочем, людям было вполне достаточно попросту выговориться.

Когда-то, в пору изучения английского, Борис Дмитриевич увлёкся ковбойскими вестернами и прочёл немалое их количество. Так вот, девяносто процентов из них начиналось практически с одной и той же фразы: «Он остановил коня и огляделся…» Теперь Благой мрачно шутил, что когда-нибудь напишет серию романов о приключениях журналиста, и каждая книжка будет начинаться с одинаковой фразы. А именно: «На столе зазвонил телефон…»

На столе зазвонил телефон.

– Борис Дмитриевич, здравствуйте, вы меня, конечно, не помните…

– Как же мне вас не помнить, Татьяна Яковлевна, здравствуйте, дорогая, – мгновенно отозвался Благой. – Очень рад слышать! У вас всё хорошо?

А ещё через секунду, не отрывая трубки от уха, он характерным движением подался в кресле вперёд, точно водитель за рулём при виде случившейся впереди катастрофы. Молодой практикант, сидевший напротив, по одному этому движению понял: звонок был НАСТОЯЩИЙ. Требующий немедленных действий. И Благой эти самые действия намерен был предпринять.

Татьяна Яковлевна была главным врачом детской больницы. Врачом из тех, на которых только и держится наша до сих пор почему-то ещё не рухнувшая медицина. Худенькую, седенькую врачиху, никогда и ни на кого не повышавшую голоса, помнили точно такой же и родители её нынешних пациентов, сами когда-то подставлявшие ей попки для уколов, и чуть ли не их дедушки-бабушки. Внешность Татьяны Яковлевны была иллюстрацией к классическому «старушка – божий одуванчик». Тем не менее маленькую девочку, заболевшую в дачном посёлке, она посреди ночи привезла к себе в больницу на… машине местного бандита. Причём этот последний был ею извлечён то ли с дружеской пирушки, то ли вовсе из бани (тут легенда имела разночтения). Причём по пути в город докторша ещё и отстояла бешено мчавшийся джип от некстати возникших гаишников. В итоге девочка была спасена, поселковый врач, не пожелавший оказать помощь, с треском вылетел с места, бандит скромно пожелал остаться инкогнито, а Татьяна Яковлевна, «заложенная» благодарными родителями, попала в передачу к Благому. Так они и познакомились около года назад.

И вот теперь она звонила Борису Дмитриевичу, чтобы, по обыкновению, тихо и интеллигентно поведать очень подозрительную историю. К ней в больницу поступило сразу шестеро ребятишек. Из одного и того же детского дома. Диагноз – нетипичный грипп, чреватый осложнениями и летальным исходом, нынешний дежурный кошмар всех питерских детских учреждений. Это обстоятельство настораживало уже само по себе, поскольку именно тот детский дом чуть не самым первым в городе получил необходимое количество вакцины… А тут ещё один из мальчиков, видимо проникшийся доверием к «бабушке Тане», обратился с довольно специфической жалобой… Тогда привлекла внимание странно однотипная внешность подростков: все были темноглазые блондины (некоторые – крашеные). Более подробный осмотр выявил ещё более удивительные обстоятельства. В частности, «нижние причёски», опять-таки у всех шестерых одинаковые. И кое у кого тоже крашеные.

– Вы представляете, Борис Дмитриевич, что это может означать?

– Представляю, – ответил Благой и потёр рукой лоб. – К сожалению…

Действительно, было очень похоже, что ребятишек «оформили» в соответствии с чьими-то интимными вкусами.

– Я уж и в городскую администрацию представление написала, так наверняка без толку… Тут милицию надо!.. Прокуратуру!..

Благой положил трубку и поднял глаза на практиканта, Лёшу Корнильева.

– Ну что? – сказал он. – Сделаем передачу?

Да простит нас любезный читатель, но практиканту Лёше Корнильеву уготована в нашем повествовании не последняя роль, а посему он, как и доктор Татьяна Яковлевна, заслуживает краткого представления. Его прислал Благому университетский приятель, ныне возглавлявший журфак. Практиканты приходили в газету каждый год, и кого-нибудь обязательно прикрепляли к Благому. То ли потому, что он хорошо помнил себя в молодости и не считал возможным отказываться, то ли попросту за грехи. Последние годы попадались сплошь девушки, и притом до того одинаковые, что Благой поневоле задумывался – сами по себе такие рождаются или их разводят в специальном питомнике. Донельзя шустрые, сексуально и карьерно озабоченные… и непроходимо бездарные. Хотя это ещё с какой стороны посмотреть. Полгода назад Борис Дмитриевич в очередной раз поддался на уговоры «дать девочке шанс» и отправил длинноногую юницу брать интервью у перспективного молодого политика. Девочка свой шанс использовала на все сто. Сначала забралась к депутату в постель, потом прогремела в знаменитом постельном скандале. По слухам, теперь она писала о своих похождениях книгу, и знающие люди ожидали бестселлер.

«У тебя что, приличные девчонки перевелись, одни шлюхи остались? – наорал по телефону Благой на бывшего однокашника. – И парни все небось гомики?..»

Декан внял. Оба новых практиканта оказались мальчишками. Благой тем не менее встретил их настороженно. Один – звали его Максим – выглядел вроде «нормальным», но Лёша… Кудрявое, легко краснеющее длинноволосое создание с девичьими ресницами и нежными ямочками на щеках… Высокое, тоненькое, каждую секунду бормочущее извинения…

«Господи, никак вправду голубой», – обжёгшись на молоке, с ужасом подумал Благой. И принялся невольно анализировать на сей предмет все нюансы Лёшиного поведения.

А через несколько дней произошло вот что. В обед они отправились пить кофе и стояли у гардероба, против стеклянной двери. И сквозь неё увидели, как какие-то лбы, числом трое, остановили на набережной школьника, шедшего мимо с пудельком. Для начала собачке отвесили пинка, потом собрались вовсе выкинуть её в воду. Школьник бросился на защиту любимца. Ему дали сдачи. Да так, что растянулся на тротуаре.