Фехтмейстер

– Ну, понятно, – перебил Лунев, – золота на гербе куда больше, чем в кармане.

– Отнюдь нет, ваше высокоблагородие. А вовсе даже наоборот. Мари де Катенвиль, дочь барона Анри Сержа де Катенвиля, почиталась одной из лучших партий Франции. Ее папеньке едва ли не четверть виноградников на берегах Луары принадлежало.

– Стало быть, деньги к деньгам.

– Именно так. А в отведенный срок Ежи, или как он теперь звался, Георгий Чарновский, сделался отцом вышеуказанного ребенка мужеского пола, крещенного по католическому обряду Михаилом. Случилось это в 1882 году.

– Хорошо, – кивнул Лунев. – Но даты меня сейчас не слишком интересуют.

– Как скажете, так скажете. А то вот скоро февраль, могли бы его с днем рождения поздравить.

– Непременно, – усмехнулся Платон Аристархович. – Однако продолжайте.

– Молодые годы Михаил Чарновский провел с отцом на Урале и в Сибири, затем перебрался во Францию вместе с матерью. Ей, видите ли, климат наш чересчур холодным показался.

– Ее можно понять.

– Не без того, – согласился его собеседник. – Так вот, войдя в годы юности, Мишель Чарновский, который стал зваться после смерти деда – барон де Катенвиль, переехал в Париж из родового замка и учился там в Сорбонне богословию и философии.

– Занятно. – Лунев скептически покачал головой. – Хорошее начало биографии для будущего мастера клинка!

– Но, вероятно, более чем труды Боэция и Святого Северина, его интересовали успехи в свете. С ним там было связано несколько скандальных историй. – Архивист печально развел своими короткими ручками. – Любимец дам, знаете ли.

– Богат, знатен, ловок, возможно, умен и, вероятно, хорош собой. Отчего бы, спрашивается, быть по-иному?

– Дамы полагают именно так, – с сожалением произнес Снурре.

– Ну, полноте, Христиан Густавович, нечему завидовать. Сколько этих светских львов в деле оказываются совершеннейшими моськами.

– Но этот-то не таков. – Полицейский чиновник поправил отблескивавшее пенсне. – В 1903 году, простите за очередную дату, но это важно, Чарновский вдруг ни с того ни с сего бросает Францию и прибывает в Петербург, где добивается зачисления вольноопределяющимся в лейб-гвардии драгунский полк. В 1904-м, к началу русско-японской – он уже поручик, и в первый же день боевых действий подает на высочайшее имя прошение о переводе в Забайкальское казачье войско.

– Ну-ну. – Лунев уселся поудобнее и, положив руки на стол перед собой, приготовился слушать. События тех дней были ему хорошо знакомы, это была часть его собственной жизни, одна из важнейших ее частей.

– Так нешто запамятовали, Платон Аристархович? – Снурре удивленно поглядел. – Это же Чарновский во время рейда генерала Мищенко на Инкоу пленил того самого полковника Сабуро Мияги!

От неожиданности Лунев едва не выронил карандаш, которым делал пометки в записной книжке. Память немедленно вернула его в 1903 год. Япония тогда стремительно рвалась к власти на Дальнем Востоке, желая расширить свое влияние на Китай и Корею. Единственным серьезным противником на пути у «Пробудившегося желтого дракона» была Россия.

Кроме действующей государственной разведки в те дни активно и, увы, весьма успешно работала частная секретная служба тайного общества «Черный океан». Порою очень тяжело было понять, где кончается служба микадо[4] и начинается «партизанщина», как ее поначалу окрестили в Особом Делопроизводстве.

Однако, как показало время, задачи и средства у этой «любительской разведки» были отнюдь не шуточными, и в те дни Луневу пришлось столкнуться с этим печальным фактом лицом к лицу.

Одной из первых задач, которые ставил перед собой «Черный океан», был подрыв внутренних устоев России. С этой целью были выделены немалые суммы для устройства широкой смуты и вооруженных мятежей в столице и губернских центрах. Особое внимание здесь уделялось кавказским, финским и польским «союзникам» Японии. Сюда, как и в Санкт-Петербург, предполагалось доставить крупные партии оружия и боеприпасов для тех, кто будет сражаться против «кровавого самодержавия».

Отслеживая работу завербованного людьми «Черного океана» социалиста Деканози, Лунев тогда обнаружил закупки оружия в Бельгии и Швейцарии. Здесь для нужд грядущей революции было приобретено 25 тысяч винтовок «виттерли» и свыше четырех миллионов патронов к ним. Еще одна партия «японских подарков» сыскалась в Гамбурге. Здесь речь шла о трех тысячах револьверов системы «Веблей».

К счастью, почти с самого начала операция японских «друзей революции» шла под контролем российских контрразведчиков и большую часть оружия, удалось перехватить до того, как оно попало в страну. И все же немало винтовок и револьверов, стрелявших с баррикад десять лет назад, каждым своим залпом воздавали хвалу микадо.

В дни, когда разворачивалась эта тайная война, капитану Генерального штаба Луневу и довелось свести знакомство с чрезвычайно милым хозяином книжного магазина на улице Жуковского – Сабуро Мияги. Его небольшой, но весьма уютный магазин был воистину оазисом покоя в вечно шумной столице. Устроенный в восточном вкусе, он поражал воображение посетителя огромными веерами, изысканными миниатюрами с изящными ветвями сакуры, грозными самураями и утонченными гейшами, с заснеженными склонами величественной горы Фудзи, на вершину которой ведут тысячи дорог.

Здесь всегда можно было купить или заказать книгу, выпущенную в Лондоне, Берлине, Париже и еще бог весть где. Модные журналы появлялись здесь едва не в тот же день, что и в европейских столицах, впрочем, как и научные труды именитейших европейских академий. Постоянному клиенту здесь всегда могли предложить чашечку зеленого чая с крошечным пирожным редкой красоты и вкуса и удобное кресло за ширмой для чтения свежих газет. Чай с соблюдением всех изысканных тонкостей японского этикета готовил сам хозяин магазина. А рядом с домом милейший Сабуро Мияги снимал небольшой зал, в котором находилось общество любителей японской гимнастики джиу-джитсу, весьма популярное у господ офицеров.

И всем хорош был бы любезный хозяин книжной лавки, когда б не был он резидентом японской разведки и одним из руководителей «Черного океана». Разработка его велась долго и тщательно. Лунев порой по нескольку суток не смыкал глаз, отслеживая тайную жизнь книготорговца. Его связи были столь обширны, что простое их перечисление заняло целый том. Здесь были и студенты радикальных взглядов, и социалисты всех мастей, офицеры, купцы, чиновники, и так далее, и так далее.

Японский резидент вел себя абсолютно спокойно, как будто и не подозревая, что за ним ведется круглосуточное наблюдение, а потом вдруг исчез. Утром посетители, зайдя в магазин, обнаружили там нового хозяина, любезно сообщившего, что он купил дело еще неделю назад и где прежний хозяин, представления не имеет. Поиски сгинувшего японца ничего не дали, он точно растворился. Хотя, казалось бы, возможно ли исчезнуть японцу незаметно в Петербурге?!

Это был один из самых болезненных провалов в карьере Платона Аристарховича. И хотя в целом операция могла считаться успешной, побег Сабуро Мияги оставался для него личной пощечиной.

Каково же было удивление капитана Лунева, когда почти год спустя ему доложили, что некий конный разъезд из корпуса генерала Мищенко, совершая в Маньчжурии свободный поиск, захватил в плен полковника японского Генерального штаба Сабуро Мияги. Правда, увы, полного триумфа не получилось: еще по пути в штаб армии пленник умудрился отравить себя и скончался в муках, не приходя в сознание в помещении склада, где в ту пору размещалась армейская контрразведка. Но это было позже. А вот охотницкую команду тогда и впрямь возглавлял штабс-капитан Приамурского драгунского полка Михаил Чарновский!

«Вот как пересеклись пути-дорожки!»

– Да-а! – протянул Лунев. – Что и говорить, нежданная встреча. Воистину тесен мир!

Платон Аристархович положил карандаш на столешницу и, придерживая его пальцем, начал катать из стороны в сторону.

– А сейчас, насколько я понимаю, сей доблестный офицер на фронт не рвется. – Лунев вопросительно поглядел на архивиста.

– Похоже, что так, – согласился его собеседник. – У него, правда, тогда еще, десять лет назад случилось ранение и контузия. Вот, стало быть, по этой самой контузии он при Главной Инспекции Кавалерии и числится как ограниченно годный.

– Занятно, весьма занятно. – Контрразведчик потер виски. – Что ж, быть может, после ранения юношеское его геройство улетучилось. Вон, сказывают, великий князь Кирилл Владимирович после чудесного спасения при взрыве на линкоре «Петропавловск» и доныне на море без содрогания глядеть не в силах.

– Может, и так, Платон Аристархович, – пожал плечами Снурре. – Кому то ведомо?

– Кстати, о великих князьях. Вы, часом, не помните, наш бравый ротмистр в инспекцию кавалерии был зачислен при великом князе Николае Николаевиче или же позднее?

– Как же так вдруг не помню? – обиделся Снурре. – Конечно, помню. Аккурат после госпиталя вот под это самое число десять лет назад штабс-капитан Чарновский был переведен штаб-ротмистром в конногвардейский полк и зачислен адъютантом к великому князю Николаю Николаевичу.

– Вот оно что?! – медленно, точно выталкивая каждое слово, проговорил Лунев. – Как интересно!

– Да-да, – быстро закивал Снурре, радуясь, что сообщил начальству некую важную информацию. – Он у его высочества все эти годы любимцем ходил, а и то сказать, сходного у них в характерах немало, оба наездники, оба охотники, оба рубаки отчаянные. К тому же с тех виноградников, которые господину Чарновскому от деда отошли, преотменное вино получается. Он его Николаю Николаевичу в подарок всякий день присылал, а великий князь-то не дурак по этому делу.

А в том году 3 июня его высочество господина ротмистра перевел фехтовально-гимнастической школой заведовать. На самом-то деле ее старичок полковник Свищов возглавляет, ну да он всегда болен, так что все дела за него Чарновский ведет. Вот так-с! – Этим высказыванием Христиан Густавович обычно заканчивал свои повествования, за что и получил среди коллег еще одно прозвище «Вот такс». Однако на него коллежский асессор жутко обижался, да и не был он нисколечко похож на таксу.

– Угу, – делая отметку в послужном списке фехтмейстера, кивнул Лунев. – Вот ведь какой курьез в деле есть: гляжу я на даты, и так выходит, что у господина ротмистра особое предчувствие имеется. В прошлую войну Мишель Чарновский приехал из Парижа чуть загодя, только чтоб успеть чин офицерский получить, а в этот раз также чуть загодя от Николая Николаевича в эту самую школу перешел. Будто знал он и теперь, и прежде, когда война начнется, и о том, что государь, вопреки обычаю, великого князя Верховным главнокомандующим сделает. Может, конечно, и случайность, а может статься, что и нет. Неведомо в департаменте, не было ли разладов между лихим адъютантом и его патроном?

– По всему выходит, что нет. А то стал бы его высочество просить Чарновского во время своего отсутствия в Петрограде всю корреспонденцию, на его имя приходящую, перебирать и в Ставку с курьером пересылать.

– А он это сделал? – боясь, что ослышался, переспросил Платон Аристархович.

– Так точно, – отрапортовал Снурре и всплеснул коротенькими ручками. – Нешто Чарновский – шпион?

– Кто знает, кто знает, – с силой промолвил Лунев, едва размыкая губы, словно пытаясь остудить накаленную его размышлениями атмосферу. – Как говорится, всякий поляк в России – уже на треть шпион. А у этого еще и отец из ссыльных. В общем, ротмистра сего днем и ночью наблюдать неотступно! Все, что обнаружится, докладывать лично мне!

– Уже делается. – Снурре подскочил на месте от внезапной перемены любезного тона Лунева на командный.

– А кстати, отчего? – спохватываясь, что так и не выяснил причину полицейского надзора за бывшим адъютантом прежнего командующего гвардией и петербургским гарнизоном, осведомился контрразведчик.

– Так ведь он же масон! Мастер ложи, именуемой «Чаша Святого Иоанна». А за всеми масонами, в Российской империи обретающимися, велено приглядывать.

– Ну прямо напасть какая-то! – Лунев раздраженно стукнул по столу ладонью. – Вот только вольных каменщиков нам здесь не хватало!

Жандармский поручик возник перед Лаис с той скоростью, с какой в руках шулера появляется козырный валет вместо унылой шестерки. Синий мундир сидел на нем, как влитой, гармонируя с синевой глаз так, будто именно по этому цвету поручик выбирал себе род службы.

– Сударыня, позвольте вам отрекомендоваться, – приятным вкрадчивым баритоном заговорил офицер. – Поручик Вышеславцев Алексей Иванович. Мне приказано заниматься вашим делом. Прошу вас простить, если мои люди были с вами грубы, им мерещится шпион в каждом иностранце. Даже в такой восхитительной даме, как вы.

– Господин поручик, я не нуждаюсь в ваших комплиментах! – напуская на себя холодную надменность, проговорила Лаис. – Потрудитесь объяснить, что здесь происходит!

– Разбой, сударыня. – Вышеславцев развел руками. – Сами понимаете, времена нынче неспокойные, нечисти всякой много развелось. Совсем безобразники обнаглели! В двух шагах от царского дворца уже промышляют! Впрочем, вам еще повезло. Благодарите Бога, что у вас управляющий этаким хватом оказался.

– Да что ж тут стряслось-то?!

– Это пожалуйста! – Жандарм приосанился и начал декламировать, точно читая протокол. – Вскоре после наступления темноты, достоверно по времени никто сказать не может, трое неизвестных, воспользовавшись тем, что кухарка Дарья Гаврилова, из петроградских мещан, выходила черным ходом во двор, ворвались в квартиру венгерской дворянки Эстер Лаис, по паспорту – Лаис Эстерхази, именуемой здесь также Ларисой Львовной, и, под угрозой расправы заперев прислугу в одной из комнат, принялись грабить апартаменты вышеозначенной госпожи Эстер. В это же время дворецкий вышеозначенной госпожи, Конрад Шультце, из петроградских почетных граждан, смог, пробравшись через окно на балкон, проникнуть в рыцарскую залу и, сорвавши со стены висевшую там алебарду, набросился на разбойников. По его словам, двоих из трех он ранил, о чем свидетельствует кровь на алебарде, полу и ступенях лестницы. Вследствие чего разбойники, утеряв на месте преступления кинжал, обратились в бегство. Вот, пожалуйста, кинжал. – Вышеславцев оглянулся и рукой, затянутой в нитяную перчатку, взял со стола оружие с широким лезвием и рукоятью из темного дерева. – Вот, в общих словах, и все.

Он повертел обнаруженное на месте преступления оружие перед глазами Лаис. Та смотрела на него, не отрываясь, чувствуя, как холодеет у нее внутри, точно вдруг студеная зима Петрограда поселилась в ее пылкой душе.

– Налетчики, вероятно, полагали, что коль скоро вы не российская подданная, то это разбойное нападение сойдет им с рук. Но закон для нас превыше всего! А теперь, сударыня, я прошу вас внимательно посмотреть, что из вещей и драгоценностей было похищено. Что с вами, Лариса Львовна?! Вам плохо?

Глава 4

Золотая рыбка на сковородке выполняет куда больше желаний, чем в синем море.

Жак-Ив Кусто

Чуть свет в квартиру Лунева на Садовой явился сотник Холост с сообщением, что нынче же там будет установлен телефон, а в здании Главного штаба для его высокоблагородия и его группы уже выделен кабинет. Как утверждал атаманец, для этого пришлось выслать на фронт одного полного генерала, и кабинет был бы готов еще ранее, когда б не одна загвоздка – подыскать место в действующей армии, где бы оный военачальник причинил наименьший вред. Так что после утреннего чая пятиметровый «делоне-бельвилль», посреди бела дня сияя всеми тремя включенными фарами, промчал по Невскому и остановился у самой арки штаба аккурат перед решеткой высоких чугунных ворот. Из окон нового кабинета виделась знаменитая колонна и панорама Зимнего дворца – главной резиденции государя, в которой, как говаривали, он не появлялся с того рокового сентябрьского дня, когда выступал с балкона перед охваченной всеобщим яростным порывом толпой.

– «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», – пробормотал Лунев, глядя на маячивший за окном Александрийский столп. Великая победа над грозным Бонапартом казалась сейчас далекой и едва ли не баснословной. А ведь и всего-то сто лет прошло. Занятно, какие-то у этой войны памятники будут? Но полноте! Платон Аристархович резко повернулся и отошел от окна. – К делу! Итак – заговор!

Если неустановленный покуда Фехтмейстер не блефует, в авантюру втянуты некоторые великие князья. Как минимум один. Это звучит обескураживающе, но если отбросить эмоции, в таком участии нет ничего странного. Не было в России случая, чтобы дворцовые перевороты обходились без особ из самого ближнего к престолу круга. Воистину, предают только свои!

Легче всего было бы представить на месте сановного заговорщика брата императора – великого князя Михаила Александровича. Он слывет известным либералом, да и на государя ему есть за что обижаться. Женитьба на разведенной, да к тому же и бывшей супруге однополчанина, да еще и отнюдь не царских кровей, в свое время поставила великого князя в ряд отверженных. Изгнание, скитание по Европе почти без средств к существованию… Лишь начало войны заставило императора сменить гнев на милость и позволить брату вернуться на родину.

Ни дать ни взять – герой бульварного романа. По мнению возбужденных романтическими бреднями умов, такой легко может пойти на мятеж для того, чтобы восстановить справедливость и покарать жестокого тирана. Сейчас под рукой великого князя Михаила Дикая дивизия. Горцы, сражающиеся в ней, преданы командиру не менее, чем Заурбек лично ему. Но Дикая дивизия на фронте, государь не слишком подходит на роль кровавого деспота, к тому же великий князь, как сказывают, вовсе не склонен к мстительности.

Хотя все это пока лишь умозрительные построения, и сбрасывать со счетов великого князя Михаила нельзя.

Следом за родным братом государя можно предположить двоюродного, Кирилла Владимировича. Он нынче командует морскими батальонами, и у него тоже есть причина не жаловать кузена. Вернее, даже не его, а его супругу, государыню императрицу. Как-никак, жена Кирилла Владимировича первым браком была за родным братом ее императорского величества. И рассталась они из-за любви оного брата к мальчикам. Скандал был громким.

При мысли о супруге великого князя Кирилла Владимировича Луневу вдруг снова вспомнилась его недавняя спутница, загадочная Лаис Эстер. Он резко мотнул головой, отгоняя появившийся образ.

– Может, того, коньяку? – по-своему расценивая поведение начальства, участливо предложил Холост, скучавший в ожидании распоряжений.

– Законы нарушаете, сотник?

– Никак нет, ваше высокоблагородие, – с насмешливой рьяностью выпалил казак, – безжалостно изничтожаю врага Отечества.

Он достал из нагрудного кармана щеголеватого кителя серебряную плоскую флягу и потряс ею возле уха.

– Враг наглухо блокирован, но еще держится. У него хорошая выдержка.

– Ну, полноте, – оборвал краснобая полковник. – Лучше спрячьте, и сделаем вид, что вы ничего не говорили, а я ничего не слышал.

– Как прикажете, придется в одиночку врага одолевать.

«Если бы так просто было одолевать врага! – чуть заметно ухмыльнулся Лунев. – Впрочем, что ему, казаку? Указали: скачи вон туда, руби вон тех, и вперед – „Ура! Ура! Шашки наголо!“ А здесь поди найди еще, кто Отечеству и государю злейший враг. Мундиры на всех одной армии и на словах всякий царю – нерушимая опора и за то многократно высочайшими наградами жалован.

Вон те же, к примеру, ближайшие родичи его императорского величества – куда ни кинь, у всякого обида. У кого на самого Николая, у кого на императрицу, Александру Федоровну. А пуще всех на Старца злокозненного, Гришку Распутина – вот уж точно чертов кум! Заморочил голову императрице, теперь сладу с образиной тобольской нет. На что уж, кажется, супруга великого князя Николая Николаевича с государыней близка была. Когда та хворала, собственноручно ее выхаживала. Почитай, с того света вернула. А стоило против зловредного шарлатана слово молвить – и все, прочь с глаз.

Стало быть, и у великого князя Николая Николаевича, нынешнего Верховного главнокомандующего, есть личная причина недолюбливать венценосного племянника. Да что тут сказать, среди тех, кто ближе всего к трону стоит, мало сыщется государевых доброжелателей.

И все же сам этот факт не означает, что кто-либо из великих князей действительно замешан в заговоре. Но, увы, поводов думать иначе пока также нет.

За долгие годы службы Платон Аристархович Лунев пришел к неутешительному выводу, что о людях изначально следует думать плохо, и затем радоваться всякий раз, когда подозрения выйдут ошибочными. Сейчас не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы осознавать реальность проступающего в письме Фехтмейстера заговора: имелась причина – общее недовольство царского окружения правлением императора Николая II. Имелся повод – пассивность и нерешительность государя в нынешней войне. Если вспомнить войну прошедшую, русско-японскую, такая нерешительность может дорого стоить империи. А тут еще слушок, будто бы и сама императрица, в девичестве – Гессен-Дармштадтская принцесса, работает на руку кайзеру Вильгельму… Слух этот, возможно, сами немцы и пустили, но в русских умах и, что печальнее, в сердцах он нашел самый радушный прием.

Есть и возможность действовать жестко. Даже если не брать в расчет дядю императора, великого князя Николая Николаевича, под рукой которого вся армия и флот, то одних только морских батальонов может с лихвой хватить, чтобы отстранить Николая II от власти. Сколько раз судьба России диктовалась парой гвардейских полков?! Ежели не считать пустозвонов-декабристов, все прочие военные перевороты удавались с блеском.

Итак, вполне можно предположить, что среди придворной знати, чинов гвардии, а возможно, и Генерального штаба действительно имеется заговор «патриотического толка», так сказать, «за сильную Россию против мракобесов-христопродавцев и засилья немецких шпионов».

Самое забавное, или уж мерзкое, – как посмотреть, что, возможно, как раз те самые немецкие шпионы заговором и дирижируют. Шутка ли, в самый разгар войны в сражающемся государстве сместить законного правителя! Но вопрос остается, как и прежде, открытым: впрямь ли существует вышеуказанный заговор? Или же он лишь плод беллетристической фантазии неведомого еще Фехтмейстера?»

– Ваше высокоблагордие, – окликнул задумчиво глядящего в окно Лунева атаманец. – К вам тут колобок прикатился.

– Какой еще колобок? – Контрразведчик озадаченно поглядел на стоявшего у дверей помощника.

– Какой-какой, полицейский! Без свистка, но в пенсне.

– А, Снурре, – хмыкнул Лунев.

– Он самый. Снип-Снап-Снурре-Люре-Базелюре.

– Да прекратите вы, наконец!

– А шо я? Я ж так, для беглости мысли.

Холост открыл дверь кабинета, впуская гостя. Коллежский асессор Снурре и впрямь напоминал известного героя детской сказки. Христиан Густавович метнул недовольный взгляд из-за стекол золотистого пенсне на атаманца. Однако тот сделал вид столь насмешливо серьезный, что привыкший к порядку чиновник лишь недовольно хмыкнул и покачал головой.

– Здесь все как вы просили, Платон Аристархович, – стараясь придать солидность дребезжащему голосу, проговорил Снурре. – В этой папке сведения о деятельности социалистов-революционеров. Здесь социал-демократы, в первую очередь большевистская фракция. Тут, – он положил очередное дело, – анархисты. Вот здесь, извольте видеть, сепаратисты. Тут очень обще: и финны, и поляки, и кавказцы. Если пожелаете, можно по каждому из них отдельно материал предоставить, так сказать, поприцельнее. Вот так-с! – Полицейский слегка поправил сползающее пенсне. – И вот еще. Вы намедни просили собрать материал о госпоже Лаис Эстер.

– Уже готово? – Лунев наугад открыл одну из папок и углубился в чтение, чтобы не выдать взглядом свою заинтересованность. Не то чтобы он всерьез полагал обнаружить причастность к дворцовому заговору господ социалистов, но полностью отбрасывать этих возмутителей державного спокойствия считал преждевременным. Успокаивало одно: сии товарищи и граждане желали коренных перемен, а вовсе не смены власти внутри довольно узкого круга царской династии. Конечно, устройство заговора могло стать одним из этапов многоходовой комбинации. Но, как показывает практика, подобные каверзы отнюдь не в стиле «борцов за всенародное счастье».

– К вечеру я вам доставлю полную информацию по интересующей вас особе, – между тем продолжал чиновник. – А сейчас вот. – Он протянул Луневу свежий выпуск «Петроградских ведомостей».

«Злодейское ограбление на Большой Морской», – гласил отчеркнутый заголовок одной из статей. – Вчера ввечеру было совершено злодейское ограбление в квартире известной хозяйки спиритического салона госпожи Эстер. Мадемуазель Лаис Эстер, известная светская красавица и добрая знакомая многих влиятельных особ, в том числе близкая подруга великих княгинь Анастасии Николаевны и Ксении Александровны, по возвращении домой застала свою квартиру перевернутой вверх дном. Неизвестные ворвались в дом и, заперев прислугу в одной из комнат, принялись обшаривать его в поисках денег и драгоценностей. Лишь благодаря небывалой храбрости и ловкости дворецкого ее милости, господина Шультце, разбойников удалось изгнать. Они бежали несолоно хлебавши. Жандармерия разыскивает троих злоумышленников, совершивших налет на квартиру госпожи Эстер. Как сообщается, среди негодяев один, а то и двое ранены».