Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 1

Национальный доход вырастет [в пятилетке] на 30%. Это позволит вложить крупные средства в развитие всех отраслей экономики, в том числе 386 млн рублей будет направлено в сельское хозяйство. …Минимум три пятилетки нужно для того, чтобы основательно решить все вопросы по питанию361.

И действительно, согласно Егору Гайдару, капитальные инвестиции в развитие любимой Брежневым и всем аграрным лобби мелиорации в среднем в полтора раза превышали инвестиции в легкую промышленность (4,2–4,3% от всех для легкой промышленности в 1971–1985 годах и 6–5,2% для мелиорации за тот же период), в полтора раза увеличились за период 1971–1985 годов (с 29,6 до 43,9 млрд рублей, составляя в то же время стабильную долю в ВВП – 1,3–1,2%), притом что в итоге количество выходящих из сельскохозяйственного оборота и вводимых в него земель сравнялось по площади362. К тому же сама по себе эксплуатация осушенных или обводненных земель оказывалась во многих случаях бессмысленным или слишком затратным делом – не хватало воды на полив, засорялись каналы, земля быстро засолялась363. Даже по мнению самых активных лоббистов отрасли, таких как Алексей Краснопивцев, «особо требовалось изучить эффективность средств, выделенных на мелиорацию земель»364.

Декан факультета биологии, географии и экологии Херсонского государственного университета Игорь Пилипенко, автор множества работ по использованию земель в засушливом климате, в интервью подтвердил, что в условиях рыночной экономики громадные инвестиции СССР в строительство ирригационных сетей в степях Южной Украины были амбивалентны. На каких-то территориях они оказались оправданны и сохранялись и даже развивались (на коммерческой основе) в постсоветские десятилетия, базовые мощности (магистральные каналы и насосы, системы энергообеспечения) также остались востребованы, но в большом числе случаев местные системы водораспределения и орошения оказались быстро разрушенными и заброшенными, в том числе по причине их экономической неэффективности. В итоге произошла переструктуризация зон развития определенных сельскохозяйственных структур и способов ведения сельского хозяйства. Так, вблизи магистральных автотрасс при наличии стабильных источников орошения стало интенсивно развиваться овощеводство и садоводство. В степных районах, оставшихся без ирригации, стало развиваться скотоводство или вместо выращивания всего спектра сельскохозяйственных культур там осталось только производство злаковых, которые, собственно, и являются естественно произрастающими видами растений региона365.

В сельскохозяйственном отделе Госплана в 1973 году искали причины провала, то есть низкой производительности труда и недостаточной эффективности производства, и сошлись на том, что ими является «объективно худшие природно-экономические условия производства и недостаточная фондооснащенность сельского хозяйства и энерговооруженность труда в сравнении с „передовыми“ странами»366. Это был не новый тезис. В несколько иной форме, в сравнении только с США, он зафиксирован на совещании в Сельхозотделе ЦК КПСС еще в 1970‐м, где характеризовали низкий уровень средней советской пашни367.

Дела СЭВ

Международная политика была третьей крупной темой (после ВПК и сельского хозяйства), которую Брежнев вел лично. Согласно дневникам, его крайне интересовали переговоры с первыми лицами западных государств. Однако экономические отношения с социалистическими странами занимали у Брежнева как минимум не меньше времени, а то и больше, чем с западными торговыми партнерами.

В целом экономика развитого социализма в одной из записей изложена Л. И. Брежневым в стиле японского хокку:

2 октября 1969 г. Переговоры с тт. Гомулкой и Циранкевичем.

То что мы услышали – от Вас вчера

была для нас большим потрясением.

Повысили цены на

водку, пиво.

Нет масла – торгуем только

маргарином.

(Лист отрывного блокнота большого формата. Перьевая ручка. Черные чернила. Последние три слова подчеркнуты368.)

Однако, разумеется, экономика СЭВ далеко не исчерпывалась острыми товарными кризисами и их преодолением. Страны вели между собой довольно активную торговлю сырьем, промышленной продукцией, услугами369. Например, СССР поставлял в Польшу нефтепродукты и продовольствие (в периоды кризисов), получал уголь, промышленную продукцию машиностроительной и легкой отраслей, в том числе суда. ГДР просил в 1966 году у СССР не только увеличения поставок нефти и рассмотреть перспективы поставок газа, но и советские «счетные электронные машины» и предлагал развивать техническое сотрудничество по их производству (что в итоге и произошло)370. Впрочем, ГДР и отправлял в СССР много машиностроительной продукции, например тех же судов371. Брежнев, согласно записным книжкам, во второй половине 1960‐х очень подробно обсуждал эти вопросы с руководителями стран СЭВ, консультировался с коллегами по Политбюро и советскими экспертами по СЭВ372. Как уже говорилось выше, он с 1964 года был своеобразным специалистом по опыту реформаторства в странах соцлагеря в высшем советском ареопаге – Политбюро.

В апреле 1967 года пленум ЦК КПСС утвердил на должность секретаря ЦК КПСС по соцстранам первого секретаря Горьковского обкома КПСС, инженера-машиностроителя по образованию и опыту работы Константина Катушева. Он сменил бывшего комсомольского функционера и дипломата Юрия Андропова. При представлении его сотрудникам Отдела соцстран Брежнев (приметивший Катушева во время недавней поездки в Горький) «подчеркнул, что ждет от нас активной дружной работы, акцентировал внимание на необходимости развития экономического сотрудничества с соцстранами, совершенствования деятельности Совета Экономической Взаимопомощи»373. Это подтверждает, что вопрос экономических связей стран СЭВ виделся ему в данной сфере в этот период первостепенным по степени важности, хотя в 1968 году это место заняла ситуация в Чехословакии. Согласно воспоминаниям Катушева, в течение последующих двух дет созданные рабочие группы смогли сформулировать комплексную программу развития СЭВ374, пробить ее в 1969 году на очередной сессии этой организации (при этом Брежнев и Косыгин лично уговаривали заартачившегося лидера Румынии Николае Чаушеску) и тем самым резко подтолкнуть забуксовавшее сотрудничество375.

На начало 1970‐х годов приходится период наибольшего прогресса в развитии экономических связей СЭВ.

В начале 1960‐х годов была введена система расчетов стран СЭВ в переводных рублях, эмитентом их стал Международный банк экономического сотрудничества (МБЭС), созданный в октябре 1963 года. В январе 1970 года был образован Международный инвестиционный банк (МИБ) для предоставления долгосрочных и среднесрочных кредитов на проведение мероприятий, связанных с реализацией Комплексной программы дальнейшего углубления и совершенствования сотрудничества и развития социалистической экономической интеграции стран – членов СЭВ…. В 1971 году сессией СЭВ была принята Комплексная программа углубления сотрудничества и развития экономической интеграции стран – членов СЭВ, рассчитанная на 15–20 лет376.

По ней странам СЭВ был фактически открыт широкий доступ к советским нефтегазовым продуктам в обмен на их промышленную и сельскохозяйственную продукцию.

Более того, СССР активно инвестировал в экономику стран СЭВ. В период перестройки, в частности, выяснилось, что в СЭВ договорились о том, что СССР развивает крупнотоннажную химию, а мелкотоннажные химические производства, то есть получение различных специализированных и потому более дорогих видов химических соединений, будут развиваться в Польше, Венгрии, ГДР, Болгарии и Румынии. В частности, это относилось к лекарствам. Для этого СССР вложил в эти производства более 20 млрд долларов377.

Переводной рубль достаточно крепко связывал экономики стран, позволяя им эффективно осуществлять взаимные расчеты378. Однако проверки реальными рыночными условиями он не прошел. Как только страны СЭВ получили возможность свободной торговли, они захотели оплаты в реальной конвертируемой валюте. По этой причине СССР в 1990 году остался без лекарств379.

По мнению Юрия Белика, который в должности замзава Экономическим отделом ЦК КПСС курировал СЭВ в 1980‐е годы, в развитии организации была сделана стратегическая ошибка. СЭВ увлекся взаиморасчетами, но не перешел к производственной кооперации предприятий между странами. В результате, например, так и не был создан общий сэвовский автомобиль или телевизор. А значит, при появлении у СССР финансовых проблем в перестройку для членов СЭВ было выгоднее прервать связи, нежели их поддерживать380.

Это в значительной степени было связано с изначально крайне мягкой моделью управления в рамках СЭВ и демократизмом организации, который способствовал тому, что страны, нацеленные на более глубокую интеграцию (Чехословакия, Польша, СССР), были вынуждены прислушиваться к требованиям стран, которые видели СЭВ прежде всего как совещательный орган либо стремились «доить» главного спонсора, ничего не давая взамен (прежде всего Румыния)381.

ЧЕМУ УЧИТ ОПЫТ «КОСЫГИНСКИХ РЕФОРМ»?

Угроза того, что в случае любой либерализации плановой экономики реальные экономические агенты поведут себя не так, как это планировалось инициаторами реформ, была очевидна с 1920‐х годов.

В популярном тогда романе Ильфа и Петрова «Золотой теленок» (переизданном в 1960‐е и приобретшем новую популярность) содержался эпизод о необычном и редком для этого периода механизме – механическом экскаваторе, который прибыл в отдаленную республику для строительства стратегического объекта – электростанции. Однако вскоре он копал котлован под строительство номинально государственной (и принадлежащей электростанции), а по факту частной типографии по производству открыток. Она должна была обеспечить средствами полное финансирование строительства станции. Туда же ушли трудиться строители, поскольку там платили больше, и были переведены все материалы для строительства. То есть частный некрупный бизнес на короткой временной дистанции мог делать конкретным агентам крупного государственного бизнеса более выгодные предложения, которые принимались в условиях слабого контроля чиновников общесоюзного центра382.

Сталинская индустриализация и сопровождавшие ее экономико-административные реформы и репрессии сделали чрезмерно дорогой цену, по которой государственный экскаватор волей директора мог бы работать для нужд частной промышленности, хотя сама по себе эта промышленность в форме артельного и индивидуального производства сохранялась и обеспечивала в том числе те самые курортные открытки и другие формы удовлетворения потребительского спроса383. Массовый террор 1937–1938 годов и регулярная замена партийных и государственных менеджеров верхнего звена разрушили региональные кланы, которые в принципе могли дать команду или «не заметить», что этот экскаватор работает не по прямому назначению. Однако и после него значительная часть потребительского рынка как в аграрной, так и в товарной сфере обеспечивалась за счет частной инициативы384. Впрочем, на уровне низового чиновничества, тем более в «национальных республиках», оставалось достаточно возможности «не замечать» частные крупные предприятия, в том числе работающие под видом государственных385. Хрущевские преобразования, уничтожившие артельную экономику и существенно сократившие частный аграрный сектор, привели к тому, что экскаватор уже не мог работать на артель, поскольку ее не было. Однако в то же время первый секретарь и президиум ЦК создали совнархозы, восстановив и де-факто укрепив региональные кланы и местничество. Одновременно запрет артелей спровоцировал взрыв теневого производства товаров народного потребления в так называемых «цехах» – то есть во все тех же частных производствах, но существующих в форме подразделений государственных предприятий и / или использующих государственное оборудование и материалы для личного обогащения.

Любопытна в этом контексте судьба такого механизма контроля за поведением экономических агентов, как смертная казнь за экономические преступления. После отказа от сталинского террора в середине 1950‐х этот механизм в сокращенном виде был восстановлен в 1961 году, в частности в вопросе кары за экономические преступления и прежде всего за организацию нелегального производства. Если до 1961 года смертная казнь устанавливалась за измену Родине, шпионаж и убийство, то указом Президиума ВС СССР от 5 мая 1961 года смертная казнь устанавливалась также за хищения в особо крупных размерах, спекуляцию валютными ценностями, дезорганизацию работы исправительно-трудовых учреждений. Это породило не только широко известный случай с расстрелом группы «валютчиков» Файбишенко – Рокотова, которым по личной инициативе Хрущева и с грубым нарушением действующего закона задним числом вменили наказание, узаконенное после совершения ими преступлений и их ареста. В первой половине 1960‐х сотни, если не тысячи теневых предпринимателей, которые стали таковыми в значительной мере после закрытия легальных «артелей», были арестованы и десятки из них были осуждены на расстрел386. После отставки Хрущева этот механизм начал применяться значительно реже, но в любом случае он не представлял реальную опасность для директоров, которые не занимались организацией подпольных производств, прямыми хищениями и не накапливали значительного количество наличных и ценностей.

В рамках «косыгинских реформ» работа, при которой главным показателем стала «прибыльность», требовала поиска выгодных и надежных заказчиков, которые позволили бы получить более высокий процент прибыли и из нее наполнить поощрительные фонды. Эти азы экономики рыночной били по принципам экономики плановой, равно как и по принципам централизованного управления, ослабляя тем самым власть руководства страны и ее идеологической обслуги (включая многих советских экономистов).

Очевидно, что директор государственного предприятия, получивший право распоряжаться его прибылью (или частью прибыли), меньше всего думал о долгосрочных инвестициях, ведь на них нужно было бы потратить большую или как минимум наиболее значительную часть прибыли. Зато он обладал большими возможностями вывести эту прибыль на покрытие тех или иных обязательств (предприятия, своих собственных), личное обогащение или коррупционный рынок. На это работало даже, казалось бы, «бескорыстное» перечисление средств на строительство социально-культурных объектов в населенном пункте, где располагалось предприятие.

Выделение ресурсов предприятия на общественное благо предполагало увеличение личного морального и материального капитала директора в глазах местной элиты. Это в свою очередь обеспечивало прямые и косвенные бонусы, как то: награды, повышение политического и социального статуса, перевод усилиями местного органа власти на другую работу в случае изгнания министерством с имеющейся, свою кабинку и льготное обслуживание в бане или ресторане, построенном его организацией, получение новой квартиры от властей (не для себя, так для нужного человека – члена семьи, любовницы, делового партнера) или ремонт его дома и т. п.

При этом свобода, предоставленная директорам (в том числе в реализации подобных инвестиций), в рамках реформ могла вызвать очевидный экономический рост. Этому могли способствовать новое строительство, увеличение покупательной способности работников, которые через фонды материального стимулирования получили больше денег в виде заработков и премий, трата предприятиями накопленных в предыдущие годы и десятилетия сверхнормативных запасов сырья и инструментов, загрузка не используемых ранее мощностей и другие чисто экономические факторы.

Такая щедрая перекачка государственных средств из производственной сферы на потребительский рынок (из безналичных в наличные средства), решение перезревших социально-экономических вопросов, увеличение материальных выплат «передовым» рабочим, специалистам и административному аппарату при резком снижении отчетности, разумеется, снискали «косыгинским реформам» большое количество сторонников в рамках аппарата власти и за его пределами387.

Размеры вознаграждения (из сэкономленных средств) за эту деятельность руководителей производства и части работников были настолько велики и не совпадали с тарифами, утвержденными Госкомцен (и, конечно, аппаратом ЦК КПСС), что это вызывало возмущение множества чиновников и контролеров. С экономической точки зрения эта ситуация показывала, разумеется, характерные дисбалансы советской экономики в таких сферах, как эффективность, ценовая и зарплатная политика388. Фактически речь шла о перспективах появления нового общественного слоя – государственных менеджеров с широкими полномочиями, которые могли превратиться в легальных советских предпринимателей, в чьи руки передавалась государственная собственность (что и произошло в 1987–1994 годах). Руководство страны оказалось не готово к столь масштабному пересмотру экономической политики и решило ограничиться частичными реформами и мерами389.

В то же время стали очевидны и бюджетно-финансовые последствия реформ. Стало ясно, что происходит перекачка средств из централизованной системы производства (преимущественно вооружений), управляемой кланами партийных чиновников и верхушкой военно-промышленного комплекса, в невоенные сектора экономики (которыми – как говорилось выше, кроме аграрной сферы – распоряжался Совет министров СССР), в распоряжение местных властей и в конце концов в частный сектор и частные руки.

Подобная ситуация в свою очередь должна была вызывать массу вопросов у лиц, принимающих решение в рамках коллективной диктатуры: Политбюро и особенно его ядра, группы секретарей ЦК КПСС – членов Политбюро (то есть на тот момент Брежнева, Суслова, Кириленко, Кулакова и других). Они прямо теряли контролируемые средства и, стало быть, часть власти. Политбюро надо было думать о необходимости обеспечивать освобожденные из бюджета ВПК и попавшие в руки граждан средства товарами повседневного спроса. Это не только требовало дополнительных усилий, но и увеличивало проблему дефицита и инфляции. 14 марта и 8 апреля 1967 года Политбюро дважды рассматривало вопрос о правильности государственных и розничных цен на потребительские товары, при этом особое внимание уделялось мясо-молочной группе390. Записные книжки Брежнева этого периода полны отметками о проблемах цен на масло и его жирности391. При этом сразу за вопросом повышения цен рассматривался возникший по инициативе главы объединения советских профсоюзов ВЦСПС Виктора Гришина вопрос о возможных компенсациях рабочим в виде 13–14‐й зарплат392.

То, что подобная политика привела к разгону инфляции, стало кристально ясно в 1974 году, когда перед намеченным повышением цен выяснилось, что по целому ряду групп товаров цены в СССР выросли за 1968–1973 годы на 10% и более393. В отделе сельского хозяйства Госплана еще 20 февраля 1973 года констатировали, что «слабой стороной всех наших докладов… оставалось отсутствие ответа на вопрос, как будет сбалансирован платежеспособный спрос и его обеспечение основными продовольственными товарами»394. Через несколько месяцев при приеме планов развития сельского хозяйства по республикам руководство Госплана выяснило, что «стоимость строительства дошла до полной непонятности. Никто не может разобраться с его удорожанием»395. О том, что Брежнев понимал подобную опасность, свидетельствует его хорошее знакомство с цифрами по национальному бюджету и налогам396.

Резкое повышение цен в СССР (как и в любой другой стране) неминуемо порождало конфликт между двумя группами интересов. С одной стороны, это были сторонники сохранения централизованного контроля за ресурсами – та часть центральной бюрократии, которая хотела приоритетного развития ВПК и тяжелой промышленности (экскаватор должен был работать на строительстве электростанции, а не для каких-то иных нужд, тем более «потребительских»); ригористы-марксисты, считавшие, что директора и их ближайшее окружение не должны зарабатывать значительно больше рабочих; макроэкономисты (плановики и финанисты), опасавшиеся раскрутки инфляции и знавшие о проблемах с обеспечением денежной массы; аграрии, транспортники, нефтедобытчики и другие производители сырьевых товаров, расценки на которые устанавливались централизованно, вынужденные покупать товары и услуги машиностроителей и другой «городской» индустрии по новым (более высоким) ценам и тарифам. Эта коалиция видела основные перспективы реформ в обучении менеджеров (директоров) более эффективным способам управления, подготовке резерва подобных управленцев и курсе на дальнейшее научно-техническое развитие.

Противоположную им группу составляли сторонники идеи о том, что у лиц, реально распоряжающихся средствами, должно быть больше свободы. В первую очередь это были директора и другие старшие менеджеры предприятий, которые получали непосредственные и абсолютные плюсы от реформ. Это была возможность решать больше и не нести при этом большей ответственности. Для более широкой группы сторонников реформ, включая многих государственных чиновников из отраслей, не связанных с «оборонкой», и академических специалистов, было ясно, что они могут способствовать росту эффективности экономики, в том числе облегчить перекачку средств от ВПК (активно пожиравшего деньги из национальной экономики) обратно к невоенную сферу. Их поддерживали представители местных властей (городских, районных, областных), которые через директоров получали опосредованную возможность распоряжаться большими ресурсами, получаемыми из союзного центра. Разумеется, все это поддерживало население, которое таким путем получало больше потребительских товаров, бóльшие зарплаты, больше жилья и социально-культурных и образовательных услуг. И даже раскрутка инфляции, исчезновение с прилавков части привычных дешевых товаров и ухудшение качества остающихся были не столь большой платой за возможность отщипнуть свой кусочек «реформы».

Разумеется, внутри обеих больших групп – сторонников ограниченных и подконтрольных реформ и сторонников либерализации экономики – были более радикальные и более умеренные фракции, о которых мы будем говорить далее. И, разумеется, частичное сворачивание «хозяйственной реформы» не решило кардинальных проблем советской экономики, связанных с низкой производительностью, высоким расходов ресурсов, медленным внедрением новых технологий, повсеместным мелким воровством (проблема «несунов») и зачастую отсутствием заинтересованности в результатах своего труда. Поэтому дискуссии о возобновлении тех или иных масштабных изменений экономической политики и разнообразные локальные экономические эксперименты продолжались до эпохи перестройки.

«Косыгинские реформы» при всем их масштабе отнюдь не отвечали на все основные вопросы, которые стояли у советских чиновников в экономической сфере. Сворачивание реформ законсервировало проблемы и даже увеличило их список. Говоря о состоянии советской экономики и ее основных проблемах во второй половине 1960‐х – середине 1970‐х годов, следует учитывать, что одним вопросом стимулирования ее эффективности (к чему позднее пришло описание смысла реформы) дискуссии в среде советских экономистов и экономических чиновников не ограничивались. Многие темы понимались и обсуждались специалистами в своем кругу, однако не рефлексировались публично или тем более в СМИ. Подробнее мы об этом поговорим в трех следующих частях.

ЧАСТЬ 2. ПРИНЦИПЫ РАБОТЫ ЦЕНТРАЛЬНЫХ ПОЛИТИКО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ СССР В 1970–1980‐Е ГОДЫ

В СССР политика не многопартийная, но многоподъездная.

(Шутка, популярная у сотрудников аппарата ЦК КПСС 1970–1980‐х годов)

Система руководства советским государством в период 1965–1989 годов была крайне сложна. В ней сочетались партийные и государственные институты, формальные, неофициальные и неформальные органы и центры власти. Многие из этих институтов были не только малоизвестны – в равной мере рядовым советским гражданам и западным специалистам, – но и вообще их трудно было назвать типичными с точки зрения государственного устройства.

В центре политической системы стояло Политбюро ЦК КПСС – реальный высший орган управления не только Коммунистической партией, но и страной. Лидеры правящей, единственной в стране партии в рангах секретарей ЦК КПСС и заведующих отделами ЦК КПСС составляли меньшинство членов Политбюро и кандидатов в его члены, обладавших совещательным голосом. Помимо них среди членов и кандидатов в члены Политбюро было две большие группы: а) высшие государственные чиновники – председатель Совета министров СССР и некоторые его заместители, председатель парламента (Верховного Совета СССР), иногда министры иностранных дел, обороны и сельского хозяйства, лидер Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов (ВЦСПС), б) некоторые руководители (как партийные, так и государственные) крупнейших республик, составлявших СССР, в первую очередь РСФСР (всегда председатель Совета министров РСФСР), УССР (всегда первый секретарь Коммунистической партии Украины), БССР (первый секретарь КПБ был всегда кандидатом в члены Политбюро). Политбюро в основном решало стратегические вопросы управления страной путем выработки общего решения всеми его членами. В то же время реальный вес председательствующего в нем Генерального секретаря ЦК и постоянно находившихся в Москве членов Политбюро (особенно секретарей ЦК) был выше, чем у их провинциальных коллег.