Ничего святого (сборник)

Когда мы вышли из подпространства, я вздохнул с облегчением.

Джакомо улыбнулся.

– Здравствуйте еще раз. О этот новый сияющий мир!

Я попытался улыбнуться в ответ. Получилось неубедительно. Неожиданно для самого себя я признался:

– Честно говоря, в последний момент перед прыжком у меня возникло пренеприятное предположение: если тойланги смогли прорваться через пояс блок-крепостей, не означает ли это, что их знание о структуре Ребер Аль-Фараби качественно превосходит наше? И теперь они в состоянии уничтожить корабль землян в любой точке подпространства?

– Ерунда. Имей тойланги подобную технологию, они уничтожили бы корабли Флота Метрополии во время их прыжка от Солнца к Палладе. Но я своими глазами видел наши дредноуты, принявшие бой с тойлангами.

– Вы быстро соображаете, Джакомо.

– В пространстве Аль-Фараби все происходит быстро.

Я снова попытался улыбнуться. На этот раз попытка удалась.

Мы оба сидели на полу, в десяти шагах друг от друга. Боевой пост чудом сохранил герметизацию – очевидно, нас спас самозатягивающийся подбой внешней обшивки. Надо было что-то решать.

Впрочем, лишний раз напрягать серое вещество, оскудевшее от переизбытка впечатлений, не пришлось. За нас все решила штурмовая партия тойлангов.

Необычайно быстрым, но плавным движением Джакомо бережно отложил в сторону мою несчастную правую руку, одновременно с этим извлек из набедренной кобуры берсальерский «Гоч» и, грациозно обернувшись на сто восемьдесят градусов, взял под прицел коридор, который отлично просматривался сквозь звездообразную пробоину в переборке.

Мне лишних объяснений не потребовалось. Если берсальер извлекает из кобуры оружие – значит что-то неладно в Датском королевстве.

В следующую секунду Джакомо открыл огонь – рассеянный, на предельной мощности, в общем, совершенно мясницкий. Тоже мне снайпер… Теперь «Гочем» можно еще полчаса орехи колоть, пока пушка не перезарядится.

И все-таки хорошо, что Джакомо выстрелил первым. Самокорректирующиеся нити плазмы прочистили коридор на четыре поворота вперед. Если там были вирусы гриппа – нет больше вирусов гриппа. Если были тойланги – нет больше тойлангов. Но это не значит, что их не осталось вовсе.

Если берсальеры славны своей сверхчувствительностью, то мы, активанты, – наглостью.

– Вперед! – гаркнул я, подскакивая к Джакомо.

Свою оторванную правую руку я подобрал на бегу и кое-как запихал отчужденную конечность за пояс. Детям до двадцати трех в просмотре отказано.

Капитан не стал спорить. Он вернул «Гоч» в кобуру и вытащил из нагрудного кармана семизарядный LAIW.[1] Плоская коробочка формата портсигара послушно распустилась в его ладони, превратившись в нечто среднее между эллинской пастушьей флейтой и моделью геликоптера от Леонардо да Винчи.

Мы продрались через сколы бронепластика, выбежали в коридор и, миновав легкой трусцой два поворота, вжались в стерилизованные плазмой стены. Дальше по коридору потрескивали, остывая, останки трех тойлангов в штурмовых скафандрах. Один из них был вооружен аналогом «Гоча». Если бы он выстрелил первым…

Да, точно, они хотели взять «Бетховен» на абордаж. И не по глупости, а по расчету обстреляли док «бешеными торпедами». Истребить живую силу с минимальным ущербом для оборудования, а после этого захватить корабль одним взводом – удачная тактическая импровизация.

Да уж, иначе как импровизацией этот бред объяснить невозможно. Зачем, собственно, тойлангам какой-то паршивый док, если сейчас их торпеды уже гвоздят по Земле?

При мысли об этом мне стало очень грустно. Для сотен миллионов землян Апокалипсис уже начался. А я мечусь в недрах бесполезной жестянки и не то спасаю свою жизнь (для кого?), не то защищаю имущество флота от тойлангов (во имя чего?).

Джакомо с LAIW в руке в отличие от меня не рассуждал, а действовал. Оружие выпустило фантомный бот.

Внешне это выглядело так: та часть пистолета, которая придавала ему сходство с геликоптером Леонардо да Винчи, беззвучно продублировалась. Вперед по коридору, прижимаясь к потолку, шустро устремилось эфемерное полупрозрачное образование – наш разведчик и проводник.

Через несколько секунд Джакомо молча показал мне четыре пальца. Это означало, что фантомный бот обнаружил еще четырех тойлангов и передал эту информацию на LAIW, а пистолет, в свою очередь, телепатически оповестил Джакомо.

Нет, все-таки хорошо, что я не пошел в берсальеры. Просто замечательно. Потому что прежде, чем Джакомо успел приказать пистолету уничтожить обнаруженные цели, невидимая, но необоримая сила швырнула его на пол.

Берсальер завыл, пытаясь сбросить с руки LAIW, который теперь, очевидно, казался ему куском раскаленного железа. Не тут-то было. Канал телепатической связи был заблокирован, оружие перестало слушаться хозяина и продолжало держаться за его ладонь цепким пауком.

В штурмовой группе тойлангов был кто-то, кому удалось запеленговать пистолет Джакомо и прицельно захлестнуть сознание берсальера телепатическим бичом. Помочь Джакомо было нечем. Пройдет еще полторы-две минуты – и он умрет. Перехватить и разорвать невидимую удавку практически невозможно. По крайней мере без второго LAIW. А этого оружия у меня не было, да и управиться с ним я бы не смог: для этого нужно быть берсальером.

Это был конец или почти конец. Я со своим простецким пистолетом прямого боя (скорее полицейская, нежели боевая модель), без правой руки и без скафандра мог теперь рассчитывать разве что на быструю смерть.

Я мысленно попрощался с Джакомо и бросился вперед.

В спасение я не верил. Тойланги обнаружат меня быстрее, чем я смогу применить свой разнесчастный «Фолькер». Плазма затопит коридор, а когда огню придет время исчезнуть, меня уже не будет.

Сейчас, сейчас, прямо вот в эту секунду блеснет вспышка, которую я даже не успею заметить, – и всё. Вечность.

Череда вспышек. Трескучие хлопки – словно лопаются на сковородке крабы с гарниром из ширазских каштанов.

Я жив.

За поворотом коридора – голос. Человеческий голос, искаженный речевым эмулятором скафандра.

– Есть тут кто живой?!

Если это ловушка тойлангов, значит, я сейчас в нее попадусь. Спрятав «Фолькер» (если что – он мне все равно не поможет), я сделал несколько шагов вперед и оказался под прицелом двух тяжелых пулеметов.

Это были берсальеры Семнадцатой Отдельной роты «Пиза». По крайней мере об этом свидетельствовали нагрудные и наплечные нашивки с молниями, скрещенными над Пизанской башней. Под сенью молний пламенело алое «17».

Нет больше вашей башни, ребята. Земли нет, и Пизы нет, и башни…

Берсальеры стояли по щиколотку в черных угольках. Надо полагать, это было все, что осталось от тойлангов.

Между мной и берсальерами в полу зияла грандиозная дыра. Сквозь нее была видна техническая палуба, над которой стайкой дымчато-янтарных сомиков зависли катера экстренного проникновения «Таракатус». Это где же нас вынесло, интересно, если десантники успели высадиться на мобил-доке почти мгновенно?..

– …ничего чудесного. «Бетховен» был запрограммирован на выход в центре ордера моей эскадры – он это и сделал. Док передавал SOS в автоматическом режиме, поэтому мы сразу же прощупали вас всеми средствами обнаружения. Впрочем, прилепившийся к вам абордажный катер тойлангов был прекрасно виден и невооруженным глазом. «Кавур» выбросил дежурный взвод берсальеров. В этом сражении мы победили, – закончил контр-адмирал Алонсо ар Овьедо де Мицар.

В смысловом ударении на «этом сражении» была легко объяснимая, но, слава богу, пока еще не кощунственная ирония.

Главную новость я узнал сразу же после того, как меня вытащили из медицинского комбайна. Флот Метрополии уничтожен полностью. Единственный вымпел, которому удалось вырваться из Солнечной, – собственно мобил-док «Бетховен». Все батареи ПКО подавлены. Кроме Паллады, мы потеряли Ио, Деймос и Плутон. Военные объекты на Луне и Марсе стерты в порошок. Луна, кстати, треснула.

Но Землю тойланги пощадили. Более того – ими была оставлена в неприкосновенности циклопическая антенна АФ-связи, болтающаяся над Землей на геостационарной орбите.

Во время вторжения тойланги филигранно вырубили залпом нейтронных пушек один усилительный каскад антенны. Из-за этого сигнал «Красный Смерч» не был послан главным силам флота.

Через полчаса после разгрома Флота Метрополии тойланги захватили орбитальный центр АФ-связи, невесть как отремонтировали усилительный каскад (видать, заранее к этому приготовились) и сами связались с нашими главными силами. Поэтому о величайшей катастрофе в земной истории наш доблестный адмиралитет узнал от какого-то тойлангского задрипанца в чине Натиска Премудрости Живьем Родящего. То есть по-нашему – капитана спецназа.

– Так рука у вас точно в порядке?

– Да, конечно. Прирастили чисто, как и не отрывалась никогда.

Я демонстративно пошевелил пальцами перед носом у контр-адмирала. Ощущение было такое, будто от плеча до самых ногтей протянуты огненные струны. И неистовый скрипач пилит по ним железным смычком. Оу-у-у!

– Вы хорошо переносите боль, – без энтузиазма констатировал контр-адмирал. – Скажите, Эффендишах, вам не кажется, что лучшее для нас – это ворваться в систему Франгарна и будь что будет?

– Но тогда их флот уничтожит Землю.

– А вдруг нет? Посудите сами, уже двенадцать часов как у них есть такая возможность. Но они ею пока не воспользовались. А мы зато сможем непосредственно угрожать Эрруаку – их материнской планете.

Вот так логика! Не желая, чтобы Алонсо сейчас закоснел в своем знаменитом упрямстве, что непременно произойдет, стоит мне только начать отговаривать его от удара по метрополии тойлангов, я осторожно заметил:

– Тойланги и впрямь далеко ушли путем трансгрессии конечно-множественных оппозиций…

– Простите? – переспросил контр-адмирал.

– Я хочу сказать, их методы логического анализа и, соответственно, принципы выработки решений сильно отличаются от наших.

– Вот видите, значит, у нас есть надежда!

– Может, и есть. Но сколь бы оригинально ни мыслили тойланги в сферах технологии, изящных искусств и социальной философии, их военно-политические решения, как вы знаете, в целом подобны нашим. На любой акт агрессии с нашей стороны тойланги ответят уничтожением Земли. Я считаю, что мы должны добиться переговоров. Пусть выдвинут свои условия. Мне кажется, что не в нашем положении…

Тут меня разобрала злость, и я резко закончил:

– Непонятно, зачем я это говорю. Что может значить голос какого-то лейтенанта?

– Перестаньте, Эффендишах. – Глаза адмирала метнули в меня пару берсальерских молний. – Если с ваших шевронов когда-то сорвали дубовые листья, это еще не значит, что вы имеете право быть просто исполнительным лейтенантом бортбезопасности вымпела вспомогательного флота.

– Однако именно им я пробыл последние два года.

– Как вы думаете, Эффендишах, почему я хотел узнать ваше мнение относительно вторжения в систему Франгарна?

Как меня злил этот разговор! О, это можно понять, только если учесть, что я был разжалован из полковников в лейтенанты по инициативе капитана первого ранга Алонсо ар Овьедо де Мицар!

– Не знаю. Я даже не знаю, зачем вам говорить с каким-то увечным лейтенантом. В то время как вы, будучи человеком долга, должны пойти и застрелиться.

Адмирал снял шлем. Вся правая половина головы у него была залеплена искусственной кожей.

– Вы хорошо разбираетесь в древнем оружии. Вы меня поймете. Ствол револьвера разорвало в момент выстрела, пуля не смогла пробить череп. Я покинул медицинский комбайн час назад.

Я был впечатлен, но впечатляться солдату не пристало.

– В следующий раз рекомендую воспользоваться «Гочем». Этот не подведет.

– В следующий раз я так и сделаю, – отчеканил адмирал, снова надевая шлем. – А пока что вернемся от Вечности к животрепещущему нерву мировой истории. Я рад, что вы, как и большинство членов адмиралитета, считаете переговоры лучшим средством решения конфликта. Поэтому вашу кандидатуру на пост чрезвычайного посланца Сверхчеловечества можно считать утвержденной. В качестве офицера охраны в состав дипломатической миссии включен капитан Джакомо Галеацци. Вашим заместителем назначен полковник Петр-Василий Дурново. Верительные грамоты и прочие штатские документы получите в каюте Бюро-9. Там же будет проведен дополнительный инструктаж. В систему Франгарна вас доставит крейсер «Аль-Тарик». Вылет через два часа. Переговоры начнутся сразу после вашего прибытия. Поэтому советую выспаться здесь, на «Кавуре». Удачи, бригадный генерал Эффендишах.

«Член адмиралитета… Чрезвычайный посланец Сверхчеловечества… Дурново, старый хрен… Джакомо жив???»

Впрочем, все ведь понятно. Все ясно как день. Господа адмиралы наложили в штаны. Может, и вправду кто-то застрелился.

Тойланги вышли на связь через нашу орбитальную антенну, показали, что с Землей пока все в порядке, и предложили переговоры. Предложили, разумеется, членам Оперативной Ставки, носителям реальной власти, а не обезумевшему от ужаса Сенату Сверхчеловечества в Дели. Можно считать, что помимо прочих пертурбаций у нас произошел военный переворот.

В подобной ситуации офицеры Бюро-9 на Сандее оказались самыми сообразительными пройдохами в новоявленном правительстве-на-час. И доказали как дважды два четыре, что лучший из лучших – это Искандер Эффендишах, легенда Свинцового Солнца, и Кетрарий, обиженный герой десантной операции на Утесе.

Не говоря уже о том, что Искандерчик – единственный активант, который так и не был активирован. И уж совсем бессмысленно сейчас вспоминать о том, что наш Искандерчик побывал в плену и с той поры ходит в подозреваемых. Об Искандерчике в случае успеха посольства можно будет забыть, а в случае провала – торжественно депортировать в Вечность за преступную халатность или сговор с противником.

Поэтому меня восстановили и даже повысили в звании. Поэтому меня назначили посланцем. Поэтому они будут выполнять любые мои прихоти до той поры, пока не спровадят меня на Эрруак.

Мы, бригаденгенералы Бюро-9, переспрашивать не привыкли. И со всякими там контр-адмиралами мы на «ты».

– Спасибо, Алонсо. Можешь идти. Впрочем, нет, обожди. Запиши, а то забудешь: две бутылки «Клико», паштет из местных омаров, ведро красной икры, дюжина рябчиков, две дюжины устриц и шашлык по-карски.

На большее мне фантазии не хватило. Наверное, сказались два года на стандартном боевом рационе.

– Нет, ящик. Ящик «Клико».

3

Владеющий языком владеет реальностью

– …Также народ Земли доводит до сведения владетелей пространства, что он восхищен искусством вашего высшего военного руководства, навигаторов и пилотов, которые показали, что равных им нет и не появится никогда ни в Устойчивых, ни в Мерцающих Мирах…

Насчет «нет и не появится никогда» – большой вопрос, конечно. Но бесспорно то, что нет во всей Вселенной второй цивилизации, которая была бы столь же чувствительна к дипломатическому этикету, как тойланги. И, пожалуй, не было еще в истории Сверхчеловечества такого унизительного посольства, как наше.

Я шевелил губами, повторяя нейросуфлера, бубнившего внутри моей черепной коробки заготовленную речь, ощущал полнейшую экзистенциальную опустошенность и абсолютную бессмысленность нашей миссии, но… Но это было моей работой, сполна оплаченной пьяной оргией, которую я справил на борту «Кавура» каких-то шесть часов назад.

Наконец я покончил со вступлением и, сохраняя трагедийно-возвышенное выражение лица, замолчал. Тойланги, к слову, превосходно разбираются в мимике разумных рас вообще и человеческой в частности. Это тем занятнее, что, по моему мнению, у самих тойлангов что-либо даже отдаленно похожее на мимику отсутствует напрочь.

Моими слушателями были трое отнюдь не первых помощников Управителя Пространств Удаленных, то есть, в эквивалентных земным реалиям терминах, заместители или даже, точнее, секретари министра иностранных дел.

Они восседали на рубиновых тронах за стеной из прозрачного пластика, который ограждал «земной» дипломатический сектор от агрессивной атмосферы Эрруака.

Справедливости ради следует отметить, что вблизи тойланги выглядят совсем не так, как их принято показывать в НС-новостях. То есть они не похожи на офицеров SS старогерманского Третьего Рейха в масках крокодилов. Потому что в обычной жизни тойланги не носят боевых биомасок, о чем среди наших ньюсмахеров принято забывать с восхитительной легкостью.

В родном Управлении Пространств Удаленных тойлангский чиновник носит длинный золотистый халат поверх умопомрачительно синих шаровар, галстук цветов первопричинных стихий и хрустальные очки. Если к этому прибавить треуголку, увенчанную сияющей звездой, вокруг которой вращаются двенадцать крохотных планеток, то станет ясно, с какими милыми созданиями мне довелось общаться в Управлении.

Главный чиновник шевельнул губами.

– Большой художник работает крупными мазками, – сообщил транслятор.

Лично я понимал это и без перевода, но вообще транслятор был не лишним. Стоит чиновнику перейти на стихоречь, и перестану понимать даже я…

Поэты доморощенные… «Премудрости владетелей пространства, или Энциклика Древностей» – приблизительно так называется настольная книга каждого тойлангского воина, цитатник философских красот, гордость местного шовинизма.

Перл насчет «крупных мазков» помещался в начале раздела седьмого, после максимы «Владеющий языком владеет реальностью», перед непритязательным натурфилософским наблюдением «Бесперая рыба не летает».

У тойлангов превосходно развиты изобразительные искусства и, в частности, масляная живопись. При всей несхожести наших цивилизаций масляные краски и кисти здесь тоже известны издревле. Кисти, правда, изготовлялись тойлангами не из свиной щетины, а из перьев летающих рыб. Тех самых, каковые без таковых не летают. А вот краски были вполне обычными. По химсоставу они недалеко ушли от тех, которые смешивали на палитрах Рогир ван дер Вейдена и Ханс Меммлинга.

Я, а вместе со мной стоящие за моей спиной Петр-Василий и Джакомо восторженно зааплодировали. Ну как красиво сказано, вы подумайте: «Большой художник работает крупными мазками»! Ведь это ж надо!

Впереди было еще по меньшей мере четыре часа протокольной болтовни. И вся эта пытка – ради эфемерной надежды узнать, что же тойланги намерены делать теперь.

Теперь, когда главные силы вражеского флота повисли на орбите Земли.

Всё могло закончиться в любой момент. «Всё» – это моя, например, жизнь. И история матушки Земли заодно.

Потому что не было ни малейших резонов, что тойлангов заботят жизни полутора миллиардов землян. Возможно – заботят. Возможно – нет. И не было в Метрополии эскадры, способной задержать тойлангов до подхода наших главных сил, которые огромной, бессмысленно скученной армадой болтались в Треугольнике Ле Дюка, между Сандеей и Тарнемом.

Итак, тойлангов сохранение нашей молоденькой разумной расы не интересовало. А Земля как космическое тело их не интересовала и подавно. Потому что из всех пресловутых природных ресурсов на Земле по большому счету была только уйма «легкой» соленой воды и гигатонны кремниевых соединений. Такого добра в галактике – валом.

Выводы: Землю можно было уничтожить, потому что никакой практической выгоды для владетелей пространства она не имела, а оперативные возможности у них были, да еще и какие. А мое посольство и крейсер «Аль-Тарик» можно было уничтожить просто так. Не вдаваясь в размышления о смысле сей экзекуции.

К слову сказать, с предыдущим посольством так и случилось.

– Ты что-нибудь понял? – спросил Петр-Василий, когда мы откисали в джакузи.

Каждый в своей, разумеется: Петр-Василий в одной, Джакомо в другой, а я в положенной мне по рангу третьей, большей двух предыдущих, вместе взятых. В моей ванне, между прочим, кроме меня, плавали еще два осетра и метровый тунец. До такой степени похожие на живых, что я сам себе начал казаться рядом с ними неполноценным кибермехом.

Диковинные вкусы были у предыдущего посла, да благословит Всемилостивый его несовершенную душу.

– Понял, хотя за точность не ручаюсь. Даже транслятор сбоил. Слишком сложная началась смысловая полифония в семнадцатом стихе. И до тридцать пятого она только усиливалась. А вот потом была чистая риторика, это я гарантирую. Общий смысл этой говорильни – решение о судьбах Земли и землян снизойдет на Единое Управление Пространства в День Кометы. А пока что можно отдыхать.

– Не согласен! – Джакомо хлебнул еще шампанского (натурального!), шумно прополоскал зубы и выпустил его на пол пенной струйкой (это натуральное-то!!!). – То, что вы, сир, называете риторикой, и было самым главным! Они хотят, чтобы мы перестали употреблять в пищу рыбу, отказались от своей нечестивой религии и заучили наизусть «Премудрости владетелей пространства».

– Да нет, ерунда, – махнул рукой Петр-Василий. – Ты слушай Искандера. Когда ты еще девочек полагал дефективными мальчиками, Искандер уже грязюку месил в каком-нибудь героическом болоте. С тяжелым, заржавленным пулеметом на плече…

– Лестная характеристика! – фыркнул я. – Слышал, Джакомо? А когда тебе стало ясно, что все не так, что ты – всего лишь дефективная девочка, я уже ого-го! С новым пулеметом в благоустроенном блокгаузе раскладывал перистозубых пришельцев на свет, тепло и нематериальную эссенцию, именуемую душой.

Джакомо запустил в меня бутылкой из-под шампанского.

Это было резко. Это было совершенно необъяснимо. Это не было шуткой, ведь литровая емкость из настоящего, толстого бутылочного стекла – предмет убойный. Среагировать я не успел, потому что не был активирован. И очень надеялся, что до этого не дойдет.

Из моей джакузи вырвалась серебристо-синяя тень.

Блеснула ослепительная вспышка. Паф-ф-ф!

Вихрь стеклянной пыли взвился на полпути от Джакомо к моему виску. Все, что осталось от бутылки, просыпалось на пол.

Органическое… нет, полуорганическое… нет, кибермеханиче… В общем, охранный агрегат, представлявшийся прежде тунцом, теперь висел в воздухе на том самом месте, где нашла свой конец бутылка из-под шампанского. Агрегат настороженно гудел и пялился на пошедшего зелеными пятнами Джакомо черными жерлами четырех черных стволов.

«Ожидаю приказаний», – постучалось в мою черепную коробку.

– Спокойно. Не стрелять, – ответил я вслух.

От мыслеприказов у меня всегда начинается жуткая мигрень. Поэтому я предпочитаю устную форму общения даже с телепатически управляемыми механизмами.

– Джакомо, ты с ума сошел, да? – спросил я по возможности ласково.

Джакомо молчал и трясся крупной дрожью. Вид у него был нездоровый.

– Кажется, у нас начались неприятности, – мертвым голосом сказал Петр-Василий.

– Что вообще характерно для нашего судьбоносного времени, – согласился я, не сводя глаз с Джакомо.

Через секунду наш берсальер упал в обморок. Вечеринка закончилась.

Мы засунули Джакомо в медицинский комбайн. Я оставил при нем Петра-Василия, а сам вышел на связь с «Аль-Тариком».

Теоретически канал дипломатической связи защищен от перехвата на сто один процент. Импульсы имеют длительность в одну-две миллисекунды, а шифрование осуществляется четырьмя независимыми алгоритмами, которые превращают текст в плотно упакованную абракадабру; кроме этого – никаких голограмм, никакого стереозвука и психохимии. Из большого бронированного куба вылезает лента, покрытая буковками, – вот и вся картина, достойная Золотого Века.

В том режиме, который я выбрал, лента растворялась в воздухе за три минуты.

Могла бы, конечно, и за несколько секунд. Но системы наружного наблюдения сообщали, что вокруг нашего посольства все спокойно. Непосредственной угрозы захвата секретной информации не было, и я мог позволить ленте пожить пару лишних минут.

«Аль-Тарик» на связи. Что у вас?» – осведомилась лента.

«Тойланги намерены ждать до Дня Кометы. Больше я не вытянул из них ни слова. Они даже не сказали точно, когда этот проклятый День Кометы наступит. По моим оценкам – в ближайшие пять стандартных суток. Вы можете посчитать точнее?»

«Тайм-аут пять минут», – ответила лента.

Я поднялся из кресла, закурил и прошелся по комнате секретной связи вперед-назад.

День Кометы – это редкий сакральный праздник… м-м-м, не праздник даже… скорее Событие с большой буквы.

Эрруак, родная планета тойлангов, кружится вокруг звезды, которая называется Франгарн. Кроме Эрруака, в планетной системе еще много различных небесных тел. В том числе небольшой объект, который во флотских атласах проходит как Франгарн-164. Эрруак, кстати, в этих же атласах именуется Франгарн-5. Ну что сказать! Космофлотчики народ суровый, фантазия у них ограниченная. Дай им волю – начнут Землю называть Солнце-3, а Луну – Солнце-31.

Франгарн-164, а на языке тойлангов просто Комета, – небесное тело довольно необычное.