Пайнуорд: Место под соснами. «Берегись секретов этого леса…»

«Хотя бы прибралась, что ли», – подумала я, но вслух, конечно, не сказала. Кэт в последнее время пришлось совсем нелегко. Куда сложнее, чем мне, если честно. Но делиться своими сердечными переживаниями она не спешила, несмотря на то, что мы были лучшими друзьями. Я взглянула на подругу: она лежала на спине, прикрыв глаза, фиолетовые пряди разметались по подушке. «Что ты чувствуешь?» – подумала я, но все так же не сказала вслух.

Тихо прикрыв за собой дверь, я вышла из комнаты и спустилась вниз, на первый этаж дома. Из кухни вкусно пахло – Хелен готовила ужин.

– Если ты голодна, то лучше перекусить чем-нибудь, рагу будет готово не скоро, – мама Кэти тепло мне улыбнулась, – сделать тебе сэндвич?

В животе неприятно заурчало в ответ.

– Да, пожалуй, – я с легкой усмешкой кивнула и села за стол.

Хелен вынула из увешанного магнитами холодильника продукты и, поставив передо мной баночку прохладной вишневой колы, принялась нарезать сыр и ветчину. Мне всегда нравилось наблюдать, как готовит Хелен: она аккуратно раскладывала нарезанные ингредиенты по пластиковым контейнерам, прежде чем соединить их вместе и постоянно сверялась с рецептами из большого поваренного блокнота, висевшего на стене. На секунду, если закрыть глаза, можно было представить, что это моя мама находится на кухне.

– Слышала про того беднягу, мальчика Джонсов, – Хелен присела рядом, пододвинув ко мне тарелку с бутербродом. – Ты знала его?

Курта Джонса в школе знали все. Тот еще задира был.

– Не особо. Знаю только, что он состоял в команде по футболу.

– Подумать только, какой кошмар творится, да еще в таком маленьком городке, как наш, – Хелен сложила руки на столе. – Раньше можно было гулять всю ночь напролет, и никто не беспокоился, а теперь и на улицу-то выйти страшно после того, как стемнеет.

Я молча кивнула. Официально полиция не делала заявлений о том, что смерть Курта была насильственной, тем не менее, слухи в маленьких городах распространяются с невероятной скоростью. До паники пока было далеко, но люди, по понятным причинам, начинали опасаться: сперва исчезновение Пейтан, затем убийство Курта. Некоторые полагали, что Пайнуорд обзавелся собственным серийным убийцей.

– Потому-то мне и греет сердце то, что вы с Кэти держитесь друг друга, – продолжила Хелен, – всякое может случиться на свете, важно быть рядом с кем-то, кому ты дорог.

Всякое, включая исчезновение без единого следа и множество вопросов, на которые нет ответа.

– К тому же ты хорошо влияешь на моего маленького монстра, прости господи, – мама Кэти театрально закатила глаза.

Я тихонько хихикнула, припоминая, как притащила нашу первую выпивку в домик в лесу. Да, положительное влияние, ничего не скажешь. На самом деле обе мы были хороши, но доставалось всегда почему-то Кэти.

Мы с Хелен еще немного поболтали о ее работе в больнице, о Лиаме и моем отце, а потом я, поблагодарив за приятную компанию и сэндвич, отправилась домой. Пока я заводила машину, Хелен незаметно подложила на переднее сиденье свой фирменный тыквенный пирог.

***

Дома меня уже ждал папа, хотя обычно он возвращался с работы не раньше семи. С пирогом в руках и рюкзаком наперевес, я вошла и, поставив тарелку на кухонный стол, прошла в гостиную.

– Привет, пап. Ты сегодня рано.

Отец обернулся через плечо, поднялся с дивана и протянул мне небольшой черный предмет, который до этого держал в руках.

– Я кое-что принес тебе.

– Пап, это что, шокер?! – от удивления я округлила глаза. В том году отец настоял, чтобы я повсюду таскала с собой перцовый баллончик. Закончилось тем, что Пейтан прыснула им в лицо достававшего ее выпускника-баскетболиста, и ее трехдневным отстранением от учебы.

– Помнишь, как пользоваться? – я начала было протестовать, но отец перебил меня: – Ты видела того парня, здоровенного спортсмена? Я не допущу, чтобы с моей дочерью что-то случилось. Ты – единственное, что у меня осталось. – Он внимательно посмотрел мне в глаза и добавил: – Но я не могу постоянно находиться рядом. Так что возьми шокер и положи его в сумку – много места он там не займет, а твоему старику будет куда спокойнее.

– А в следующем году мне чего ждать, пап, дробовик или, может, медвежий капкан?

– Ох, львенок, если бы я только мог, то отправил Национальную гвардию1 охранять тебя, – вздохнул отец.

Еще немного попротестовав для вида, я все же убрала шокер в рюкзак и обняла отца. Папа прав – место для него найдется, а дополнительная защита никогда не помешает.

Тем более, в Пайнуорде уже давно стало неспокойно.

***

Собрание редакции «Пайнуорд Хай Дайджест» в четверг днем проходило в неполном составе. Джастин отпросился еще за день до этого, сославшись на плохое самочувствие и мигрень, но обещал непременно выслать материалы для нового выпуска по электронной почте. Наш новостник, Майкл Кросби, отмечал семнадцатилетие и, видимо, не иначе как в порыве праздничной эйфории, махнул рукой на собрание. Ну, по крайней мере, пришел Кевин и уже успел вывести из себя Лим. Стабильность – это тоже хорошее качество.

Ворвавшись в кабинет, я первым делом разместила на доске заранее подготовленный разноцветный макет. В течение следующего часа, вчетвером, мы с жаром спорили о том, что именно следует вынести на первую полосу: снятое крупным планом фото почившего накануне футболиста Курта Джонса или посвященное ему подобие алтаря у входа в спортзал. Обстановка немного накалилась.

– Джесс, ты упрямее барана и не хочешь это признавать! – широко размахивая руками, кричала Лим Пак.

– Я уже сказала тебе не один раз и не знаю, сколько еще повторять, что фотографии человека, который издевался над всеми здесь присутствующими на протяжении нескольких лет, никогда не появится на обложке моей газеты!

– Чтобы завоевать уважение в глазах общества, просто умереть недостаточно, – вмешался Кевин. С ума сойти, впервые в жизни я была с ним согласна.

– У вас двоих совесть вообще есть? Натали, скажи ей! – Лим беспомощно уставилась на нашего фотографа.

– Пожалуйста, не впутывайте меня в это, – пропищала Натали, поднимая в воздух обе руки, мол, сдаюсь.

– А кто-то еще заметил, что Джесс только что буднично упомянула, что это ее газета? – уточнил Кевин.

– Ты ослышался, – я зыркнула на него.

– Наверное. Ну, в любом случае, можем мы уже пойти на компромисс и вклеить прошлогоднее фото Курта, разъезжающего по футбольному полю на первогодках, и просто двигаться дальше, умоляю! – воскликнул Кевин.

– Да помолчи, Кевин! Тебя вообще не спросили! Только и умеешь, что над другими прикалываться, а сам ничего из себя не представляешь. Думаешь, ты такой умник, раз нацепил панковскую футболку и насмехаешься над теми, кто не может ответить? Спорим, ты бы ни за что не осмелился сказать такое ему в лицо, – от возмущения Лим даже вскочила со стула, но, взяв себя в руки, продолжила уже гораздо спокойнее. – Я что, одна здесь понимаю, что человек умер? Не капитан футбольной команды, не звезда школы, а просто человек! Никто из вас даже не знал его по-настоящему, но все готовы осудить!

Она готова была расплакаться. Я пристально посмотрела на Лим. С чего бы ей так яростно защищать Курта? В школе они вращались в совершенно разных кругах. Лим состояла в редакции газеты, общалась с ботаниками и посещала христианский кружок. Курт любил тусовки, свою машину и запирать в шкафчиках ботаников, с которыми общалась Лим. До того дня я даже не могла сказать с уверенностью, были ли они вообще знакомы, а Лим говорила так, будто Курт приходился ей близким другом. Но что кольнуло меня сильнее всего: три дня назад она и сама не задумывалась о том, что может задеть чьи бы то ни было чувства, предлагая писать о Пейтан. А ведь ее смерть даже не была официально подтверждена.

– Будь здесь Джастин, он бы меня поддержал, – проговорила Лим и вышла из класса.

Натали молча поднялась, прикрепила фото улыбающегося Курта к макету и вышла вслед за Лим.

– Неудачный объект для влюбленности. Лучше бы выбрала себе живого парня, правда? – сказал Кевин.

– Ага. Будь добр, захлопнись.

СТРАННОЕ ЗНАКОМСТВО

В пятницу рано утром я подъехала к дому Кэти. Как и ожидалось, подруга опаздывала. Дважды посигналив, я высунула голову из окна автомобиля и, приложив руки ко рту, прокричала на всю улицу:

– Кэтрин Элизабет Эндрюс, шевели булками!

Терпение уже было на исходе, когда, раздраженно копаясь в бардачке в поисках подходящего музыкального диска, краем глаза я заметила, как Кэти выходит из дома, на ходу натягивая белую курточку.

– Доброе утро, Джесс, – пробормотала она, садясь в машину.

– Знаешь, если ты и дальше собираешься каждое утро опаздывать, то лучше тебе пересесть на вело… Ого! – повернувшись к подруге, воскликнула я.

Прежде длинные, цветные волосы теперь были подстрижены до самых ушей, открывая тонкую шею с татуировкой в виде полумесяца.

– Что? Захотелось освежить имидж, – смущенно проговорила Кэти, проводя рукой по затылку.

– А что, неплохо. Мне нравится. Делает тебя еще более дерзкой, – ободряюще отметила я.

Кэти и без того отличалась бунтарским характером, так почему бы просто не поддержать подругу. Но, хотя мне действительно нравилась новая стрижка Кэт, импульсивность, с которой она появилась, в нынешних обстоятельствах несколько настораживала. По крайней мере, волосы остались фиолетовыми.

– Круто, пусть все сразу знают, с кем собираются связаться, – девушка весело подмигнула. – Что будем слушать?

– Сегодня ты выбирай, – сказала я, выезжая на дорогу.

Кэти немного покопалась в бардачке и выудила оттуда потрепанного вида диск «The Rolling Stones», давным-давно подаренный кем-то из кузенов.

– Да будет рок-н-ролл! – воскликнула она, включая музыку. – Ты же знаешь, что современная музыка тоже существует?

– Догадываюсь, Капитан Фиолетовая Очевидность.

Ранним утром «Пайнуорд Хай» всегда напоминала копошащийся муравейник. К восьми часам школьная парковка уже заполнилась учащимися – все спешили на занятия. Мы оставили машину и уныло побрели ко входу в главное здание. По дороге я бросила взгляд в сторону спортивного зала, у дверей которого футбольная команда расположила мемориал памяти Курта Джонса. Целая конструкция из цветов, плюшевых мишек и зажженных свечей, а в центре – тот самый портрет в деревянной рамке с красноречиво лежащим рядом футбольным мячом. Со стороны создавалось впечатление, будто еще немного, и «Пайнуорд Хай» единогласным решением увековечит своего защитника в камне.

Несмотря на всю мою обоснованную неприязнь к личности Курта и его сомнительным достижениям, назойливая мысль о том, что кто угодно может просто перестать существовать в один день, не давала покоя. Всего лишь семнадцатилетний парень, кем его запомнят? В лучшем случае заурядным спортсменом, одним из многих, в худшем – задирой из старших классов. И он уже никогда не добьется большего просто потому, что кто-то другой возомнил, что имеет право лишить человека жизни. Днем ранее все мечты и амбиции этого парня оказались навечно погребены на глубине шести футов под слоем могильной насыпи. Бедные его родители, какое это горе – потерять ребенка, но, во всяком случае, они смогли устроить настоящие похороны и по-человечески попрощаться с сыном. Матери Пейтан даже и этого утешения не предоставили.

В глубине главного здания мы с Кэти направились к шкафчикам. Ступая по переполненному учениками западному коридору, невозможно было не заметить, что лица большинства из них, за исключением спортсменов, коллективно надевших на руки черные траурные повязки, не выражали ни малейшего признака скорби. Каждого занимали его собственные, куда более волнующие проблемы: экзамены, влюбленность, социальный статус. Типичные трудности в жизни обыкновенного подростка из маленького городка, спрятавшегося от остального мира в густых сосновых лесах.

Кабинет мистера Кармайкла, учителя английского, располагался в дальней части школы, и мы с Кэти, отдав друг другу наше фирменное эффектное рукопожатие, разошлись по разным сторонам. Всю дорогу до класса на глаза то и дело попадались расклеенные по стенам листовки с высказываниями известных писателей. Предполагалось, что мысли людей, живших три сотни лет назад, должны нас мотивировать.

Мистер Кармайкл выглядел так, будто страдал непроходящей сенной лихорадкой. Вечно подавленный, с постоянно влажными глазами – в них, должно быть, скапливались невыплаканные слезы от работы школьным учителем, – он был мужчиной средних лет в толстых очках, отличавшимся склонностью к подчеркнуто затянутым монологам. Кроме того, речь его была такой монотонной, что порой от скуки хотелось заснуть и не проснуться. Тот день не стал исключением: вот уже двадцать шесть минут учитель меланхолично повествовал о становлении американской поэзии пятидесятых годов. В такие моменты я бы, пожалуй, отдала любую конечность, лишь бы обрести способность перематывать время.

Отсчитывая буквально каждую минуту до окончания урока, я, стараясь не зевать слишком уж откровенно, принялась искать, чем бы развлечь себя на оставшееся время. Аудитория мистера Кармайкла была занята кто чем, но точно не поэзией: одни тоскливо рисовали закорючки на полях тетрадей, другие, подперев голову рукой, задумчиво озирались по сторонам, как и я. Через две парты от меня, тщательно перебирая каждую бусинку на плетеном браслете, сидела Натали – моя коллега по газетной редакции. Встретившись взглядом, мы одновременно закатили глаза. Натали и я никогда не были в особенно близких отношениях, так, просто хорошие приятели, но общие трудности, как известно, сближают людей.

Глядя на Натали, я вспомнила о предстоящем выпуске «Пайнуорд Хай Дайджест», который должен был выйти уже во вторник. Джастин Хилл, пропустивший вчерашнее собрание, сославшись на мигрень, так и не прислал материалы. Тихонько вырвав из тетради листок бумаги, я нацарапала на нем три слова крупными буквами:

«ДЖАСТИН. СОБАКИ. СРОЧНО».

Немного поразмыслив, добавила приписку:

«P.S. как себя чувствуешь?».

Мистер Кармайкл, казалось, уже и сам был готов заснуть – его речь с каждой минутой становилась все тише и монотоннее. Если современная действительность и не высосала из человека жизненные силы, то это точно сделала государственная школа.

Удостоверившись, что учитель не заметит, я одним ловким движением перебросила записку Джастину, сидевшему по диагонали от меня. Парень, казалось, сперва вообще не заметил листка – так сильно он задумался, но потом вздрогнул и рассеянно развернул клочок бумаги. Испуганно взглянув на меня, он сделал пару закорючек карандашом и перебросил записку назад.

«прости. закончу к понедельнику. уже получше, спасибо, что спросила».

Я подняла большой палец в знак одобрения, и Джастин смущенно улыбнулся, разведя руками. Выглядел он, откровенно говоря, не очень. Темные круги под глазами сильно выделялись на болезненном лице. Пожалуй, не стоило наседать на парня – он ведь тоже заслужил немного отдыха. В конце концов, собаки из приюта не конкуренты главной звезде выпуска.

Если честно, о Джастине я знала не так уж и много. По сути, только то, что его родители были очень религиозны. Этот факт и то, что парень частенько приходил в школу в синяках, уже служили достаточным поводом, чтобы сделать его объектом для насмешек среди избранного сообщества болванов-качков «Пайнуорд Хай». Не то чтобы Джастину доставалось больше остальных, но проблем, очевидно, хватало и дома, а тут еще и школа. Все это подкреплялось его природной застенчивостью и ожидаемо выработавшейся в таких тягостных условиях замкнутостью. Тем не менее, на доброе отношение к себе он старался отвечать взаимностью и вообще производил впечатление тихого, но смышленого парня.

Резкий звонок, громовым раскатом раздавшийся в ушах дремлющей аудитории, едва не заставил меня подпрыгнуть на месте. Сон как рукой сняло. Быстро сложив тетради и остальные вещи в сумку, я хотела было сказать Джастину, чтобы он не беспокоился о статье, но, обернувшись, увидела, что его уже и след простыл. Ничего удивительного, мне и самой не терпелось поскорее сбежать оттуда.

Суета школьной жизни в некотором роде помогала нам с Кэти отвлечься от мыслей обо всех ужасных вещах, происходивших в городе. Исчезновения, убийства – все это было слишком для пары подростков. В конце концов, мы были всего лишь детьми, а преступлениями должна заниматься полиция. Вот только она-то как раз ничего особо не предприняла. Когда исчезла Пейтан, в первые сорок восемь часов – самое критическое время, определяющее успех в поисках пропавшего человека, шериф полиции не обнаружил ничего, что могло бы считаться серьезной зацепкой. Да, офицеры осмотрели дом семьи Роуди. Да, они проверили школьный шкафчик и машину. Записали показания миссис Роуди, друзей и знакомых Пейтан. Но это так ни к чему и не привело, и, в то время как мы с Кэти в отчаянии расклеивали по городу листовки с надписью «ВЫ ВИДЕЛИ МЕНЯ? СООБЩИТЕ В УЧАСТОК» и с ужасом прочесывали леса вместе с группой добровольцев, опасаясь, что подруга стала жертвой нападения случайно забредшего в городскую зону медведя-шатуна, шериф полиции сидел в своем кабинете и спокойно попивал кофе. И эти люди когда-то посмели обвинить в непрофессионализме моего отца, обнаружив бутылку бренди у него в ящике стола и сместив его с должности. Уж он-то всю душу бы вытряс из каждого, кто хоть отдаленно связан с пропавшим ребенком.

Едва прозвенел звонок, муравейник «Пайнуорд Хай» снова зашевелился, чтобы после непродолжительного веселья опять затихнуть – ученики в очередной раз разбежались по классам. Остаток утра и немного послеполуденного времени пролетели очень быстро, как это бывает, когда перестаешь устало отсчитывать минуты до освобождения, и покорно сдаешься в плен академической успеваемости.

В обеденный перерыв я, прихватив с собой сэндвич и стаканчик вишневого йогурта, отправилась на ланч во внутренний дворик школы, где меня уже ждала Кэти. Не успела я бросить сумку на скамейку, как по громкой связи раздался голос директора:

– Добрый день, «Пайнуорд Хай», говорит директор Филлипс. Сообщаю о том, что сегодня после занятий в пятнадцать часов в большом спортивном зале состоится церемония прощания с Куртом Джонсом. Напоминаю, что посещение является обязательным, так как все факультативные занятия на сегодня отменяются. Повторяю: в пятнадцать часов в спортивном зале. Спасибо за внимание.

– Зато на физкультуру идти не надо, – пожала плечами Кэти.

***

К трем часам ученики уже столпились у входа в спортзал, гул стоял невообразимый. Все болтали, некоторые травили шуточки, страстный поклонник Эминема высокохудожественно насвистывал знаменитую мелодию из «Расшатанных нервов»2. Меньше всего происходящее было похоже на поминки.

Войдя в помещение, временами напоминавшее мне большую операционную из-за характерных сине-белых цветов школы и массивных прожекторов под потолком, мы с Кэти сразу направились к ненавязчиво расположенным местам сбоку, в самом верхнем ряду трибун. Тут Кэт резко дернулась в сторону так, что я даже не сразу поняла, насколько сильно ее толкнули в плечо.

– Смотри куда идешь, Раскраска! – высокомерно мотнула головой светловолосая девица. Ханна Дьюк. Воплощение зла в «Пайнуорд Хай». Нет, серьезно, если бы у дьявола было лицо, то он, определенно, выглядел бы, как Ханна.

Кэти хотела было что-то выкрикнуть в ответ, а после еще и хорошенько приложить наглую чирлидершу по лицу, но я вовремя успела одернуть ее за руку. Не стоило затевать драку на глазах у всей школы – в сине-белом море спортивной формы вокруг мы явно оставались в меньшинстве.

– Не обращай внимания, она до сих пор думает, что живет в мире «Дрянных девчонок», – прошептала я на ухо подруге, потащив ее к местам в глубине зала.

– Ага, для блондинки там, вроде, все плохо закончилось, – проворчала Кэти.

Сплетни в «Пайнуорд Хай» всегда были практически одним из видов спорта. И последние сводки докладывали, что Ханна и Курт расстались незадолго до его кончины. Бессменная королева школы, капитан Пайнуордских «Лисиц» осталась не у дел. Кто знал, насколько далеко может зайти отвергнутая девушка, желая отомстить за свое унижение?

Мы с Кэти заняли места в самом верхнем ряду трибун. Пока Кэт сердито бормотала себе под нос бессвязные ругательства, я вынула из сумки блокнот, чтобы сделать несколько пометок для статьи. Но, только взяв в руки карандаш, услышала над головой вкрадчивый голос:

– Здесь не занято? – Я повернулась, пара темных глаз уставилась на меня из-под вопросительно приподнятых бровей.

Тот самый парень, на которого я бессовестно пялилась пару дней назад во дворе.

– Да. Нет! В смысле, нет.

– Свободно, короче говоря, – вклинилась Кэти.

– Круто. – Парень присел рядом. – Я Лукас.

– Я Кэти, – подруга пожала руку новому знакомому.

Мои губы будто склеились. Ну же, Джесс, не будь грубиянкой и назови Лукасу свое имя, сказала я себе. Кэти пихнула мою ногу. Я буквально почувствовала, как краснеют мои щеки.

– Джесс.

– Ты же работаешь в школьной газете, да? – Лукас обратился ко мне.

Давай, Джесс, это не сложно. Газета. Просто еще один человек, которого ты можешь замучить рассказами о своей газете.

– Да, я главный редактор, – произнесла я довольно гордо, получилось чересчур напыщенно.

Лукас хотел было еще что-то сказать, но тут в центр зала вышла директор Филлипс, и все затихли. Она прошла к стойке с микрофоном, ритмичный стук ее каблуков раздался эхом по залу.

– Сегодня траурный день для всех нас. Сегодня мы прощаемся с Куртом Ройстоном Джонсом, юношей, который покинул нас в столь молодом возрасте. Его трагическая смерть наложила отпечаток на каждого из нас…

– Не чувствую на себе никаких отпечатков, – прошептала Кэти.

– … он был прилежным студентом, выдающимся спортсменом и добрым христианином….

Лукас вздохнул.

– … он был дружелюбен и открыт для всех и каждого, кто в нем нуждался…

Резкая вспышка от камеры осветила лицо директора Филлипс, отчего она скривилась.

– Вот это выражение лица уже больше похоже на то, какое впечатление Курт Джонс производил на людей, – наклонившись ко мне, тихо прошептал Лукас.

Я, не удержавшись, хохотнула. Со всех сторон на меня осуждающе зашикали.

– Извините, мэм… – неловко пролепетала Натали, слишком близко подобравшаяся к директору с фотоаппаратом.

– Ты знал его? – прошептала я на ухо Лукасу. – В смысле, как человека?

– Года два назад он и его компания затолкали меня в шкафчик Курта в этом самом спортивном зале. Они решили, что будет смешно. Я просидел там где-то сорок минут в полной темноте среди его вещей, пока тренер Чип Прайс не вытащил меня. Так что, в каком-то смысле я знал его получше многих.

– … давайте послушаем добрые слова друзей Курта. Пожалуйста, Ханна.

Нервной походкой, Ханна Дьюк вышла в центр зала.

– Вы все знаете, каким был Курт. Он был классным другом, с ним всегда было весело…

Лукас снова наклонился ко мне:

– Очень жаль твою подругу.

От неожиданности я обернулась. Несмотря на то, что прошло уже несколько месяцев, любое упоминание Пейтан по-прежнему болезненно отдавалось во мне.

– Накопала что-нибудь о ней? – спросил он.

Директор снова заняла место у стойки с микрофоном. Ханна села обратно под бурные аплодисменты футбольной команды.

– В каком смысле? – я свела брови, глядя на него.

– Ну, люди ведь не растворяются в воздухе. А ты журналист. Неужели твоя творческая жилка не трепещет при одной только мысли об исчезновении человека? Девчонка пропала, а ее лучшим друзьям до этого и дела нет. Странно все это, не находишь? Подозрительно даже, я бы сказал. Какое было бы захватывающее расследование. Готов поспорить, она не рассказывала тебе все свои секреты.

Я молчала. Он говорил о Пейтан. Моей лучшей подруге, которая вышла из дома четыре месяца назад и уже не вернулась. О Пейтан, которую никто не искал. О Пейтан, до которой никому не было дела.

– Для этого есть полиция, – отрезала я, отвернувшись.

– Ну да, наш доблестный шериф. Будь другом при жизни, а не после смерти, очень тебе подходит, правда?

– Да что не так с тобой?!

Вспышка озарения снизошла на меня с большим опозданием. Ну конечно, ведь с тех пор прошло несколько лет и мы никогда не общались, так с чего бы мне было его помнить? Теперь же он сильно вырос и изменился в лице, но остались все те же темные волосы и длинные руки. Вот почему лицо Лукаса показалось страшно знакомым еще тогда, во дворе…

– … поэтому я призываю вас быть осторожными. Наши сердца и молитвы сейчас не только с родителями Курта, но и с семьей Пейтан Роуди…

Я сорвалась с места, пробежала мимо раскрывшей рот директора Филлипс и выскочила из дверей спортзала.

ВЗЛОМЩИЦЫ