bannerbanner
Рехан. Цена предательства
Рехан. Цена предательства

Полная версия

Рехан. Цена предательства

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
8 из 18

– Продолжаем задрочку личного состава, – бросил он сержантам, – мотать всех до тех пор, пока кто-нибудь не взмолится о переводе из группы. После обеда – чистка оружия один час, потом в спортзал – четыре часа, как обычно, до ужина. После ужина – десять минут на переваривание пищи и общий сбор – кач до отбоя. А после отбоя еще посмотрим…

– Так точно, – отрапортовали сержанты, по комплекции мало чем уступающие Старшине, – мы позаботимся о них, Васек, не переживай.

И пошли рявкающие голоса:

– Взвод, стройся! В колонну по три, становись! Бего-ом… Марш!!!

И учебный взвод спецназа в ногу, стройными рядками бегом двинулся к местному лесочку, к месту проведения тактической подготовки.


***


Впереди послышалось негромкое карканье Султана. Банда боевиков, оживившись и немного зашумев, начала располагаться под скалой, что нависала метрах в двадцати от берега.

Место было поистине живописным. Пашка, несмотря на измотанность и боль от всех своих повреждений, подивился дикой красоте горного края. При дрожащем просветлении начинающегося дня пейзаж казался закованным в хрусталь чистейшего воздуха, что подвластен был лишь одному великому волшебнику – Времени. Необъятная высокая стена нависала над людьми, словно живая, будто стараясь оградить своих детей от опасности и злых насмешек судьбы. Вся эта подточенная поднимающейся из года в год весенней водой громада многовекового камня, изъеденные ветрами пласты горной породы, поросшие мхом и редкими зелеными кустами с колючками в палец длинной – все навевало на Пашку ощущение нереальности происходящего, никчемности своих мелких чувств и эмоций, бессмысленности какой-либо деятельности и собственной жизни. Поразительно, но эта скала стояла здесь многие, очень многие века и тысячелетия, и будет стоять еще целую вечность. Но зачем тогда делать все эти движения, бежать куда-то и за кем-то, или от кого-то? Надо будет подумать об этом потом, интересный вопрос. Но не сейчас, сейчас трудно думать, нельзя думать, вытерпеть бы…

Справа, укутанная паром, как одеялом из перины, успокоено вилась гладкой змеей река. Тут она проливалась более широко, нежели раньше, и звук стремящейся воды был не столь грозен и оглушающе звонок. Камней, о которые она разбивала свои тягучие струи, в этом уголке Вселенной не наблюдалось, и волны быстро, но плавно несли себя дальше, по пути отдыхая в этом месте и ласково прижимаясь к подмытым коричневым берегам.

Сзади кто-то выругался на чеченском и тут же Пашка получил прикладом по спине. Не очень-то и сильный удар пришелся в то место под лопаткой, куда перед побегом ударила взрывная волна, оставив черное пятно на полспины. Мышцы взвыли, проклиная обидчика и в то же время сжались от боли, униженно моля о пощаде.

Пашка же промолчал. Словил удар прикладом и Виталя. Не удержался, ступил неловко вперед и упал, увлекая за собой напарника. Браслеты больно впились в запястья и Пашка не удержался от гримасы боли, опускаясь на мягкую землю. Пленников заставили встать на колени. От них так и не отходили те два свирепого вида чеченца, время от времени прикрикивая на них и тыча стволами в шеи. С дисциплиной тут у них было все в порядке.

Пашка скосил глаза на ближайший ствол. Отметил чистоту и маслянистый блеск оружия. Было видно, что, помимо хорошего ухода, автомат был еще и просто достаточно новым. Вспомнил свой, что был записан на него, когда он служил в группе. Тот АКС был уже ветеран, потрепанный, покоцанный в неисчислимых занятиях, учениях и горячих точках, отполированный местами до серебристого блеска руками многочисленных хозяев. Вспомнил чувство добротности и покоя, которое внушала ему эта вещь. Что ни говори, а оружие обладает своей жизнью, своим сознанием. Не подведет, даже наглотавшись воды и песка, уложит пулю в ту точку, куда глаз глянет. Отдали, наверное, кому-нибудь из нового призыва…

Маячивший перед глазами ствол АКСа был упакован в презерватив. Интересное решение. Пашка принялся с интересом разглядывать резиновое изделие, оказывается, он успел уже подзабыть, как оно выглядит. Он и другие пацаны заворачивали всегда дульные компенсаторы своих автоматов в простой марлевый бинт.

От кучки бандитов, расположившихся под скалой, послышались смешки. Пашка взглянул туда. Боевики разлеглись вольготно на траве, сочно растущей вдоль всего берега, и с аппетитом чавкали своим завтраком. Тут они уже никого не боялись, даже выставленные с двух сторон два боевика спокойно ели, поглядывая по сторонам и переговариваясь с неподалеку сидящими товарищами. Две мирные низкорослые лошадки, что использовались для перевозки тяжелых грузов, сейчас были расседланы и мирно паслись.

В животе громко заурчало.

Поймал на себе насмешливый взгляд Усмана. Тот ловко поддевал кончиком кинжала ломтики мяса из яркого пакета с блестящей этикеткой и отправлял их себе в рот, задирая лицо кверху и довольно улыбаясь.

Отвел глаза и принялся глядеть на воду, стараясь расслабиться и отдохнуть за оставшееся до конца привала время.

Усман подозвал Ахмета и, указывая своей рыжей щетиной на солдат, сказал:

– Ахмет, ты старший по охране, побеспокойся о поросятах, чтобы не сдохли в дороге.

Ахмет вопросительно взглянул на командира. Тот, предупреждая вопрос, сказал отрывисто:

– Банка мяса и фляга воды. Если есть русская тушенка, дай ее. Пускай жрут свою свинячью еду.

– Хорошо, – кивнув, Ахмет отошел к сложенным неподалеку мешкам. Выудил откуда-то ту же Андрюхину флягу с инициалами, захватил банку армейской тушенки. Пашка искоса следил за ним. Когда Ахмет направился к ним, в животе предательски заурчало, и он судорожно сглотнул разом набежавшую слюну. На ходу вскрывая банку несколькими движениями, Ахмет приблизился к стоящим на коленях парням.

– Двое ешьте, – бросил открытую банку Пашке, перефразируя русское выражение «на двоих».

Чувствуя всем телом направленные на них взгляды командиров и простых боевиков, Пашка нарочито небрежно поднял тушенку и подал ее Витале.

– Оставишь половину…

Тем временем Ахмет сходил к реке, сидя на корточках погрузил руку с флягой в прозрачную воду. Набрал полную и, не закрывая, вернулся к пленным. Пробка на жестяной цепочке болталась, весело стукаясь о полные мокрые бока. Пашка осторожно, чтобы не пролить ни капли, принял посуду из его рук и, отвернув лицо немного в сторону, поблагодарил негромко:

– Спасибо.

Охранник хмуро насупился и отошел. Пашка сделал два глотка, стараясь как можно дольше продержать живительную влагу во рту. Пить надо не спеша, а то и ведром воды не отопьешься, еще захочется. Маленькими глоточками, иначе все уйдет в пот и тяжесть в животе. В группе этому через нещадное битье учили.

С наслаждением отправил слегка отогревшуюся во рту воду вниз по пищеводу, чувствуя, как благодарно отзываются внутренности, иссушенные жаждой.

Вновь ощутил на себе издевательский взгляд Усмана. Неожиданно для самого себя привстал на коленях, и встретив немигающий взгляд рыжебородого, отвесил полупоклон, больше язвительный, нежели благодарный.

Боевики загудели, выражение покрытого рыжей щетиной лица не изменилось. Чеченец, стоящий над пленными с оружием, вскинулся озлобленно и с силой толкнул Пашку в плечо каблуком. Падая, Пашка успел извернуться и на лету одним движением закрутил пробку на фляжке.

Из толпы боевиков послышался смех и отдельные одобрительные возгласы. Правда, непонятно, к кому они относились больше – к Пашке или его ретивому охраннику. Тот схватил солдата за ворот камуфляжа и дернул кверху, заставляя снова встать в прежнее положение.

– Дай пообедать спокойно, – стараясь сохранить ровный тон, сказал ему Пашка.

Чечен что-то злобно рявкнул на ядреной смеси родного с матерным русским. Пашка, не глядя на него, взял у Витали банку, наполовину наполненную душистым, жирным мясом. Вот тоже интересный вопрос, откуда у мусульман, сплошь ваххабитов, наверное, армейская тушенка? Решил, что решение этого вопроса может подождать, и принялся за еду. Виталя оставил ровно половину, что приятно удивило Пашку. На вид напарник был вообще никакой – потухший, тупой взгляд, повисшие плетьми руки в наручниках. Поморщившись, Виталя взял фляжку с водой, с трудом открутил непослушными пальцами пробку. Приложился к горлышку – и жадно выпил все содержимое. Пашка сдержал опоздавший предупредительный возглас – он хотел оставить хоть сколько-то воды на дорогу. Еще неизвестно, сколько идти и будет ли потом еще вода, и если будет, дадут ли ее двоим изгоям. Все вас, гансов, учить надо. Пашка с сожалением отвернул лицо. И день обещал быть жарким, несмотря на глубокий сентябрь. Или октябрь?.. В числах он уже не ориентировался, определяя даты только приблизительно.

Слегка вздохнул, стараясь не смотреть на пустую флягу. Был бы Андрюха, тот сразу за такие дела прописал бы этому Витале доброго «лося». Чтобы думал впредь… Заглянул в банку. Привычного штык-ножа, часто заменяющего солдату ложку, открывалку, и еще много-много разных необходимых вещей, сейчас не было. Потряс банку, вороша содержимое, и принялся за еду, высыпая душистые кусочки на ладонь или доставая неподатливые пальцами. Не заурчать бы…

Стараясь не порезаться, провел пальцем по внутренней стороне, собирая оставшийся жир.

Кто-то из наемников, весело хохоча, швырнул пленным несколько костей с оставшимся на них мясом. Полетели еще какие-то объедки. Приказали:

– Жрать!

Вот так добрячки, усмехнулся про себя Пашка. Внутри все всколыхнулось злой привычной волной. Не глядя в сторону обидчиков, поставил пустую банку рядом с собой, не зная, куда ее деть. Принялся вытирать жирные руки травой. Виталя вроде и глаз не поднял. Молодец… Нечего уродов баловать.

Снова подошел Ахмет. Молча взял пустую флягу и направился к воде.

– Э, Ахмет, ты чего? – с возмущением воскликнул один из младших командиров, сидящий рядом с Султаном.

На восклицание оторвался от еды Султан с рыжебородым. Усман знаком приказал охраннику подойти. Кивком головы как спросил – в чем дело?

– Усман, – спокойным тоном произнес Ахмет, – идти еще достаточно далеко. И я думаю, что надо набрать воды русским, пусть несут с собой.

– Ты слишком озабочен судьбой этих птенчиков, как я посмотрю, – Усман пристально взглянул на Ахмета, – к чему бы это?

– Ни к чему, – спокойный тон не менялся, – просто я не желаю остаток пути тащить их на себе. Я пекусь о собственности Султана, и чтобы нашим бойцам не было лишних хлопот. В том числе и мне.

– Так говоришь, будто не у тебя убили брата, – рыжебородый опустил глаза и занялся мясом, – такие же дурачки, да и не такие, все они в нашей грозненской зоне на деревьях спали, потому что это их животная участь. И еду сами себе добывать должны, а не кормить их с ложечки. Что найдут под ногами, то пусть и жрут. А упадут, так у нас есть, кому их тащить, молодежи хватает. Как раз только злее будут, на пользу.

Султан, сидевший до того молча и облизывающий пластиковую баночку из-под джема с натовского сухого пайка, подал голос.

– Это хорошо, – он успокаивающе кивнул охраннику, – Ахмет действительно заботится обо всех, исполняя мой приказ. Я тоже не хочу, чтобы они сдохли в дороге. Набери им воды.

Усман дернул плечами и поджал губы.

– В таком случае, – заявил он, – если вы беспокоитесь об отряде, нагрузите им по мешку. Сейчас пусть соберут весь мусор и закопают, нечего нашим парням этим заниматься. Потом тому дохляку, – он указал на Виталю, – дайте какой-нибудь багаж. Вон у Абдаллы пусть мешок тащит, – при этих словах старший афганцев оскалил зубы в радостной ухмылке, – у лучших бойцов руки должны быть свободны. А тому вундеркинду, что любит пошутить, дайте груз потяжелее… Патроны пускай тащит. Еду надо отрабатывать, – веско заявил он, – пусть не думают, что чеченская вода бесплатная для уродов, которые топчут нашу землю, когда их не звали.

С этими словами он замолчал, недовольно глядя в сторону неспешно катящей свои воды реки.

– Ай, хорошо сказал, – воскликнул Султан и хлопнул соратника по плечу, – ай, всем угодил, ну, чем не политик. Настоящий дош хаза стаг*. Да, так и сделайте, они действительно не на прогулке. Перед тем, как мучительно сдохнуть, они еще помогут воинам свободной Ичкерии. Раз уж этих свиней никто не покупает, – закончил он, помрачнев.

Ахмет кивнул и отошел со словами:

– Я понял, все сделаю.

Несмотря на невозмутимый вид, было заметно, что разговор ему в тягость.

Усман поглядел ему в спину.

– Тебе не показалось, – обратился он негромко к командиру, что наш Ахмет подразмяк, привязался за несколько дней к этим недоноскам? Такое по молодости бывает, возишься с ними, возишься, потом уже и застрелить жалко.

– Ты думаешь? – Султан посмотрел в спину Ахмета. После некоторого раздумья произнес убежденно, – да нет, что ты. Ахмет не тот человек. Я помню, каким он пришел в отряд и помню его глаза. Он появился у нас на следующий день после похорон своего брата. Прямо с тезета* пришел, весь не выстоял… И я всю его родню знаю, у них худой овцы в тейпе не было, это не те люди, что прощают кровников, – он кинул пустые банки собирающему мусор молодому арабу и громко отрыгнул, – возможно, ему нравится смотреть на них, на таких вот…

______________________________________________________________________________________

* дош хаза стаг – человек, красиво говорящий; оратор (пер. с чеченского, досл. – человек красивого слова

* тезет – национальный похоронный обряд, длящийся несколько дней


Он засмеялся, глядя как Виталю с Пашкой поднимают пинками с земли.

– Видел ли ты, как играет сытый кот с мышкой? – весело поглядел он на Усмана, – и как потом с досадой смотрит на ее задушенное тельце, жалея, что забава так быстро закончилась? Так вот, Ахмет напоминает мне этого кота. Он не так прост, как кажется, этот наш Ахмет.

– В том-то и дело. Он странный бывает, – проворчал рыжебородый, задумчиво наблюдая, как Ахмет повторно набирает пленным флягу, – наверное, ты прав, брат, как всегда.

– Ну конечно, – воскликнул главарь, обтирая пальцы о штаны, – просто ты стал не в меру подозрителен. Но в нашем деле это необходимо, этим ты мне тоже дорог, брат.

Усман отстраненно кивнул.

Ахмет, на ходу завинчивая крышку фляги, протянул ее, держа на пальце за цепочку, соединяющую ее с фляжкой. Что-то сказал двоим охранникам, те кивнули. Пашка развязал шнурок, поддерживающий штаны – ремней пленникам не дали – и навесил на него приятно оттягивающую вниз посудину, по солдатской привычке задвигая ее назад.

Их заставили собрать весь мусор, что вывалили перед ними молодые наемники, после чего под стволами автоматов они выкопали яму под скалой, куда свалили все останки отрядного обеда и закопав, замаскировали ее, тщательно присыпав землей. За работой Пашка исподтишка наблюдал за отрядом.

Арабы после быстрой еды сразу улеглись на спину и лежали с закрытыми глазами. Афганцы сидели своей кучкой человек в восемь и негромко разговаривали о чем-то своем, сдержанно жестикулируя. Несколько человек из их команды курили травку, довольно жмурясь на солнце. Остальные кто как проводили недолгие минуты отдыха – кто-то побрел в зеленку в поисках туалета, кто протирал оружие, кто просто сидел или лежал, пытаясь вздремнуть, кто-то беседовал негромко с соратниками. Группа молодых наемников, некоторые совсем мальчишки, отошли под скалу в сторонку и оживленно разговаривали, то и дело приглушенно смеясь, чтобы не привлечь внимания своих командиров. Хорошая у вас жизнь, подумал Пашка, если энергия бьет ключом, и война не отбила охоту смеяться. Время от времени мальчишки с интересом и презрением кидали взгляды в сторону пленных, и от этих взглядов Пашке становилось тоскливо. Скорей бы уж все это кончилось тем или иным образом. Возможно, Иванка согласится оставить его у себя, там, в тишине, где нет всех этих людей и взглядов, нет русских, чеченцев, мусульман, православных, правоверных, а есть лишь благословенная тишина и долгожданный покой.

– Ну, пора, – хлопнул себя по бедру Султан после короткой послеобеденной молитвы и провел ладонями по густой черной бороде, – помолились, покушали – и вперед. Путь еще очень неблизкий, самый опасный участок еще ждет нас. Перевалим через хребет – там можно спокойнее идти, не спешить.

С этими словами он поднялся с земли, а услужливый Абу принялся складывать молитвенный коврик в мешок, перед тем протянув хозяину его АКМ. Вслед за командиром начали подниматься остальные, быстро укладывая нехитрые пожитки и собираясь в походный порядок. Усман при полной экипировке стоял уже во главе отряда, холодно глядя на копошащихся боевиков.

Покой нам только снится, прозвучала в голове фраза из песни. К ним направлялся молодой араб с мешком в руках. Свалил его к ногам Витали. Кажется, Виталя успел заснуть за считанные секунды – рот полуоткрыт, глаза закачаны под лоб, и хриплое дыхание вырывается изо рта, передергивая измученные черты лица. С трудом разлепил глаза, глянул на груз.

Второй мешок выглядел куда объемнее и тяжелее. Даже крепкий с виду арабчонок заметно пригибался под его весом.

– Нести хорошо, – издевательски сказал он, с облегчением скинув мешок чуть ли не на ноги Пашке. Два слова, сказанные по-русски, были настолько ломаными, что Пашка сначала хотел переспросить. Через секунду поняв, что от него требуют, выругался про себя. Ноздри раздулись, внутри упрямым протестом полыхнул гнев. Пришлось на секунду опустить лицо, чтобы не выдать себя и не навлечь новых «удовольствий» на свою и Виталину головы. Почаще кланяйся, с насмешкой сказал сам себе, разглядывая груз. Что лучше – здесь сдохнуть или все-таки попробовать потаскать эту тяжесть?

По здравом рассуждении эмоции немного улеглись. Умереть успеется всегда, а пока имеется хоть какая-то возможность походить по этой бренной земле, надо ее использовать. Когда-нибудь цепи, сковывающие руки, расстегнутся, а рядом не будет столько врагов разом.

Хотя куда бежать, запечалился опять Пашка. Как бы в той стороне, куда бежишь, не пришлось бы хуже. После всего, что натворили… С одного невыносимого места уже ушли, не думая ни о последствиях, ни о чем – и вот результат. А теперь куда – обратно, что ли?..

Над ухом опять загремели грубые окрики охранников. Не дожидаясь новых пинков, Пашка встал. Потянулся слегка, разминая ноги. Виталя, судорожно вздохнув странным внутренним вздохом, торопливо поднялся с колен. Тряханул неловко цепью, отчего у Пашки заныли разодранные запястья.

– Аккуратнее ты… – не сдержался он.

Виталя отстраненно поглядел на него. Один из охранников поднял с земли мешок со звякнувшим внутри металлом и всучил Витале в руки. Затем взялся за второй, удивленно крякнул. Повернул голову к стоящему рядом Ахмету. Тот поджал губы, кивнул. Охранник пожал плечами, засмеялся и показал Пашке свободной рукой – нагнись.

На спину взвалилось нечто громоздкое и крайне неудобное, утыкающееся остро и больно в кости. Понятно, новое развлечение придумали. Повеселимся… – Утюги, что ли? – спросил Пашка.

– Не-а, патроны, – ответил подошедший ближе Ахмет. Осматривая цепи на руках солдат, спросил негромко, – ты донесешь?

– Обязательно, – пообещал Пашка, не скрывая сарказма, – давайте еще что-нибудь… что тут нести-то…

Ахмет с сомнением покачал головой, не обращая внимания на язвительный тон пленника:

– Будет совсем тяжко, падай и дыши, так… тяжко, – посоветовал он и отошел в сторону, пристегивая на своей груди лямки от походного ранца и закидывая автомат на плечо.

Пашка уже на ходу прилаживал на спине неудобный груз, пытаясь удобно разместить его или хотя бы сбалансировать. Удобно не получалось, мешок был слишком большим и тяжелым даже для мужчины-здоровяка. Пашка же давно не производил впечатления того крепыша с толстой шеей, который просился в военкомате в спецназ. Ввалившиеся, разодранные щеки, мрачные глаза с черными кругами под веками хмуро смотрели из-под разбитых бровей. Худое, изможденное тело, все сплошь покрытое синевой, кровоподтеками, ранами от побоев и ожогами после ракетного налета.

Не везет мне что-то в последнее время, горько усмехнулся про себя Пашка. С какого момента все это началось?..

Кто-то из наемников похлопал по мешку сверху ладонью. Пашку шатнуло. Стиснул зубы, когда несколько человек засмеялись. Не дождетесь, закипело внутри. Впечатления сломанного судьбой человека он не хотел производить. Во всяком случае здесь, при чеченцах и наемниках. Вспомнил, как в детстве его впечатляли книжки про разведчиков, партизан и гордых индейцев, терпящих любые пытки. Вот и сбылась мечта идиота, терпи теперь, строй из себя индейца. Ох, блин, только бы скорее все это кончилось…

Неужели мешка полегче не нашлось, уроды?..

Пленные со своими конвоирами шли последними, за ними четверыми замыкали марш Ахмет, наблюдающий за исполнением охранных функций, и еще один здоровый боевик с пулеметом Калашникова в заросших шерстью ручищах. Регулярно то он, то Ахмет оглядывались назад, осматривая окрестности.

Идти с этим мешком было сущей пыткой. Очень большой вес пригибал к земле, крутил суставы в плечах. Спина тупо ныла, грозя сломаться и больше не срастись. Пот заливал глаза, и еще этот Виталя хрипел рядом, оступаясь и дергая за наручники, отчего Пашка терял равновесие. Дорога подернулась туманом и оглядываться вокруг пропало всякое желание. С натугой переводя дух, он думал сейчас только о том, как бы пройти еще до того маячившего впереди зеленого кустика и не свалиться, словно загнанная лошадь. И от кустика еще с десяток шагов. И еще один кустик появлялся в поле зрения… Пашка понял только, что с дороги, идущей вдоль реки, которая шумела в этих местах уже не так грозно, они сошли. Под ногами пошла мягкая земля, покрытая чистой изумрудной травой, колея исчезла, шум воды отдалялся, а идти приходилось теперь не по горизонтальной прямой, а несколько вверх.

Подкинул мешок повыше, чтобы тот лег удобнее. Сдув капли пота с ресниц, глянул вперед. Увиденное повергло его в отчаяние – далеко вверх простирался огромный, необъятных просторов зеленый склон, по которому они сейчас шли. Взгляд сфотографировал большие, поросшие зеленью ямы, скалистые обомшелые валуны, краснеющую ярким пятном поляну горных маков. Успел даже разглядеть точки порхающих над ярко-красными цветами разноцветных бабочек. И вновь груз пригнул его к земле, заставляя напрягать последние силы и думать только о том, чтобы не упасть, не оступиться, не повалить за собой Виталю, и чтобы Виталя не перестал переставлять ноги и сам не упал. Неохота, несмотря ни на что, веселить «чехов». Боевики шагали слаженно, двумя слегка растянутыми цепочками, в том походном порядке, наиболее удобном для передвижения и безопасным при обстреле и нападении. Султан самолично следил за строгим соблюдением порядка в колонне. Они с Усманом шли первыми, не считая высланных вперед нескольких разведчиков. По сторонам от них – два крупных бородача-телохранителя, позади прикрывал спину Жук в чалме. Через ухо личного охранника командира проходила чистая марлевая повязка. Лицо, несмотря на природную смуглость, было бледновато, но Абу ни на шаг не отставал от своего хозяина, бодро шагающего вверх по склону.

Основная масса бандитов находилась в середине. Практически все были нагружены, несли, помимо оружия, какие-то мешки, ящики с боеприпасами, «цинки» с патронами, и многое другое, необходимое для боевого отряда. И переход банды очень напоминал верблюжий караван. И две низкорослые кавказские лошадки, навьюченные кучей вещей, довершали эту картину.

Склон резко пошел в гору. Каждый шаг теперь приходилось делать выше прежнего, постоянно поднимаясь. Трава помельчала, изредка начали появляться крупные кусты зеленки, не такие, что росли на плоскогорье. Несмотря на то, что мешок легче не становился и идти было еще тяжелее, нежели раньше, Пашка сумел как-то свыкнуться с грузом. Привык к нему, перестал обращать на громоздкое неудобство внимание, хотя ноги все так же дрожали. Ровно шагая выверенными шажками, старался не думать о весе и о том, сколько предстоит еще вымахать. Он прекрасно помнил о том, что в жизни ему приходилось и потяжелее.


***


– До трех ты взял его на руки! – заорал Первый Сержант, – раз, два, три…

Это было упражнение «Невеста». И счет велся очень быстро. Сержант никогда не ждал, никогда не давал поблажек. Пашка онемевшими руками в который раз пытался поднять и удержать большого и нескладного Гаврилу. Тот по-настоящему жаждал удержаться на Пашкиных руках, он надрывался не меньше, чем Пашка, но тело отказывало от пройденных за день нагрузок. Всхлипывая и дрожа всем телом от напряжения, он попробовал вновь запрыгнуть товарищу на подставленные руки. Крупное тело в тяжелом шестнадцатикилограммовом бронежилете неудержимо тянуло вниз. Надрываясь до хруста во всех суставах, Пашка держал. Секунду, другую… и Гаврила снова начал сползать с рук. Еще секунда, еще одна невыносимая вечность, где рвутся сухожилия и голосовые связки… и конечно, Гаврила кулем валится на снег.

На страницу:
8 из 18