Пайнуорд: Место под соснами. «Берегись секретов этого леса…»

Так что для нас с Кэти с самого начала было совершенно очевидным, что Пейтан уехала куда-то в Калифорнию, скорее всего, в Лос-Анджелес или Сан-Франциско. Так мы и сказали полиции. Ведь на тот момент мы даже не допускали иных вариантов. Несмотря на то, что из её вещей дома ничего не пропало. Несмотря на то, что деньги, которые она копила на переезд, остались нетронутыми.

Шло время, а мы с Кэти ждали от подруги хоть маленькой весточки. Конечно, она не оставила бы нас без фото на фоне Голливудских холмов, или моста «Золотые Ворота», или куда там её могло ещё занести. Пролетели месяцы, уже наступил март, а вестей от Пейтан не было. В глубине души мы подозревали худшее, но вслух ни одна из нас не осмеливалась признать очевидного. А после чудовищной новости о Курте Джонсе вероятность того, что Пейтан веселится где-нибудь на побережье с коктейлем в руке, стремилась к нулю.

Я медленно сползла с кровати. Комната Кэти являла собой воплощение обители трудного подростка: стены и потолок обклеены постерами рок-групп, кое-где исписаны маркером, стопки музыкальных дисков возвышались по углам, одежда разбросана там и тут.

«Хоть бы прибралась, что ли», – подумала я, но вслух, конечно, не сказала. Кэт в последнее время пришлось совсем нелегко. Куда сложнее, чем мне, если честно. Но делиться своими сердечными переживаниями она не спешила, несмотря на то, что мы были лучшими друзьями. Я взглянула на подругу: она лежала на спине, прикрыв глаза, фиолетовые пряди разметались по подушке. «Что ты чувствуешь?» – подумала я, но всё так же не сказала вслух.

Тихо прикрыв за собой дверь, я вышла из комнаты и спустилась вниз, на первый этаж дома. Из кухни вкусно пахло – Хелен готовила ужин.

– Если ты голодна, то лучше перекусить чем-нибудь, рагу будет готово не скоро, – мама Кэти тепло мне улыбнулась, – сделать тебе бутерброд?

В животе неприятно заурчало в ответ.

– Да, пожалуй, – я с лёгкой усмешкой кивнула и села за стол.

Хелен вынула из увешанного магнитами холодильника продукты и, поставив передо мной баночку прохладной вишнёвой колы, принялась нарезать сыр и ветчину. Мне всегда нравилось наблюдать, как готовит Хелен: она аккуратно раскладывала нарезанные ингредиенты по пластиковым контейнерам, прежде чем соединить их вместе, и постоянно сверялась с рецептами из большого поваренного блокнота, висевшего на стене. На секунду, если закрыть глаза, можно было представить, что это моя мама находится на кухне.

– Слышала про того беднягу, мальчика Джонсов, – Хелен присела рядом, пододвинув ко мне тарелку с бутербродом. – Ты знала его?

Курта Джонса в школе знали все. Тот ещё задира был.

– Не особо. Знаю только, что он состоял в команде по футболу.

– Подумать только, какой кошмар творится, да ещё в таком маленьком городке, как наш, – Хелен сложила руки на столе. – Раньше можно было гулять всю ночь напролёт, и никто не беспокоился, а теперь и на улицу-то выйти страшно после того, как стемнеет.

Я молча кивнула. Официально полиция не делала заявлений о том, что смерть Курта оказалась насильственной, тем не менее, слухи в маленьких городах распространяются с невероятной скоростью. До паники пока было далеко, но люди, по понятным причинам, начинали опасаться: сперва исчезновение Пейтан, затем убийство Курта. Некоторые всерьёз полагали, что Пайнуорд обзавёлся собственным серийным убийцей.

– Потому-то мне и греет сердце то, что вы с Кэти держитесь друг друга, – продолжила Хелен, – всякое может случиться на свете, важно быть рядом с кем-то, кому ты дорог.

Всякое, включая исчезновение без единого следа и множество вопросов, на которые нет ответа.

– К тому же ты хорошо влияешь на моего маленького монстра, прости господи, – мама Кэти театрально закатила глаза.

Я тихонько хихикнула, припоминая, как притащила нашу первую выпивку в домик в лесу. Да, положительное влияние, ничего не скажешь. На самом деле обе мы были хороши, но доставалось всегда почему-то Кэти.

Мы с Хелен ещё немного поболтали о её работе в больнице, о Лиаме и моём отце, а потом я, поблагодарив за приятную компанию и бутерброд, отправилась домой. Пока я заводила машину, Хелен незаметно подложила на переднее сиденье свой фирменный яблочный пирог.

***

Дома меня уже ждал папа, хотя обычно он возвращался с работы не раньше семи. С пирогом в руках и рюкзаком наперевес, я вошла и, поставив тарелку на кухонный стол, прошла в гостиную.

– Привет, пап. Ты сегодня рано.

Отец обернулся через плечо, поднялся с дивана и протянул мне небольшой чёрный предмет, который до этого момента держал в руках.

– Я кое-что принёс тебе.

– Пап, это что, ш-шокер? – от удивления я заикнулась. В том году отец настоял, чтобы я повсюду таскала с собой перцовый баллончик. Закончилось тем, что Пейтан прыснула им в лицо достававшего её выпускника, и её трехдневным отстранением от учёбы.

– Помнишь, как пользоваться?

Я начала протестовать, но отец перебил меня:

– Тот парень был здоровенным спортсменом. И даже это его не уберегло. Я не допущу, чтобы с моей дочерью что-то случилось. Ты – единственное, что у меня осталось. – Он внимательно посмотрел мне в глаза и добавил: – Но я не буду находиться рядом постоянно. Так что возьми шокер и положи его в сумку – много места он там не займёт, а твоему отцу будет куда спокойнее.

– А в следующем году мне чего ждать, пап, дробовик или, может, медвежий капкан?

– Ох, львёнок, если б я только мог, то отправил бы Национальную гвардию охранять вас, детей, – вздохнул отец.

Я всё же убрала шокер в рюкзак и обняла отца. Папа был прав: место для него найдётся, а дополнительная защита никогда не помешает.

Тем более, в Пайнуорде уже давно стало неспокойно.

***

Собрание редакции «Обозревателя Пайнуорда» в четверг днём проходило в неполном составе. Джастин отпросился ещё накануне, сославшись на мигрень, но обещал непременно выслать материалы для нового выпуска по электронной почте. Наш новостник, Майкл Кросби, отмечал своё семнадцатилетие и, видимо, не иначе как в порыве праздничной эйфории, махнул рукой на собрание. Ну, по крайней мере, пришёл Кевин и уже успел вывести из себя Лим. Стабильность – это тоже хорошее качество.

Войдя в кабинет, я первым делом разместила на доске разноцветный макет. В течение следующего часа, вчетвером, мы с жаром спорили о том, что именно следовало вынести на первую полосу: снятое крупным планом фото почившего накануне футболиста Курта Джонса или посвящённое ему подобие алтаря у входа в спортзал. Обстановка немного накалилась.

– Джесс, ты упрямее барана и не хочешь это признавать! – широко размахивая руками, кричала Лим Пак.

– Я уже сказала тебе не один раз и не знаю, сколько ещё повторять, что фотографии человека, который издевался над всеми здесь присутствующими на протяжении нескольких лет, никогда не появится на обложке моей газеты!

– Чтобы завоевать уважение в глазах общества, просто умереть недостаточно, – вмешался Кевин. С ума сойти, впервые в жизни я была с ним согласна.

– У вас двоих совесть вообще есть? Натали, скажи ей! – Лим беспомощно уставилась на нашего фотографа.

– Пожалуйста, не впутывайте меня в это, – пропищала Натали, поднимая в воздух обе руки, мол, сдаюсь.

– А кто-то ещё заметил, что Джесс только что буднично упомянула, что это её газета? – уточнил Кевин.

– Ты ослышался, – я припечатала его взглядом.

– Наверное. Ну, в любом случае, можем мы уже пойти на компромисс и вклеить прошлогоднее фото Курта, разъезжающего по футбольному полю на первогодках, и просто двигаться дальше, умоляю! – воскликнул Кевин.

– Да помолчи, Кевин! Тебя вообще не спросили! Только и умеешь, что над другими прикалываться, а сам ничего из себя не представляешь. Думаешь, ты такой умник, раз нацепил панковскую футболку и насмехаешься над теми, кто не может ответить? Спорим, ты бы ни за что не осмелился сказать такое ему в лицо, а это уже называется лицемерием, – от возмущения Лим даже вскочила со стула, но, взяв себя в руки, продолжила гораздо спокойнее. – Я что, одна здесь понимаю, что человек умер? Не надежда футбольной команды, не звезда школы, а просто че-ло-век! Никто из вас даже не знал его по-настоящему, но все спешите осудить!

Она готова была расплакаться. Я пристально посмотрела на Лим. С чего бы ей так яростно защищать Курта? В школе они вращались в совершенно разных кругах. Лим состояла в редакции газеты, общалась с ботаниками и посещала христианский кружок. Курт любил тусовки, свою машину и запирать в шкафчиках ботаников, с которыми общалась Лим. До того дня я даже не могла сказать с уверенностью, были ли они вообще знакомы, а Лим говорила так, будто Курт приходился ей близким другом. Но что кольнуло меня сильнее всего: три дня назад она и сама не задумывалась о том, что может задеть чьи бы то ни было чувства, предлагая писать о Пейтан. А ведь её смерть даже не была официально подтверждена.

– Будь здесь Джастин, он бы меня поддержал, – сказала Лим и вышла из класса.

Натали молча поднялась, прикрепила фото улыбающегося Курта к макету и вышла вслед за Лим.

– Неудачный объект для влюблённости. Лучше бы выбрала себе живого парня, правда? – сказал Кевин.

– Ага. Будь добр, Кевин, захлопнись.

СТРАННОЕ ЗНАКОМСТВО

В пятницу рано утром я подъехала к дому Кэти. Как и ожидалось, подруга опаздывала. Дважды посигналив, я высунула голову из окна автомобиля и, приложив руки ко рту, прокричала на всю улицу:

– Кэтрин Элизабет Эндрюс, шевели булками!

Терпение уже было на исходе, когда, раздражённо копаясь в бардачке в поисках подходящего музыкального диска, краем глаза я заметила, как Кэти выходит из дома, на ходу натягивая курточку.

– Доброе утро, Джесс, – сонно пробормотала она, садясь в машину.

– Знаешь, если ты и дальше собираешься каждое утро опаздывать, то лучше тебе пересесть на вело… Ого! – повернувшись к подруге, воскликнула я.

Прежде длинные, цветные волосы теперь были подстрижены до самых ушей, открывая шею с татуировкой в виде полумесяца.

– Что? Захотелось освежить имидж, – смущённо оправдалась Кэти, проводя рукой по затылку.

– А что, неплохо. Мне нравится. Выглядишь дерзко, – ободряюще отметила я.

Кэти и без того отличалась бунтарским характером, так почему бы просто не поддержать подругу, рассудила я. Но, хотя мне действительно нравилась новая стрижка Кэт, импульсивность, с которой она появилась, в нынешних обстоятельствах настораживала. По крайней мере, волосы остались фиолетовыми.

– Круто, пусть все сразу знают, с кем имеют дело, – подмигнула подруга. – Что будем слушать?

– Сегодня ты выбирай, – сказала я, выезжая на дорогу.

Кэти немного покопалась в бардачке и выудила оттуда потрёпанного вида диск «The Rolling Stones», давным-давно подаренный кем-то из родственников.

– Да будет рок-н-ролл! – объявила она, включая музыку. – Ты же знаешь, что современная музыка тоже существует?

– Догадываюсь, Капитан Фиолетовая Очевидность.

Ранним утром старшая школа Пайнуорда всегда напоминала копошащийся муравейник. К восьми часам школьная парковка уже заполнилась учащимися – все спешили на занятия. Мы оставили машину и уныло побрели к входу в здание. По дороге я бросила взгляд в сторону спортивного зала, у дверей которого футбольная команда расположила мемориал памяти Курта Джонса. Целая конструкция из цветов, плюшевых мишек и зажжённых свечей, а в центре – портрет в деревянной рамке с красноречиво лежащим рядом футбольным мячом. Со стороны создавалось впечатление, будто ещё немного, и школа единогласным решением увековечит своего чемпиона в камне.

Несмотря на всю мою обоснованную неприязнь к личности Курта и его сомнительным достижениям, назойливая мысль о том, что кто угодно может просто перестать существовать в один день, не давала покоя. Всего лишь семнадцатилетний парень, кем его запомнят? В лучшем случае местечковым спортсменом, одним из тысяч, в худшем – задирой из старших классов. И он уже никогда не добьётся большего просто потому, что кто-то другой возомнил, что имеет право лишить человека жизни. Он не изменится, не перерастёт себя, не осознает своих ошибок, потому что будущего у него нет. Днём ранее все мечты и амбиции этого парня оказались навечно погребены на глубине шести футов под слоем могильной насыпи. Бедные его родители, я даже представить не могла, какое это горе – потерять ребёнка, но, во всяком случае, они смогли устроить настоящие похороны и по-человечески попрощаться с сыном. Матери Пейтан даже и этого утешения не предоставили.

Внутри главного здания мы с Кэти направились к шкафчикам. Ступая по переполненному учениками коридору, невозможно было не заметить, что лица большинства из них, за исключением спортсменов с траурными повязками на предплечьях, не выражали признаков скорби. Каждого занимали его собственные, куда более волнующие проблемы: экзамены, влюблённость, социальный круг. Типичные трудности в жизни обыкновенного подростка из маленького городка, спрятавшегося от остального мира в густых сосновых лесах.

Мы с Кэти, отдав друг другу наше фирменное эффектное рукопожатие, разошлись по разным сторонам. Всю дорогу до класса на глаза то и дело попадались расклеенные по стенам листовки с высказываниями известных писателей. Предполагалось, что мысли людей, живших три сотни лет назад, должны нас мотивировать.

Мистер Кармайкл, учитель английского, выглядел так, будто страдал хронической сенной лихорадкой. Вечно подавленный, с постоянно влажными глазами (в них, должно быть, скапливались невыплаканные слёзы от работы школьным учителем), он отличался склонностью к подчёркнуто затянутым монологам. Кроме того, речь его была такой монотонной, что порой от скуки хотелось заснуть и не проснуться. Тот день не стал исключением: вот уже двадцать шесть минут учитель меланхолично повествовал о становлении американской поэзии шестидесятых годов. В такие моменты я бы, пожалуй, отдала любую конечность, лишь бы обрести способность перематывать время.

Отсчитывая буквально каждую минуту до окончания урока, я, стараясь не зевать слишком уж откровенно, принялась искать, чем бы развлечь себя на оставшееся время. Аудитория мистера Кармайкла была занята кто чем, но точно не поэзией: одни тоскливо рисовали закорючки на полях тетрадей, другие, подперев голову рукой, задумчиво озирались по сторонам, как и я. Через две парты от меня, тщательно перебирая каждую бусинку на плетёном браслете, сидела Натали. Встретившись взглядом, мы одновременно закатили глаза. Натали и я никогда не были в особенно близких отношениях, так, просто хорошие приятели, но общие трудности, как известно, сближают людей.

Глядя на Натали, я вспомнила о предстоящем выпуске «Обозревателя Пайнуорда», который должен был выйти уже во вторник. Джастин Хилл, пропустивший вчерашнее собрание, сославшись на мигрень, так и не прислал материалы. Тихонько вырвав из тетради листок бумаги, я нацарапала на нём крупными буквами три слова:

«ДЖАСТИН. СОБАКИ. СРОЧНО»

Немного поразмыслив, я добавила приписку:

«P.S. как себя чувствуешь?»

Мистер Кармайкл, казалось, уже и сам был готов заснуть – его речь с каждой минутой становилась всё тише и монотоннее. Если современная действительность и не высосала из учителя жизненные силы, то в этом точно преуспела государственная школа.

Удостоверившись, что учитель не заметит, я одним ловким движением перебросила записку Джастину, сидевшему по диагонали от меня. Парень, казалось, сперва вообще не заметил листка – так сильно он задумался, но потом вздрогнул и рассеянно развернул клочок бумаги. Испуганно взглянув на меня, он сделал пару закорючек карандашом и перебросил записку назад.

«прости. закончу к понедельнику. уже получше, спасибо, что спросила».

Я подняла большой палец в знак одобрения, и Джастин робко улыбнулся, разведя руками. Выглядел он, откровенно говоря, не очень. Тёмные круги под глазами сильно выделялись на болезненном лице. Пожалуй, не стоило наседать на парня – он ведь тоже заслужил немного отдыха. В конце концов, собаки из приюта не конкуренты главной звезде выпуска.

Если честно, о Джастине я знала не так уж и много. По сути, только то, что его родители были очень религиозны. До такой степени, что ими презирались любые материальные радости. Однажды мы всей редакцией испекли для Джастина торт в честь дня рождения, а он лишь попросил нас унести остатки с собой, ведь иначе ему пришлось бы объяснять родителям, откуда взялось угощение. Этот факт и то, что парень частенько приходил в школу в синяках, уже служили достаточным поводом, чтобы сделать его объектом для насмешек среди избранного сообщества болванов-качков школы Пайнуорда. Не то чтобы Джастину доставалось больше остальных, но проблем, очевидно, хватало и дома, а тут ещё и школа. Все это подкреплялось его природной застенчивостью и ожидаемо сформировавшейся в таких тягостных условиях замкнутостью. Тем не менее, Джастин не строил стен вокруг себя. На доброе отношение к себе он старался отвечать взаимностью и вообще производил впечатление тихого, но смышлёного парня.

Резкий звонок, раскатом грома раздавшийся в ушах дремлющей аудитории, едва не заставил меня подпрыгнуть на месте. Сон как рукой сняло. Быстро сложив тетради и остальные вещи в сумку, я хотела было заверить Джастина, чтобы он не беспокоился о статье, но, обернувшись, увидела, что его уже и след простыл. Ничего удивительного, мне и самой не терпелось поскорее сбежать оттуда.

Суета школьной жизни в некотором роде помогала нам с Кэти отвлечься от мыслей обо всех ужасных вещах, происходивших в городе. Исчезновения, убийства – всё это было слишком для пары подростков. В конце концов, мы были всего лишь детьми, а преступлениями должна заниматься полиция. Вот только она-то как раз ничего особо не предприняла. Когда исчезла Пейтан, в первые сорок восемь часов (критическое время, определяющее успех в поисках пропавшего человека) шериф полиции не обнаружил ничего, что могло бы считаться серьёзной зацепкой. Да, офицеры осмотрели дом семьи Роуди. Да, они проверили школьный шкафчик и машину. Приехали пара детективов, которые записали показания миссис Роуди, друзей и знакомых Пейтан. Но это так ни к чему и не привело, и, в то время как мы с Кэти в отчаянии расклеивали по городу листовки с надписью «ВЫ ВИДЕЛИ МЕНЯ? СООБЩИТЕ В УЧАСТОК» и с ужасом прочёсывали леса вместе с группой добровольцев, опасаясь, что подруга стала жертвой медведя или волков, шериф полиции сидел в своём кабинете и спокойно попивал кофе. Вот такие они, эти взрослые. И те же самые люди когда-то посмели обвинить в непрофессионализме моего отца, всего-то обнаружив бутылку бренди у него в ящике стола и сместив его с должности. Уж он-то всю душу бы вытряс из каждого, кто хоть отдалённо связан с пропавшим ребёнком.

Едва прозвенел звонок, школьный муравейник снова зашевелился, чтобы после непродолжительной суеты опять затихнуть – ученики в очередной раз разбежались по классам. Остаток утра и немного послеполуденного времени пролетели очень быстро, как это бывает, когда перестаёшь устало отсчитывать минуты до освобождения и покорно сдаёшься в плен академической успеваемости.

На большой перемене я отправилась пообедать во внутренний дворик школы, где меня уже ждала Кэти. Не успела я бросить сумку на скамейку, как по громкой связи раздался голос директора:

– Добрый день, школа, говорит директор Мосс. Сообщаю о том, что сегодня после занятий в пятнадцать часов в большом спортивном зале состоится церемония прощания с Куртом Джонсом. Напоминаю, что посещение является обязательным, так как все факультативные занятия на вторую половину дня отменяются. Повторяю: в пятнадцать часов в спортивном зале. Спасибо за внимание.

– Зато на физкультуру идти не надо, – пожала плечами Кэти.

***

К трём часам ученики уже столпились у входа в спортзал, гул стоял невообразимый. Все болтали, некоторые травили шуточки, поклонник Эминема насвистывал знаменитую мелодию из «Расшатанных нервов»1. Меньше всего происходящее было похоже на поминки.

Войдя в спортзал, временами напоминавший мне большую операционную из-за характерных сине-белых цветов школы и массивных прожекторов под потолком, мы с Кэти сразу направились к ненавязчиво расположенным сбоку местам, в самом верхнем ряду трибун. Тут Кэт резко дёрнулась в сторону так, что я даже не сразу поняла, насколько сильно её толкнули в плечо.

– Смотри куда идёшь, Раскраска! – высокомерно мотнула головой светловолосая девица. Ханна Дьюк. Воплощение зла в школе. Нет, серьёзно, если бы дьявол носил школьную форму, то он, определённо, выглядел бы, как Ханна.

Кэти хотела было что-то выкрикнуть в ответ, а после ещё и хорошенько дать сдачи наглой чирлидерше, но я вовремя успела одёрнуть ее за руку. Не стоило затевать драку на глазах у всей школы: в сине-белом море спортивной формы вокруг мы явно оставались в меньшинстве.

– Не обращай внимания, она до сих пор думает, что живёт в мире «Дрянных девчонок», – прошептала я на ухо подруге, потащив её к местам в глубине зала.

– Ага, для блондинки там, вроде, всё плохо закончилось, – проворчала Кэти.

Сплетни в нашей школе всегда были практически одним из видов спорта. И последние сводки докладывали, что Ханна и Курт расстались незадолго до его кончины. Бессменная королева школы, капитан Пайнуордских «Лисиц» осталась не у дел. Как знать, насколько далеко способна зайти отвергнутая девушка в желании отомстить за своё унижение?

Мы с Кэти заняли места в верхнем ряду трибун. Пока Кэт сердито бормотала себе под нос бессвязные ругательства, я вынула из сумки блокнот, чтобы сделать несколько пометок для статьи. Но, только взяв в руки карандаш, услышала над головой вкрадчивый голос:

– Здесь не занято?

Я повернулась, пара тёмных глаз уставилась на меня из-под вопросительно приподнятых бровей. Тот самый парень, на которого я бессовестно пялилась пару дней назад во дворе.

– Да. Нет! В смысле, нет.

– Свободно, короче говоря, – вмешалась Кэти.

– Круто. – Парень присел рядом. – Я Лукас.

– Я Кэти, – подруга пожала руку новообретённому знакомому.

Мои губы будто склеились. Ну же, Джесс, не будь грубиянкой и назови Лукасу своё имя, сказала я себе. Кэти толкнула мою ногу. Я буквально почувствовала, как краснеют мои щёки.

– Джесс, – наконец промямлила я.

– Ты же работаешь в школьной газете, да?

Давай, Джесс, это не сложно. Газета. Просто ещё один человек, которого ты можешь замучить рассказами о своей газете.

– Да, я главный редактор, – гордо произнесла я. Получилось чересчур напыщенно, не под стать масштабам нашего издания.

Лукас начал говорить что-то ещё, но тут в центр зала вышла директор Мосс, и все затихли. Она прошла к стойке с микрофоном, ритмичный стук её каблуков раздался эхом по залу.

– Сегодня траурный день для всех нас. Сегодня мы прощаемся с Куртом Джонсом, юношей, который покинул нас в столь молодом возрасте. Его трагическая смерть наложила отпечаток на каждого из нас…

– Не чувствую на себе никаких отпечатков, – прошептала Кэти.

– … он был прилежным студентом, выдающимся спортсменом и добрым христианином….

Лукас раздражённо вздохнул.

– … он был дружелюбен и открыт для всех и каждого, кто в нём нуждался…

Резкая вспышка от камеры осветила трибуну с микрофоном, вызвав гримасу на лице директора Мосс.

– Вот это выражение лица уже больше похоже на то, какое впечатление Курт Джонс производил на людей, – наклонившись ко мне, тихо прошептал Лукас.

Я, не удержавшись, хохотнула. Со всех сторон на меня осуждающе зашикали.

– Извините, мэм… – неловко пролепетала Натали, слишком близко подобравшаяся к директору с фотоаппаратом.

– Ты знал его? – прошептала я на ухо Лукасу. – В смысле, как человека?

– Года два назад он и его компания затолкали меня в шкафчик Курта в этом самом спортивном зале. Они решили, что будет смешно. Я просидел там где-то сорок минут в полной темноте среди его вещей, пока тренер не вытащил меня. Так что, в каком-то смысле я знал его получше многих.

– … давайте послушаем добрые слова друзей Курта. Пожалуйста, Ханна.

Нервной походкой Ханна Дьюк вышла в центр зала.

– Вы все знаете, что Курт сделал для школы. Если вы спросите, каким словом его можно было описать, я отвечу – особенный. Курт не был ангелом, но, иногда казалось, что на футбольном поле его ноги не касаются земли, так быстро он бегал. Ни у кого нет такой находчивости, какая была у Курта. Он знал, как развеселить друзей.

Лукас снова наклонился ко мне:

– Очень жаль твою подругу.

От очередного касания этой темы я стиснула пальцы. Несмотря на то, что прошло уже несколько месяцев, любое упоминание Пейтан по-прежнему болезненно отдавалось во мне.

– Накопала что-нибудь о ней?

Директор снова заняла место у стойки с микрофоном. Ханна закончила свою полную драматизма речь и вернулась на скамью под бурные аплодисменты футбольной команды.